As If It's Your Last

Идеальное утро Бан Чана в существительных: Уджин, яичница, Чародейки по ноуту (в любом порядке). Чуть менее идеальное утро Бан Чана в существительных с прилагательными: подгоревшая яичница, Чародейки по барахлящему ноуту, все еще Уджин (идеальный). Совсем НЕ идеальное утро Бан Чана: ломящийся в дверь Джисон и… — Хён! Хён! Чан-хён, я знаю, что ты тут, и не побоюсь применить силу! Еще не окончательно готовый расстаться с картинкой своего замечательного утра, Чан сильно зажмуривается и в надежде, что к двадцати годам в нем все же проснутся магические силы, шепчет «Это просто сон, это все просто сон». К сожалению, совы из Хогвартса не долетают до Кореи, а поэтому Чан все еще слышит звуки раздражающего захватчика, как и улыбку в голосе Уджина, открывшего ему дверь: — Джисон-а, прежде чем я тебя впущу, уточни, пожалуйста, какую силу ты планируешь применить? Пытающийся уйти в отрицание мозг Чана не сразу услышал невнятное шебуршение за дверью, а оттого крик «За мной сила господа и аниме!» был воспринят как достаточный повод для сердечного приступа. Уджин, однако, как истинный святой, закаленный в боях за собственный разум с придурью Джисона, не дрогнул. — Силу протухших мемов, то есть? — со вздохом уточнил его сосед по квартире и по совместительству (тайная) любовь всей жизни. — К такому жизнь меня не готовила. Входи, конечно. Чан в своей комнате, притворяется, что заставка Чародеек — это вирусная реклама, которую ему назойливо подсовывает YouTube. Как будто кто-то почешется этого зомби поднимать и рекламировать… — Чан не видел Уджина, но прекрасно представлял, как тот скептически качает головой. — Если пожрать соберетесь — я там макароны варил, но йогурт мой не брать, он на беспечную старость. Две пары шагов прозвучали в разных направлениях: спокойные, Уджина — в сторону второй комнаты их маленькой квартирки, и торопливые, Джисона, все ближе к двери его неприступного храма, в миру просто средней захламленности комнаты студента. Чан нервно вздохнул, захлопнул ноутбук и накрыл лицо подушкой, явно предпочитая ритуальное удушение необходимости решать чужие проблемы в свой первый (!) за три недели выходной. Джисона его прикрытие, однако, не впечатлило, и через секунду матрас расправленной кровати прогнулся под весом еще одной (наглой и безжалостной) задницы. Обладатель вышеупомянутой задницы, он же наказание Божье, возмущенно пыхтел и кажется, собирался жаловаться. — Хён! Ты серьезно не пове- да сними ты эту подушку! — последние баррикады субботнего утра пали перед интервенцией, а перед глазами Чана предстал его донсэн — растрепанный, все еще в уличной куртке и недовольно притопывающий ногами в разноцветных носках: левом — зеленом с баклажанами, и правом — желтом, с маленькими мультяшными брокколи. Чан на секунду завис, рассматривая это безобразие от носочно-чулочного производства, но затем, все-таки смирившись с неизбежным, возвел глаза к нему и с терпением учителя начальных классов, поинтересовался: — Так что произошло? Простой вопрос мгновенно оборвал невнятный поток возмущений, и напомнил Джисону о цели, собственно, визита. Тот затих, и расстроено посмотрел на Чана исподлобья. — Хён, я, в общем, это… Соулмейта своего, кажется, встретил. *** Flashback: два часа назад Небольшую, изрядно обшарпанную квартирку в одном из самых дешевых районов Сеула заполнила жизнерадостная песня Твайс: единственный и непереносимый Ли Минхо возжелал услышать лучшего друга. «OOH-AНH» на свой звонок поставил он сам, и каждый раз противно хихикал, вспоминая. Как рука из могилы в конце любого приличного фильма ужасов, из-под одеяла высунулась конечность, нащупала у кровати побитый жизнью телефон, а затем миру предстал и Хёнджин, не менее побитый жизнью и благоухающий вчерашними посиделками в общаге. Издавая звуки недовольного вампира от бьющих в глаза солнечных лучей, он прокашлялся и недовольно буркнул в трубку: — А- …кхм, алл- кхм-кхм, чего тебе надо, короче? Трубка подарила Хёнджину секунду недоуменного молчания, а затем ехидный (и слишком громкий) голос Минхо ворвался в его грешную жизнь. — Мне от тебя, бестолочь, ждать нечего, это давно известно даже слепой бабке в Кванджу. А вот… — даже воздух, казалось, исказился в насмешливой ухмылке, так издевательски были выделены следующие слова, — нашему Уважаемому Профессору Че Хёнвону-щщи хотелось бы видеть тебя на зачете. Я, как староста, взял на себя ответственность уведомить неуспевающего одногруппника о