***
Академия ФБР, расположенная в Куантико, штат Вирджиния, впечатляет своими размерами. Ганнибал идёт по длинным, безупречно отмеренным коридорам осторожно, запоминая все входы и выходы. Он не думает, что это может как-то пригодится, но жизнь столько раз подкидывала ему совершенно нелепые и даже безумные стечения обстоятельств, что выработала стойкую жизненно-важную привычку: всегда оценивать риски и просчитывать наперёд все доступные планы экстренного отхода. И хотя строение здания агентства ФБР — это, конечно, не самое востребованное знание, но и Ганнибал тоже не обычный обыватель. Лектер проводит безразличным взглядом стайку хихикающих студенток, почтительно притихших в радиусе десятка метров от Джека Кроуфорда, и, беззвучно вздохнув, немного ускоряется. Приказавший следовать за собой агент целеустремлённо тащится куда-то в самое сосредоточение бесконечных коридоров, почти срываясь на рысь, и следовать за ним с невозмутимо-прогуливающимся видом было немного сложновато. Не то чтобы это сильно раздражало — один очень близкий друг Ганнибала, помнится, ещё с школьных лет передвигался исключительно бегом — но вызывало определённый интерес. Что настолько поглотило внешне собранного Джека, что даже его мысли пестрили лишь оттенками предвкушения и опасного желания, вытесняющими все подробности и нюансы расследуемого дела? Ганнибал заинтригован, он сам покладисто заходит в густую паутинную сеть, сплетённую чужими руками. Он расслаблен и забавлён, позволяя домашнему паучку заманивать в свою мушиную ловушку птицееда. — Человек, чей психологический портрет от вас мне необходим, является одним из моих бывших-будущих агентов, — Кроуфорд наконец стремительно заходит в свой кабинет, сделав приглашающий жест рукой. — Его зовут Уилл Грэм и он пока не имеет официального допущения к расследованию, являясь просто исполняющим обязанности. Мне необходимо оставить это неизменным даже после вашего освидетельствования, если вы понимаете, о чём я. — Я могу узнать, в чём причина? — Лектер интересуется с вежливым безразличием, скрывая своё любопытство. Он не знает агента, личность которого ему необходимо проанализировать и выдать скупой отчет. Ганнибал думает, что тот человек должен быть весьма необычным и занимательным, ведь в противном случае такая неоднозначная персона как Джек Кроуфорд не уделила бы ему столько своего пристального внимания. Да, этот Уилл Грэм определённо является экстраординарной личностью, но даже его образ уловить в мешанине мыслей Джека сложно: перед глазами мелькает только густая грива тёмных волос и нервно сжатые в кулаки руки. — Думаю, вы сами всё поймёте, стоит мне вас познакомить, — Кроуфорд опять уклончиво увиливает от ответа. — Вскоре он уже должен подойти. Не хотите пока ознакомиться с расследованием? Ганнибал не отказывается. Этот преступник ему тоже интересен, но совсем иначе — как несчастное ископаемое, чудом пережившее ледниковый период и отчаянно желающее доказать всеми миру, что чего-то стоит. Широкая настенная доска плотно испещрена материалами: фотографиями девушек и мест похищений, заметками агентов, выписками из газет, некрологов и докладов, обрывистым соединениям ярких алых нитей и торопливыми приписками от руки. Он изучает всё это немного скучающе — такие убийства ему не по вкусу: пусто-претенциозные, лишённые изящества. Слишком скучно для того, кто восхваляет свою любовь и пытается выразить восхищение. Лектер мимолётно расстегивает пуговицу дорогого пиджака и засовывает руку в карман идеально отглаженных брюк. Там скрытые от ненужных глаз старые часы на цепочке, когда-то подаренные отцом. Человеком, действительно осознающим подлинный смысл и красоту забранной жизни. Этот подарок важен для него — небольшое проявление несвойственного сентиментализма. Он оглаживает их ещё раз и задумчиво опускается в кресло, продолжая скользить по доске внимательным взглядом. Интуиция подсказывает ему, что это дело имеет большую значимость лично для него, но он никак не может понять, почему именно. Разве может под личиной настолько заурядного убийцы скрываться кто-то более стоящий? — Джек, я… — приятный мужской голос вырывает его из пространных мыслей. Ганнибал лениво поворачивает голову в сторону источника звука и чувствует, как сердце пропускает удар. Если это и есть тот самый Уилл Грэм, то вся жизнь Лектера — от зачатия и до сегодняшней минуты — в сравнении с ним не стоит абсолютно ничего. Взгляд безумно-синих, насыщенного, невозможно-яркого оттенка глаз выводит его из равновесия более чем полностью. Он уже видел их, хотя до этого дня они абсолютно точно не встречались, видел всё: пушистые чёрные ресницы, красиво изогнутые губы и густые кудри, мягкими ласковыми волнами обрамляющие точёное лицо. Даже эти очки: толстые, чуть округленные по краям и предательски скрывающие гипнотические глаза — тоже не открытие для Ганнибала. Лектер ловит себя на том, что у него перехватило дыхание и беззвучно рвано выдыхает, но чудом умудряется остаться безукоризненно-вежливым и позволить себе лишь мягкую улыбку, затаившуюся в уголках губ. В этот момент он как-никогда раньше благодарит мудрость родителей, с детства вбивших в него привычку держать лицо. — Агент Кроуфорд, вы… не один. Мне зайти позже? — Уилл неловко прикусывает чувственную нижнюю губу и уже явно собирается уходить, но Джек резко и поспешно останавливает его. Ганнибал скорее угадывает слова по мысленному образу, чем слышит их: он полностью сосредоточен на болезненно-знакомом лице. На лице человека, чей портрет ему необходимо составить. И, по всей видимости, умудрится в процессе не потерять голову окончательно. — Только тебя и ждём, честно говоря, — Кроуфорд торопливо поднимается с своего места, стремясь их познакомить. — Это доктор Ганнибал Лектер. Доктор Лектер — Уилл Грэм. Ганнибал улыбается ещё мягче и слитным гибким движением выскальзывает из кресла, делая несколько шагов навстречу и приветствуя нового знакомого. Рука сама тянется к рукопожатию, и Уилл Грэм, юноша с кристальным пронизывающим взглядом, слегка замешкавшись, сначала проводив его ладонь взглядом, и лишь потом мягко приветственно сжимает. — Очень приятно, мистер Грэм, — его тон получается необычно низким, бархатным — таким, каким бывает у Ганнибала исключительно когда он заинтересован. К примеру, когда видит на балу очаровательную женщину и решает ею полакомиться: в постели или в новом рецепте, а может быть и везде сразу. — Мы не знакомы лично, но я наслышан о вас. — Взаимно, доктор Лектер, — ладонь Уилла мягкая и тёплая, совершенно лишенная мозолей, ран и любых других возможных шрамов, с длинными, по-музыкальному узкими, как у пианиста, пальцами. Ганнибал искренне наслаждается прикосновением к нежной белой коже, и воспоминаниями, которые оно вызывает: об обществе, где такие руки встречаются гораздо чаще, чем в Америке. Грэм тем временем говорит, неловко опуская глаза и пряча взгляд: — «Эволюционное происхождение социальной изоляции», верно? Очень интересная работа. — Да, верно. Немногие интересуются подобными темами, я польщен, — Ганнибал нисколько не лукавит, когда говорит это. Он тысячи раз слышал о том, что его работы интересны, научны, инновационны, поразительны — ну и прочий ворох тому подобных, хоть и вполне заслуженных комплиментов, но эта мимолётная похвала — честная, немного скупая и обыденная, неожиданно его трогает. Лектер с трудом сдерживает порыв послать всё к чёрту, притянуть Уилла к себе и, отбросив все свои многочисленные щиты и блоки, с головой погрузиться в чужие мысли. Он хочет раствориться в них, наслаждаясь невероятно любопытными размышлениями, логическими цепочками и эмоциями Уилла Грэма, но… Вместо этого Ганнибал просто отворачивается, делая вид, что потерял интерес, и спрашивает Джека: — Сколько признаний уже было? — В последнем докладе упоминалось что-то около ста двадцати, может, больше, — явно довольный чем-то своим Джек вальяжно разваливается в глубоком кресле и неторопливо делится информацией. Очевидно, что он рассчитывал вывести из равновесия Уилла, но, сам того не зная, пошатнул спокойствие Ганнибала. Лектер неуловимо прищуривается. Он знает правила охоты и знает её законы. Отец научил его не только загонять добычу в расставленные силки и нападать из засады, необнаружимый до последнего момента, но и правильно оставлять ловушки на пути, по которому идёт жертва. Поэтому сейчас он отступает: и на уровне психологического воздействия, и так. Он делает два шага к доске, перенаправив весь видимый интерес на раскиданные по площади документы и слова Джека. Силки вздеты, и для того, чтобы в них попасться, Уиллу Грэму нужно сделать лишь шаг. — Сами понимаете, никаких деталей, — Джек усмехается и Ганнибал вежливо хмыкает в ответ, а сам краем глаза отслеживает перемещение: Уилл мягко опускается в кресло. Он рассеян и удивлен — подвижное лицо легко отражает истинные чувства, а открытые, яркие эмоции буквально наполняют собой пространство вокруг. Это так странно и по-домашнему — видеть неприкрытую честность, по которой Ганнибал уже успел невероятно соскучиться. Честность, которая всегда ждала его в родном доме и никогда — за его пределами. Всё это вносит неясную, непривычную смуту в чётко выстроенный и отработанный мыслительный распорядок, так что Ганнибал дает время и возможность перевести дух им обоим. А агент тем временем мрачнеет, распыляется и недовольно фыркает: — Час назад какой-то гений из полиции Дулута, сфотографировавший на мобильный тело Эллис Никклс, скинул фотографию сестре. И, как это всегда и бывает, она не преминула поделиться сплетней в интернете. А Фредди Лаундс, скандально известная представительница жёлтой прессы, в свою очередь разместила её в «TattleCrime» — своём желтушном блоге. — Безвкусица, — до этого молчаливо слушающий Уилл Грэм наконец снова подаёт голос. Его тон лишён даже тени уважения, в нём причудливо смешиваются злость, отвращение и пренебрежение. Заинтересовавшийся Ганнибал делает себе мысленную пометку пролистать эту новостную ленту. — У вас проблемы со вкусом? — Лектер ступает на зыбкую тропинку охоты осторожно. Он не загоняет, а выжидает — здесь чрезмерная спешка ни к чему, только спугнёт. Нетерпение стягивается в нём тугой пружиной, и Ганнибал позволяет себе немного искренности — ловит чужую мимику жадно, голодно. Он тщательно прослеживает каждый жест, каждое