ID работы: 8570037

Gangstas

Слэш
NC-17
Завершён
21263
автор
wimm tokyo бета
Размер:
626 страниц, 35 частей
Описание:
Посвящение:
Примечания:
Публикация на других ресурсах:
Уточнять у автора/переводчика
Поделиться:
Награды от читателей:
21263 Нравится 7164 Отзывы 8652 В сборник Скачать

Эрес ми революсион

Настройки текста
Примечания:
Первый год за решеткой был для Чонгука самым тяжелым, он никак не мог смириться, что его впереди ждут столько лет заточения, и постоянно жил с надеждой, что все это плохой сон и он обязательно проснется. В этот раз надежда не оправдалась. Человек ко всему привыкает, и Чонгуку, который понял, что, не отсидев срок, тюрьму не покинет, тоже пришлось привыкать. Два раза в год он говорит по телефону с Юнги, а после, как только Лэй немного подрос, уже и с ним. Юнги всегда повторяет, что все хорошо, рассказывает про свои успехи на работе, но Чонгук уверен, что он не договаривает, и каждый божий день ненавидит себя за то, что не рядом и не может поддержать своего омегу. Юнги какое-то время не разговаривал с Намджуном, не мог ему простить то, что Чонгуку запретили встречаться с семьей, но именно его альфа стал причиной того, что омега перестал злиться на старшего. Давление, оказываемое на Намджуна со стороны людей снизилось, но никогда не исчезало совсем. Юнги пусть и не понял, но принял позицию своего альфы и перестал скандалить с Намджуном и пытаться прорваться в тюрьму. Еще спустя какое-то время он понял, что так даже легче, ведь встречайся он с Чонгуком пару раз в год, то, вернувшись в свой дом, в реальность, где альфа остался за решетками и омега дома один, он по-новой будет переживать тот самый ужасный день, когда Чонгуку вынесли приговор и Юнги услышал, что десять лет обречен прожить без него. Их разговоры длиною в десять минут, которые по шесть месяцев ждет Чонгук, — единственное, что помогает альфе переходить изо дня в день. Юнги обычно рассказывает про дела, делится успехами Лэя, улыбается в трубку и подбадривает своего альфу, но Чонгук уверен, омега не до конца честен. Впервые за решёткой Чонгук испытал ярость после разговора с Лэем, который уже пошел в первый класс. Омежка, который, в отличие от папы, ничего не приукрашивает, честно сказал отцу, что папа по ночам плачет. Сколько бы Чонгук ни пытался узнать почему, Лэй объяснить не смог, время истекло, и вернувшийся в комнату Юнги забрал у ребенка трубку. — Юнги, пожалуйста, если тебе тяжело, не скрывай это, — молит Чонгук — Да, я вряд ли могу тебе помочь, сидя здесь, но мои братья помогут, просто скажи, что тебя мучает. — А ты не знаешь? — горько усмехается омега. — Ничто в этом мире не может сломать меня, Чонгук, кроме разлуки с тобой, но ты сам выбрал ее, и если в начале я это понимал, то сейчас уже нет. Ты нужен мне здесь, рядом с нашим сыном, а ты сидишь в четырех стенах и будешь сидеть еще несколько лет. Я отказываюсь с этим мириться, Чонгук, ты не заслужил такого наказания. Мы его не заслужили. — Мне так же тяжело, как и тебе, — виновато говорит альфа, — но, Юнги, я не сбегу. Бывают моменты, когда я решаю, что плевать на все, я соберу своих, сломаю эти стены, но они быстро проходят. Я не хочу такую свободу. У меня есть шанс вернуться домой и увидеть своего сына, а родители тех, кто погиб в моей войне, своих детей больше никогда не увидят. Одно дело, когда тебя называют предателем и смотрят, как на врага, другое, когда ты подлец. Я подлецом никогда не был, и именно поэтому не забуду тех, чья кровь на моих руках. Мне не вернуть ушедших из жизни, но десять лет без тебя для меня чудовищное наказание. Я должен его понести, — твердо говорит Чонгук. — Я знаю, что тебе трудно, но также я знаю, что у тебя обостренное чувство справедливости и ты меня поймешь. Осталось немного, обещаю, скоро я буду дома.

***

Еще через два года Лэй рассказал по телефону отцу, что его в школе называют сыном предателя и обижают. Чонгук в тот день разнес камеру и чуть решетки не согнул, требуя вызвать Намджуна. — Скажи мне правду, что происходит с моей семьей? — рычит альфа, вцепившись пальцами в железные прутья. Намджун прекрасно видит изодранные о камни костяшки, прячет взгляд, собирается духом. — Ты знаешь, что Юнги сильный… — Знаю, блять, но у каждой силы есть предел! Сколько еще он должен быть сильным? — кричит Чонгук. — Что с ним? Почему вы его не оберегаете? Он ведь тоже семья! — Не смей, — вскипает Намджун. — Даже мысли такой не допускай. Мы оберегаем, защищаем настолько, насколько можем, но уберечь от злых языков тяжело. Раньше было тяжелее, он не мог найти работу, его обвиняли в предательстве, требовали, чтобы и его посадили, а принимать нашу помощь он отказался. Ты же знаешь, каким упертым может быть твой омега. — Знаю, — разбито улыбается Чонгук. — Сейчас все хорошо, ты должен им гордиться, — подходит ближе Намджун. — Он создал свою компанию, делает успехи в сфере рекламы, воспитывает чудесного ребенка, — протягивает альфе фотографию маленького омежки в костюме дракона. — В школе была постановка, мой тоже играл, но драконом выбрали твоего, — улыбается. Чонгук с любовью смотрит на фото, разглядывает любимые черты. Каждый раз, когда кто-то из братьев заходит, они приносят ему новые фотографии сына, которые Чонгук собирает под подушкой и, ночью поцеловав, желает спокойной ночи. — Чонгук, — приближается Намджун. — Знаю, это звучит неправильно, но ты уже отсидел большую часть срока, я тут говорил с Омарионом, они могут организовать сцену нападения на тюрьму, представим все так, что твои бывшие соратники тебя забрали, государство было бессильно. Вы с Юнги переберетесь на остров, а оттуда уже куда захотите. — Только не сюда, — кривая улыбка портит красивое лицо Чонгука. — Нет, здесь могилы моих родителей, здесь вы, здесь братья моего сына, я не хочу ему будущее в чужой стране, окруженным чужими людьми. Лэй вырастет в семье так же, как и мы росли, чтобы у него всегда было рядом плечо, на которое он может опереться. Я не позволю сыну из-за моих ошибок жить на чужбине. Слышать об этом больше не хочу. Я отсижу до конца, а ты пока заботься о моей семье. — Лэя обижают в школе, но уверяю тебя, у него прекрасные защитники, — смеется Намджун. — Осталось совсем мало, скоро ты выйдешь и сам будешь оберегать семью. — Как ты сам? Справляешься? — отходит вглубь камеры Чонгук. — Было тяжело, — честно говорит альфа, — но сейчас уже все встало на рельсы, и мне легче. Мы ввели смертную казнь за наркоторговлю. Делаем упор на туризм, медь. Traum Group не ликвидировали, я перевел его на имя Чимина. Вроде, держимся, но тебя сильно не хватает. Иногда недели проходят как один день, а иногда одна ночь длится вечность. В такие ночи, когда Чонгук сидит на койке, прижав колени к груди, единственное, что не дает ему сорваться в разинувшую под ногами пасть пропасть — дневник Юнги и маленький омежка, который при каждом телефонном разговоре настаивает, что он любит отца больше, и уставший спорить Чонгук всегда сдается. Чонгук читает дневник Юнги, узнает в каждом слове себя, пропускает через себя его боль, отчаяние, одиночество — чувствует, что жив. Записи, где Юнги пишет, что любит его — альфа выбивает под своими веками. Чонгук в миллионный раз обещает себе, что выйдет из тюрьмы, что обязательно прижмет к груди омегу, который пусть и не говорит, что ждет, но в конце каждого разговора обязательно шепчет «люблю». Это «люблю» стоит того, чтобы сжать зубы и продержаться. А пока он представляет, как вернется в Амахо, как обнимет любимых омег, и выживает. Надежда на счастье со своей семьей покинет Чонгука только с его смертью. Поэтому Чонгук провожает эти чудовищные ночи, встречает новый рассвет, поглаживая нагрудный карман формы, в котором фото Лэя с его первого дня рождения. Девять из них Чонгук уже пропустил. Чонгук в тюрьме ни с кем не общается, да и никто к Эль Диабло не приближается, обходят стороной, даже охрана лишний раз на рожон не лезет. Последний год заключения — самый тяжелый. Казалось бы, вот они несколько месяцев, и его мечта наконец-то исполнится, но у Чонгука резко заканчивается терпение. Он с трудом проживает дни, которые словно тянутся вечность, с ума сходит от нетерпения и у него начинаются проблемы со сном. Сон был единственным спасением альфы, потому что во сне время пролетало быстро, и утро на еще один день приближало его к дате выхода. Страх заточения сменяется страхом перед тем, что ждет его за стенами. Чонгук знает парней, которые отсидели различные сроки и вернуться к нормальной жизни так и не смогли. Он понимает, что, выйдя отсюда, начнет заново всему учиться, и главное, доверию, ведь первое, что забирает тюрьма у человека — это способность доверять людям. Многие поэтому выходят на время и возвращаются обратно за решетку, некоторые окончательно закрываются. Вторая война Чонгука с самим собой начнется там, за пределами тюрьмы, где он должен будет доказать в первую очередь себе, что он станет пусть и не прежним, но лучшей версией себя. Десять лет заточения — не проходят бесследно. В большинстве случаев за такой срок осужденные остаются без родни и тех, кто ждет, но Чонгука ждут, и именно уверенность в этом не дает ему сломаться.