возможных последствиях неявки на… — Хён, мы вместе вчера бухали, какого черта ты как майская роза? — поспешил перебить Хёнджин вошедшего в образовательный раж друга. — В отличие от тебя, долбоящера, я коньяк с пивом не мешал, и на коленках у третьекурсников не сидел. — А тебя потому и не сажали, что все думают, что ты с Уважаемым Профессором Че Хёнвоном-щщи, — так же издевательски пропел в ответ Хёнджин, — спишь, а незачет по зарубежной литературе никому не хочется. -К слову о незачете, — хмыкнул в трубку Минхо, — если через полчаса не явишься, будешь про Айвенго и Хэмингуэя прапорщику в армии рассказывать. Собирай свои сандалии, и ебашь в универ на крылышках любви. С этими словами экран телефона оскорбленно погас, а незадачливый студент пулей сорвался в ванную. Подглядывать за человеком в ванной нехорошо, поэтому мир так никогда и не узнает, каким образом за семь минут у умывальника похмельный Хёнджин (1 штука) превратился в прекрасное создание небес (1 штука, улучшенная), но скоро он уже запрыгивал в гостеприимно распахнутые двери автобуса. Очки и линзы Хёнджина, разумеется, остались валяться на раковине в ванной, потому что все помнить могут только господь и Минхо. В это время Джисон мирно занимал свое любимое сиденье у окна в конце автобуса, представлял, как Чанбин-хён взъебнет его за то, что вчера забыл прийти в студию, и огрызком карандаша в блокноте пытался выдавить из себя лирику получше «Ты подарил мне желтые розы, от них в хозяйстве подохли козы». Когда двери автобуса открылись на остановке, он машинально вскинул голову и замер, когда в автобус вошел… End of flashback *** — …самый красивый парень на свете, хён. У меня в голове ангелочки запели, а зрачки в сердечки сложились. Знаешь, когда просто смотришь на человека и понимаешь — оно? Успевший поостыть за время рассказа Чан умиленно вздохнул. Знает ли он?.. — Представляю, Джисони. А в чем, все-таки, пиздец? — А в том, что «оно» на меня посмотрело секунду, как на таракана, презрительно прищурившись, отвернулось и упиздовало платить за проезд. Вот просто так. У меня тут, понимаешь ли, судьба вершится, а он — за проезд!.. — в голосе Джисона звучало такое искреннее возмущение, будто между ним и его соулмейтом была единственная преграда — зловещие клещи капитализма, представленные оплатой билетов в автобусе. — Погоди-погоди, — недоуменно начал Чан, — то есть ты почувствовал, что это твой соулмейт, но он на тебя никак не отреагировал? — Потрясающе сказано, хён, пятерка за логическое мышление! — Да погоди, не истери. Ты уверен, что вы глазами встретились? Может ты просто втюрился в красивого парня? Ты у нас молодой, чувствительный… — Не изображай из себя бабку у подъезда, а то твоими молитвами я сразу стану и проституткой, и наркоманом. Уверен я, мы таращились точно друг на друга, только у меня в голове играл свадебный марш, а у него, похоже… — Не позволив Джисону закончить предложение, его телефон разразился жизнерадостной трелью песни «Die, motherfucker, die». — Что-то вроде этого. Бля-я, я ж Чанбин-хёна забыл предупредить, что к тебе зайду… и вчера не пришел… Хён, запомни меня молодым! — Ты трубку может возьмешь, обглодыш? — закатил глаза Чан. Джисон еще секунду опасливо пялился на экран телефона, на котором высветилось очаровательное фото: Чанбин с бантиками и подкрашенными глазами с прошлого Хэллоуина, и, приняв неизбежность, ответил на звонок. — Алло, Чанбин-хён? — опасливо пробормотал он. — Нет, я не забыл… Да не забыл, говорю же! Случилось у меня кое-что! Нет, не бухал. Не бухал, точно говорю! Я у Чан-хёна. Да блин, приду я скоро. Уже выхожу. Хорошо, прям сейчас выхожу. Уже пошел, хён! Скоро увидимся, пока. Джисон положил трубку и тяжело вздохнул, как будто только пробежал марафон. — К сожалению, сеанс психотерапии откладывается, его Величество Со Чанбин желает пиздить меня ссаными тряпками. — Будет сложно притвориться, что я расстроен, но я попытаюсь, — хмыкнул Чан, но тут же серьезно добавил, — не переживай, Джисони, мы как-нибудь со всем разберемся. Один с кошками точно не умрешь. Лицо Джисона мгновенно преобразилось в выражение «я донсэн менi можно». — А знаешь, кто умрет, Чан-хён? Ты, если так до старости не поговоришь с Уджином. Эй, ты чего оглядываешься? — Ссаные тряпки ищу, как оберег от тебя, засранца. Иди уже к Чанбину, потом поговорим. Проводив Джисона до двери, Чан захватил свой ноутбук и направился в комнату Уджина. В конце концов, начать идеальное утро никогда не поздно, верно?