***
Чонгук к себе домой с ночи убийства Хьюго не возвращался. В этом доме память о трех умерших людях, и если двое из них лежат на городском кладбище, то один живет в Обрадо. Чонгук не звонит и не пишет Юнги, и от него ничего за месяц не получал. Он борется со своим зверем, который всё порывается найти Юнги, но не для того, чтобы вернуть, а чтобы посмотреть в глаза того, из-за кого в Чонгуке ледники поднялись и каждую ночь под лавинами воспоминаний погребают. Если бы это были проделки судьбы, то Чонгук бы пошел против нее. Если бы она растащила, раскидала их по сторонам, он бы его всё равно нашел, к себе бы пришил, но Юнги сам ушел, греется у огня в Обрадо, а Чонгук на огонь смотрит, но тепла не чувствует. Он объясняет себе, что ему придется пинцетом из себя по кускам брата доставать, раны зализывать, и он рад, что из-за свалившейся за одну ночь на него ответственности в виде целого района, у него практически нет времени думать о Юнги. Чонгук Амахо ненавидит, засиживаться здесь не собирается. Тут на каждом углу его воспоминания поджидают, тут тени его брата, отца и папы по улочкам слоняются и так искореженное сердце мучают. Чонгук даже от своего внедорожника отказывается, потому что, сев в него ещё на границе, он задыхается запахом Юнги, сползает вниз на землю и, обхватив руками голову, пытается унять взрывающиеся там снаряды чужой нелюбви. Чонгук не знает, от чего ему больнее: от того, что Юнги его никогда и не любил, или от того, что ему брата из себя никакими инструментами не вытащить. До Юнги три часа пути, можно поехать, потребовать, чтобы он вышел, но что Чонгук ему скажет? О любви молить будет? Чонгуку такая любовь не нужна, он на границе еще решил, что у него нет больше брата, нет омеги, нет сердца. Чонгук не разлюбит Юнги, это просто-напросто невозможно, и он прекрасно это осознает, но он заполнит дыру, оставленную в нем братом, своими целями, пусть даже отныне ему не с кем разделять победы. Любовь не всегда до конца остается и одно только счастье приносит, так бывает, жизнь случается. Чонгук плотнее эту дверь прикроет, завалит сверху бетонной плитой, для достоверности «не подходить, убьёт» допишет и никогда больше о ней не вспомнит. Звери оставили себе все имущество Хьюго, а Чонгук временно обосновался в его особняке. Хосок и Мо, дедушка которого скончался пару месяцев назад, тоже часто ночуют в особняке. Только Намджун по-прежнему живет у себя, не желая оставлять брата одного и отказываясь вовлекать его с такого раннего возраста в дела картеля. Намджун большей частью в разъездах или часами сидит в кабинете Хьюго и разговаривает по телефону. Он занимается сохранением клиентов, многие из которых, испугавшись новой власти, односторонне прервали старые контракты. Чонгук, Хосок и Мо заняты внутренним обустройством Амахо. Сегодня парни только возвращаются со встречи в центре, как им докладывают о приезде Луи. Мо, который сильно устал, сразу поднимается наверх спать, а Чонгук, разлив себе и Хосоку виски, приказывает проводить к ним омегу. Луи, который все это время провел в больнице, а потом у своего друга, несмотря на то, через что он прошел, выглядит очень хорошо. — Мы похоронили твоего отца, и явно не по доброте душевной, — осушает залпом бокал Чонгук, пока Хосок, так и не притронувшись к своему, разглядывает омегу. — Это мой дом, — по слогам выговаривает Луи. — У тебя нет ничего своего, — твердо говорит Чонгук, — но мы оставили тебе жизнь, хотя ты покушался на мою. — И прострелили руку, — с обидой смотрит на Хосока омега, а тот и не убирает взгляд. — Ты можешь начать новую жизнь, — говорит Чонгук. — Забери все свои вещи, и можешь спокойно жить на территории Амахо. — На что я буду жить? — зло смотрит на него Луи. — Иди работать, — улыбается Чонгук. — И кем я буду работать? — возмущенно спрашивает Луи. — Кем работали и работают наши папы и братья, — спокойно отвечает Чонгук. — Чем ты выше их? — Вы не понимаете, — вскипает омега и сразу же осекается. — Я бы хотел поговорить с Хосоком. Чонгук молча поднимается на ноги и идёт к себе. — Я знаю, что у нас не совсем правильно всё началось, — долго подбирает слова Луи, — и знаю, что ты на меня зол, но мы теперь квиты. — Меня унизили, сломали руку, я унизил тебя и прострелил твою, ну да, мы квиты, — облокачивается о колени альфа. — Так вот я подумал, может, мы попробуем сначала, — несмело подходит к нему Луи. — Может, ты дашь мне еще один шанс, и я докажу тебе, что я вовсе не плохой, и тогда я был просто ребёнком. — Может, и дам, — плотоядно улыбается Хосок, откинувшись назад. — Твой друг жесток ко мне, я знаю, мой отец виноват, но я не хочу из-за него жить на улице и наливать разному сброду кофе, — подходит вплотную к альфе омега. — Я хочу жить в своём доме и хочу вернуть свою прежнюю жизнь. — И насколько сильно ты этого хочешь? — сажает его на свои колени Хосок и зарывается пальцами в выкрашенные в иссиня-черный волосы. — Я ведь не прекращал о тебе думать с того самого дня в школе, постоянно искал тебя глазами и все хотел попросить прощения, — обвивает руками его шею Луи. — Но я боялся подойти, думая, что ты оттолкнешь меня. Ты ведь веришь мне? — Конечно, верю, — вдыхает Хосок терпкий аромат шоколада и поглаживает тонкую талию. — Ты сильный альфа, ты новый правитель Амахо, а я родился в правящей семье. Мы можем попробовать снова и стать самой красивой парой Амахо, ты ведь не мог забыть меня, — прикладывает ладони