неосторожное движение: презрительно дрогнувшую верхнюю губу, чуть приподнявшуюся в отвращении бровь, привычное движение ладони, впутывающейся в волосы, а после взлетающая чуть вверх и вправо, распрямляя и ероша упрямые кудри. Это знакомо почти до боли — Лектер словно смотрит на отражение, сотканное из осколков других. Сколько раз ему доводилось видеть это дома? — В моих мыслях нет места вкусу, — Уилл Грэм врёт и, в общем-то, не особо это скрывает. Ганнибал с некоторым трудом давит порыв рассмеяться — низко, довольно. Ему нравятся правила этой новой игры, нравится поведение Уилла, медленно заходящего в распахнутую западню. Это доставляет сладкое, почти забытое удовольствие. — В моих тоже, — он подыгрывает и Грэм это понимает. Ганнибал позволяет губам дрогнуть в улыбке и почти забывает, что они не одни в кабинете, но довольные мысли Джека настолько осязаемы, что он буквально видит, как тот предвкушающие потирает руки. Паучок, закончивший свою сеть, дает время мошкам насладится обществом друг друга. Интересно, догадается ли Кроуфорд в какую западню этим загнал сам себя? — Нет эффективной защиты от навязчивых мыслей? — Ганнибал вкрадчиво мурлычет, позволяя голосу мягко переливаться — для привычного ему круга эта игра была бы абсолютно очевидна, но вряд ли хоть кто-то в этой комнате мог оценить её по достоинству. Лектер выжидает, а затем плавно, опасаясь спугнуть и раскрыться, вливается в мысли Уилла Грэма. И едва ли слышит ответ, пораженно застыв. — Я возвожу форты, — он улавливает смысл гулких слов, но отчётливо видит: никаких фортов нет. Уилл Грэм — чёрное зеркало, омут, впитывающий в себя весь мир. Он видит внутри него бесконечную темноту — величественную, прекрасную — заинтересованно распахнувшую оскаленную пасть. Ганнибал чувствует ошеломительную смесь восторга и восхищения, и от охватившего его трепета становится страшно. Чтобы не упасть, Лектер делает два стремительных шага к креслу, стоящему рядом с Уиллом, и, с трудом сохраняя привычную грациозность, усаживается. Он не смотрит на Грэма прямо, даёт себе и бешено колотящемуся сердцу передышку, оценивает его боковым зрением. Ганнибал настолько выбит из колеи, что позволяет себе неосознанный жест: проводит указательным пальцем по нижней губе, постукивает по ней подушечкой, скрадывая затаившуюся в уголках улыбку. Ему сложно сдерживать эмоции рядом с этим юношей, сложно сдерживать себя, и это очень непривычно. Ещё никогда ему не было так трудно ступить на тонкий мост, соединяющий два разума, и устоять на нём. — А как же ассоциации, что порождают образы? — Ганнибал немного отходит от увиденного и прочувствованного, но не может до конца сдержать себя, и в его голосе тенью мелькает живой, яркий интерес. Он сам не верит в это, но, кажется, опасается смотреть в глаза Уилла. Это чувство новое для него, непривычное, и он погружается в него с головой. — Форты спасают, — Уилл облизывает пересохшие губы, пряча глаза, и Ганнибалу до морозного озноба вдоль спины хочется узнать, что же на самом деле скрыто под плотным щитом его черепной коробки. Острое, пьянящее желание прильнуть к чужим мыслям заполняет его до краев, словно полую глубокую чашку, и он отрывисто, решительно перестаёт сдерживать его, глуша потуги невмешательства. Уилл Грэм обворожил его, словно шармбатонская прелестница, а Ганнибал Лектер не привык отказывать себе в сиюминутных порывах. Он шагает на зыбкую дорогу плавно, осторожно, боясь оступиться и упасть в разверзнувшуюся под его ногами бездну, но помощь приходит неожиданно: тьма удерживает его в сознании Уилла нежной рукой. Она обволакивает, словно заботливая мать, и это будоражит не только скрытые желания, но и магию. Бурлящая внутри Ганнибала сила отзывается на неё мягкой кошкой, заинтересованно приподнявшей пушистые ушки. — Не любите зрительный контакт? — Ганнибал несколько раз моргает, смахивая с ресниц украденные мысли, и еле слышно хмыкает. Теперь, когда зеркало-Уилл не поглощает его, а мягко поддерживает, отражая, он может и развернуться: посмотреть в глаза собственному интересу, собственной тьме, поймать отголоски безумия и магии, разворошить осиное гнездо демонов, притаившихся глубоко на дне спрятанных глаз. Он изучает лицо напротив пристально, голодно, против воли сравнивая его с тем человеком и с холодящим душу восторгом подмечая все новые и новые нюансы, делающие их похожими, словно близнецов: едва уловимую сеточку морщинок в уголках глаз, абсолютно идентичную форму бровей, небрежно выбивающуюся из прически прядку, соскользнувшую на лоб. Это кажется до невероятного ироничным: пролететь полмира, забраться в отъявленную глубинку, в которой никогда не бывал никто из знакомых ему людей, и наткнуться на представителя именно этой семьи. — Глаза отвлекают, — Уилл наконец поднимает глаза и смотрит прямо, с немым вызовом. Ганнибал знает этот взгляд, более того: он вполне может объявить его аналогом ДНК-теста для всех, кто хоть когда-то встречался с представителями рода, которому, вне всяких сомнений, принадлежит Уилл Грэм. Вызов и отчаянное упрямство — вне зависимости от пола, возраста и характера. Порой этот взгляд выделял их из толпы не хуже невозможных глаз и дорогой тёмной одежды. Но сейчас этот взгляд застывает, словно ошеломлённый, и дрогнувший зрачок завороженно расширяется. Ганнибал любуется светлыми отсветами, пляшущими на темной радужке, и воплощенной, первородной тьмой. Они застывают друг напротив друга, словно марионетки с обрезанными нитками, и Ганнибал видит, как Уилл приходит в себя — резко, будто от ночного кошмара. В нём вспыхивает отголосок паники, и она наполняет его: в мыслях, во взгляде, в жестах. Не до конца осознавая собственные слова, Уилл вываливает на него поток бессмысленных рассуждений: — Видишь слишком много и, вместе с тем, слишком мало. Сложно сосредоточиться, когда думаешь: какие белые белки. Возможно у него гепатит или, кажется, капилляр лопнул. Отражает ли цвет глаз его сущность или это очередная искусная маска. Говорят, глаза — это отражение души, но многие умеют его обманывать. Когда я вижу это, я чувствую себя в комнате, полной кривых зеркал. Искривленной и обманчивой. Ганнибал его не прерывает, он слушает внимательно, с мягкой понимающей улыбкой. Наверное, именно это и спугивает нервного Уилла Грэма, и он замолкает, буквально захлебнувшись в собственных ассоциациях, эмоциях и ощущениях. Ганнибал видит двух Уиллов: снаружи — немного сконфуженного и растерянного юношу, нервно заправившего за ухо выбившуюся прядь, и внутри — задыхающегося, жадно хватающего ртом вздох, с широко распахнутыми глазами. Грэм судорожно осматривается, его взгляд стремительно скачет по комнате, выискивая, за что бы зацепиться, и когда он натыкается на Джека, неудобно становится всем. Ну, кроме Ганнибала. Уилл, кажется, наконец до конца переваривает то, что диалог не совсем обычный. Ганнибал изучает его реакцию с любопытством исследователя, внимательно отслеживая малейшие мимические изменения. Боковым зрением, частично опирающимся на шестое чувство, он видит, что Джек делает то же самое. — Да, — Грэм тяжело сглатывает, резюмируя, и чуть встряхивает головой, приводя себя в чувство. — Я стараюсь не смотреть людям в глаза. Джек? «Восхитительно» — думает Лектер. Уилл Грэм только что сделал тот самый шаг, который отделял его от западни, и с треском в неё провалился. Но, что куда важнее, судя по всему, он это понял. — Увиденное находит слишком живой отклик в вашем сознании? И ассоциации шокируют вас самого, вызывают, — Ганнибал продолжает плести изящное паутинное кружево, облачая новую куклу в воздушный наряд. Ему нет необходимости подбирать слова, но он играет — и эта игра приносит ему удовольствие. Он смеётся про себя, когда говорит это: — отвращение, так, Уилл? Конечно же, они оба сейчас лгут. Ганнибал пристально отслеживает движение острого кончика языка: он проходится по губам, увлажняя их, сминая нежную кожицу, а затем Уилл неосознанно прикусывает нижнюю, чуть оттянув её. Лектер машинально облизывается в ответ и довольно прищуривается. Ему нравится. Ему определенно нравится эта встреча, этот день и эта новая история. Он чувствует слабый оттенок благодарности по отношению к Джеку Кроуфорду, и даже к Алане Блум, а это случается с ним достаточно редко, так что он обещает себе, что при случае отблагодарит обоих. Ганнибал прекрасно знает это негласное правило: любой контракт, даже не оговорённый, должен быть исполнен с двух сторон. — Чей портрет вы составляете? — Уилл почти выдыхает это, негромко, но отчётливо, и Ганнибал против воли умиляется. Он чуть приоткрывает рот, беззвучно вдыхая густой, сложный и многогранный запах Грэма, но чувствительный нос охотника не улавливает страха — только пряные нотки предвкушения. Лектер хищно подбирается, пытаясь понять, чего Уилл хочет на самом деле, что пытается скрыть, и тут же получает мысленный ответ: «Проанализируйте меня, доктор». — Сны, — Ганнибал послушно ломает последние оставшиеся рамки и гнёт свою линию, игриво понижая голос. Их взгляды снова скрепляются, и он наслаждается прочной, стремительно утолщающейся нитью, связывающей их сознания. — Они вызывают у вас брезгливое, — театральная, выдержанная пауза возникает сама собой, — неприятие. Ваш мозг убивает то, что вы любите, да? Уилл снова отводит глаза, но Ганнибал успевает уловить вспышек неохотной странной благодарности, мелькнувшей в самой их глубине. Он продолжает изучать реакцию Грэма, гибко скользит взглядом по нежной белой коже, до подрагивающих кончиков пальцев желая провести по ней ладонью. На шее Лектер задерживается чуть дольше, жадно отслеживает плавное движение дёрнувшегося кадыка, цепляется за мерную пульсацию артерии, несущей живительную алую жидкость. Он думает, как хорошо было бы вспороть её острием лезвия или клыками, а после припасть губами и с жадным, почтительным благоговением ощутить на них насыщенный медный вкус. Он бы выпил его всего, до дна, не позволяя ни единой капле избежать своего губительного внимания, а после — подал бы к столу пустой сосуд, оставшийся от Уилла Грэма. Ему отчаянно хочется узнать, каков он на вкус. — Джек? — пока Ганнибал окончательно погрязает в мечтательных размышлениях о том, как именно он мог бы приготовить Уилла, тот вскидывается в кресле, всем своим телом излучая раздражение. — Чей портрет он составляет? — Простите, Уилл. Мы