Десять лет спустя

Весь Кальдрон готовится к одному из главных праздников страны — Дню мертвых. Со вчерашнего дня люди сооружают «алтари смерти» на могилах родных и близких, пекут традиционные угощения, готовят любимые блюда усопших, а самое главное — наряжаются к параду. Президент Кальдрона, сорокатрехлетний Ким Намджун, покидает рабочее место, как и всегда, самым последним. Намджун обязательно поедет на кладбище к своим папам и друзьям, но сперва он заедет домой за своей семьей. Намджун уже пробыл у власти два срока, и если первый после войны срок был очень сложным и чуть не вылился в очередную гражданскую войну, то второй срок его президентства принес Кальдрону процветание, и полуостров сейчас переживает экономический бум. Намджун поэтапно налаживал жизнь на полуострове, максимально старался избежать радикальных мер и учился на ошибках Чонгука. У Намджуна есть все шансы быть избранным на третий срок без каких-либо манипуляций. По дороге домой Намджун набирает Чимина и, узнав, что омега в клубе, приказывает шоферу свернуть туда. Персонал расступается, пропуская главу государства и супруга их шефа. Чимин не просто поднял клуб, сегодня EGO функционирует даже за пределами полуострова. Аарон и Чимин ведут успешный бизнес, и омега даже шутит, что зарабатывает больше мужа. Намджун поднимается в кабинет Чимина, с которым они официально зарегистрировали брак, когда Ниньо исполнилось пять лет. Церемония бракосочетания была скромной, самые близкие собрались в небольшой церкви, где двое любящих друг друга стали супругами. Чимин не захотел пышной свадьбы, Намджун не настаивал. Альфа проходит в кабинет супруга и видит насупившегося старшего сына, который из-под отросшей челки обиженно смотрит на отчитывающего его папу. — Что он натворил? — вздыхает альфа и, подойдя к мужу, целует его. Ниньо сразу выпрямляется, подбирается в присутствии отца. — Опять подрался, — массирует свой лоб пальцами, усыпанными кольцами, Чимин. — Звонили из школы, ударил двух пацанов из соседнего класса. Годы только раскрыли красоту Чимина. Они живут вместе больше десяти лет, а Намджун так и не научился не задерживать при омеге дыхание. Чимин потрясающий, он по-прежнему причина аварий на дорогах, а еще злости Ниньо, который готов драться с каждым альфой, который смеет смотреть на его папу. — Сколько мне тебе объяснять, что проблемы надо решать не кулаками. Ты же мое лицо, почему ты меня позоришь? — подойдя к сыну, спокойно спрашивает Намджун. — Отец, — бурчит ребенок, не смея поднять глаза. Намджун ни разу не повышал на Ниньо голоса, никогда толком и не наказывал, этим большей частью занимается Чимин, но маленький альфа до дрожи боится зверя отца. — Отвечай. — Они обижали омегу, — кое-как размыкает губы Ниньо. — Они поймали его во дворе, пытались ему волосы отстричь. И Тайга дрался, — смелеет подросток, — но его отец его не ругает, вон даже сказал скакалку даст или каталку. Я не понял. — Его отец Сайко, а твой — Ким Намджун, еще одна драка, и будешь учиться на дому, — строго заявляет альфа. — Тогда кто будет защищать Лэя? — делает шаг вперед, но сразу замирает под взглядом отцовских глаз Ниньо. — Он такой лох, его все обижают. — Так ты Лэя защищал? — улыбается Чимин. — Ну да, — бурчит Ниньо. — Юнги же постоянно жалуется, что ты изводишь бедного омежку, ты в его волосы карандаши вплел, соком облил, — говорит Чимин, натягивая на себя кардиган. — Похвально, что ты поменялся, а то вы не ладите. — Только я могу его изводить, — бормочет Ниньо. — Ниньо! — злится Намджун, и мальчик вздрагивает. — Не лезь к омеге и перестань махаться кулаками. Последний раз предупреждаю. Намджун, оставив семью, выходит в коридор и набирает Сайко. — Ты серьезно предложил двум драчунам скалку? Что за пример ты подаешь детям? Что за воспитание? — возмущается в трубку альфа. — Обижаешь, — хохочет с той стороны трубки Хосок. — Я предложил им катану. Какая нахер скалка? Намджун, который привык к безрассудству брата, с которым справляется только Тэхен, убирает телефон и возвращается в кабинет. — Ты, молодой человек, отправляешься домой и до нашего приезда никаких игр! — заявляет Ниньо Намджун. — Но сегодня день мертвых! — ноет мальчишка. — Забыл, — цокает языком альфа. — Наказание начнется с завтрашнего дня. — Заедем к Тэхену, — закончив собираться, подходит к ним Чимин. — Нини у него, заберем, потом вместе поедем на кладбище. Ниньо выходит из кабинета первым, а Намджун ловит двинувшегося к двери Чимина и, воспользовавшись моментом, долго и глубоко его целует. Через семь лет после рождения Ниньо Чимин узнал, что ждет ребенка, и сразу решил, что родит. У Кимов родился сын омежка, которого назвали Амин, но родители зовут его ласковым Нини. Амин ходит в нулевой класс, вьет веревки из отца и требует, чтобы его называли Санта Муэрте.