к его груди, поглаживает. — Позволь мне показать тебе, как сильно я жалею о том, что случилось шесть лет назад, и как я хочу всё поменять, — расстегивает пуговицы на его рубашке Луи. — Покажешь, но не здесь, — с омегой на руках поднимается на ноги Хосок и идёт на второй этаж. В шесть часов утра Мо размешивает в огромной чашке растворимый кофе и, сделав глоток, морщится. — И мне бы не помешало, — подходит к альфе на ходу натягивающий на себя военную куртку Чонгук. — Тебе-то зачем, это моя комната соседняя с Хосоком, я так глаз и не сомкнул, думал, или оглохну от стонов, или они стену снесут, — жалуется Мо. — А вот и герой-любовник, — усмехаясь, поворачивается к спускающемуся по лестнице вниз Хосоку Чонгук. — Я испугался, что опоздал, — поправляет воротник оранжевой рубашки Хосок и, потянувшись к графину с водой, пьет из горла. — Ждем тебя в машине, — кивает ему Чонгук, увидев спускающегося вниз Луи, — а ты можешь кружку с собой взять, — хлопает Мо по плечу, и альфы идут к двери. — Доброе утро, — Хосок оборачивается к идущему к нему омеге. — Самое доброе из всех, — подходит к нему Луи и приближается за поцелуем, но альфа отступает. — Ночь была прекрасна, думаю, я тебя простил, — с усмешкой смотрит на него Хосок, — но повторять у меня желания нет. Я скажу своим парням, тебя отвезут, куда хочешь, более того, деньги, которые отец клал на твоё имя, ты получишь, только очень прошу, больше на мои глаза не показывайся и научись уважать тех, кто разливает кофе, потому что в них гордости и честности намного больше, чем у тебя, — подмигивает ему альфа и идет к двери. — Какого черта, Чон Хосок! — кричит ему вслед готовящийся разреветься омега, но тот, хлопнув дверью, выходит прочь.***
Через год после падения Хьюго Звери мало того, что вернули старых клиентов, так еще обрели новых. Чонгуку и Намджуну удалось уговорить Вареса сотрудничать. Хьюго не любил делиться, поэтому предпочитал стабильный доход, не развивался и всё мечтал, что получит поддержку Вареса, выдав за него своего сына. Чонгук предложил Варесу шестьдесят процентов от общего дохода, доказывая этим, насколько ему важен этот союз. Наладив схему перевозок и систему работы, Чонгук под руководством Лэя начал работать в направлении отмены меток для омег в Амахо. Как первый шаг, альфа объявил смертную казнь всем, кто похитит омег на территории Амахо, вне зависимости от того, какому картелю принадлежит похититель. Сразу после первой же казни альф вызвали в Конфедерацию. Парни приехали в штаб-квартиру Конфедерации с утра нового дня. Расположившись за прямоугольным переговорным столом в кабинете Лео, они терпеливо ждут, пока тот закончит разговаривать с помощником. — До меня дошли тревожные слухи, — потирает шею мужчина и, встав со своего кресла, идёт к столу, за которым сидят трое альф. — Пару дней назад на территории Амахо был казнен альфа из Кордовы. Это правда? — Правда, — отвечает Намджун. — Конфедерация не вмешивается во внутренние дела картелей, пока это не касается важных нам вопросов и не несет угрозу конфликта между картелями, — говорит Лео. — Я получил жалобу из Кордовы и вызвал вас сюда. — Тот альфа был казнен, потому что, несмотря на запрет на похищение омег на территории Амахо, пытался похитить мальчика, но вовремя был остановлен, — отвечает Чонгук. — У мальчика небось не было метки? — щурится Лео, поглядывая на альфу. — Мы отменили метки. Все омеги в Амахо равны, — отвечает вместо друга Намджун. — Вы слишком рано встали у руля, конечно, вы молодцы, столько добиться в таком раннем возрасте, но вы многое упускаете, — вздыхает Лео. — Что, к примеру? — нахмурившись, смотрит на него Хосок. — Доход, который получают картели, в том числе и от торговли людьми, — вы можете лишать себя такой огромной суммы, но вы не можете лишить её и других. Вам не позволят. — Значит, вы оправдываете похищение людей? — цокает языком Чонгук. — Вы отменили метку в Амахо, но остальные пять территорий не отменяли и не будут, — наливает себе в стакан воды из бутылки Лео. — Вы должны понять, что это было ошибочное решение. За еще одну казнь из-за омеги Конфедерация будет вынуждена принять меры. Лучше сконцентрируйтесь на работе своего картеля, налаживайте связи. — Это угроза? — изогнув бровь, смотрит на него Чонгук. — Она самая, — отпивает воды Лео. — Тут Конфедерация решает всё насчет правил, мы их вводим и мы их отменяем, так вот мы не отменяли продажу омег. Думаю, я смог донести до вас всё, что хотел. Конфедерации есть о чем беспокоиться? — Есть, — подскакивает на ноги Хосок, но падает обратно в кресло, удерживаемый друзьями. — Вам не о чем беспокоиться, мы всё поняли, — мягко говорит Намджун, и парни покидают штаб-квартиру. — Какого хрена? Почему они могут отменить наше правило? — злится идущий к автомобилю Хосок. — Никто не может отменить наше решение, — отвечает Чонгук. — Это был наш последний визит в Конфедерацию. Вернемся и поедем к Варесу, пора с ним серьезно поговорить. Варес без воодушевления слушает предложение Чонгука об объединении территорий и отказывает альфе, будучи уверенным, что бы ему не обещали Звери, он останется в тени. Помимо этого, слухи в Кальдроне разносятся со скоростью света, и до Вареса уже дошло, что «звери» получили первое предупреждение, а конфликта с Конфедерацией Варес не хочет. Парни подозревали об ответе главы соседнего картеля, поэтому, вернувшись домой, решили приступать к плану подрыва власти Вареса