с вами наблюдатели, — Лектер изящно вклинивается в набирающую обороты бурю, переводя внимание Джека на себя. — Я тоже не могу запретить себе смотреть. — Прошу, не надо меня анализировать, — Уилл гибко поднимается на ноги, скользнув пальцами по гладкой кожаной обивке, и обводит присутствующих нечитаемый взглядом. Особенно сложным он становится, когда Грэм снова переводит глаза на Ганнибала — пристальным, противоречивым. — Можете поверить, я могу стать очень неприятным, — Уилл небрежно поправляет растрепавшиеся волосы и манжеты плавным, изящным жестом. Ганнибал ловит себя на мысли о том, что даже эти мелкие повадки, несмотря на всё то расстояние, что разделяло Грэма с родными, у них невероятно схожи. — А теперь я, пожалуй, вернусь в аудиторию. Читать лекцию. По психоанализу. Он стремительно сбегает, захлопнув за собой дверь, и Лектер чувствует себя так, будто вместе с ним ушла и частичка его грешной души. Он уже настолько привык осязать Уилла Грэма — не только внешне, но и внутренне, ментально, что впервые за долгое время теряется. «Входят без стука и остаются внутри до последнего вздоха» — сейчас он как никогда понимает слова давнего друга. — Доктор Лектер, — Джек говорят мягко, но немного укоряюще, — ну что же вы так резко и топорно… Надо быть мягче, иначе Грэм поймет больше необходимого. — Не стоит беспокоиться об этом, — Ганнибал хищно наклоняет голову набок, позволив глазам немного сузится. Он не любит, когда кто-то ставит его профессионализм под сомнение. — Вы хотите услышать мой вердикт сейчас? — Нет, — специальный агент открещивается, мотнув лобастой крупной головой. — Всё, что надо, я увидел, а вам еще работать по делу вместе. Лучше сначала узнайте Уилла поближе, больше разведаете — больше расскажите. Но… — Кроуфорд заминается, подбирая слова, но Ганнибал видит, что это игра, и игра топорная, лишённая изящества, но действенная: в голове Джека стройным каскадом холодных рассуждений укладываются мысли, сливающиеся воедино. — Будьте с ним помягче, пожалуйста. Лектер мягко поводит плечами, соглашаясь, и впивается в незащищенный разум агента, препарируя его, вскрывая и широко распахивая на своё обозрение. Ему не нравятся эти слова, расходящиеся с истиной сущностью Джека Кроуфорда, ему не нравится, что агент пытается от него утаиться, и он хочет знать причину, по которой тот так поступает. Найти источник, разорвать, распотрошить и выдавить весь скопившийся в нём гнойный яд. «Ах ты гнида, — Ганнибал смотрит на распластавшегося в кресле Джека даже со слабым оттенком симпатии. Возможно, он слегка перестарался, взрезав чужое сознание слитным единым ударом, но это определенно того стоило. — Он для тебя, значит, лишь шестерёнка в отточенном часовом механизме?» Лектер не понимает до конца, почему его так волнует отношение Джека Кроуфорда к Уиллу Грэму, но он определенно не может оставить всё как есть. Слегка искривить восприятие, подправить приоритеты, переключить внимание с одних вещей, на другие — для профессионала дело пары секунд. И когда Кроуфорд потерянно встряхивает головой, приходя в себя, Ганнибал лишь вежливо улыбается. — Я подумаю над этим, Джек. Вы же не против перейти на менее официальное общение? — он забавляется тем, как Кроуфорд с лёгким недоумением потирает висок, но тут же снова сосредотачивается на разговоре. — Конечно, Ганнибал, — агент широко улыбается, обнажая блестящие белые зубы, и они вскорости прощаются, пожав руки. Кажется, Джек остался крайне доволен собой и прошедшей встречей. Лектер выходит за дверь чужого кабинета задумчивым и встряхнутым. Даже структурированный порядок необходимо время от времени подвергать хаосу, и Уилл Грэм сослужил ему отличную службу, взбудоражив и взбаламутив своим присутствием заскучавший разум Ганнибала. Покинуть академию и погрузиться в пространные размышления в гордом одиночестве — лучший выход из сложившейся ситуации, но когда он идёт вдоль по длинному коридору, то слышит спокойный, глубокий голос своего нового знакомства, и против воли замирает. Тяжелые широкие двери лекторной распахнуты настежь, словно заманчивая насмешка, а с места, в котором замер Ганнибал, видно совсем немного: гибкую тень на широком светящемся экране. Четкий силуэт, который он теперь может отгадать в любое время. Лектер чувствует, как привычно-спокойное сердцебиение ускоряется и понимает, что ему отчаянно мало простого наблюдения издалека. Дезиллюминационные чары он накладывает походя, мягкой рысью ступая в просторную аудиторию. Ганнибал знает, что его невозможно увидеть или услышать, тем более обычным-то людям, но его шаги остаются абсолютно бесшумными — в дань небольшой семейной привычке. Уилл Грэм стоит в центре: небрежно прислонившийся к столу с высоко поднятой головой и расправленными плечами. В руках он машинально вертит серебристую ручку: она тонкой змейкой обхватывает восхитительно-ловкие пальцы, мелькает настолько быстро, что гибкий узор ежесекундно выпадает и меняется, не успевая закрепиться. Ганнибал пространно думает, что нашёл бы этим пальцем лучшее применение. Он подходит ближе и ближе, заворожённый, мало обращающий внимание на заслушавшихся студентов, увлечённо строчащих конспекты. Их разделяет шаг, ничтожный, бесконечно длинный шаг, мешающий Лектеру сделать то, что хочется. Он мог бы огладить точёное лицо, прикоснуться к нему, провести пальцами вдоль чёткой линии чужой челюсти, приподнять подбородок. Ох, он знает, что бы сделал: скользнул бы пальцами выше, надавил на мягкие искусанные губы, проникая во влажный податливый рот, заставляя его распахнуться и обнажить ряд белых зубов, а за ними и розовеющий кончик юркого языка. Ганнибал держит себя в руках и делает шаг — не вперёд, как ему хочется, а вбок, задумчиво всматриваясь в лицо Уилла. Грэм говорит быстро, правильно — у него хорошо подвешен язык и грамотно поставлена речь — но не особо вдумчиво, словно ему скучно. Словно он рассказывает о чём-то настолько очевидном, что его мозг генерирует слова сам, автоматически. Даже глаза затуманены отрешённым спокойствием, будто море в штиль — совсем не чета тому бушующему шторму, что видел в них Ганнибал меньше получаса назад. Лектер осторожно скользит в мысли Грэма, желая убедиться в мелькнувшей догадке. И верно: Уилл думает о нём. О том, что произошло между ними, хоть и с подачи Джека, о том, к чему это привело. Ганнибалу нравится видеть себя в кривом отражении чужого сознания, нравится сравнивать его с тем, что он видит по утрам при бритье в своём зеркале. Уилл… Оценивает. Восхищается. И пытается понять. Лектер чувствует, что привычное спокойствие шатается с всё большим и большим усердием, и делает ещё один шаг, замирая ровно напротив юноши. Внешность, столь знакомая, но в то же время немного другая, перестаёт его отвлекать. А вот внутри… Внутри Уилл наполнен осколками разных личностей, сшитыми в лоскутное одеяло. Таким и в самый холодный зимний вечер побрезгуешь обернуться: оно дырявое, переполненное быстрыми заплатками, криво сшитое разными нитками. Странное, изорванное и продолжающее рваться от любого лишнего движения — оно отталкивает. Всех, кроме Ганнибала. Он всматривается в самую глубину Уилла Грэма, в его суть, и видит гораздо больше, чем тот способен вместить. Там, под вскрытой рваной оболочкой, сердце. Горячее, пульсирующее, жгучее, словно алый перец, оно могло бы биться в его руках, судорожно трепыхаясь между сжатых пальцев и истекая пряными сладкими каплями. Ганнибал мог бы смаковать его неделями, годами, бережно деля на крохотные кусочки и с каждым укусом непередаваемый, восхитительный вкус бога сопровождал бы его. Лектер осознаёт это ясно, болезненно-чётко: Уилл Грэм в большей степени является своим собеседником, чем собой. А себя Ганнибал признаёт единственным достойным богом. Лектер задумчиво облизывается, жадно следя за тем, как под бледной кожей мерно бьётся пульс и лениво размышляя, под каким соусом стоит подать это, без всяких сомнений, редчайшее угощение. В его голове сотни и тысячи рецептов, на любой возможный случай, но он откидывает их один за одним, понимая: время главного деликатеса ещё не пришло. Если месть — это то, что подают холодным, выдержав в изысканном маринаде из страха и предвкушения, то Уилл Грэм — это чистейшего рода эйфория. Это знание припечатывает Ганнибала к земле, словно павшее на плечи Атланта небо: блюда прекраснее и сложнее он не сможет ни вкусить, ни приготовить за всю свою оставшуюся жизнь. Он морщится, словно от боли и откладывает сладкий подарок от мироздания напоследок, а ничего не подозревающий Уилл спокойно продолжает свою лекцию. Иногда Лектер чудовищно завидует тем, кто не ощущает нависшей над ними угрозы. Он всё еще скользит по волнам сознания Уилла: цепляется за проплывающие мимо корни других личностей, ловит в свои сети расплодившихся рыбок-прохожих, ловко выуживает из тёмной тяжелой воды жертв бывших подозреваемых, которых агенту Грэму когда-то доводилось анализировать. Ганнибал уже готов снова вернуться на сушу, выйти из пены сознания на берег реального мира, но его взгляд цепляется за яркий отблеск глубоко внутри чужого разума, кристально чистый осколок отражения. Отражения его самого, Ганнибала Лектера, плотно зацепившегося за Уилла Грэма словами, прикосновениями и взглядами. Ганнибал улыбается. Он доволен: слегка эгоистично и собственнически, ведь теперь он тоже часть лоскутного одеяла Уилла. И он знает, что сделает всё возможное, чтобы придать этому одеялу более изящную форму, подходящую красивой оболочке по структуре и наполненности. Лекция заканчивается как раз в тот момент, когда он покидает гостеприимный разум. Уилл стоит еще некоторое время, не двигаясь, проводит копошащихся гудящих студентов рассеянным расфокусированным взглядом. Он приходит в себя постепенно, собирая раскиданные по аудитории осколки своего сознания, глубоко вдыхает — Ганнибал жадно, пристально смотрит на то, как медленно вздымается его грудь, наполняясь кислородом, — и, выдохнув, начинает собирать вещи в портфель. Лектер не планировал следить за ним, он даже не думал об этом, но что-то тянет его идти следом незримой тенью. Он отмечает, что Уилл избегает столпотворений, прикосновений и взглядов. Грэм так же ловко избегает дружеского общения, не позволяя отношениям с коллегами перейти рамки рабочего процесса в что-то иное, более тёплое и доверительное. Он