***
Накрывшись одеялом, я сидела в комнате на кровати, подобрав под себя ноги и облокотившись на те подбородком, смотрела просто перед собой. Свет был выключен, Линн приходила в себя в ванной. Ситуация с Лизандром, которого сбила машина — жирная черная полоса этого дня. Линн кричала изо всех сил его имя, даже когда Лиз уже лежал с закрытыми глазами и вокруг головы растекалось красное пятно. Красное пятно. Его кровь. Кровь Лизандра. Руки, которыми я обхватила колени, тут же крепче сжались. Меня затрясло. Линн все кричала «Лизандр!», пока ее не обнял Армин, оттащив, бессознательно идущую, от того, чтобы не броситься на дорогу. Но на ее крики сбежалось несколько человек, в том числе и Кастиэль. Его остановить было некому, он опрометью бросился к лежащему другу. Такого Кастиэля никто никогда не видел: с побелевшим исказившимся лицом и дрожащими руками. Я же застыла в тот момент, когда тело Лизандра соприкоснулось с машиной. В ушах стоял звон, сильный писк и чужие голоса слышались как через толщу воды. К Линн и Армину подоспели наши родители, которые, прежде чем наброситься на детей, увидели устрашающую взор картину. Вдалеке раздался вой сирены скорой. Отец тут же завертел головой, увидев меня, застывшую неподвижно совсем рядом. К тому времени меня заметила и Пегги. Они настигли меня одновременно и я с трудом ощутила, как папа схватил меня за плечи. — ...ил! Нил! — затряс меня, когда вмешалась Пегги: — Извините, месье, а что… — долго вникать не пришлось, — ох черт! Гул в ушах усилился, в глазах зарябило. Тогда уже звать меня стала и Пегги, когда, бледная как скатерть, подошла учительница химии: — Это… Я вызвала скорую, — заговорила она слабо, словно вмиг утраченным голосом, — ваши дочки, обе видели, наверное, все произошедшее. Мне… сложно судить, всё случилось так быстро, но у девочки, похоже шок. Отец трясти перестал, Пегги посмотрела и вовсе как-то жалостливо. Вокруг Линн было по-прежнему много людей: Алекси со своими родителями стояли слегка в стороне, пока наша мама и Армин были совсем рядом с резко разрыдавшейся Линн. По другую сторону начали собираться встревоженные прохожие. Скорая приехала и работник громко спросил: — Есть тут родственники мальчика? — Я! — вскрикнул Кастиэль, — я его друг! Родственников не… — Кастиэль! — только сейчас его родители смогли разыскать его в толпе и вместе с ними пробилась Розалия с Леем, который пришел только к концу дня открытых дверей, успев как раз на показ видео и награждение. Но от шока у Каса этот факт вылетел из головы. Медики странно смотрели, как родители Каса отводили его, совершенно потерявшего контроль, в сторону. Лею открылось ужасное зрелище. — Брат! Это мой брат! — они вдвоем с Розой, не расцепляя рук, подошли к скорой. — Вы брат пострадавшего? — Да, я Лей Эйнсворт, старший брат Лизандра, — едва размыкая челюсть, произносил слова Лей, глядя на неподвижное тело брата на носилках. Розалия крепко сжимала руку и стояла, будто точно ее пригвоздили — больно, страшно, жутко. — Тогда пройдите с нами, — медики пошли в машину и Лей, а следом и его девушка, на что один из бригады отреагировал тут же, — а вы кто? Лей и Роза замерли. — Сестра? — Моя девушка… — растерянно заморгал Лей, когда Роза в унисон с ним ответила «его девушка». — Извините, только родственники, — Розалия осталась в стороне перед захлопнувшимися дверьми скорой. Уже переставшая реветь навзрыд, Линн наблюдала более осознанно за происходящим, потому заметила всю ситуацию с Розой, и попросилась ее поддержать. Мать и Армин ее отпустили. — Нил совсем не отзывается, — подошел к ним отец, на что наша мать тут же среагировала. — Как? — после глянула на парализованную меня, — Нил? Нил! Армин отошел в сторону к своей семье. Мать его тут же обняла: — Не переживай, все наладится. Дверь в комнату