изнутри. Варес пал спустя девятнадцать месяцев правления Зверей в Амахо, и сразу же все картели закрыли с ними границы. Конфедерация вызвала альф к себе, но на встречу никто не приехал. Лео выслал в Амахо своего человека с предупреждением, но того не пустили на территорию картеля, что привело главу Конфедерации в бешенство. Конфедерация приказала перекрыть все пути для вывоза наркотиков с двух территорий. Звери, которые ждали подобного решения, сильно понизили цены на товар, производимый на своей территории, а Конфедерация, не выдержав давления со стороны покупателей, которые стали искать пути обхода, временно сдалась. — Нам нужен Ракун, иначе мы не выживем, — Хосок с друзьями сидят за столом, заваленным едой, пока Лэй продолжает менять их тарелки. — У нас мизерный доход в этом месяце, да, мы не дохнем с голоду, как хотела бы Конфедерация и другие территории, но мы и не зарабатываем толком. — Ракун под Конфедерацией, ей в рот смотрит, они не пойдут с нами на контакт, — массирует лоб Намджун. — Значит, мы возьмем Ракун. Две объединившиеся территории против одной, у них нет шансов, — твердо говорит Чонгук. — А что, если конфедерация с Ла Тиерра вмешаются? Они обладают мощью, которая нам и не снилась, — спрашивает Лэй. — С Варесом вы действовали тайно и внезапно нанесли удар, теперь Конфедерация навострила уши, а все картели наши враги. — Они не успеют, — встав, идет к окну Чонгук и достает из кармана пачку сигарет. — Мы сыграем по-своему. — А подробнее? — теряет терпение Намджун. — Как ты собираешься брать Ракун, если мы всё равно уступаем им по числу живой силы? — Как сказал один мыслитель: тот, кто умеет вести войну, покоряет чужую армию, не сражаясь, он берет чужие крепости, не осаждая*, — затягивается альфа. — Мы убьем Хорхе без объявления войны. — Я ничего не понимаю, — наливает себе рома Хосок. — Хорхе мечтает заполучить одного из главных клиентов Ла Тиерры. Эти люди приходили к нам за товаром, когда мы понизили цены, — начинает рассказывать Чонгук. — Так вот мы попросим встречу с Хорхе, сказав, что у нас уже с ними есть договоренность. Хорхе не знает, что никакой договоренности нет, но точно знает, что мы с ними виделись, и, учитывая его жадность, он клюнет. Хорхе я беру на себя. Вы должны будете заняться теми, кто решит взбунтоваться. Важно не просто убить Хорхе и подчинить Ракун, важно напугать оставшихся, чтобы больше к нам никто не лез, а все, прячась по домам, ждали, когда мы придём в гости. Ночь падения Хорхе должна запомниться в Кальдроне, как самая кровавая из всех, что видела эта земля. Вы можете такое устроить? — пристально смотрит на друзей альфа, и Намджун может поклясться, что это не отражение искусственного света на дне черных зрачков, а языки пламени древнего огня, проснувшегося в его друге. — Это вероломно, — почёсывает голову Мо. — На войне все средства хороши, — накладывает ему самый большой кусок пирога Лэй. — Ты списал со счетов Омариона? — смотрит на него Намджун. — Ла Тиерра может вновь обратиться к Хищникам, как много лет назад. — Я думал об этом, когда готовил план, и знаю, что Омарион сейчас ловит рыбу покрупнее и подальше отсюда. Ла Тиерра не успеет, а платить в два раза больше они не захотят, — отвечает Чонгук. Хищники, или Депредадорес — наемники, которые в большинстве своем состоят из дезертиров из элитных частей армии соседних государств, а также бывших военнослужащих. Они обеспечивают интересы картелей, которые им платят. Со временем они осели на собственной территории, но и по-прежнему остались военизированной структурой, которая за большие деньги даже может организовать военный переворот в стране. Хищники полностью военизированная организация, работающая только с наркокартелями, но при этом ни в один картель не входящая. Омарион — нынешний руководитель организации. Настоящее имя альфы Ким Сокджин, сколько ему лет, как он выглядит, откуда родом — Звери не знают. С Омарионом, точнее, его предшественником, работала Ла Тиерра во время первой большой войны и именно благодаря им и обрела нынешнюю власть. Хорхе проглотил наживку, и через месяц Лео и вся верхушка Конфедерации с ужасом смотрела на выставленную в центре стола в кабинете главного коробку с головой теперь уже бывшего главы Ракун. Меж зубов жертвы была зажата записка, в которой неровным почерком было выведено: — Кто следующий? Очевидцы говорят, что в ту ночь по улицам Ракун кровь лилась рекой. Ракун впервые за долгие годы увидел то, что в Амахо видели чуть ли не каждый день. Чонгук позаботился о том, чтобы вся информация, в особенности ее визуальная часть, достигла людей в других картелях. Все социальные сети были забиты резней, которую устроили Звери против не подчинившихся новой власти, и Эль Диабло получил то, что хотел. В войне картелей — первой, спустя столько лет, — погибло около семи тысяч человек, но прорваться в Амахо из-за того, что Обрадо, Кордова и Ла Тиерра так и не смогли договориться, — не удалось, и бессмысленная бойня на время остановилась. Отныне картель Амахо не вызывал пренебрежение, а вызывал чистый и первородный страх.Шесть лет спустя