***

— Готово, теперь время Сайко-четыре, — торжественно объявляет сидящий в кресле с младшим сыном Кимов на коленях министр внутренних дел Кальдрона Чон Хосок. Хосок закончил собирать на макушке Амина «пальмочку» и, опустив его на пол, сажает на себя своего второго сына омегу Вивьена. — Прям салон красоты, — хохочет остановившийся в дверном проеме Тэхен, поглядывая на омежек, которых собирает на праздник его муж. — Дорогой мастер по волосам, может, и мне прическу соберете? — подмигивает альфе. — Соберу, а как же, — расчесывает спутавшиеся волосы сына Хосок. — Только ночью. — Я уже приготовил хлеб и угощения, долго не затягивай. — Приготовил, ну как же, опять все заказал и сидит, а я тут с утра продохнуть не успеваю, — жалуется альфа. — Конечно, заказал, — подпирает руками бока Тэхен, — делать мне нечего с мукой возиться, тем более, я предпочитаю доверять все профессионалам, чем просто продукты изводить. Не нравится? — фыркает. — Сам пеки! — И испеку! — не остается в долгу Сайко. — В следующем году я займусь угощениями. — Выключи! — одновременно выкрикивают супруги Тайге, который включил на планшете Призрак оперы. — Ну папа, — ноет Ви, — вы достали ругаться, а потом целоваться. Это фу. — В этот раз никаких поцелуев, — развернувшись, идет на кухню Тэхен. — Будут поцелуи, — заговорщически шепчет на ухо сыну Хосок. — Но позже. Через два года после рождения Тайги, у пары родились близнецы омеги — Вивьен (Ви) и Дилан (Ди), отец зовет их Сайко четыре и Сайко пять. Хосок души в детях не чает и лично ими занимается. Тэхен когда был беременным, узнав, что носит близнецов, сильно испугался, что не справится. Омега только начал заново запускать работу галереи, получил интересные предложения, и если с одним ребенком он бы еще справился, с двумя сразу — он сомневался. Хосок заверил супруга, что лично будет заниматься детьми и их воспитанием, а не взвалит все на него, следовательно, у того будет больше времени на его галерею. Вивьен и Ди восемь лет, они ходят в школу, и их называют самыми модными и шумными омегами школы. Дядя Омарион балует омежек, постоянно шлет из своих путешествий им лучшие наряды и украшения, чем вызывает недовольства Тэхена, который видит в сыновьях себя прошлого и запрещает им потакать. Хосок в этом вопросе супруга не поддерживает. Он учит Ви и Ди самостоятельности, умению постоять за себя и недоговаривает супругу, когда говорит, что два раза в неделю они едут втроем гулять. На самом деле Хосок учит омег самообороне, а Ви он даже научил попадать в мишень. Тэхен притворяется, что не в курсе. Он знает, что Хосоку очень важно, чтобы его омеги всегда могли постоять за себя. Пусть сегодня на Кальдроне нет того беспредела, который был несколько лет назад, Хосок все равно боится и готовит детей к тому, чтобы они могли сами ответить обидчикам, если рядом нет отца или братьев. Тэхен руководит галереей, ведет государственную программу культуры, их скандалы с мужем по-прежнему освещает желтая пресса. Семья Сайко не умеет скрывать эмоций и даже не пытается — они постоянно громко ругаются, а потом еще громче мирятся. Выбежавший в коридор Амин носится за Трес, которого завели после смерти Уно, старенький Дос спит на коленях Вивьена. — Он опять грохнулся, — закатывает глаза услышавший писк из коридора одиннадцатилетний Тайга, который сидит на диване с планшетом. Тайга откладывает планшет и идет в коридор поднимать с пола готовящегося реветь Амина. — Ты бы хоть расчесался! — кричит сыну с кухни Тэхен. — Ты на Тарзана похож! Пусть отец и тебе волосы соберет! Тайга, чьи отросшие чуть ли не до плеч волосы лезут в глаза, отмахивается и, подойдя к сидящему на полу Амину, нагибается к нему. — Губастый, ты почему такой неуклюжий? — хмурится альфа. — Больно ударился? — тихо спрашивает, чтобы не стать объектом насмешек отца. Амин, глаза которого полны слез, отчаянно мотает головой, а потом пальцем показывает на раскрасневшуюся коленку, выглядывающую из-под шорт, и бурчит «целуй». — И не подумаю, — фыркает Тайга, косясь на коленку, и Амин незамедлительно включает «сирену», оглушая весь дом. — Ладно, — быстро чмокает его в коленку Тайга и, взяв ребенка на руки, возвращается в гостиную, где Хосок закончил заплетать косичку Ви. — Дядя Намджун приехал, — кричит сидящий теперь уже на подоконнике Ди. — Пусть Амин с нами поедет, зачем его забирают? — расстраивается Тайга. — Не переживай, — подмигивает ему Сайко, — вырастешь, пойдем войной, отвоюем тебе омежку. — Он мне не нравится! — насупившись, отвечает Тайга, и только успокоившийся Амин вновь ревет во весь голос.

***

Намджун оставляет Чимина и детей с Тэхеном, а сам, забрав Хосока, просит их приехать следом. — Ты жестокий, чего не сказал, что его на день раньше выпустили? — уже в автомобиле, направляющемся на кладбище, спрашивает Сайко. — Я знаю, куда он отправится, там и увидятся, — отвечает Ким. По дороге к ним присоединяется внедорожник Мо и Омариона, которые прилетели на Кальдрон еще два дня назад, готовясь встречать Эль Диабло. Спустя десять лет Омарион уже свободно передвигается по Кальдрону, но теперь Мо не хочет возвращаться. Младшему нравится жить на острове, тренировать армию, которая нарасхват, и приносит им миллионы в казну. Мо и так минимум раз в месяц прилетает домой, встречается с братьями, а главное радует племянников подарками. Дети его обожают, а Ви и Ди влюблены, из-за чего часто становятся объектами шуток на семейных ужинах, и изводят Омариона, к которому ревнуют дядю. Мо и Омарион по-прежнему часто дерутся, и старший даже жалуется, что на свою голову слишком хорошо научил приемам младшего. Их связь с каждым годом только крепчает, Мо наконец-то обрел уверенность, а Омарион нашел свой дом в одном человеке. Чонгук безумно сильно хочет видеть сына и омегу, но сперва он должен увидеть человека, который стал его домом. Все эти десять лет он, не переставая, думал о папе, и может даже поклясться, что некоторыми ночами Лэй приходил, садился у изголовья и поглаживал его спутавшиеся волосы. Во время прогулок на внутреннем дворе, стоило порыву ветра принести с детства знакомый альфе запах моря, как Чонгук замирал и, глубоко вдыхая, здоровался с Лэем. Он берет в охапку бархатцы у калитки и, игнорируя уставившихся на него понемногу собирающихся на кладбище людей, идет к могиле папы. По пути он останавливается у могил родителей, кладет на надгробие цветы, обещает вернуться и двигается дальше. Чон Лэй 3070 — бесконечность. Альфа опускает цветы на ухоженную могилу и садится рядом. — Здравствуй, папа, — прокашливается Чонгук. — Я вернулся домой, но он пуст без тебя. Ты не уходишь из моих мыслей, ты снишься мне во снах, я чувствую твои руки в своих волосах, — делает паузу, чувствуя, как тяжело подбирать слова. Чонгук сутками в камере разговаривал с Лэем, не умолкал, все изливал ему душу, говорил о своих чувствах, а сейчас, стоя у могилы, с трудом размыкает челюсть. Потому что больно. Потому что был уверен, что он еще успеет, а все, что ему осталось, — это говорить с могилой. Слезы душат альфу, он вновь пытается набраться сил, со свистом выпускает воздух из легких и двигается ближе, поправляет цветы. — Я не был с тобой в твои тяжелые дни физически, но я хочу, чтобы ты знал, я бы согласился умереть за тебя. Я бы забрал всю твою боль, — все-таки срывается на слезы Чонгук. — Папа, мне очень тебя не хватает — твоих мудрых слов, поддержки, твоего голоса. Я никогда не прощу себе, что ты столько нервничал из-за меня, — облизывает соленые губы. — Делая что-то, мы не думаем о последствиях для других. Я столько размышлял эти годы и понял, что и я в числе твоих убийц. Ты нервничал, перенес стресс, ты боялся, пусть и не показывал этот страх. Мои поступки укорачивали твою жизнь. Лучше бы ты плакал, кричал, лучше бы выливал эту боль на нас, чем молча терпеть и поддерживать нас, удерживая в себе эту бомбу, которая в итоге взорвалась и унесла твою жизнь. Прости, — всхлипывает, прикрывает ладонями лицо и чувствует руку, легшую на плечо. Альфа поднимает глаза и только сейчас видит присевших рядом братьев. — Мы все виноваты, — проглатывает ком в горле Хосок, у которого самого глаза на мокром месте. — Но я уверен, что папа бы нас за такие мысли отругал. — Я думаю, он не винит нас, — шмыгает носом Мо. — В последние дни я даже сказал ему, что женюсь, что ребенка заведу, сделаю все, лишь бы он улыбнулся, он запретил. «Слушай свое сердце, сынок, иначе с того света вернусь и по голове настучу», — альфы смеются. — Он любил нас такими, какие мы есть. Это ведь и есть семья — ты любишь человека вне зависимости от масштабов боли, которую наносят его поступки. — Я не думал, что Юнги назовет нашего сына его именем, но я так благодарен ему за это, — поднимается на ноги Чонгук. — Мы все ему благодарны, — хлопает его по плечу Намджун. — Папа будет жить вечно. Смеркается, кладбище понемногу наполняют люди, сотни свечей зажигаются на могилах, отовсюду доносятся голоса, кто-то включает музыку с национальными мотивами. Мо достает сигарету и, оставив братьев, идет к калитке, где топчется Омарион. — Дашь прикурить? — спрашивает Сокджин, прислонившийся к джипу. — Оно тебя убьет. — Если разлука с тобой не убила, ничего не убьет, — подмигивает Омарион и ждет, пока ему прикурят.