суетливый и немного потерянный, словно оторвавшаяся от причала лодочка, но в то же время в нём проглядывается жёсткий, твёрдый стержень, не позволяющий осыпаться битым стеклом и заставляющий держать спину ровной. Уилл не горбится, как следовало бы ожидать, и хотя его осанка не идеально-прямая, он держит плечи расправленными и не втягивает в них голову. Ганнибалу сложно сказать, издержки ли это воспитания или наследственность. «Интересно, — Лектер задумчиво щурится, усевшись в машину и немного издали наблюдая за тем, как Уилл забирается в свою, — он девственник?» Учитывая его нежелание и неумение социализироваться, а также крайне профессиональную степень игнорирования любых намеков — Ганнибал почти уверен, что Уилл ещё не строил ни с кем интимных отношений. Это предположение приятно греет его собственнически настроенную душу, но что-то всё же не дает откинуть эту мысль подальше. У Грэма плавные, переливчатые движения хищника, выдающие опытного стрелка и человека, способного за себя постоять. В этом есть некий… шарм. Пожалуй, учитывая свой опыт, Ганнибал может заявить вполне уверенно: это привлекает женщин. Уилл неторопливо выезжает с парковки и Ганнибал, немного отстав, следует за ним. Он не уверен, что стоит ехать за Грэмом вплоть до его дома, всё же у него есть свои дела и обязанности, но примерно треть пути уверенно следует в том же направлении и останавливается только напротив небольшого местного парка. Он всё-таки не безумец, который будет преследовать заинтересовавшего его человека. День уже клонится к вечеру и по-осеннему прохладная погода успокаивает взбудораженное сознание. Ганнибал медленно идёт вдоль чистых светлых тропинок, уйдя глубоко в себя, и в конце концов останавливается возле небольшого ухоженного пруда заледеневшей статуей. Он механически скрещивает за спиной руки, устремив бездумный пустой взгляд на холодную зеркальную поверхность умиротворённой воды. Сейчас он был далеко не здесь: наводил порядок в цитадели своей памяти, заботливо раскладывая по полочкам полученную информацию, приводил в гармонию бушующие внутри мысли эмоции, запрещая что-то большее, чем праздное любопытство. Лектер отводит притащенному из сознания Уилла лоскутку отдельное место, заботливо окруженному магией, чтобы иметь возможность видеть его как можно чаще и напоминать себе, что время ещё не пришло. Что пока делать резкий шаг навстречу гложущему изнутри желанию рано. — Вы в порядке, сэр? — из размышлений его вырывает взволнованный женский голос, прозвучавший совсем близко — буквально в нескольких шагах. Ганнибал моргает. Раз. Второй. Он слегка поворачивается влево и смотрит на девушку, отвлёкшую его от тяжёлых, хоть и будоражащих, размышлений. Невысокая шатенка с рыжеватыми волосами, пухлыми губами и невинными голубыми глазами. Она обеспокоенно сжимает в мягких белых ладошках ремешок от симпатичной сумочки и смотрит с искренним желанием помочь. Ганнибал понимает, что это ещё один подарок, с первого же взгляда. — Ничего страшного, мисс, просто немного поплохело, — Лектер позволяет лёгкой тени фантомной боли скользнуть по его лицу и слабо, немного виновато улыбается. В его голосе прослеживается небольшой литовский акцент, и девушка, очевидно, приняв его за приезжего европейца, окончательно переполняется сочувствием. — Правда, мне что-то тяжело идти. Не могли бы вы помочь мне дойти до скамейки, если, конечно, вас это не затруднит? — Конечно! — звонкий голос отдаётся в его ушах невесомым переливом колокольчиков, и девчушка с готовностью подставляет плечо, подхватывая его под локоть. Ганнибал опирается на неё достаточно сильно, чтобы это было достоверным, но недостаточно для того, чтобы причинить дискомфорт. Нет нужды доставлять его больше, чем необходимо. — Право, даже не знаю, как благодарить, мисс?.. — Лектер немного морщится, пока они медленно бредут к ближайшей скамейке, и девушка, обеспокоенно поглядывающая на его лицо, с готовностью отзывается: — Изабелла Донум. Можно просто Белла, — она дружелюбно улыбается, а Ганнибал негромко хмыкает. Подарок*, значит. Ему начинает казаться, будто сегодня сама судьба ведёт его по ей одной известному пути. — Белла, вы даже не представляете, насколько вовремя встретились на моём пути, — Лектер мягко усмехается в ответ, ловит тёплый взгляд голубых глаз и вырубает чужое сознание слитным ментальным ударом, подхватывая лёгкое девичье тело на руки. Ему интересно: порадуется его подарку Уилл или испугается. Как это отразится в его внутреннем мире? Что всплывет на поверхность его моря, и что можно будет увидеть на его дне? Он легко накидывает на себя простенькие чары, и неторопливо идёт обратно к машине. Никто из редких прохожих даже не смотрит на них: всё же, быть магом — одно удовольствие. Этому его научили в семье: маги на несколько ступеней эволюции выше, чем обычные люди. А некоторые из них выше остальных магов. Ганнибал укладывает её на заднее сиденье аккуратно, бережно, чтобы девушка ничем не ушиблась во время поездки, чтобы его подарок не повредился. Он даже поправляет ей шелковистые волосы, заправляет за ухо выбившуюся прядку. На лице Изабеллы Донум спокойствие, на нём нет даже тени обеспокоенности. Она потеряла сознание до того, как успела хоть что-то осознать. К её же счастью. Ганнибал забирается в её сумку и безошибочно выуживает из бокового кармашка новенький телефон. Он легко вскрывается от отпечатка пальца, и Лектер пролистывает несколько переписок, быстро находя недавний диалог с друзьями и договорённость встретиться на этих выходных, при согласии родителей. Ганнибал пишет от её лица в общий чат, говорит о болезни и сожалении из-за того, что не сможет прийти: останется дома, даже на пары не пойдёт. И нет, приносить конспекты не стоит — вдруг остальные заразятся. Лектеру по большей части плевать насколько это в её характере: даже если девушку и хватятся, он умело замел следы — на него не смогут выйти даже люди, владеющие магией. Он не торопится — спокойно приезжает домой, накладывает чары стазиса и относит безвольное тело в подвал, осторожно обнажая его и укладывая на широкий металлический стол. Ганнибал приступит к оформлению своего подарка чуть позже, сначала ему необходимо раздобыть красивую упаковку — например, оленьи рога: вполне символично — и закончить со всеми делами. Пожалуй, ему следует заняться этим на следующий день, а может быть даже и через два — большая часть дней Ганнибала Лектера расписана по минутам, и каждый пациент отчаянно жаждет урвать немного больше, чем ему полагается. Оставшиеся на сегодня клиенты, сменяющие друг друга единым монотонным потоком, мало занимают Лектера. Впервые за достаточно долгое время он абсолютно не различает их имена, проблемы, эмоции и скрытые желания. Он слушает их с выражением участия на лице, даёт действенные советы, пространно рассуждает на философские темы и приятно улыбается, но, наверное, даже под дулом пистолета не сможет сказать, что именно говорил и кому. Ему не впервой доводить каждое своё движение до автоматизма, точно так же, как и Уиллу Грэму, не после стольких лет психологической практики. Даже мышонок-Франклин, мимоходом пойманный в захлопнувшуюся мышеловку заскучавшим львом-психологом, больше не навестит его на этой неделе, а остальные, со своими мелкими проблемами и пресными заботами, едва ли стоят внимания Ганнибала. Всё это время она терпеливо ждёт его — застывшая в одном остановившемся мгновении, недвижимая. Ей не нужно дышать или двигаться, она не нуждается в воде или еде, вся её кровь терпеливо застывает в венах, артериях и капиллярах, словно скованная льдом. В этом есть что-то прекрасное — состояние между жизнью и смертью, нечто неизведанное, заледеневшее. Ганнибал подходит к ней медленно, почти торжественно: скользит глазами по юному красивому телу. Она действительно прекрасна, но Лектер смотрит на неё без доли похоти, скорее с предвкушающим удовлетворением. Так смотрит шеф на редкое животное перед тем, как начать его готовить. Ганнибал педантично проверяет её органы, все до единого — каждый из них должен быть безупречен, чтобы полностью удовлетворить его планам. Он коротко довольно хмыкает: здоровы все, но забирать он будет именно легкие. Когда он увидел Уилла — его дыхание перехватило, так что это будет красиво и символично. Лектер не убивает её, нет, безболезненная быстрая смерть — это не то, что ждёт Изабеллу Донум. Он снимает чары стазиса, мягко приводит её в сознание и ограничивает движения, чтобы она чувствовала грядущее каждой клеточкой своего тела, но не имела даже призрачного шанса вырваться. — Не бойся, mano dovana*, — Ганнибал касается мягкой кожи почти ласково, утешающе поглаживает её большим пальцем, с неизменным участием глядя в широко распахнутые голубые глаза. — Это больно, но ты ничего не сможешь с этим сделать. Тебе необходимо просто дождаться объятий смерти и шагнуть к ней навстречу. Лектер отчётливо чувствует её страх, страх загнанной дичи — он пропитывает её тело насквозь, словно неумолимая в своей разрушительности стихия. Это делает мясо жёстче, придаёт ему едва уловимый пряный привкус, но сегодня он забирает не мышцы, а совсем другой орган. Легкие, испуганно трепыхающиеся в содрогающейся груди, становятся только воздушней, наполненней кислородом от загнанного дыхания. Ганнибал осторожно надавливает скальпелем прямо возле ключичной впадинки и одним твёрдым, длинным движением разрезает грудную клетку, продлевая разрез до самого пупка, а затем делает ещё два — вниз, вокруг талии. Он отделяет кожу осторожно, потому что не хочет сломать рёбра и естественный вид тела, ему интересно вытащить лёгкие так, подержать их в руках, ощутить, как судорожно они дёргаются в сжимающих их крепких пальцах. Ганнибал не сдерживается — скользит ладонью внутрь, в влажную, податливую глубину распахнутого перед ним тела, обхватывает пальцами заходящееся в истерическом стуке сердце и прикрывает глаза, представляя, что оно принадлежит Уиллу. Низкий, хриплый вздох срывается с его губ, когда он восстанавливает в голове чужой образ: запах, мысли, глаза. Он снова оказывается в цитадели своего сознания, оглаживает испуганный осколок Грэма между ушей, словно заплутавшего щенка, и снова возвращается в реальность, хищно вдыхая терпкий, отчётливый запах чужого ужаса. Девушка, лежащая под ним, вскрытая и распятая его руками, постепенно скатывается в болезненное безумие: она не понимает, почему до сих пор жива, почему раздирающая её тело боль не убивает, не приносит желанного забытия, почему она всё ещё в сознании, и даже не может кричать. Ганнибал видит хаос, царящий в её рваных мыслях — он настолько мельтешащий и мерзкий, что он выныривает из них почти сразу, а затем в три движения заканчивает с привлёкшими его лёгкими и наконец позволяет Изабелле Донум умереть. Он смотрит, как её жизнь стремительно угасает, и видит жгучую полуосознанную благодарность, плещущуюся на дне тёмных от безумия зрачков. Ганнибал ласково улыбается ей в ответ.***