распахнулась, что вытащило меня из смутных воспоминаний. Я дернулась. Не включая свет, Линн прошла и легла на кровать, свернувшись калачиком. Но ни слова не проронила. Как и родители, хотя, возможно, что-то утешающее они таки говорили. Я помню, что устроилась так, почти сразу, как пришла домой. Слез почему-то не было совсем — только холодное оцепенение. — Нил, — вдруг таки шепотом раздался ее голос, — Нил, Нил… Ванная свободна. Сходи. Нил. Мое тело занемело от долгого нахождения в одной позе и едва я могла сказать, что осознаю происходящее. Звон в ушах спал — и на том спасибо. — Нил, — продолжила слабо звать сестра, — Нил… Сходи. И тогда, раскрыв рот для ответа, я поняла, что стоит мне заговорить, как я… сорвусь. Потому я отрицательно замычала. Больше Линн звать не стала. Но том мы как-то и уснули.***
Следующие пару дней для меня всё равно были кошмаром. Только в первую ночь, ту самую, когда я так и не смогла заговорить с Линн — сон мой был крепкий. С пятницы на субботу и с субботы на воскресенье беспрестанно мучили кошмары. Они не были повторением произошедшего накануне, тем не менее элементы так ли иначе присутствовали. Лизандр раз буквально потерял голову, машина сбила меня — от любых этих сцен дрожь по телу и просыпалась я молниеносно. Хуже всего было то, что я не знала, с кем это обсудить. Да и как — тоже не знала. Линн вела себя ничем не лучше меня: была молчалива и подавлена. С Армином переписывалась, вернее он каждый день спрашивал ее о состоянии, и общалась с Розой, хотя их разговоры были больше наполнены тягостным молчанием. Лизандр был жив и жизни его ничего не угрожало, но посещения все еще были запрещены. Роза с тех самых пор его и не видела. Да и Лея она толком — тоже — не видела. Он приехал в пятницу вечером, переодеться, взять вещей, и уехал обратно в больницу. Атмосфера была гнетущая. Кошмаром для меня стали эти дни, потому что я вдруг подумала, что нет, совсем нет, как слепа я была: несмотря на различия, описанное мной все еще продолжало соответствовать реальности в куда большей степени, нежели думалось. Больше всего я жалела об оборванном конце главы — если бы я только написала, что Линн догнала их, что они поговорили. Если бы только я не оборвала тем, как все выбежали за пределы школы. Это было то, чего я так боялась — влияние глупой истории школьницы на жизнь реальных людей. Ответственность за собственные слова упала на мои плечи и я поняла, что это проклятье. Потому я порывалась удалить всю историю к черту. Но глядя на отзывы, понимала, что это даже более безответственно — просто сбежать от того, что я сотворила. Какая мне тогда цена? Поделиться этой болью я не могла ни с кем. Моя близкая подруга по переписке — Элин, пусть и знала о всей этой «мистике», боюсь, не поняла бы случившегося. Меня трясет от мысли, как я пишу ей: «Знаешь, из-за моей писанины человек попал в аварию». Меня трясло просто от того, что эта мысль — теперь будет со мной всегда, даже когда Лизандр выйдет из больницы. Всё случилось сегодня, когда Розалия сказала, что, наконец, разрешили посещения. Линн, только-только договорив, выглядела волнительно, но куда лучше, чем два дня до этого: — Нил, — первым делом она обратилась ко мне, — Нил, к Лизу уже можно, представляешь! Роза говорит, что есть какие-то нюансы, но если посещения разрешили, то он идет на поправку, верно? Я кивнула сугубо на автомате. — Спрошу Армина, не составит ли он компанию и пойдем… Ах, надо еще разрешение у родителей попросить. Когда она говорила «пойдем» в множественном числе, я не причисляла себя к ним. Однако спустя полчаса Линн спросила меня, отчего же я не собираюсь — родители отпустили без пререканий, Армин тоже согласился, стоило ему услышать вопрос. — Как… не идешь? «Я не могу, Линн. Не могу», — вот что билось в моей