***

— Ненавижу его! — бурчит спрыгнувший из внедорожника красивый омежка и поправляет на себе короткую красную кожанку. Лэю в этом году исполнится десять лет, у него шелковистые волосы цвета вороного крыла, доходящие до лопаток, которые он категорически запрещает папе стричь. Лэй взял у родителей не только красоту, но и огромную силу, которая даже Юнги порой пугает. Зверь Лэя поднял голову еще в шесть лет, и омега, который на вид выглядит как хрупкая куколка, ничего не боится. Именно отсутствие страха довело до того, что омеги с Лэем дружить отказываются, его называют странным, а альфы его или боятся, или пытаются задирать. Лэй дружит с Ви и Ди, много времени проводит у Тэхена и плохо ладит с Тайгой и Ниньо. Лэю было шесть лет, когда заболтавшийся с Чимином Юнги вошел в дом и оставил сына во дворе, забыв про собаку. Демон — пес Ниньо, оказался огромным догом. Когда Демон рыча двинулся на Лэя, тот не бросился в бега и даже не испугался — выбежавший на улицу Юнги не почувствовал страх сына. Лэй, напротив, протянул руку и назвал милым лёгшего у его ног обычно злого и никого, кроме Ниньо и Чимина, к себе не подпускающего Демона. Приехавший от друга Ниньо в ту же минуту возненавидел омегу, покорившего его верного друга. Ниньо не знал в то время, что путает ненависть и восхищение, которое в будущем выльется во влюбленность в омегу, который даже смотреть в его сторону пока отказывается. Лэй красивый, и он знает это, Юнги это только хлопот доставляет. Вышедший из серебристого порше Чимина Ниньо подставляет щеку Юнги для поцелуя и рычит на Лэя. Лэй не теряется, топает затянутой в короткие джинсы ножкой и рычит в ответ. — Мой отец президент, если я захочу, тебя на кладбище не пустят, — не может успокоиться Ниньо, которого вечно обламывает перед всеми омега. — Мой отец Эль Диабло, захочет — тебя в пыль сотрет! — не остаётся в долгу Лэй. — Я его не боюсь, — фыркает альфа. — Ну да, ты же его фанат, — хохочет Лэй, пока папа обнимается с подъехавшим Тэхеном и сюсюкается с Амином. — Тайга, я прав? — Однозначно, — жует тако альфа. — У него ники во всех соцсетях Эль Ниньо, он копирует Диабло. Лэй здоровается с подошедшими Ви и Ди, обнимает Амина. — Ты бы поменьше жрал, — морщится Ниньо, косясь на друга. — Я массу набираю, устал быть дрыщом, — продолжает есть Тайга. — Как бы ты жирка не набрал, — закатывает глаза Ди. — Ниньо, мне нравятся твои сбритые виски, может, и нашего к парикмахеру потащить, а то его космы лэевские переплюнут. — А мне нравится, — хмыкает Лэй и получает поцелуй в щеку от Тайги и разъярённый взгляд Ниньо. — Завтра я увижу отца, — внезапно хлопает в ладоши Лэй, — и первое, что я у него попрошу, — смотрит на Ниньо, — чтобы он рассказал, как вырвал глотку тому мужику, а вам не расскажу. — Лэй, — хмурится Юнги. — Не говори глупостей. Дети, увидев Мо и Омариона, бегут к ним, а Юнги возвращает внимание друзьям. Юнги открыл свое маркетинговое агентство, которое, благодаря упорству и своему труду, превратил в одно из самых успешных на полуострове. Он купил им с Лэем большой дом, а папе квартиру. Юнги тяжело переживает разлуку с Чонгуком и всем сердцем благодарен Лэю, одно существование которого не дало ему опустить руки. Юнги, как только Лэй немного подрос, перенаправил все свои силы на их будущее. Рядом была семья, его никогда не оставляли одного, поддерживали, и Юнги благодарен всем, кто внес вклад, неважно, поддержкой или материальной помощью, в его настоящее. Юнги неплохо устроился, живет за счет заработанных им же денег, оплачивает образование сына и ни разу не обращался к счетам, которые ему оставил Чонгук. Так было не всегда. Первое время его даже на работу не брали, что и послужило тем самым толчком для создания собственной компании. Первый год после войны Юнги не мог выходить из дома из-за постоянных оскорблений, но он твердо стоял на ногах, старался не реагировать. Он уже даже привык, что стоило зайти в продуктовый, то его все покидали, а некоторые продавцы отказывались обслуживать «омегу предателя». Юнги на все только улыбался, с высоко поднятой головой проходил по рядам, где с обеих сторон на него лился яд, и, только заперевшись дома, глухо плакал. Больше всего Юнги боялся за Лэя, переживал, что ребенок не справится с ненавистью, что даже в школу ходить не будет, но его страхи были напрасны. Да, Лэя до сих пор задирают, но он под защитой. Все знают, кто его братья, и сколько раз все дети их семьи приходили домой побитыми, а причина драки всегда была одна — Лэй. Юнги стал спокойнее. Он понял, что даже если он не будет рядом с сыном, его будет кому защитить. Каждый из детей их семьи друг за друга горой. Юнги счастлив, что у Лэя такая большая семья, и изо дня в день ждет возвращение своей. Предатель — от этого слова хотелось кричать. Иногда Юнги казалось, что даже когда он один дома, с каждого угла он слышит сперва нашептываемое, а потом становящееся все громче слово, которое ненавидит. Он лучше всех знает масштаб преступления Чонгука, был свидетелем тому, что творил его брат, но сердце в такие моменты глушит разум, и у омеги ни разу не было желания повторить вслед за толпой это ненавистное слово в адрес брата. Чонгук не любит говорить про тюрьму, сколько бы Юнги его ни спрашивал, как он там, альфа сразу меняет тему, просит рассказать о себе, и омега понимает, что ему еще хуже. Чонгук, в отличие от Юнги, не отрицает своей вины, не прикладывает ладони к ушам, он не бежит от себя прошлого и выбирает расплату. Только у Юнги эта расплата поперек горла стоит. В этой войне потеряли все, и только Юнги со своей потерей даже спустя года смириться не в состоянии. За все эти годы Юнги и мысли не допускал о другом альфе, у него даже времени на это не было. Он сконцентрировался на работе, на будущем Лэя, и пусть предложения были и немало, Юнги даже думать отказывался, а от особо настойчивых кандидатов его спасал Сайко. Со временем с Сайко никто больше связываться не хотел, и Юнги перестали трогать. Эксцентричный министр внутренних дел вел себя не совсем как стоило бы государственному лицу, и люди перестали лезть на рожон. Не говоря уже о его супруге, который однажды во время общего ужина омег, услышав оскорбление в адрес Юнги, надел на голову несчастного супницу. Юнги даже шутить на тему другого альфы запрещает. Он и не пытается никому объяснять, каково это с пяти лет любить Чон Чонгука, его вряд ли поймут. Юнги достойно несет свое наказание, и пусть он не сидит за решёткой, как Чонгук, но он отключил половину своего сердца, которая не принадлежит Лэю, и включит, когда его альфа переступит порог. Илан нашел любимое дело, он варит джем, который пользуется популярностью и приносит омеге доход. Илан сам себя обеспечивает, а еще он пихает деньги в карманы внука. Сейчас Илан на выставке джемов в другой стране. Омеги начинают с могилы Амина и дальше поочередно навещают всех остальных, пока Юнги не замирает, увидев трех братьев у могилы Лэя. — Это же… — спрашивает маленький Лэй, беря папу за ладонь, и застывший на месте Юнги ему кивает. — Отец, — кричит Лэй и бежит к обернувшемуся альфе, который сразу раскрывает объятия. Лэй спотыкается о кочки, пару раз чуть не падает, и добежав, прыгает в руки отца, который сразу прижимает его к себе и крепко обнимает. Подошедшие следом Ниньо и Тайга с восторгом смотрят на альфу, который для них кумир. — Мой драгоценный мальчик, — поглаживает покоящуюся на плече голову альфа. — Ты не представляешь, как долго я жил мечтами прижать тебя к себе. — Я все равно люблю тебя больше, — улыбается Лэй, пока отец все крепче его обнимает. Чонгук держит в руках сына, с трудом верит в то, что это реальность. Долгими холодными ночами в камере он постоянно проигрывал в голове сцену, когда возьмет на руки своего маленького омегу, а сейчас ему страшно, что это опять мираж, что в реальности Лэя от него отделяет железная решетка. Он крепче прижимает к себе омегу, ощущает тяжесть в руках и понемногу успокаивает готовящееся лопнуть от разочарования сердце. Лэй здесь, с ним, в его объятиях. Лэй — его частичка, его душа, тот, кто был создан Дьяволом и Ангелом, и тот, ради кого Чонгук готов абсолютно на все. Он не хочет отпускать сына, осыпает поцелуями его лицо, но подходит Юнги, и альфа тянет и его на себя. — Как же безумно я скучал, — вжимает лицо омеги в свою грудь Чонгук. — Как же долго я ждал, — комкает пальцами его рубашку Юнги, не в силах поднять голову. — Дождался ведь, — ставит на землю Лэя Чонгук, и, обхватив ладонями лицо Юнги, долго целует. — Вечность бы ждал, — шепчет в его губы омега, и все молча отходят, оставляют воссоединившуюся спустя долгие годы семью наедине.