Приглашение в кабинет Джека, для, как он сам выражается, важного разговора по делу, интригует Ганнибала. Он получает сообщение в мессенджере: не слишком рано, чтобы это выглядело невежливо, но и не поздно — ровно в восемь часов, тридцать минут и двенадцать секунд. Лектер быстро просматривает скупые официальные строки и понимает: либо Джек Кроуфорд выяснил его личное расписание, либо это удивительно удачное совпадение. В совпадения доктор Лектер верит ровно столько же, сколько в людское всепрощение, поэтому при встрече первым делом деликатно шерстит воспоминания Джека. Он уже приловчился препарировать мысли этого маггла так, чтобы не наносить непосредственно сознанию хоть сколько-нибудь значительный вред. Ему нравится личность агента, его мысли, стремления и характер, поэтому он хочет оставить их максимально нетронутыми. — В чем причина вашего приглашения? — Ганнибал грациозно опускается в мягкое кресло напротив Джека и вопросительно выгибает брови. — Если это на счет Уилла… — Нет, — Джек отрицательно качает лобастой головой, — точнее, да, но не совсем. У нас ещё одна жертва — Изабелла Донум, найдена в поле, за чертой города: её лишили лёгких, причем, судя по всему, заживо, и насадили на рога украденной оленьей головы. Вот фотографии и предварительный отчёт. Ганнибал понятливо коротко кивает, но внутри он изумлён до глубины души. Разумеется, Лектер допускал, что его вмешательство отразится на расследовании, и достаточно сильно, но он даже и подумать не мог, что ему придётся анализировать собственное же преступление в присутствии Джека Кроуфорда. — Я так полагаю, мне нужно составить психологический портрет убийцы, — Ганнибал уточняет скорее из вежливости, уже внимательно вчитываясь в сухой печатный текст. В его голове царит небольшая двойственность, потому что он не совсем уверен в том, как поступить: с одной стороны — он может солгать и максимально отвести от себя подозрения, с другой — не сказать и слова неправды, но извернуть произошедшее так, чтобы взор правосудия пал на кого-то другого. А ведь ещё нужно было учитывать то, что если он даст слишком много подсказок, то его завтра же упекут в психиатрическое отделение. Не то чтобы это могло причинить Лектеру вред, да даже, наверное, не особо задержало, но точно бы доставило определённые неудобства. А Ганнибал не любит, когда ему доставляют неудобства. Все эти варианты стаей лениво каркающих ворон проносятся в его мыслях, пока он не натыкается в докладе на кусок сочного мяса: Уилла Грэма, и не углубляется в письменную запись его слов. Хладнокровный психопат с высоким интеллектом, имеет склонность к каннибализму и садизму, отличается от обычных убийц. Лектеру, честно говоря, даже немного льстит такая оценка себя любимого, и он заканчивает чтение отчёта с куда большим интересом, чем начинает. Прежде всего он почти слово в слово повторяет предварительную оценку Уилла — такую же быструю и скорую, а так же указывает на явные хирургические навыки. Ганнибал твёрдо настаивает на том, что Сорокопут и Подражатель — два абсолютно разных убийцы, и внимательно слушающий его Джек задумчиво прищуривается, негромко хмыкнув себе под нос. Подумав, Лектер добавляет подозрение о том, что убийца — врач, который, вполне возможно, лишён лицензии. Его почти веселит очаровательная наивность Кроуфорда, даже не думающего проводить параллелей. — Ничто не появляется на пустом месте, — Ганнибал расслабленно закидывает ногу на ногу, откинувшись в глубокое удобное кресло и сложив руки домиком. Философские размышления с самого детства приносили ему удовольствие: видимо, сказалось влияние отца. — Предпосылки с рождения, яркое событие в жизни, психологическая травма: нечто важное для сознания иногда переворачивает взгляд на мир и царящие в нём устои так, что человек переходит моральную черту. В своём ли понимании или в понимании общества — вот это уже другое дело. Сами понимаете, Джек, судить по одному преступлению, да ещё и выставленному напоказ — сложное и, зачастую, заранее обречённое на провал действо. — Нам необходимо ждать еще? — Джек хмурит кустистые брови, забирая протянутую Лектером папку с материалами дела, и поджимает губы. — Он — или они — не остановятся, будут ещё жертвы. — Я не думаю, что в ожидании будет смысл, — Ганнибал задумчиво водит по нижней губе пальцами, перебирая в голове свои планы и замыслы. Он знает, что ещё не раз оставит подарки Уиллу Грэму, и что в следующий раз он тщательно подберёт упаковку для них. Но эта внезапная мысль, порождённая, кто бы сомневался, его новым занимательным развлечением, привлекает своей новизной. Фантом, убийца, не похожий и похожий на него одновременно. Лектер не скрывается, он щедро делится своим искусством, выставляя его напоказ во всех странах и городах, в которых ему хочется. Разве это было бы честным, лишать заблудшие души такой небольшой визуальной радости? Но шанс собственноручно слепить цельный образ по своему подобию, при том достаточно индивидуальный, чтобы на него не пало подозрение — вызывает у Ганнибала восторг и предвкушение, которое вызвал бы у Бога перед сотворением Адама. Его посещает притягательная мысль о том, что его создание, его Адам, может быть сплавом двух личностей — самого Ганнибала и Уилла Грэма. Это аппетитная, очень аппетитная мысль. — К этому убийству он не готовился, — Ганнибал слегка приоткрывает карты, прищурившись. Он любит играть, особенно в кошки-мышки, и сейчас, когда есть достойная ставка, это вызывает у него ещё больший азарт. — Скорее всего, встретил мисс Донум в кафе или на улице, приметил как возможное увлечение, но что-то пошло не так. Следов сексуального насилия на её теле не было, верно? — Как и любых других, — Джек грустно хмыкнул, постучав пальцами по подлокотнику. — Девочка умерла девственницей. — Вот как, — Ганнибал немного удивлённо приподнимает брови. Он не проверял её в этом плане, когда раскладывал на столе, да и вообще редко когда обращал на такие мелочи внимание. В любом случае, это уже было неважно. — Это могло быть причиной. Готов поспорить, на публичность его подтолкнули опубликованные материалы по делу Сорокопута, их подробности, если будет угодно. Скорее всего, он убил её, вырезал легкие, полакомился приготовленным блюдом и уже хотел было разобрать оставшееся тело на части, чтобы потом поглотить или выбросить, но его остановила та страничка в «TattleCrime». Кто там её ведёт, Фредди Лаундс? — Она самая, чёрти бы её драли, — мрачно кивнул Джек. — Хотите сказать, что он выставил жертву в том поле, желая быть замеченным хотя бы как часть Сорокопута? — он дождался кивка Ганнибала и помрачнел ещё больше. — Это плохо. Но сейчас мы беспомощны. Видимо, остаётся только ждать следующего хода кого-то из них. Специальный агент тяжело вздохнул, замолчав и погрузившись в невесёлые думы, а Лектер провёл пальцами по губам, скрывая мимолётную улыбку. Водоворот событий, закрутившийся с лёгкой подачи Джека Кроуфорда, становился всё более и более интересным.***
Джек Кроуфорд уже в который раз звонит именно тогда, когда Ганнибал находится буквально у своих дверей. Агент слегка раздражённым тоном извиняется за то, что не сможет присутствовать на запланированной встрече с Уиллом и просит, чтобы они как-нибудь справились сами. Лектер не особенно расстраивается из-за этого факта, пожалуй, он даже немного рад, когда возвращается обратно домой, чтобы упаковать в контейнер завтрак для себя и Уилла, мурлыча себе под нос прилипчивую мелодию. Разумеется, он не отказался бы попробовать блюдо, приготовленное нежными руками Грэма, но не уверен, что готов к такому испытанию. Как бы то ни прискорбно, иногда утончённый вкус играет с ним злую шутку: далеко не все готовят достаточно идеально, чтобы Ганнибал мог насладиться их пищей. Адрес проживания Уилла Грэма приходит ему смской от ворчащего Кроуфорда, напоследок пожелавшего удачи и с чувством выполненного долга отключившего телефон. Ганнибал едет туда с непривычным ощущением смутного волнения. Совсем скоро он сможет увидеть, понравился ли Уиллу подарок. Смог ли он понять, что это именно для него? Что испытал если понял Как оценивает свои и, может быть, их шансы на будущее? Ганнибал слегка качает головой, силой воли унимая разбушевавшееся воображение и деликатно паркует машину возле шаткого заборчика. Он неторопливо выходит и осматривается, приподняв брови. Местность пустынная, с редкими деревьями и плохими дорогами: весьма подходит для… многого. Интересно, это совпадение или неосознанный шёпот уилловской тьмы? Лектер осторожно ступает на зыбкую узкую тропинку, протоптанную скорее собаками, чем людьми. Он слегка замешкивается перед выбеленной деревянной дверью, но всё же нажимает на дребезжащий звонок. Проходит едва ли больше минуты перед тем, как дверь отворяется и на пороге дома появляется немного взъерошенный и сонный, словно только что проснувшийся Уилл Грэм. Заспанные синие глаза удивлённо распахиваются, когда он видит одетого в безупречный костюм Ганнибала, с невозмутимым лицом стоящего на крыльце. Да уж, здесь, среди полей и деревьев, элегантный доктор Лектер выглядит… чужеродно. — Доброе утро, Уилл. Могу я войти? — Ганнибал мягко вежливо улыбается, скользнув по агенту быстрым взглядом. Уилл в одних домашних шортах и серой футболке, нисколько не скрывающих гибкое и даже изящное, но достаточно развитое тело с округлыми бёдрами, плавным разворотом плеч и красивыми руками. Лектер немного удивлен тем, насколько обычная одежда скрывает силу, даже внешне таящуюся в Уилле, ведь обычно он выглядит хрупким. А ещё его немного забавляет, что, даже не смотря на это, по сравнению с ним Грэм кажется миниатюрным. — Доктор Лектер, — Уилл слегка тянет гласные, и вдоль его позвоночника проходит мелкая зябкая