голове, ядовитое знание о собственной вине. Это ведь увидев меня, Нина бросилась наутек. Это я описала всю эту ситуацию, воплотив ее в реальность. Это. Моя. Вина. Я не могу столкнуться лицом к лицу с тем, кто пострадал из-за меня. Не могу увидеть его брата с изможденными родителями — нет. — Нил? — Извини, я все еще… не в состоянии. — Знаешь, если ты увидишь его в здравии, — Линн скорбно замолчала, — я верю, что те ужасные картины пройдут. — Может, в другой раз, — я отвернулась от сестры. — Я передам ему привет, — не сразу ответила Линн, какое-то время просто глядя мне в спину. Она вышла после этих слов, потому мое сдавленное «нет!» ударилось о стены нашей комнаты и осело у меня в ногах. Я расплакалась впервые за всё время. Какое-то время я не соображала, что происходит, просто ревела и ревела, не отдавая отчета ни в том, что меня могли услышать родители, ни в том, как это выглядит со стороны. Привел меня в чувства дверной звонок, что удивило и отрезвило. Я слезла со стула и подобравшись к зеркалу, перво-наперво, ужаснулась тому, как выгляжу, так что, устроившись у двери, прислушалась к шуму. Казалось никто не приближался, отчего, резко открыв дверь, бросилась в ванную. Умывшись и причесавшись, всё равно не почувствовала себя лучше, но вид мой был хоть не столько ужасающий. В нашей с Линн спальне сидела Агата. — Те-тетя? — я заморгала, казалось, что у меня на нервной почве начались галлюцинации. — Моя бедная Нил, — поднявшись к стула, она медленно пошла ко мне, расправив руки, очевидно желая обнять. — Но что ты тут делаешь? — оторопело отзывалась я, когда она сомкнула меня в объятия и в нос мне ударили ее духи, больше напоминающие восточные благовония. — Пришла проведать вас, — она отпустила меня, теперь приобнимая лишь одной рукой, — я знаю о беде, что приключилась. Потому я тут для тебя.***
Больница встретила Линн и Армина характерным запахом, тем, от которого мурашки по коже. Ни тот факт, что сестра идти не решила, ни тот, что идти в принципе нужно было в больницу — не приносил радости, несмотря на присутствие Армина. Несмотря на его теплую, длинную, но тонкую ладонь. Несмотря на само присутствие ради нее. Радости не было никакой. Лицо Розы, с которой они столкнулись у палаты Лизандра, лишенное привычного румянца, пожелтевшее, с синяками под глазами — вызвало очередной табун мурашек. Ее вид не вязался с голосом полным надежды, который Линн слышала утром. — Что случилось? — Пойдемте в буфет, — она даже не заметила отсутствие сестры Линн, так что они с Армином насторожились до предела. Голос, который звучал теперь снова слабо и вяло, не в сравнение утреннему, но еще больше слова Розалии — это не просто не приносило радости, это давило. В горле Линн снова образовался тугой комок из угнетающих чувств и пережитых сцен. Армин неприятно поежился. Роза открыла им правду: — Но что именно он не помнит? — после всего, стараясь переварить всю полученную информацию, которой было немало, Линн попыталась найти хоть что-то, за что можно было уцепиться. На мгновение показалось, что, наверное, именно так и чувствовал себя Лизандр последнее время. Пытался найти что-то, за что мог бы уцепиться. Сильно болеющий отец — от такой мысли стынет кровь в жилах Линн, мысль о подобном с ее отцом пугает до тошноты. Семья Лизандра была для него ценна, а дни, проведенные на родительской ферме, независимо от чего бы то ни было, были хорошими. Среди животных, простоты и просторов он чувствовал себя свободным. Сложно представить, как заболевший отец перечеркнул это светлое чувство. Тяготило именно собственное бессилие и потому он бежал в себя и бежал от себя, как только мог. Кажется, теперь Линн понимала, почему он выбрал резьбу по дереву: чтобы быть одновременно ближе к дому, а вместе с тем отдалиться от привычных будней. Что