Картель Амахо на сегодня второй по территории крупнейший картель Кальдрона. Вместо ветхой изгороди три объединенные территории скрывает толстая бетонная стена, а все подосланные к ним из других картелей шпионы возвращаются домой частями. Родиться в Амахо стало гарантией безопасности, потому что своих картель не трогал, а защищал. Именно это и привело к тому, что население на подчиняемых Зверями территориях стало поддерживать своих лидеров. Метки отныне получают все омеги, родившиеся на трех территориях. По новому правилу, омег их могли лишать только в случае преступления. За причинение вреда человеку из Амахо, неважно, на какой территории и кем, провинившегося ждала жестокая кара. Все три территории объединились с центром в Ракун, где находится штаб-квартира Зверей, и официально картель стал называться Левиафан в честь мифического морского чудовища. По преданию, Левиафан олицетворяет первобытный хаос, враждебный богу-творцу и некогда им покорённый, ныне же пребывающий в состоянии сна, однако могущем быть разбуженным. «Он проснулся», — объявил еще на первом собрании Зверей Чонгук, распределяя полномочия. На встречу с новыми лидерами стекаются со всех уголков материка, с ними считаются, их боятся. Звери известны своей бескомпромиссностью и жестокими методами ведения бизнеса, также они известны тем, что всегда держат слово и идут до конца.***
Намджун возвращается из Вареса, где был на переговорах, в Амахо, решая навестить брата, которого из-за загруженности очень редко видит. Аарону восемнадцать лет, из неуклюжего мальчугана он превратился в красивого молодого человека с четким овалом лица и выступающими скулами. Аарон любит ночную жизнь и пропадает в лучших клубах Кальдрона. Он уже как год набивает татуировки на шее и груди, покрывает их цветными рисунками, и не слушает ворчание недовольного его образом жизни Намджуна. Как бы Намджун ни настаивал, чтобы он продолжил образование, альфа в колледж поступать не стал и держит в Амахо ночной клуб, который выпросил у брата. Автомобиль Намджуна третий в кортеже, самый первый водит Мо, который официально тоже из лидеров зверей, но предпочитает, чтобы его звали ангелом-хранителем Волка. Мо большей частью проводит время с Намджуном, всегда ходит за ним тенью и с радостью выполняет любые его поручения. Мо собирает черные волосы в хвостик на затылке, носит серьгу-крестик в левом ухе, и изображение морского чудовища на левом плече. Он часто обижается на друзей, которые его одного на задания не пускают, а за езду без охраны долго ругают, но ему приятно, что о нем так заботятся и счастлив быть в семье. Намджун сидит на заднем сиденье бронированного мерседеса представительского класса, как внезапно со стороны первого автомобиля доносится визг покрышек по асфальту, и альфа видит, как не успевший притормозить BMW перед ними въезжает в автомобиль Мо. Шофер и охрана сразу тянутся за оружием, Намджун и сам достаёт свой пистолет. — Всего лишь столкновение, всё хорошо, — кричит идущий к ним Мо и размахивает руками. Именно его Гелендваген от Brabus и спровоцировал аварию. — Подумаешь, чувак решил поцеловать меня в зад, — хохочет и стучит по стеклу альфа. — Нахуя было так резко тормозить? — опускает окно на палец недовольный Намджун. — Там омега, — сплевывает Мо и продолжает оглядываться. — Какой нахуй ом… — Намджун, проследив за его взглядом, осекается. Из-за первого автомобиля показывается омега и, перейдя дорогу, ступает на тротуар. Намджун не слышит, что Мо, присвистывая, ему рассказывает, и продолжает через затемненное стекло следить за ангелом. Люди ведь не могут порхать над асфальтом и заставлять всё вокруг, даже подгоняемые ветром листья, замирать в воздухе. Люди не ходят так, будто каждый шаг — это огромное одолжение всему миру, в котором расхаживает такая красота. Ветер треплет его волосы цвета жидкого золота, белая футболка задирается, обнажая плоский живот, а обтягивающие стройные ноги черные скинни не позволяют оторвать от них глаз. Омега будто в своем мире, будто это не из-за него перекрыта центральная улица города и разбиты две машины. Намджун уверен, такое с ним не впервые, этот парень знает, что он прекрасен. Он никого не видит, ни на кого не смотрит, покачивая бедрами, идет мимо витрин и магазинов, и никто из тех, кто следит за ним, не дышит. У него на руке ниже локтя смерть с венком из алых маков набита, его сочные блестящие губы такого же цвета, как и цветы. Он поднимает руку, зачесывает пальцами шелковистые волосы назад, Намджун, как загипнотизированный, за полоской обнаженной плоти следит и шумно сглатывает. От рыка своего зверя альфе уши закладывает, его протяжное «мое» в голове эхом от стенок отскакивает. Омега словно чувствует зверя, он замирает на мгновенье, оглядывает взглядом автомобили и вновь продолжает свой путь. Омега толкает дверь клуба Аарона и скрывается за ней, и только тогда Намджун слышит Мо: — …и я не мог не тормознуть. Это же Санта Муэрте! — У него на руке да, — рассеяно отвечает старший. — Нет, его зовут так, на него пол картеля дрочит, но к нему не подойти, можно без члена остаться, — хохочет Мо. — У него «жало скорпиона»*, где он его прячет, никто не знает, но порубит за секунду. Да и альфа у него ого-го. — Продолжим путь, — сбрасывает наваждение Намджун и поднимает стекло. «Не уверен, что я сам бы не притормозил».***