дрожь из-за идущей с улицы прохлады. — А где Кроуфорд? — Он даёт показания в суде, — Ганнибал невозмутимо отвечает на вопрос, застыв на пороге спокойной статуей. Уилл не рассматривает его в ответ, его взгляд лишь ненадолго задерживается на чужих руках и плечах, а затем с какой-то даже обречённостью застывает где-то на нижней части лица. Кажется, будто он принимает для себя какое-то необратимое решение. Лектер ещё не успел привычно скользнуть в гостеприимно распахнутый разум: ему мешает это сделать усиливающийся запах гари. — Сегодня мы с вами одни. Так можно войти? А ещё у вас, кажется, что-то горит. Крепкое словцо легко срывается с полных губ Уилла и он буквально срывается с места, стремительно углубляясь куда-то в недра дома. Ганнибал позволяет себе негромкий смешок — его забавляет такая реакция — и, так как дверь не запирается следом за сбежавшим хозяином, он позволяет себе дерзость и входит. Лектер идёт на шум, ругательства и запах, тщательно исследуя попадающуюся на его пути издержки чужого характера. Всё в доме Уилла выполнено в строгом минималистичном стиле, лишённом изысков и небольших домашних мелочей, привносящих в интерьер уют. Не вписывается в эту немного безрадостную картину только небольшой живой беспорядок, неизбежный для дома, полного животных. — Боюсь, мне нечем вас угостить, доктор, — Уилл неловко ерошит густые волосы и кусает губы. Ганнибал невольно следит за тем, как нежная мягкая плоть проминается под острыми белоснежными зубами, как она из-за этого слегка краснеет и влажнеет. Он пристально наблюдает и за привычным жестом, взлохмачивающим прядки. Его сознание снова неотвратимой волной наполняют кадры из прошлого, и Лектер прикладывает все силы, чтобы удержаться на плаву. — Может быть, чаю? — Кофе, если можно. Черный, без сахара, — уже в который раз за последнее время Ганнибал силой собирает свои мозги в кучку и открывает саквояж, чтобы достать заранее приготовленный завтрак. Краем глаза он продолжает следить за происходящим: Уилл торопливо суетится на кухне, крутится вокруг кофейника и выуживает две небольшие кофейные чашки. Лектера немного завораживает то, что при всех хаотичной беспорядочности в его движениях есть чётко уловимая цель и мотив: Грэм мечется не из-за нервозности или нерешительности, скорее по привычке. Он похож на маленький ураган — непредсказуемый, разрушительный, но прекрасный в своей безумной неудержимости. Ганнибал дожидается, пока тот закончит и ненадолго замрёт, и лишь тогда начинает говорить: — Спешу обрадовать — кажется, моя педантичность в плане еды спасла нас от голода. — Готовите сами? — Уилл легко поддерживает бытовой диалог, облокотившись о стол бедром. — Пахнет изумительно. — Да, бывает, — Ганнибал кивает, тщательно раскладывая на столе приборы, салфетки и сами контейнеры с едой. Он погружается в механические действия точно так же как и в разум Уилла, и обычно тишина является его неотъемлемым спутником, но почему-то наедине с Грэмом молчать не хочется. — Протеиновый омлет и кофе — отличное начало дня, не так ли? А что вы готовили? — Куриная грудка, вымоченная в апельсиново-соевом маринаде с имбирем, — охотно делится Уилл, и Ганнибал без особых усилий видит это в его памяти. Как он, ассоциируя с имбирем последнюю жертву, готовит эту курицу. С его языка практически срывается этот вопрос: «почему без меда?», но он останавливает себя, понимая, что можно быть проницательным, но не настолько . — Очень вкусно, доктор, спасибо! — Уилл погружает в свой рот первый кусочек и жмурится от удовольствия, наслаждаясь вкусом. Ганнибал смотрит, с каким аппетитом Грэм ест приготовленную им еду и всё, о чем он сейчас жалеет: то что не подумал угостить его теми лёгкими, съев всё в одиночестве. Это чувство для него настолько забытое, словно тень прошлого, что кажется почти новым. — Часто готовите? — Ганнибал опускает на язык кусочек мяса, жуёт его, практически не чувствуя вкуса. Его внимание полностью занимает Уилл: его чувства и мысли, легко затмевающие всё постороннее. Ему действительно интересны подробности, и это тоже непривычно. — Иногда, под настроение, — Уилл опускает длинные ресницы, немного стыдясь, а Ганнибал ловит целую цепочку ассоциативных воспоминаний о удачных и, иногда, неудачных попытках. Но удачных, пожалуй, всё же чаще. Ганнибал облизывается, неторопливо дожевывая омлет и думает: как перейти к десерту, к главной теме разговора и не спугнуть только-только приоткрывшегося ему Грэма. Он перебирает варианты, пытаясь предсказать ответы и реакции, дёргает за ниточки, мысленно морщась, когда ему не нравится возможная развязка. Да вот только это, пожалуй, именно тот случай, когда самый сложный подход является наиболее оптимальным. — Я бы извинился за свой анализ тогда, в кабинете Джека, — Лектер решается на него и осторожно прощупывает почву, словно собирается ступить на хрупкий лёд. Впрочем, почему словно? Диалоги с Уиллом как раз и были хождением по тонкой ледяной грани. — Но не вижу смысла плодить колонны извинений, ведь не смогу удержаться в следующий раз. — Это сильнее вас? — Уилл удивляет его своим понимающим спокойствием и проницательностью. В его мыслях всё же проскальзывают отголоски недовольства, но не из-за самого анализа, а из-за того, что у него был свидетель: вольный или невольный. Джек Кроуфорд, при всём своём профессионализме в области расположения к себе и знании основ человеческой психологии, вызывает у Уилла подсознательное недоверие и страх. — Главное — профессионализм. Мне тоже порой сложно остановиться и не… плодить ассоциаций. Глаза Ганнибала невольно вспыхивают хищным любопытством. Грэм приятно впечатляет его всё больше и больше, и ему это определённо нравится. — Что ж, мы уже говорим как взрослые опытные люди, — он чуть наклоняет голову, позволяя небрежно выбившийся из безупречной прически прядке скользнуть на лоб, прикрывая глаза. Он знает, что упавшая тень делает его хитрее и опаснее. — Нам осталось только подружиться. — Вы не настолько интересны, — Уилл чуть подаётся вперёд, словно вставший на след пёс. В его голосе проглядывается призрачная, вероятно, даже неосознанная игривость, и она приятно ударяет в кровь Лектера. — Пока что, — Ганнибал предвкушающее усмехается, слегка обнажая заостренные клыки. Он хочет вонзить их в податливую плоть Уилла Грэма прямо сейчас, жадно глотая густую медную кровь и наслаждаясь вкусом отборного мяса, но всё же сдерживает этот порыв, убеждая себя, что время всё ещё не пришло. — Агент Кроуфорд упоминал, что вас занимают… монстры? — Ганнибал хочет продолжить мысль, спросить: «Ты знаешь какие они, эти монстры? А о тёплой руке тьмы, что удерживает меня в твоем сознании — чувствуешь, догадываешься? Можешь ли ты, Уилл Грэм, увидеть то, что я хочу узнать, в моих глазах?», но терпеливо дожидается ответа. Он знает, что однажды все тайны придут к нему сами, остаётся только подождать. — Я не уверен, что та девушка, — Уилл задумчиво тянет время, нанизывая сосиску на острые зубчики вилки, — насаженная на оленьи рога, была убита именно Сорокопутом. Хотя, вернее будет сказать так: я полностью убежден, что это был не он. Ганнибал давится воздухом. Он не останавливает быстрое, отточенное движение ножа, крепко сжатого в сильных пальцах и рывком подается вперёд, нетерпеливо хватая Уилла за белоснежную, доверчиво подставленную шею и аккуратно надрезая заполошно пульсирующую артерию. Густая ярко-алая кровь тугими ровными струями выбирается на волю и Ганнибал жадно припадает к живительному источнику ртом, впитывая вкус и не позволяя ни единой капле пролиться мимо. Меньше всего на свете он готов услышать в ответ хриплый, несдержанный стон и почувствовать сладостное, покорное движение: обрамлённая густыми черными кудрями голова откидывается в бок, нетерпеливо подставляя шею и обнажая больше простора для маневра. Ганнибал пьет жадно, нетерпеливо, захлебываясь, давясь и урча, голодно вгрызаясь в взрезанную нежную плоть. Он не разрывает мысленного каната с Уиллом и стремительно тонет в его мыслях и чувствах. Они сливаются — это момент прекрасного, полного единения, но он прекращается резко, словно сон. — Главное — это детали, не правда ли? — Ганнибал пересиливает себя и свои сиюминутные желания, силой смывает гипнотически-прекрасную картину из сознания, с трудом возвращаясь в реальность. Он откладывает вилку и нож в сторону, чтобы не поддаться соблазнительному порыву, и наклоняется к Уиллу чуть ближе, вглядываясь в чистые, доверчивые синие глаза. Лектер вдыхает насыщенный, немного пряный запах Грэма и успокаивается под его спокойным тёплым взглядом. — В чём именно разница между этими убийствами? Чего не сделал подражатель? Или наоборот — что он сделал? Доктор Лектер всегда собран и сосредоточен, он держит себя в железной узде и не позволяет фантазиям взять власть в свои руки. Он контролирует всё, что находится внутри него и снаружи. Ему не составляет особого труда продолжить вести светскую беседу о маньяках, наступив на горло своей не вовремя проснувшейся мечтательности. — Всё, — Уилл негромко, бархатно выдыхает, откидываясь обратно на спинку кресла. Их зрительный контакт не разрывается, но его глаза затуманиваются мелькающими перед ними образами и больше таят, чем говорят. Грэм постепенно погружается внутрь себя, вылавливая нужные слова. — Они абсолютно разные. Ассоциации, которые порождают образы, понимаете? Ганнибал коротко, сосредоточенно кивает, жадно наблюдая за разворачивающимся прямо перед его глазами удивительным действом: Уилл бесстрашно ступает в объятия своей тьмы, без малейших отголосков опаски или переживаний, с легкостью воскрешая в памяти события пережитого. Он не боится себя и не боится того, что таится внутри него, принимая всё как есть, как неотъемлемую часть себя. Это завораживает. — Эта девушка, — голос Уилла звучит глухо, потусторонне. Ганнибал смотрит, смотрит, смотрит, ловит губами падающие снежинки чужих мыслей, сплетает их в единый узор и украшает получившимся полотном свою цитадель. Он хочет запечатлеть в памяти каждое слово, каждый образ, каждый вдох. — Её убийство — подарок, — в словах Грэма проскальзывает тень нежности, и у Лектера всё внутри переворачивается с ног на ноги. Он чувствует, как привычная маска спокойствия и вежливой заинтересованности с грохотом трескается на его лице, приоткрывая истинную сущность: тёмную, жаждущую, и