***

Никто не забыт в этот вечер на Кальдроне. Живые отдают дань уважения мертвым, говорят им важные слова, которые не успели сказать, повторяют те, которые были озвучены, и покидают кладбище с чувством умиротворения. В этот день смерть на Кальдроне — гость за столом, а пока она сидит на камне у входа на кладбище, разглаживает костлявыми пальцами складки на ярко-оранжевой юбке, обрамленной черными кружевами, следит за гостями в ее царстве мертвых. Кладбище почти опустело, только у могилы Лэя все еще стоит его семья. Она поднимается на ноги, поправляет массивный венок из кроваво-красных роз на голове и, завернушись в большой цветастый платок, медленно идет к ним. Останавливается у соседней могилы, слушает, как общается семья с усопшим, и подняв ладонь к лицу, смотрит на потрепанную резинку для волос, а потом на Намджуна. «Он должен был умереть с голоду. Ты стал его целью, и он выжил», — резинка в ее руке испаряется, и ее место занимает кровавый рубин. Она поворачивается к Юнги, который обнимает своего альфу, и шепотом ветра доносит до омеги: «Ты должен был умереть от разлуки, но она меня победила. Ладно, в этот раз я сдалась. Вас разлучать тяжелее всего, вы и на том свете друг друга ищете, никому покоя не даете». Теперь вместо рубина на ее ладони лепестки белых роз, и смотрит она на улыбающегося сыновьям Хосока. «Ты должен был умереть на войне, но я убила свою сестру, чтобы ты вернулся к нему, потому что в этот раз он бы правда не смог без тебя». Лепестки разлетаются, а на ладони Смерти теперь глубокий ожог. «Ты должен был потерять его в огне, — смотрит на Кениля, — но я удерживала его до последнего, чтобы ты решился. Ты не разочаровал». Она делает шаг к парням, опускается на корточки у могилы Лэя и дыханием гасит все свечи. «Я ухожу, я забрала у вас того, кто был вашей опорой, но он заверил меня, что вы справитесь, а я поверила, не разочаруйте», — поднимается на ноги, пока парни в спешке пытаются вновь зажечь свечи. Она отходит на пару шагов, замирает и, вновь обернувшись, смотрит на детей: — Не зовите меня к себе только потому, что солнце встало немного позже обычного, по каждому поводу и без, потому что иногда я эти мольбы слышу, но заберу я не вас, а то, что вам дорого. Никто ее никогда не видел и не слышал, но все чувствуют ее присутствие, знают, что она всегда рядом, и отчетливо понимают, что каждая секунда — это возможность сделать все правильно, измениться, а главное шанс на то, чтобы говорить все здесь и сейчас, а не откладывать на завтра, которое может никогда не наступить. Звери не знают, что там, за этой границей, где они окажутся после того, как она коснется их, но они знают, что пока бьется их сердце, носит в себе образы любимых и покинувших их, память о них вечная. Звери не говорят любимым «прощай», засыпая их последнее ложе землей, они говорят «до следующей», и надежда на следующую, хоть и немного, боль от потери притупляет.