именно не помнил Лизандр — Роза не знала, за исключением ключевых событий — болезни отца и причин аварии. — Очевидно, он не помнит недавние события, — вывод напрашивался сам собой. Посещение одноклассника тоже неминуемо приближалось. Сжав покрепче руку Армина, они вошли в палату, в ней отчего-то руки тут же расцепив — возможно, ибо пугала неизвестность реакции. Лизандр не помнил их. Ни Армина, ни Линн. Благодарил за присутствие, но смотрел сквозь. Смотрел и не помнил. Извинялся и сожалел. В больнице все помещения пахнут спиртом, от него не скрыться, и от этого запаха мурашки ползут по коже. Как и от изможденных лиц Эйнсвортов: Лей старался держаться, но ключевым было «старался», а на лице Жозиан, их матери, едва-едва был проблеск улыбки-благодарности за небезразличие, который мерк так стремительно и быстро, угасая, что свеча в стужу. Честно говоря, вспомнив о сестре — Линн даже подумала, что, наверное, та поступила верно, решив не приходить пока. Больница была больницей — стерильным, холодным и пугающим местом. Нет, больница только напоминает о боли и ранах. Как и изморившиеся родственники, как и люди, которым не все равно. Больница должна оставаться позади, чтобы прошло. Однако мнение Нил больше никто не разделял: этот день привел Кастиэля и Нину. Дрожь, что была перекрыта горьким отчаянием, вскоре сменили гнев и решимость. Кас выглядел так же, как и все, к кому история имела вполне непосредственное отношение — под глазами пролегли круги. Легко представлялось, как он тоже не спал, как курил и как злился на себя. Как гневался от того, что не увидел, что не помог. Что, может, и не мог помочь. Если бы спросить напрямую о его чувствах, сейчас даже нельзя ответить, отшутился бы он. — Нам нужно что-то сделать с Ниной, выдающей себя за девушку Лизандра, — девочка, которая боялась и хотела, но пришла, девочка, которая прямая участница произошедшего, объединила всех против себя. Отвлекла всех и себя от тяжести, засевшей в солнечном сплетении. Разве Нине было легко придти? Она так же видела, как машина сбивала Лизандра, обернувшись на крики Линн. Но она все равно ребенок, построивший вокруг себя мир, который заменил реальный. — Я не сразу узнал…***
Линн пересказала мне свой поход в больницу: о том, в каком состоянии Лиз, о том, что натворила Нина. Воспользовавшись тем, что Лизандр не помнил и ее — она представилась его девушкой. Казалось, хуже быть не может. «Но Лизандр сам чувствовал, что что-то не так», — Линн тогда говорила не умолкая, но то, что Лизандр подозревал, было связано не с естественной сообразительностью, а все еще его памятью. Потому что он был в том моменте, где Роза еще лишь одноклассница. Просто одноклассница, а не девушка его брата. Просто девушка, которая ему нравилась. «Считаешь, я зря обрушила на него правду вот так сразу?», — в конце концов, ни я, ни, думаю, никто из прямых участников процесса не успел ничего посчитать: к вечеру все заблуждения были развенчаны. О Нине и ее матери, тяжело переживающей развод и посещающей врача в прошлом, только сам врач не сразу признал в Нине дочь его пациентки; об отношениях Лея и Розалии, о которых частно с Лизандром смогла поговорить Роза, восполнив пробелы. Пробелы нынешние и прошлые, надо сказать: тогда ей не довелось отказывать поэту в какой бы то ни было форме, потому что он в своих чувствах не сознался, а лишь съел и — подавился? — прожевал то, что выбор был не в его пользу. Чужие чувства оседали на меня что пепел. Линн всё еще была полна больше праведного гнева и не до конца пробудившегося запала вернуть Лизу все воспоминания, когда мне предстояло пережить ее слова. Когда во мне разливалось неприятным теплом знание о том, что он забыл. Что он не помнил тревог, раздирающих его. Что память его, оказывается, по-умному избирательна