в этот миг он безумно рад, что Уилл ушёл слишком глубоко в себя, чтобы увидеть что-то снаружи. — Весь её лик… — слова льются с губ Уилла ревущей рекой, и он покачивается на волнах своих рассуждений, словно маленькая лодочка, стремительно несущаяся по течению. — Она упакована в праздничную обертку из изогнутых рогов. Эти рога, пронзившие её тело, вовсе не акт какой-то жестокости или чего-то подобного. Это как лучи света, которые пробиваются сквозь тьму. Тот, кто убил её, хотел показать не просто смерть, а свет в темноте. Смерть с иной стороны — более прекрасной и хладнокровной. Это подсказка, но она никак не связана ни с Сорокопутом, ни с его жертвами. Это что-то… другое. — Грэм постепенно приходит в себя, закрывается, снова занавешивает обнажившуюся суть своего естества плотной завесой, и Ганнибал смотрит на это с неприкрытым сожалением. Каждое произнесённое Уиллом слово отпечаталось в его сознании нерушимой печатью. Грэм зябко обхватывает себя руками, словно хочет защититься от мира, с которым только что вступил в настолько прямой и открытый контакт. — Он хотел показать мне это, дать направление. Но я не могу уловить — что именно он хочет сказать. Я не понимаю. Ганнибал медленно смеживает веки. Он выравнивает сбившееся незаметно даже для него самого дыхание, успокаивающе касается кончиками пальцев своих губ, скрывая, в том числе, и змеиную улыбку. Лектер снова смотрит на Уилла, чувствуя, как внутри него необъятным пожаром разгорается гордость. За то, что Грэм догадался, и за то, что сам Ганнибал не убил его раньше. — Математика человеческого поведения, — Ганнибал выдыхает давние слова отца, невольно копируя его интонации: с удовольствием учителя, разъясняющего ученику любимую тему, — отвратительные переменные. И что же, в таком случае, говорит вам Сорокопут? — Он говорит не мне, — Уилл слегка качает головой, поджимая губы. В его глазах до сих пор проглядывается некоторая растерянность, словно он сам не до конца осознал произошедшее. — В этом и есть разница между ними. Его «подражатель» общается напрямую со… — он затихает и смущённо скашивает взгляд, увиливая от прямой ассоциации. Ганнибал мысленно усмехается, умиляясь этому, — сложно сказать, с кем именно. Я думаю, что так он проявляет симпатию к кому-то конкретному. К кому-то важному или особенному, кому-то, кто его заинтересовал. Изучает, проверяет на прочность, смотрит на реакцию, пытается на что-то сподвигнуть. Сорокопут, в отличии от него, не говорит ни с кем, все его убийства — это бесконечно безумный монолог наедине с собой. Он будто смотрит в омут со своими маниями, комплексами и фантазиями, пытаясь найти в нём отражение. Ему не нужен посредник, зритель или ретранслятор, только отражение. — Вы чувствуете его психические и психологические проблемы? — Ганнибал заинтригованно подается вперёд, сплетая пальцы в замок. Ему действительно интересно, как Уилл воспринимает маньяков, в чьи шкуры облачается. — Сорокопута, я имею в виду. — О, — Уилл негромко хихикает и улыбается, с удовольствием встречая открытый взгляд Лектера. — У него их много. Действительно много. — А у вас бывают… проблемы? — Ганнибал кладет на скрещённые пальцы подбородок, с интересом всматриваясь в глубину уилловского сознания. Он открывает для себя много интересного, но особого его внимания стоят неторопливо прорастающие кровавые цветы, чьи медленно опадающие лепестки в полёте превращаются в воду. Они проносятся сквозь всё сознание Грэма и, достигнув дна, расплёскиваются бесконечным океаном. — Нет, — Грэм почти ухмыляется, когда так беззастенчиво врёт. Глупо было бы ожидать от него иного, в самом деле. — Ну разумеется, — Ганнибал негромко смеётся про себя. Он и сам бы на его месте не признал, что у него есть проблемы. Особенно незнакомцу, пусть и желанному. — В этом мы с вами похожи: беспроблемные. Есть ли хоть что-то в чем мы можем сами себя укорить? Нет. Они оба ненадолго замолкают. — Знаете, Уилл, — Лектер, усмехнувшись одной занятной идее, окончательно настраивается на лёгкую, непринуждённую волну приятной беседы. И ему неожиданно хочется пошутить. Такие желание посещают его редко, поэтому он позволяет себе небольшую слабость: — Мне кажется, крошка Джек видит в вас антикварную чашечку прошлого века. Раритетный фарфор для дорогих гостей. И он сам решает, кто тот чайник, что нальет в вас чай. Ганнибал с удовольствием представляет эту картинку: он держит Джека, как толстенькую деревянную марионетку, а тот использует чайники-маньяков, чтобы заполнять их кровавым безумием чашечку-Уилла. Так, капля по капле, с самого дна поднимается собственная тьма Грэма. Видимо, Уилл представляет то же самое, и заливисто смеётся, чуть откинув голову назад. Ганнибал искренне наслаждается приятным глубоким смехом, но не может удержаться и не скользнуть взглядом по обнаженной шее. Он позволяет недавней иллюзии всколыхнуться в сознании и снова видит, как кровь покидает молодое тело, оседая в желудке Ганнибала приятной истомой. Он хищно облизывается, снова позволяя клыкам обнажиться в оскале. Но это длится столь коротко, что когда они вновь смотрят друг на друга, на лице Лектера лишь легкая усмешка. — А что же видите вы? — Уилл всё ещё улыбается, в его глазах пляшут смешливые искорки, а в голосе проскальзывает заинтересованное любопытство. — Кто я, по-вашему? Ганнибал знает, что возможен только один ответ на этот вопрос: — Грим, — Лектер чуть щурится, смакуя слова и окидывая сидящего перед ним Грэма внимательным изучающим взглядом. — Черный пёс, идущий по пятам за смертью, — он видит в глазах Уилла удивление, а затем приязнь и удовольствие. Ганнибалу нравится, что такое важное для него сравнение, озвученное лишь один раз, приходится ему по душе. Он молчит ещё несколько секунд, наслаждаясь спокойной умиротворённой тишиной и чуть встряхивает головой, меняя тон. — Впрочем, это неважно. Я помогу убрать посуду. Получилось очень… уютно. Ганнибал немного удивлен тем, насколько легко они с Уиллом сошлись в бытовом взаимодействии: предугадывать чужие движения оказалось неожиданно просто и чистая посуда довольно быстро заняла полагающееся её место на полках. Прошло едва ли больше десяти минут, когда полностью собранный Грэм целеустремлённо утянул его за собой, по пути посвящая в подробности сегодняшнего плана. Весь день у них был расписан чуть ли не по минутам. Они ездят с места на место, повторяя один и тот же набор действий: выйти, представиться, изучить местность и документы, попрощаться и поехать дальше. Лектера на удивление не утомляет поездка, он чувствует себя свежим и заинтригованным. Отдых от повседневной рутины, ещё и дополненный приятным обществом, доставляет ему ленивое удовольствие. Они с Уиллом перекидываются незначительными фразами, в основном находясь в уютной тишине, пока слегка вымотанный очередной встречей с раздражающими обывателями Грэм не спрашивает его: — Почему вы улыбаетесь? — в его голосе сквозит интерес и лёгкий оттенок светлой зависти — облегченные версии полевых допросов явно даются ему тяжелее, чем Ганнибалу. «А почему бы мне не улыбаться?» — Лектер мысленно хмыкает, довольно щурясь. Он находится в комфортной обстановке с интересующим его человеком и прекрасно умеет игнорировать мешающиеся факторы. В самом деле, у него нет и малейшей причины раздражаться или быть неудовлетворенным. — Мне нравится быть за кулисами, — он охотно делится с Уиллом частичкой своих мыслей. — Всегда было любопытно посмотреть на изнанку работы ФБР, глубже, чем видят обыватели. Заглянуть за обертку из вышибания дверей и пафосных оперативных задержаний. — Как видите, ничего интересного, — Уилл невесело фыркает себе под нос, в очередной раз паркуясь. Какая это уже стройка за сегодня? Третья? Четвёртая? — Нам туда, — он осторожно захлопывает за собой дверцу и, дождавшись, когда Ганнибал окажется снаружи, продолжает говорить: — Расследования часто проходят достаточно нудно, даже если случай исключительный. Движущаяся с улиточьей скоростью экспертиза, тщательно перепроверенные улики, неторопливое разматывание клубка со следами и, естественно, вот такие вот безрадостные путешествия от точки до точки. К примеру, из-за того, что в одежде Элис Никлс нашли металлическую стружку, мы должны будем исколесить пол штата, до тех пор, пока не найдем следующую зацепку. — В Миннесоте, должно быть, сотни подобных строек, — Лектер задумчиво тянет слова, захлопывая дверцу и проходясь по безрадостному пейзажу равнодушным взглядом. — С сотнями одинаковых рабочих. Вы хотя бы приблизительно знаете, что именно мы ищем? — И да, и нет, — Уилл вздыхает, закрывая машину, и слегка прогибается в спине, потягиваясь. — Я не могу сказать, что это конкретно, но точно узнаю, когда увижу. Это что-то не столько странное, сколько, м-м… отличающееся, — он делится своим мироощущением, доверчиво идя бок о бок с Ганнибалом. Насколько Лектер успел изучить его за несколько дней их знакомства: обычно Грэм всегда предпочитал держать дистанцию. — Такие люди как Сорокопут сильно выделяются — не внешне и не поведением, но внутренне. Они другие и, хоть это и сложно объяснить, обнаружить их очень легко. Ну, по крайней мере, мне. — Вот как, — Ганнибал тонко усмехается. Ему хочется узнать как он сам ощущается Уиллом со стороны, что необычное или странное тот способен почувствовать рядом. — Интересно. Он воспитанно стучит костяшкой пальца по двери и открывает её, пропуская Уилла вперёд. Ему доставляет удовольствие наблюдение за тем, как хищно подбирается и сосредотачивается Грэм, когда входит в режим агента. Уилл по-деловому коротко представляется, предъявив значок агента, и быстро обрисовывает цель визита. Не давит, но позволяет почувствовать своё превосходство и Лектер снова чувствует смутный прилив гордости. Испуганная секретарша торопливо кому-то звонит, и они уже почти привычно погружаются в изучение горы бумаг. Ганнибала немного раздражает хаотичность, с которой документы раскиданы по столу: это, к тому же, усложняет работу Грэма, так что он педантично складирует их стопочками, подсовывая Уиллу под руку отобранные кучки. Они успевают проверить большую часть, прежде чем скучающе вчитывающийся в сухие официальные строчки Грэм делает стойку, напрягшись. — Гаррет Джейкоб Хоббс, — Уилл говорит спокойно, но в его голосе слышится нетерпеливая отрывистость. Ганнибал откладывает в сторону очередную