***

Сразу после кладбища Чимин требует всех к себе на ужин, который готовит каждый год ко дню мертвых. После смерти Лэя именно дом Намджуна стал тем самым отцовским домом, куда приходят остальные члены семьи и заваливаются дети. Чимин, которому удалось больше остальных омег проводить время с Лэем, перенял у ушедшего его лучшие качества, стал тем самым главным омегой, который, несмотря на юный возраст, отличается мудростью. Чимин успешный бизнесмен, Санта Муэрте, который ставит на колени давно уже без ножа, а словами, одна из самых ярких и уважаемых фигур Кальдрона. Сегодня сложно представить, что омежка-сирота из трущоб, который прошел все круги ада, станет одним из самых уважаемых людей Кальдрона, но это правда. Чимин добился уважения своим стойким характером и неумением отказываться от своих принципов. Его прошлое не забыто, оно всегда с ним, для этого просто стоит взглянуть на свое запястье, где рядом с Санта Муэрте, пусть и поблекшие, но ожоги от метки. Чимин знает, кто он и откуда, и не важно, где он сейчас, он это всегда будет помнить и это помогает ему принимать правильные решения. Для всех остальных Чимин вечно выглядящий безупречно дерзкий омега, дома он папа, муж, друг и просто любимый брат каждого из зверей. Пока альфы на террасе, покуривая сигары, радуются возвращению брата, а дети следят за тем, как рубятся в приставку Тайга и Ниньо, Чимин хлопочет за столом. Тэхен доливает себе вина, слушает рассказы Чимина про клуб, а Юнги складывает салфетки и всем своим видом показывает, что он не здесь. — У кого-то сегодня будет секс, — чокается с пустым бокалом на столе Тэхен, и Юнги не сразу понимает, что это про него. — Молчи, пожалуйста, — бурчит Юнги. — Я будто с ним только знакомлюсь, стесняюсь даже подойти, а этот скотина с братьями торчит, нет бы ко мне прийти, — косится на дверь на террасу. — Ночью он будет полностью твоим, — подмигивает Чимин. — Тебе бы подготовиться, что ли, твой альфа десять лет омег не знал. — Ой все, прощай, Юнги, мы тебя еще долго не увидим, — жует кусочек ананаса Тэхен. — У тебя в голове вообще что-то кроме секса есть? — морщится Юнги. — Секс — это жизнь. Секс с Чон Хосоком — это ахуенная жизнь, — тянет Тэхен и, услышав недовольное «папа», вздрагивает. — Чего тебе? — смотрит на Ди омега. — Откуда ты по-твоему взялся? — Тэхен, умоляю, — закатывает глаза Чимин, и Ди уходит. — В Лэе зверь его отца, — смотрит на друзей Юнги. — Сегодня, когда они были вместе, я это отчетливо почувствовал. Этот мелкий устроит мне веселую жизнь. — А по-моему, зверь вас обоих, вы же оба сильные, — пожимает плечами Чимин. — Я даже знаю, почему они с Ниньо не ладят, у них самыми первыми звери проснулись и у обоих сильные. Я рад за своего, — тень печали ложится на лицо омеги. — Я никогда не забуду ту ночь, когда потерял моего малыша. Он должен быть самым сильным, чтобы сердце его папы больше никогда не проходило через тот ад, чтобы я был спокойным, что мой Ниньо любому, кто на него покусится, глотку перегрызет, — гневно сверкает глазами Чимин и вместе с Тэхеном идет к двери встречать приехавших Тэсона с Феем, Минсока и Аарона с супругом и детьми. Тэсон и Фей уже как восемь лет живут вместе в особняке Минсока. Фей все-таки издал книгу, которая сразу полюбилась читателям, и работает уже над четвертой. Три года назад они усыновили чудесного омежку, которого сегодня оставили с няней. Минсок давно не работает, занимается выращиванием овощей и фруктов на земельном участке, который купил сразу после войны. Он часто гостит в Амахо, а когда не навещает внуков, то обязательно шлет им свежие овощи и фрукты. Аарон женился на танцовщике из своего же клуба. Бурный роман перетек в крепкие отношения, и сегодня у пары два сына. Намджун сперва не одобрял брак брата, Чимин думал, из-за того, что тот выбрал парня с не очень хорошей репутацией, и собирался объявить своему альфе войну, но Намджун честно сказал, что из-за того, что супруг Аарона похож на Чимина. Чимин промолчал. Чимин зовет всех за стол, Юнги вызывается позвать альф и выходит на террасу. — Идите к столу, не злите Чимина, — мягко улыбается мужчинам Юнги, и все, кроме Чонгука, двигаются к двери. Юнги подходит к прислонившемуся к перилам альфе, и тот сразу тянет его на себя. — А вы, господин Чон, ужинать не собираетесь? — играет с пуговицами на его рубашке. — Вы не голодны? — Я очень голоден, но я не хочу еду, — нагнувшись, обхватывает зубами его нижнюю губу альфа. — Я так голоден, что готов тебя сожрать. — Кое-кто в тюрьме только и делал, что отжимался, — проводит пальцами по затянутым в ткань бицепсам омега. — Посидим, отправим Лэя к Тэхёну, и я тебя покормлю, — томно шепчет. — Только учти, мой голод твоему не уступает. — Ты поразительный, — поглаживает его щеку Чонгук. — Ты ведь мог найти себе другого, уверен, отбоя от желающих не было, другой вопрос, что я бы их в ряд поставил и каждому бы голову открутил, — получает кулаком в плечо. — Я даже от мысли о другом альфе вскипаю, но если совсем честно, для меня самое главное ты, и я бы не понял, но принял. — Мне не до альф было, — усмехается Юнги, — да и тяжело найти конкурента Чон Чонгуку. Помнишь, я говорил тебе, что всех с тобой сравниваю? Альфа кивает. — Так вот даже рядом никого поставить не смог. Все занимают места за столом, Чонгук не выпускает руку сидящего рядом Лэя, целует его ладонь, сам за ним ухаживает. Счастливый присутствию отца омежка светится от счастья, ластится к альфе. — Ты знаешь, что ты мое сердце? — прижимает к груди его голову Чонгук. — А Ниньо меня обижает, — поправляет волосы Лэй, сверлит недобрым взглядом сидящего напротив и побледневшего паренька. — Ниньо? — смотрит на него с улыбкой Чонгук, вспоминая грязного малыша, чье похищение чуть не заставило альфу поседеть. — Не верю, он же джентльмен, — счастливая улыбка озаряет лицо мальчугана. — Он не обижает, — вступается за друга Тайга. — Наоборот, мы защищаем омег. Просто эти омеги… они у себя на уме, думают, они суперкрутые и постоянно лезут драться… — Тайга, — внимательно смотрит на сына Тэхен. — Что ты сказал про омег? — Нет, папа, ты не понял, — бормочет раскрасневшийся мальчик, — это отец так сказал. Хосок хлопает себя по лбу. — Почему ты вечно меня подставляешь? — возмущенно спрашивает Сайко. — Я боюсь его, — шепчет Тайга. — Я тоже, — одними губами отвечает Хосок, и все за столом громко смеются. — В любом случае, вы семья, и вы друг за друга горой, вы же это понимаете? — смотрит на детей Чонгук, и те кивают. — Всегда это помните, иначе потеряете слишком много времени, и главное, то, что уже не сможете вернуть. — Выпьем за семью, — поднимает бокал Намджун, у которого на коленях грызет яблоко Амин. — За Левиафан. За Зверей. Пусть этот дом всегда будет полон смеха и каждый из вас занимает свое место за этим столом. Ужин продолжается в веселой обстановке. Амин успевает уделить внимание каждому взрослому, получает со стола запрещённые в обычные дни сладости, и даже когда папа не разрешает больше есть шоколад, он идет к Тайге, и тот тайно набивает его карманы конфетами. Омарион шутливо грозится войной Ди и Ви за то, что они не отлипают от его альфы, изображает ревность, в итоге сдается очарованию двух омежек. Привыкший к скитаниям и одиночеству Омарион наконец-то обрел семью. После ужина альфы перебираются на диваны, омеги пьют кофе за столом, а дети, несмотря на позднее время, играют во дворе в мяч. Намджун рассказывает Чонгуку про государство, но внезапно внимание последнего отвлекает подошедший и протягивающий ему раскраску Амин. — Он вылитый Чимин, — берет на руки омежку Чонгук и сажает на колени. — Мои близняшки тоже на папу похожи, а я ревную, — вздыхает Хосок. — Тайга твоя копия, не ревнуй, — смеется Омарион. — Вот Лэй умудрился взять черты обоих родителей, если я встречу этого ребенка на улице, я сразу пойму, что он ваш сын. — Он очень красивый, в папу пошел, — обернувшись, с теплотой смотрит на пытающегося гадать на кофе Юнги. — Чувствую, как будет у нас голова болеть, когда они подрастут, — помогает Амину закрашивать лисичку Чонгук. — Болеть будет у меня, — жалуется Хосок. — С вашими-то все ясно. — Что это ясно? — мрачнеет Чонгук, за ним повторяет Намджун. — Ничего, забейте, — тянется за бокалом Сайко, а Мо хохочет.