и подчистила всё травмирующее. Что он не помнил меня. Это знание заставило почувствовать себя лучше. Хотя я не имела никакого права чувствовать себя лучше. Уснула Линн тоже быстро — я не успела заметить, но меня же в сон не клонило. Пугали возможные кошмары, и то, что завтра уже понедельник, а три выходных пролетели как один, только нервировало больше. К телу подбиралась дрожь, опоясывая ноги и руки, идти в школу — значит увидеть место аварии снова. Мне вспомнились слова Агаты, что я должна выговориться, и если не ей, то найти кого-то для этого. И только теперь, среди ночи, найти обрело истинный смысл — найти нового человека, ничего обо мне не знающего, собеседника на один разговор. Один из форумов, на котором я наблюдалась время от времени, я открыла молниеносно. И оставила сообщение. «Ищешь собеседника?», — ответ пришел почти сразу, минуты через две. Никнейм пользователя Базиль. Я вдохнула и выдохнула, после написала: «Да, потому что у меня есть одна история, которая просится наружу». Рука задрожала над кнопкой отправить, собеседник прислал к тому времени еще одно сообщение: «Наверное, стоило поздороваться и представиться сначала, лол. Привет, Рассказчица. Кст, прикольный ник! Можешь звать меня Базиль и придумывать собственные производные, я не против)» Отправить. В конце концов, я сама на это решилась. «Валяй», — интересно, будет ли он так же беззаботен в своей речи после всего услышанного?***
Рабочая неделя должна была вернуть в форму, но она не могла — нет. Класс был тих, как никогда прежде. Но не только класс, казалось, вся школа посмурнела вмиг, очевидно, что директриса на следующий день тогда провела разъяснительную беседу с учениками, напомнив в очередной раз, как важно соблюдать правила. Но факт оставался фактом, в школе царила атмосфера гнета. Я видела Дэлане, которая была суетливой, что ей совсем не свойственно и, напротив, Фарэза, который был более собран, чем обычно. Однако все были не в своей тарелке. — На тебе лица нет, — за обедом Пегги устроилась со мной за столом. Честно говоря, я поспала всего часа три от силы, таки рассказав новому собеседнику обо всем и почувствовав себя действительно получше. Ровно до тех пор, пока разбудивший будильник не напомнил про утро понедельника, школу и то, что три часа сна — действительно мало. — Сейчас, кажется, всё не в лучшей форме, — вяло ковыряя один несчастный салат, ответила, даже не взглянув на нее. Пегги нашла слова не сразу: — Ты права, но не у всех ввалившиеся глаза. — Надо было воспользоваться косметичкой матери, — повела я плечами, — завтра так и сделаю. Журналистка закатила глаза. Но спустя пару минут снова заговорила: — Тебе что-то известно? — понизив голос. Я только сейчас посмотрела на Пегги и то ли дело в моем искажающем всё зрении, то ли и правда, но все посерели, поблекли. — Ему ничего не угрожает, но есть проблемы с последними событиями — он их не помнит. — В его случае это наоборот хорошо, — никакого ехидства. — Он не помнит никого из новеньких, — тогда решилась сказать я. — В смысле? — Ни нас с Линн, ни Армина с Алекси, ни Прию, — вскинула плечами. — Сильно же он ударился головой. Это верно, сильно. Я даже огрызаться на такое острое высказывание не стала. Так же сильно, как болело у всех. Впрочем, чувство было больше пасмурное: мне щипало нос и глаза, когда я замечала, как тих и вял Кас или что пустует место Лизандра. Окончившееся уроки принесли облегчение лишь потому, что можно было снова запрятаться в спальне от всего мира. Всем своим приятелям и читателям я писала, что у меня не лучшее время, с Линн мы обменивались сочувствующими взглядами. И когда я поняла, что каждый день с такими темпами до возвращения Лизандра будет похож на предыдущий, то согласилась со словами и советами Базиля. И продолжила рассказывать.