Чимину восемнадцать лет, и вот уже как три года он живет один. Амин окончательно съехался со своим альфой, который работает в картеле, но до сих пор от него так предложения и не дождался. Чимин с трудом закончил школу, в колледж не поступал, и живёт в их старом доме. Последние классы омега уже не общался с Аароном и хотя безумно скучал по другу, своей вины в разрыве их отношений так и не признал. Аарон оказался еще упрямее и первый шаг для примирения не сделал. Омега работает с момента ухода Амина, потому что старший хоть и помогал ему первое время, но сейчас помогает только, когда Чимин просит. Чимин сменил много мест, он пробовал себя как бариста, был танцором, мастером по волосам, параллельно не пренебрегал воровством. В шестнадцать он познакомился с альфой Ниньо, которого до сих пор называет своей второй любовью. Первой любовью для Чимина так и остался Ким Намджун. Ниньо промышлял воровством и научил этому и Чимина. Ниньо был ловким, прекрасно разбирался в ключах и сейфах, а Чимин был прилежным учеником. Сейчас Ниньо сидит в Ла Тиерра, где был пойман за попыткой крупного ограбления, от чего его до последнего отговаривал Чимин. Омега долго грустить не стал и уже через три месяца переехал жить к своему новому парню — альфе из картеля Амахо. В длительных отношениях Чимин был два раза, потом встречался с главным «оружейником» картеля, почти полгода жил в Кордове с сыном местного банкира и, обокрав его, полгода назад смог вернуться в Амахо, который по новым правилам своих не выдаёт. Чимин знает, что природа наградила его потрясающей внешностью, и очень ей за это благодарен. Когда с работой были проблемы, Чимин даже снимался обнаженным для местных изданий, без предложений не оставался, но также эта красота привлекает много ненужного внимания, именно поэтому омега благодарен Ниньо, который помимо «искусства» воровства, научил его прекрасно владеть оружием, как холодным, так и огнестрельным. Чимин может за себя постоять. Он решил на время снова обосноваться в Амахо, осмотреться, а потом, возможно, уехать в Ла Тиерру. Сейчас он работает официантом в самом крутом клубе Амахо и не промышляет воровством.***
Весь оставшийся вечер Намджун думает о том омеге и, никак не сумев избавиться от навязчивой мысли снова его увидеть, заворачивает после встреч к клубу. Намджун не ошибся, омега работает в клубе. Альфа видит его сразу же, стоит войти в помещение, потому что не заметить его невозможно. Намджуну предлагают vip-место наверху, но он, отказавшись, проходит к столику в углу, рассчитав, что это место идеально для наблюдения за порхающим между столиками омегой. Чимин чувствует его присутствие сразу же, зверёк омеги поднимает голову, внюхивается и все тянется к столику в углу, заставляя его бороться с самим собой же. Чимин незаметно наблюдает за ним, но подойти к столику смелости не хватает. Так всегда с Волком. Он единственный альфа во всей вселенной, рядом с которым омега даже свое имя забывает. Он усмехается про себя, заметив, сколько его коллег бросаются к столику, и вновь поворачивается за заказом к очередному клиенту. Намджуну такой расклад не подходит. Он пришел сюда только из-за него, а омега к его столику ни ногой. Альфа посылает своего человека к администратору и через минуту к его столику идет лучшее творение человечества, ангел во плоти, тот, от кого у Намджуна в горле пересыхает, а разошедшийся зверь внутри дикую пляску устраивает. — Что вам принести? — с улыбкой смотрит на него омега, в котором Намджун смутно ловит знакомые черты. «Ничего, просто постой здесь или даже присядь, я будто видел с трудом с рождения, только прозрел, а сейчас от твоей яркости снова слепну». — Мне как всегда, — отвечает вместо Намджуна подошедший к столику Аарон и делает то, от чего старшему грудную клетку железными цепями, усеянными шипами, сдавливают. Аарон разворачивает омегу к себе и, обхватив руками его лицо, долго целует. «Он мой брат», — повторяет про себя Намджун, а под обхватившей краешек стола рукой дерево на пол осыпается. Намджун сам над собой издевается, глаз с целующихся парней не сводит и, только почувствовав во рту привкус крови, взгляд уводит. Зверь альфы, еще секунда, и с катушек слетит, он рычит, когтями нутро вспахивает и зубами клацает. Намджун давит на него, видит, как другие, его зверя почувствовав, подальше отходят, даже Аарон, от омеги оторвавшись, испуганно на брата смотрит. Обессиленный от борьбы с собственным чудовищем, которое отказывается понимать отказ своего хозяина, Намджун встаёт на ноги. — Вынужден тебя покинуть, — обращается к Аарону Намджун и, не понимая, почему омега прячет взгляд, похлопав брата по плечу, идёт на улицу. Чимин напуган и в смятении, он услышал только рык, но этого было достаточно, чтобы он понял, что впервые почувствовал настолько сильного зверя и его безумие. — Поезжайте домой, — приказывает вышедший на улицу Намджун сопровождению и, сев за руль темно-серого мазерати Ghibli, выруливает на трассу до границы. В полночь трасса пустая, можно выжать максимум, только вряд ли поможет. Этот омега принадлежит Аарону. Будь он омегой кого угодно, хоть главы Ла Тиерра — Намджун бы объявил войну и заполучил бы его. Этот омега вызывает в альфе неконтролируемое желание, пробуждает в звере доселе неведомую жажду обладать. Намджун омег никогда не покупал — за этого бы состояние заплатил, он за омегу никогда не воевал — за ночь с этим войска бы поднял, он за внимание никогда не боролся — этого бы обхаживал. Он прикрывает веки и представляет, каково это его сочных губ сперва аккуратно пальцами коснуться, провести подушечками по четким скулам, линии подбородка, вдохнуть его дыхание и подразнить своего зверя. Альфа ерзает на сидении, почувствовав, как только лишь от мыслей о нем становится неудобно сидеть, и крепче руль сжимает. Чистая первозданная