папку, отрываясь от монотонной работы и заинтересованно поднимает глаза. — Кем он работает? Нервничающая женщина удивлённо хлопает густо накрашенными ресницами и лепечет что-то о профсоюзе и трубонарезном станке, но Ганнибал не особо вслушивается в её скучные слова. Ему гораздо более интересно то, что происходит в сознании Уилла. Там, впервые, пожалуй, за всё время их знакомства, бушующий хаос стихии принимает чёткую, упорядоченную форму. Ну, насколько можно назвать упорядоченными сотни тел, сваленных друг на друга в отчётливом кровавом порядке. — У Хоббса есть дочь? — Грэм ничего не объясняет, полностью поглощенный своими мыслями, своей тьмой. Ганнибал подходит ближе, наклоняется, почти касаясь плеча, и заглядывает в бумажку, крепко сжатую в бледных пальцах. Он знает, что Уилл почувствует его молчаливое, спокойное присутствие и быстрее сможет сосредоточиться на своих ощущениях. — Нет адреса, верно? Это отличает его от других. — ему хватает беглого взгляда на досье, чтобы сложить дважды два. Это настолько очевидно, особенно учитывая все просмотренные ими сегодня бумаги, что он даже легко улыбается своим мыслям. — Да, только телефон, — Уилл коротко, хищно кивает, подтверждая его догадки, и у Ганнибала моментально рождается план. Он чуть прищуривается, задумчиво прикидывая способы его реализации. Провернуть задуманное будет легко, осталось только… выпроводить куда-то Грэма. — Что насчет дочери? — Уилл, пока Лектер погружен в размышления, времени не теряет и нетерпеливо забрасывает ёмкими наводящими вопросами скукожившуюся секретаршу. — Возможно есть, я… я не знаю, я… — женщина нервно сминает в пальцах папку с бумагами и говорит что-то о том, что они не дружат семьями. Она врёт, и делает это настолько отвратительно, что её ложь выдаёт её же собственное тело. Ганнибал давит желание презрительно фыркнуть и осматривается в поисках чего-то, что может помочь ему в новом замысле. Его губы быстро кривятся в довольной ухмылке, когда он натыкается взглядом на старенький, практически допотопный стационарный телефон. Лектер заботливо забирает у Уилл документ, чтобы приобщить его к папочке с уликами и внимательно смотрит на набор цифр в лаконичной графе: «телефонный номер». Превосходная память в который раз оказывает ему хорошую службу. — У вас в базе, — Грэм, кажется, окончательно теряет терпение и ловко подрывается со своего места, — есть адреса работников? Быстро закивавшая женщина услужливо отводит его к своему рабочему месту и зарывается в бумажки, выискивая нужный адрес. Пока она копошится, нетерпеливо оглядывающийся Уилл начинает метаться между машиной и кабинетом, перетаскивая коробки с бумагами: ФБР в последствии потребует всё это для составления многослойного отчета. Секретарша радостно поднимает голову и выходит на улицу, чтобы помочь и сообщить найденную информацию. Ганнибал, мгновенно улучивший момент, делает вид, что случайно роняет одну из полных макулатуры коробок, и Уилл тут же опускается на колени, собирая рассыпавшиеся бумаги и коротким кивком пресекая попытку помочь. Благодарно улыбнувшейся Лектер мягко проскальзывает обратно внутрь офиса и в пару движений набирает домашний номер Хоббса, позаботившись о том, чтобы не оставить отпечатков. Он лишь негромко усмехается, когда слышит немного напряженный мужской голос на другом конце и говорит всего два слова, полностью переворачивающие сразу несколько судеб: Они знают.***
Уилл Грэм, вставший на след — это исключительно занимательное зрелище. Он похож на собранного, полностью сосредоточенного и хищно оскалившего острые клыки хищника. Ганнибал видит предвкушающее напряжение, сковавшее сильное тело, и для завершения этой восхитительной картины не хватает только ниспадающих капель крови. Впрочем, возможно, что скоро им выпадет возможность исправить это досадное упущение. Лектер принимает позицию наблюдателя, не вмешиваясь и не говоря ни слова, когда тот, стоит только машине остановиться, быстро вырывается из удушливой кабины и мчится вперёд. В этот момент Ганнибал видит не агента ФБР Уилла Грэма, а адскую гончую. Он видит мощные, поджарые лапы, оставляющие глубокие следы на дороге смерти и гибко перекатывающиеся под переливающейся чёрной шкурой литые мышцы. Лектер следует за Уиллом след в след, наслаждаясь тягучим, пряным духом смерти и тем, что ему дозволено увидеть его тьму в действии. В прошлом, когда он ещё жил с родителями и часто посещал разного рода светские мероприятия, то пересекался с представителями рода Уилла, но их знакомство никогда не переходило на совместную охоту. Лектер выходит из машины спокойно, неторопливо. Он расстёгивает пуговицы и медленно движется в сторону небольшого белого дома. Аккуратный и тщательно выбеленный одноэтажный домик похож на примерную картинку из семейного журнала, приведённый как пример идеального жилища. Довольно приличный, в хорошем районе — у этой семьи явно нет проблем с финансами — Ганнибал отмечает это всё про себя на автомате, по привычке. Пока он оценивает зажиточность обстановки и одобрительно смотрит на ухоженные небольшие клумбочки с домашними цветами, Уилл знакомится с подозреваемым. На веранде разворачивается в высшей степени занимательная композиция: обагрённый хлещущим из изрезанного горла погибающей женщины фонтаном крови Грэм тщетно пытается сжать края её раны и отчаянно смотрит в сторону зияющего дверного провала, в котором скрылся вход. Ганнибал недовольно щурится: ему не нравится, что на руках Уилла находится эта кровь, но в целом ему до безумия нравится сочетание красного и нежной, белой кожи. Он бы хотел стать мастером, который запечатлеет это кистью на полотне в холодный зимний вечер, тщательно подбирая цвета. Невольная жертва новой игры Ганнибала погибает быстро — её потемневшие от ужаса глаза быстро стекленеют, но Уилл всё ещё судорожно держит мертвое тело в своих руках, то ли теряясь сам, то ли пытаясь удержать её. Кажется, он разрывается между двумя желаниями: бросить её здесь и пойти за Хоббсом или всё же остаться, но позволить Хоббсу завершить свою кровавую жатву. — Её уже не спасти, Уилл, — Ганнибал осторожно опускается на колени рядом, позволяя Уиллу зацепиться за свой спокойный голос. Он кладёт ладонь на чужое плечо, чуть сжимая напряженную горячую плоть и возвращает Грэма в реальность короткой ментальной атакой — она похожа на втыкающуюся в кожу иголочку: безопасная, но действенная. Слабая, почти невесомая мысль: «слушай мой голос» легко закрепляется в бушующем сознании Уилла. Это короткое внушение, если его вообще можно так назвать, не проживет долго — его смоет чистой силой эмпатии Уилла, но на те пару часов, пока они будут находится в доме незадачливого серийного убийцы вполне хватит. Грэм скользит по лицу Ганнибала шалым, опьянённым от крови взглядом и поднимается, идя вперёд. Он словно в тумане, но четко видит путь и, движимый скорее инстинктом, чем логикой, заходит в просторную светлую кухню и замирает. Уилл видит, как Хоббс придерживает юную девчушку, свою дочь, как две капли воды похожую на все прошлые жертвы. Лектер чётко отслеживает каждое его движение: Грэм легко вскидывает заряженный пистолет и быстро, даже не целясь, стреляет. Гарретт Хоббс падает на пол изломанной куклой, нелепо взмахнувшей руками, и Ганнибал одновременно находится тут и не тут: он наблюдает издалека, подмечая про себя любопытные детали. Он аккуратно скользит в хаотично мечущиеся мысли замершего Грэма, вслушивается в шепот тьмы, что звучит на периферии его сознания: «Как жаль, да? Мы не убили его лично, не прикоснулись к его шее руками, да, Уилл?». Лектер пораженно понимает, что голос у этой тьмы женский — мягкий и нежный, словно у матери, которая укачивает своё дитя. Он осознает это кристально ясно: она не хочет свести Уилла с ума, вовсе нет, она просто заботится о нём, как о своём ребёнке. Но Уилл пугается этого: пугается собственный мыслей и желаний и падает на колени, к захлёбывающейся в крови девочке, чтобы спасти хоть кого-то. Ганнибал ласково усмехается, быстро печатая Джеку Кроуфорд смску с адресом и лаконичным набором слов: «Мы его нашли». Специальный агент отвечает поразительно резво, обещая скоро прибыть с подмогой и спрашивает, не нужна ли скорая. Лектер ничего не отвечает: он прекрасно понимает, что Джек пришлёт её вне зависимости от его ответа. — Надо вот так, — Ганнибал снова опускается рядом, бережно оттесняет Уилла, перехватывая из его подрагивающих рук надрезанное горло привычным профессиональным жестом врача. Эта кровь гораздо лучше той, что была у её матери. Пожалуй, Лектер готов испачкать в ней руки. — Я вызвал ФБР и медиков, Уилл, всё уже закончилось. Грэм медленно отстраняется, скользит бессмысленным взглядом по кухне, на которой они и застыли в немного гнетущем ожидании. Он старается не смотреть на мёртвое тело Хоббса, но долго убегать от себя у него не получается. Ганнибал более чем удовлетворен тем, что тут случилось: ему нравится, что эту девочку они спасли вместе, вдвоём. Если она сможет выжить, то у них, вероятнее всего, появится дочь. Ганнибал пытается перехватить слегка безумный взгляд Уилла, но тщетно. Грэм тонет в своих же ассоциациях, в своём море, в своей тьме. Он пытается выкарабкаться, беспомощно скользя окровавленными пальцами по шкуре неудачливого убийцы и своей теперешней жертвы, пытаясь стащить её с себя и вздохнул полной грудью. Уилл очень старается спастись, — даже слишком сильно, по мнению Ганнибала — но это то, что и нужно. Что и должно. Лектер негромко, тепло зовёт его по имени, привлекая внимание. Они наконец снова смотрят друг на друга. Уилл облегчённо, счастливо выдыхает и не позволяет себе моргать, крепко сжимая в своих ладонях подставленные Ганнибалом руки. Лектер отпускает себя: отпускает свою магию — ликующую и ревущую — и она укутывает их тёплой сильной волной, бережно удерживающей на плову лодочку в сознании-зеркале Грэма. Они всё ещё стоят на краю, и под ногами бушующая морская бездна, но они не падают. И уже не упадут. — Спасибо, доктор Лектер, — Уилл почти шепчет это — в его глазах яркая, неприкрытая симпатия. Они оба понимают, что уже не могут разойтись как незнакомцы, не смогут сделать вид, что возникшие узы сегодня не стали ещё крепче, ещё ближе. Ганнибал ласково улыбается ему в ответ. Он сделает всё возможное, чтобы связывающие их нити превратились в нерушимый канат.