Год спустя

— Согласны ли вы, Чон Чонгук, взять в законные мужья Мин Юнги, чтобы быть с ним в горе и радости, богатстве и бедности, болезни и здравии, пока смерть не разлучит вас? Юнги стоит в белом костюме у алтаря, его держит за руки Чонгук, на переднем ряду сидят все члены семьи, занявшие всю скамью слева дети, как и всегда, не могут что-то поделить, но омега ничего не видит и не слышит, все его внимание на красивом альфе напротив. Чонгук, учитывая две предыдущие сорванные им же свадьбы, все тянул, боялся сделать Юнги предложение. Каково же было его удивление, когда предложение сделал омега. На одном из очередных свиданий, на которое обязательно приглашал его раз в неделю альфа, Юнги прямо заявил ему, что хочет стать мистером Чон. Счастью Чонгука не было предела. Чонгук купил им большой особняк, где самая лучшая комната сразу же досталась Лэю. Первые полгода альфа только и делал, что занимался сыном, выполнял его желания и пытался наверстать упущенное время. Он сам забирал омегу из школы, возил в парки развлечений и даже по магазинам ходил с ним вместе, отказываясь выпускать сына из поля зрения. Лэй обожает отца, до сих пор прибегает к ним в спальню и, подвинув папу, спит на груди альфы. Чонгук может отказать в каких-то вопросах всем, даже Юнги, но Лэю не отказывает. Лэй утром бежит в комнату родителей, где Чонгук обязательно расчесывает его волосы, потому что Юнги, по словам омеги, делает это больно. Альфа следит, чтобы Лэй хорошо завтракал, а на их посиделки с Ви и Ди сам заказывает доставку из лучшего кафе и, по словам Хосока, грозится скинуть его с пьедестала любимого альфы омег. На самом деле, у них обоих нет шансов, потому что лучшим дядей все равно остается Омарион, который продолжает баловать всех омег подарками из других стран. Чонгука обожают и побаиваются Ниньо и Тайга, которым только нужен повод завалиться в особняк Чонов, и хотя бы подышать рядом со знаменитым Эль Диабло, одно имя которого до сих пор заставляет вздрагивать население Кальдрона. И только Амин не слезает с рук отца, игнорирует всех альф, идет только к Тайге и, несмотря на юный возраст, смеряет всех таким презрительным взглядом, что даже Чимин поражается. Намджун доволен поведением сына, обожает то, что маленький омега всегда выбирает отца и его внимания не купить никакими подарками. Однажды на очередном ужине альфы поспорили, к кому подойдет обниматься уставший после дня полного игр омежка, и все проиграли. Чем только его ни заманивали Хосок, Мо и Чонгук, Амин нашел взглядом отца и, подойдя к нему, взобрался на его колени. Довольный Намджун прижал к себе ребенка и одарил всех присутствующих торжествующей улыбкой. Чонгук занимается оборонной промышленностью, помогает братьям с государством, но сам к правлению возвращаться отказывается. Он добился того, чего хотел, — Кальдрон в хороших руках, и альфа решил окончательно уйти в бизнес и больше времени проводить с семьей. — Десять лет я нес заслуженное наказание за ту боль, что причинил всем, но в первую очередь тебе, — берет Юнги за руку Чонгук. — Десять лет ты в одиночестве растил нашего сына, терпел оскорбления и унижения, расплачиваясь за то, чему начало положил я. Эти годы не сотрешь взмахом руки, не забудешь, но они прекрасный урок для меня… — Для нас, — перебивает его Юнги. — Для нас. Разлука с тобой смерти равна. Я больше не хочу терять ни минуты. Согласен. — Согласны ли вы, Мин Юнги, взять в законные мужья Чон Чонгука, чтобы быть с ним в горе и радости, богатстве и бедности, болезни и здравии, пока смерть не разлучит вас? — обращается священник к омеге. Юнги молчит, потом резко нагибается вперед, хмурится, Чонгук обеспокоенно смотрит на омегу. — Да просто пинается мелочь, — поглаживает внушительный живот омега, который на последнем месяце. — Согласен. — Объявляю вас законными супругами! — Люблю тебя, — целует его Чонгук, — буду любить вечность. — Обними меня, и я забуду про все за пределами твоих рук. Чонгук, держа за руку Юнги, спускается вниз с помоста. Пара принимает поздравления от друзей и близких. Намджун целует в макушку обнимающего его Чимина, а Тэхён, положив подбородок на плечо мужа, смотрит на светящихся счастьем друзей. — Предлагаю на медовый месяц прилететь к нам, — хлопает Чонгука по плечу Омарион и обнимает. — После родов, — мягко улыбается ему Юнги, — а то боюсь, в пути же рожу. — А можно и нам медовый месяц? — загорается Хосок. — В последний медовый месяц ты сделал мне близняшек, опять подгузники менять хочешь? — приподнимает бровь Тэхен.  — Я уже профессионал в этом, — целует мужа в нос альфа, а Тэхен прячет улыбку на его груди.

***

— У меня будет тату с дьяволом на спине, — объявляет Ниньо, следя за толпящимися у алтаря взрослыми. — А у меня будет тату «и в этой, и в следующей», — хмыкает Лэй. — Это еще зачем? — удивленно смотрит на него Ниньо. — Потому что я хочу любовь, как у моих родителей, где в каждой из жизней он будет находить меня, — заявляет омега. — Ладно, буду искать, значит, — бурчит Ниньо. — Ты что-то сказал? — с трудом скрывает улыбку отлично расслышавший его слова Лэй. — Ничего, — отмахивается Ниньо. — Он сказал, что будет искать… Ай, — кричит Тайга, получив подзатыльник от Ниньо, и вся церковь смотрит на детей. — Простите, — по очереди бурчит каждый, а Тайга водружает венок из белых лилий на голову сидящего рядом с чупа-чупсом во рту Амина, который незамедлительно его скидывает. — Только не это, — обреченно вздыхает следящий за младшим сыном Намджун. — А, по-моему, именно это, — прислоняется головой к его плечу Чимин и смеется с отчаянных попыток Тайги вернуть венок на голову рычащего малыша. Чонгук выходит из церкви с обвившим вокруг его торса ноги Лэем на руках и с Юнги и жмурится от бьющего в глаза солнца. — И солнце вспыхнуло, — напевает Лэй. — Оно никогда и не гасло, — улыбается ему Юнги. — Гасло, в твоей тетрадке было написано, — прячет глаза ребенок, выдавший, что читал дневник папы.

***

Отрывки из дневника Мин Юнги: 13.03.3105 И солнце погасло. В день, когда наш автомобиль пересек границу с Обрадо, я понял, что оно будет светить всем, но не мне. Я погасил его сам. Лишил себя возможности быть с тобой, отрубил свои руки, к тебе тянущиеся, и обрек себя на вечные страдания. В глубине души я знаю, что не хватит слов, чтобы объяснить тебе, что я испугался, что я уехал не потому, что хотел безопасности или денег деда, а потому, что боялся, что ты убьешь моего папу. Я многое мог бы тебе простить, этого бы не смог. Может, я и трус, Чонгук, но я любил тебя. Уходить, любя, — самое страшное наказание.

Гукюн

11.05.3103 Он опять не дома. Уже за полночь. Отец сидит перед телевизором, папа замачивает на завтра бобы, а я лежу в его кровати и слушаю сверчков. На нашей улице не горят фонари, но если ему нужен свет, то пусть идет на свет моего сердца. Я жду. Я всегда буду его ждать.

Mental breakdown

25.07.3102 Я люблю его, и пусть наша любовь неправильная, она ментально больна, я не позволю папе называть эти чувства детскими. Я люблю его так, как никто ни в одной книге не любил. Какая разница, сколько мне лет, если, когда он смотрит на меня, я отчетливо чувствую, как у меня в животе танцуют сальсу бабочки.

Mental breakdown

21.03.3103 Я видел в его глазах безумие. Все, кто видят этот взгляд, боятся, я это знаю, но я не боюсь, потому что он любит меня. Он защищает меня. Он зовет меня своей силой и не догадывается, что это он моя сила.

Gods and monsters

10.04.3105 Они говорят, боль уйдет на закате. Я не отличаю закаты от рассветов, моя боль не меняет форму, не накатывает волнами, не приходит по часам. Она сидит во мне, как у себя дома. Я есть боль.

Гукюн

01.09.3105 Вчера я хотел умереть. Я хотел обмотать вокруг шеи простыню. Хотел выпить все таблетки из папиной аптечки. Хотел погладить лезвием мои запястья. Все, на что меня хватило, — это исписать двенадцать страниц со словами «я люблю тебя, Чонгук».

Ultraviolence

15.05.3107 Мы с Богом не ладим. Для Бога я не существую. Но что делать тому, от кого даже его Дьявол отказался?

Gods and monsters

17.11.3109 Каждое утро я спрашиваю себя «как ты смог?», «как ты проснулся, если в тебе жизни ноль целых ноль десятых?» Ошибка. Надо бы спрашивать «зачем?» Ждешь ее, а она не приходит.

Гукюн

29.07.3111 У него другой. Интересно, знает ли он, что Чонгук любит кофе без молока, что, когда выпьет, любит, чтобы играли с его волосами? Знает ли его новый омега карту шрамов на его спине, то, сколько у него улыбок и какая именно для него? Любит ли он его так, как я люблю? Если любит, я прощу. Я просто тихо умру.

Mental breakdown

01.01.3112 Они говорят, человек ко всему привыкает, как мне привыкнуть жить без него, если все, что я делаю — это умираю. Можно привыкнуть каждый день умирать, жить без него — не привыкнуть.

Ultraviolence

06.08.3105 Я больше не чувствую его запах. Он выветрился из моей одежды, моих вещей. Его толстовка, которую я забрал с собой из Амахо, пахнет уже чем угодно, но не им. Кажется, мне больше не нужен нос.