красота, умноженная на природную сексуальность, которая выбивает разум и оставляет Намджуна наедине с инстинктами, обнажает звериную сущность. Он не ангел, Намджун ошибся, он демон, крылья которого сотканы из похоти. Судьба сыграла с Намджуном злую шутку, показала ему того, кто, всего лишь пару раз взмахнув ресницами, в его душе ураган поднял, и сразу же забрала, выставила между ними самого дорогого человека, и Намджуну эту преграду никак не пройти. Обида в нем пенится, до горла поднимается, он всё два слова повторяет и сильнее руль в руках сжимает. Ни врывающийся в окна свистящий ветер, ни огни впереди, ни запах жженых шин — ничто не отвлекает от намертво выбитого под веками образа омеги. Даже зверь, который в клубе без умолку твердил «убей его» умолкает, больше не рычит, сидит ошарашенный, душу тоскливым воем разрывает.***
Юнги в школу записываться не хочет, всё тянет, убеждает папу, что не стоит, что он надолго в Обрадо не задержится, но в итоге под давлением дедушки сдаётся. — В Амахо смута и хаос, я слишком ценю тебя, чтобы отпускать в это пекло, — повторяет Абель и в очередной раз о Чонгуке при нем говорить запрещает. Юнги безумно скучает, целыми днями смотрит их совместные фото, не снимает с себя колье брата и всё ждет от него хоть весточки. За месяц в Обрадо он исписал для Чонгука сотни страниц писем, но ни одно не отправил, он нажимает на его номер и сразу сбрасывает. Желание услышать его голос достигает своего апогея спустя три месяца после разлуки, и Юнги, несмотря на обещание, данное папе, в этот раз звонок не сбрасывает. Вместо брата он слышит грубый голос оператора, докладывающий, что абонент недоступен. Чонгук сменил номер. Юнги, потеряв единственную связь с братом, в ту ночь до утра рыдает, а утром, отказавшись идти в школу, закатывает истерику, требуя вернуть его в Амахо. Илан с трудом успокаивает омегу, объясняя, что пока рано, и обещает, что к концу учебного года он попробует уговорить деда. Юнги не знает, что происходит в Амахо, как Чонгук, и, устав от переживаний, вновь идет к деду, но в ответ выслушивает ругань. — Он не твой брат! — кричит на него мужчина. — У тебя нет братьев, и ему на тебя наплевать, иначе почему ни разу он не приехал за тобой? Почему не выстроил перед границей конвой? — Я обидел его, — всхлипывает омега. — Вернись, расскажи правду тому, кому на тебя плевать, и поставь под риск семью! — встряхивает его за плечи альфа. — Он ненавидит нас всех, спит и видит, как наши головы поотрывает! А ты к нему хочешь, к тому, кто не дрогнувшей рукой в тебя пулю пустит! — Это вы виноваты, а не я! Вы это с отцом сделали, — кричит Юнги и больно бьется затылком о стену, к которой толкает его дед. — Ещё раз я услышу имя своего врага в этом доме, и ты будешь на улице! — шипит альфа. — Лучше на улице, чем с вами, — говорит Юнги и выходит из кабинета. Юнги в школе ни с кем не общается, нелюдим, его ничего не интересует, он ничего не планирует. Омега словно застрял в том злополучном дне во дворе их дома в Амахо, где он, обнимая брата, клялся в вечной любви. Так проходит год, спустя который Юнги все равно продолжает смотреть на дверь и ждать Чонгука, пусть разум и твердит ему, что за предателями не возвращаются. На день рождения омега вниз не спускается и папу в спальню не впускает. Юнги решает, что больше он дни рождения не празднует. Илан сильно беспокоится о сыне, даже к специалистам обращается, Юнги на контакт не идёт и все больше замыкается. Одним из вечеров Илан заходит к как и всегда лежащему на кровати в обнимку со Снорлаксом сыну, смотрящему стеклянным взглядом в потолок, и протягивает ему бумажку. — Не представляешь, как тяжело мне было достать его номер, но я хочу, чтобы ты поговорил с ним и понял, что тебя в Амахо никто не ждет, — опускается на кровать рядом старший. — Дело не в обиде на тебя и твоё, как ты считаешь, предательство, хотя ты просто выбрал семью и жизнь лучше. Чонгук взял под контроль Амахо и Варес, он слетел с катушек, грозится все оставшиеся территории в крови потопить. Нет больше прежнего Чонгука, нет того, кто якобы любил тебя. Он припеваючи живет, в его подчинении столько людей, у него есть власть и деньги, но он не идёт за тобой. Ты не нужен ему, Юнги. Омега выхватывает бумажку из рук папы и просит оставить его. Юнги запирает дверь, опускается на пол и набирает номер. Пока идут гудки, ему кажется, его сердце остановится. Юнги так свой номер и не поменял, всё надеясь, что когда-нибудь Чонгук ему позвонит, и убеждён, что если брат не возьмет, то это потому что узнал. — Не звони мне больше, — первое, что слышит Юнги и задыхается от обрушившихся на него эмоций, где даже намека на обиду на слова брата нет. Он слышит его голос спустя год и, не сдержавшись, глухо плачет. — Чонгук… — парализованная рыданиями челюсть с трудом двигается, а всё, что он хотел сказать, вылетает из головы. — Я скучаю, я очень… — Не звони мне больше, — твёрдо повторяет Чонгук. — Больше никогда не смей меня беспокоить. Мертвецы ведь не разговаривают, а ты для меня умер ещё год назад. Чонгук сбрасывает звонок, а Юнги по-прежнему прижимает к раскрасневшемуся уху трубку и слушает гудки, которые сейчас для него сравнимы со звуками кардиомонитора, который скоро покажет одну сплошную линию. — Юнги, — доносится из-за двери голос папы. — Открой, пожалуйста. Я боюсь за тебя. — Не бойся, — истерично смеется сквозь слёзы омега, до сходящей кожи чешет имя выведенное на ребре. — Я не покончу жизнь самоубийством, потому что мёртвые не умирают.***
Намджун долго борется с собой, и хотя любопытство разрывает альфу на части, он у Аарона про его пассию не спрашивает. Сегодня один из редких в последнее время вечеров, когда братья ужинают вместе. Они сидят в любимом ресторане младшего у искусственного озера и медленно попивают вино. Намджун замечает, как заигрывает с обслуживающим их столик омегой Аарон и не сдерживается: — Как у тебя дела с твоим омегой? — С Чимином, что ли? — нарезает мясо Аарон. — Его Чимин зовут? — хмурится Намджун. — Твой друг Чимин? — Ага, — с блаженством проглатывает мясо младший. — Ты еще метку ему выбил у Хьюго, если помнишь, конечно. Намджун подзывает официанта и, хотя не планировал сегодня особо пить, просит принести ему бутылку виски. Трезвым ему эту информацию не переварить. Намджуну кажется, что подсознательно он даже тогда, еще много лет назад, пошел к Хьюго просить о метке не просто какому-то омеге, а тому, кто впоследствии будет занимать все его мысли. Будто бы судьба все это время играла с ними, ведь сколько раз Намджун собирал обед мальчику по имени Чимин, помогал Аарону паковать его старые вещи для омежки и даже лекарствами делился, а сейчас сидит с ноющим сердцем, и от странной тоски его ни одно лекарство не спасет. — Так ты знаешь его столько лет, — после затянувшейся паузы говорит Намджун. — С первого класса, — усмехается Аарон. — Удивительно, что я до сих пор его не придушил. — Мне он кажется очаровательным, — с теплотой улыбается старший, вспоминая, как, покачивая бёдрами, шел по тротуару омега. — Слишком проблемный, вечно в передрягах, как он вообще до восемнадцати дожил — удивительно, — постукивает по бокалу Аарон. — Конечно, он мне очень дорог, но его безответственность и стиль жизни меня порой доводят до белого каления. С чего это ты вообще решил интересоваться моей личной жизнью? — Я же твой брат, — после паузы говорит старший. — Ладно, расскажи о себе, как у тебя дела, а то мне скоро на встречу с Ким Минсоком, попробую уломать Кордову встать на нашу сторону.***
Чимин в ночь после клуба глаз не смыкает. Вернувшись после смены, он до рассвета лежит в кровати и прокручивает в голове мимолетную встречу с Намджуном. Омега обнимает подушку и представляет, что альфа зашел в клуб не из-за брата, а именно из-за него. Он ведь вызвал его к столику, значит, Чимин его привлек. В то же время он понимает, что такому, как Ким Намджун, вряд ли будет всерьез интересен такой омега, как Чимин, будь он хоть мистером вселенная. Чимин и не хочет так. Чимина все якобы любили и принимали из-за внешности, для него не оставались закрытыми двери, его улыбка способна растопить самое обледеневшее сердце, но с Намджуном так не хочется. Чимин не хочет, чтобы его первая любовь видела в нём красивую куклу, хочется, чтобы и у альфы, как у омеги при виде него, дыхание захватывало, а сердце биться переставало, чтобы улыбка почву из-под ног выбивала, а руки домом стали. Сегодня Намджун смотрел на него с интересом, но в этом интересе Чимин видел похоть, такую же, как и у сотни других посетителей клуба. Если бы Чимин хотел продать ему внешность, то просто пошел бы прямо к нему, вряд ли бы Намджун отказался. Он хочет, как в тех книжках, которые ему давал в детстве дядя, продающий чуррос. Намджун для Чимина не просто один из самых сильных альф Левиафана, а принц из сказок. Намджун покупал ему еду, поставил ему метку, заступался за него перед продавцом в маркете. Чимин и выжил только потому, что все о нем думал, мечтал, что когда-то они, как в старых фильмах, столкнутся где-то на улице, и альфа ему те самые три слова скажет. Намджун ничего в тот вечер не сказал, но Чимин в его глазах три слова увидел, жаль вместо «люблю», там «хочу» было. Чимин не планировал встречаться с Аароном, к которому он чувствует любовь, но она не та, которую испытываешь к альфе. Аарон после побега из Кордовы дал ему защиту, помог с работой, и как бы Чимин не был противен сам себе, он встречается с ним большей частью из-за чувства благодарности, а еще из-за того, что «лучше со своим, чем с кем попало». Чимин уверен, что Аарон ему вреда не причинит, так же он уверен, что то, что между ними, не любовь. Аарону льстит компания одного из самых красивых омег территории, а Чимину его фамилия. А еще подсознательно омега знает, что, встречаясь с Аароном, он, пусть и в извращенной форме, становится ближе к Намджуну и, даже занимаясь с ним любовью, представляет его брата. Под утро Чимин слышит шум с кухни и, выйдя из комнаты, видит заваривающего кофе Амина. Амин еще больше похудел, круги под его глазами все темнее, он поворачивается поздороваться, и омега подбегает к нему. — Что это? — схватив его руку, смотрит на синяк на предплечье младший. — Опять ты упал? — Оступился, — отбирает руку Амин. — Хватит! — кричит Чимин. — Уходи от него, перестань так сильно себя ненавидеть. Эта мразь тебя снова избивает! — Я просто ударился! — обходит его Амин. — Не ври мне! — не дает брату перейти в другую комнату младший. — Я прошу тебя, вернись домой, я неплохо зарабатываю, мы заживём, как прежде, тебе не нужно жить с этим уродом. — Я люблю его, — прикрывает ладонью лицо Амин. — Он любит меня. Пары ссорятся, так бывает. — Вы не ссоритесь, — прислоняется к двери, не давая брату выйти, Чимин. — Он тебя за человека не считает, даже руку на тебя поднимает, а ты все