Ultraviolence

12.11.3112 Папа говорит, все наладится, я еще найду своего человека — я красив, умен и богат. Почему они не видят, что из меня внутренности вываливаются, что я хожу, обнимая себя сам — расслаблю руки, и рассыпаюсь. То, что держало меня целым, — осталось там. То, что держало меня целым, — меня не хочет. Я сам себя больше не хочу.

Mental breakdown

03.03.3112 Он груб со мной, не считается с моими чувствами, делает больно молчанием, не перезванивает, не ищет. Я глуп, все еще верю, надеюсь, жду, что он вернется за мной. Надежда в моем случае не спасительна. Надежда губительна.

Gangstas

08.02.3113 Когда мы встретимся, я скажу ему, как сильно его люблю. Когда мы встретимся, я его обниму, не буду отпускать, прижмусь крепко-крепко, чтобы он почувствовал, как мое сердце только для него бьется.

Gangstas

04.03.3113 Мы встретились. Он меня убил.

Gangstas

28.10.3113 Он считает меня врагом, но враг я только себе, потому что, делая больно ему, я убивал себя.

Mental breakdown

05.11.3113 Он серьезно думает, что сломает меня? Он так убежден, что я не справлюсь, что я начинаю сомневаться в том, что он искренне считал меня «фуэрца». Чонгук, меня не сломать, я продержусь на воде и тортилье, но мою гордость никто не растопчет. Ты прожевал мое сердце и выплюнул, но гордость не тронешь.

Гукюн

13.02.3114 У меня завтра свадьба. Если меня спросят, что такое счастье, я скажу, что это он. Моя боль, идущая за руку с счастьем. Я все еще лгу ему, не могу найти сил сказать правду и запрещаю себе радоваться. Вдруг он не поймет, вдруг достанет оружие, и тогда я буду оплакивать сразу двоих. Мне страшно. А еще мне стыдно. Он так ласков со мной, так хорошо заботится, опекает, а у меня ком в горле, от каждого его «люблю» хочется кричать, что не за что. Меня нельзя любить. Я не заслужил. Опять плачу. Буду на свадьбе зареванным, хорошо, что можно всем наврать, что от счастья плакал. Чонгук, обещаю, я скоро соберусь и все тебе расскажу. Ты только выслушай, дай мне шанс попросить прощения.

Mental breakdown

14.02.3114 Он сказал нет. Три буквы, одно слово. Нет. Я ведь живой человек, Чонгук. По живым у алтаря таким словом не бьют. По живым, которые твоим именем живут, тем более.

Гукюн

25.04.3114 Смотрит на меня так, будто ничего не видит, смотрит, как на труп, подобие человека, не слышит, не замечает. Наказание игнорированием — самое страшное. Пытка тишиной — слишком чудовищна. Поздравляю, Чон Чонгук, ты доигрался, а я сломался.

Ultraviolence

13.05.3114 Мой палач. Говорит, и каждое слово на вылет, не останавливается, добивает, ковыряется в старых ранах, новые открывает, я все равно люблю. Я не умею любить других. Я умею любить только его.

Gods and monsters

21.06.3114 Мне бы чаще к нему льнуть, подползать ближе, пока он спит, упираться лбом в плечо и лежать так вечность. Он встанет, оттолкнет, оставит меня в остывающей постели, живьём в ледяном гробу похороненным. Я люблю тебя. Я так тебя люблю, что ненавижу себя.

Ultraviolence

25.06.3114 Говорили же, будет больно, но я рожден самоубийцей, лезу дальше. Там, где надо бы забыть — запоминаю, держу его руку, впитываю тепло, пока не отнял, ворошу свое нутро, якобы дыма, оттуда идущего, не замечаю. Но, а что делать, если единственная причина, по которой я чувствую себя живым, — это он.

Gods and monsters

09.12.3106 «Вытащи его из себя», — будто бы так легко, будто это просто гниющая плоть — ампутируешь, и дальше проживешь. Только ампутировать здесь нечего. Разве только сердце.

Gangstas

23.07.3114 У нас будет ребенок. Кажется, я могу любить кого-то так же сильно, как его. Кажется, он сидит внутри и лечит мои раны, соединяет сосуды, включает жизнеобеспечение. Пожалуйста, пусть мне не кажется.

Gangstas

27.07.3114 Кто сражается с чудовищами, тому следует остерегаться, чтобы самому при этом не стать чудовищем. © Ницше. Он не станет чудовищем, я не позволю. У него есть я и есть семья. Мне плевать, что говорят и думают другие, я не дам надежде умереть, я буду цепляться за нее и верну Чонгука домой, пусть даже если он не вернется ко мне, никогда мне в лицо не посмотрит. Даже если без него я сам не выживу.

Gangstas

05.08.3114 Он хотел создать на Кальдроне систему, но поторопился, не смог реализовать задуманное, а я знаю, как работает его голова, знаю, на что он способен. Чонгук сдал Кальдрон, посадил себя за решетку, сам себя наказал, отказавшись от семьи, а в итоге Кальдрон будет процветать по его же плану. По картине в его голове. Они говорят, Эль Диабло проиграл. Эль Диабло никогда не проигрывает. Даже сидя за решеткой, он исполнил свою мечту — он создал страну, в которой не страшно жить. Чонгук герой Кальдрона. Чонгук мой герой. Он подарил светлое будущее своему сыну и тысячам детей полуострова. Он расплачивается за ошибки, он обрек себя на заточение, и как бы я порой ни винил его за то, что он не стал бороться за свою свободу — я его понимаю. Я не мог полюбить другого альфу. Мой альфа сильный и справедливый, а я буду стараться соответствовать ему. Пусть крохотная жизнь во мне еще и не увидела свет, но я воспитаю Чонгуку достойного сына. Я докажу всему полуострову, что даже отняв у меня мою любовь, им не сломать мой дух. Я докажу это и его семье, которая как бы его ни любила, но молча наблюдает за тем, как он гниет в тюрьме. Пусть они с этим смирились и приняли. Пусть это принял сам Чонгук. Я эту рану на сердце никогда не смогу залечить. Десять лет нашего ада с Чонгуком я никому, кроме него самого, не прощу. Я омега Эль Диабло, и стыдятся пусть все остальные. Мне стыдиться нечего. Я буду любить его и в этой, и в следующей жизни. Мне не забыть боль, которую он мне причинил, но я все равно пойду за ним хоть в ад. Я буду верить, что и он пойдет.

Gangstas

— Каждый день я читал твою тетрадь, — смотрит на Юнги Чонгук, остановившись на пороге церкви, пока гости разбредаются по автомобилям, собираясь в особняк новобрачных на празднование. — Перечитывал. Иногда позволял себе читать не больше предложения. Твои слова вытащили меня оттуда. Твоя боль, которую я поклялся унять, раны, которые я причинил и я же буду залечивать каждый день. Твоя вера в меня спасла меня. Там, где весь мир от меня отвернулся, ты все равно смотрел мне в глаза и держал за руку, сколько бы я ни пытался тебя оттолкнуть. Я подарю тебе лучшее творение человека, я буду болеть с тобой и выздоравливать, я пойду за тобой в Ад, я откажусь ради тебя от всего и даже умирать буду с твоим именем на губах. — Ты только живи, умирать я тебе не разрешаю, — обнимает его Юнги. — Когда-то давно я испугался пропасти, которая посмотрела в меня на границе с Амахо. Я подумал, что обречен на жизнь без тебя. Сегодня я вложил свою руку в твою и посмотрел ей в глаза. Ты моя пропасть, в которую я добровольно нырну. Я больше ничего не боюсь. Нас не сломала война, предательства, разлука длиной в восемнадцать лет. Нас ничему не сломать. Я люблю тебя. Буду любить всегда, — показывает теперь уже мужу ребро ладони, на котором мелкими буквами выбито:

In hoc et sequenti.

*Название главы — Ты моя революция (исп. Eres mi revolucion). The end.
По желанию автора, комментировать могут только зарегистрированные пользователи.
Права на все произведения, опубликованные на сайте, принадлежат авторам произведений. Администрация не несет ответственности за содержание работ.