терпишь. Чего ты так боишься? Надо будет, я сам с ним поговорю, просто вернись домой. — Я не его боюсь, — с горечью говорит Амин. — Ты меня не поймешь, но мне двадцать семь лет, и меня высшие силы твоей внешностью не наделили. Кому я буду нужен? — Что ты несешь? — в шоке смотрит на него Чимин. — Ты боишься одиночества? Да, блять, лучше быть одиноким, чем с ним! Ты красив, умен, трудолюбивый, ты вырастил меня один. Почему ты принижаешь себя? И почему ты считаешь, что ты можешь быть кого-то не достоин! Это весь мир тебя не достоин. Прошу, Амин, пошевели своими мозгами той частью, которая не думает о твоем ебанутом альфе, и пойми уже, что ты заслуживаешь лучшего. — Я же говорю, ты меня не поймешь, — с грустью улыбается Амин. — Таким, как ты, меня не понять. Ты можешь получить любого альфу, которого пожелаешь, стоит тебе просто улыбнуться, а я… — Ты, блять, серьёзно? — срывается на крик Чимин. — Ты правда думаешь, что все дело во внешности? Да, она открывает двери, но обычно ты вылетаешь оттуда сразу же, и дверь за тобой захлопывается. Дело не во внешности, дело в твоей голове, так вот у тебя вместо головы тыква. Пойду проблююсь, а то, послушав тебя, только на это и тянет, — Чимин выходит из кухни.***
Несмотря на то, что Чонгук сказал, что Юнги для него мертв, омега свою любовь к нему только взращивает, по-прежнему с его образом засыпает и просыпается. Больше смелости звонить ему он не находит. Он до дыр просматривает гангстаграм всех, кого знает из Амахо, надеясь хоть что-то о брате узнать, но Чонгука будто не существует. Стоит ввести в поисковике Эль Диабло, и на экране только окровавленные тела жертв всплывают, но Юнги даже это от любимого не отталкивает. Юнги с трудом заканчивает школу и всё-таки подаёт документы в колледж, лишь бы занимать голову чем-то и не сходить с ума. Больше о Чонгуке он ни у кого не спрашивает, планирует скопить денег, сбежать в Амахо и посмотреть в его глаза. Одним из дней омега после школы не садится в автомобиль шофёра, а, сев в такси, с которым договорился ещё накануне, просит ехать к границе. Он пишет Чонгуку, что приедет в восемь вечера к границе, и просит о разговоре. Юнги видит, что сообщение открыли и прочитали, и, несмотря на то, что не дожидается ответа, свой план не отменяет. Чонгук не приезжает. Юнги стоит на холоде на границе и, постукивая зубами, всматривается в темноту впереди. Ему кажется, что он чувствует запах Амахо, разыгравшееся воображение показывает ему свет приближающихся фар, даже силуэт идущего к нему брата, но в реальности напротив омеги одна выедающая глаза до горьких слез пустота. Пограничники что-то кричат позади, предупреждают не подходить ближе, чем на пятьсот метров, Юнги и не двигается с места, он словно прирос к влажной после недавнего дождя земле и только шепчет посиневшими губами «пожалуйста». Чонгука всё нет, а пустота в лицо резким холодом бьет, запах любимого человека доносит, и Юнги, своими слезами захлебываясь, за каждый треск, шум вдали, как надежду, цепляется, из последних сил глаза напрягает, в бездну перед ним открывающуюся всматривается. Он видит, как в этой черной дыре один за другим все его замки рушатся, как его планы, мечты его за руку держать, его обнимая, засыпать, стираются. Видит, как на дне этой пропасти образ его брата сгорает, пеплом развевается, как тепло его ладоней, до сих пор хранимое, исчезает. Бездна между ними сдирает с Юнги кожу с его отметинами, с его прикосновениями, забирает с губ вкус его, из него живого, не вскрывая, сердце вырывает, «оно тебе больше не нужно» шепчет. Юнги падает на колени, зарывается пальцами в землю, зажимает ее в кулаках и тихо плачет. Одинокая сгорбившаяся фигура, позади которой стоят уже вызвавшие его деда пограничники, и пусть Абель приказал им забрать его во внутрь, подойти они смелости не находят. Кажется, что легкое дуновение ветра, и этого мальчика, все эти два года с трудом удерживающего себя чем-то целым, по границе разнесет. Маленький омега, на плечах которого будто бы скорбь всего человечества, шмыгает носом и продолжает копаться в грязи, пугая своей отрешенностью повидавших войну вояк. Будто бы весь мир вокруг накрыло щитом и только он один за пределами остался, без защиты, без поддержки, сидит сломленный, сам себе голыми руками могилу роет. Они не знают, что могилу на этой границе омега еще два года назад вырыл, а сейчас смиренно проходит к ней и сам в неё ложится. Чонгук его еще тогда похоронил, но Юнги все равно верил и ждал, но ждать больше некого, дальше только слой черной земли и вечное одиночество. К его могиле ходить не будут, на ней цветы не вырастут, ее даже не найдут, потому что она у него внутри. У Юнги позади история любви, которой было суждено и в этой, и в следующей. Впереди у Юнги только черная бездна, которую будущим называют. В ту ночь Юнги впервые получает пощечину от деда и после почти месяца, проведенного взаперти, решает больше встреч с братом не искать. Юнги красит волосы в черный, дружит с омегами в колледже и ничего больше не планирует, не мечтает. В день своего двадцатилетия Юнги набивает на ключице «Пропасть посмотрела в меня» (Abyss gazed back into me) в память о ночи, когда он впервые столкнулся с ней на границе, куда не приехал брат. В память о ночи, когда он остался один.Конец первой части.
*«Искусство войны» Сунь-цзы *Жало скорпиона — мексиканский нож с узким клинком. *Название главы — Одиночество (исп. Soledad)