Имперское сознание

Хакс спешил пересечь улицу — под звуки ревущих автомобильных сигналов, по проезжей части, не дожидаясь зеленого света. Телефон вибрировал в руке — он едва не уронил его на асфальт, когда неосторожно поднял повыше, чтобы прочитать входящее сообщение, не обращая внимания на особо громкий гудок видавшего виды такси. Это Нью-Йорк — город, где люди всегда переходили дорогу на красный свет. И тем, кто к этому не привык, лучше тренироваться нажимать на тормоза, и побыстрее, потому что только бог мог бы помочь неумелому водителю, который поцарапал бы новенькие блестящие Хаксовы туфли от «Феррагамо». Хакс торопился и совершенно не желал тратить свое внимание на недовольных автомобилистов, которым стоило бы получше научиться распоряжаться собственным временем, раз уж несколько секунд, которые отнял Хакс, пробегая между их машинами, были так критичны. «Сдвинем обед на 15 минут?» Фазма, конечно же. Вот, кстати, к разговору о тех, кто не умеет распоряжаться собственным временем. Хакс взглянул на часы и раздраженно провел рукой по лицу. Его исполнительный директор, его правая рука, была незаменима в компании, но у нее было обыкновение задерживаться на совещаниях, подчистую руша все расписание. А если расписание Фазмы сдвигалось, вслед за ним сдвигалось и расписание Хакса. Он вздохнул, набирая ответ, не глядя переступив через бордюр (он так хорошо знал эту улицу, что мог бы ходить здесь с закрытыми глазами). «Я так полагаю, выбора у меня нет? Все еще с финансовым отделом?» Он понимал, что ответил резковато, но ничего не мог поделать. Будильник поднял его сегодня без пятнадцати шесть, да настолько резко, что Хакс сбросил его с комода, едва не заработав сердечный приступ. А заснул он около двух ночи, не сняв носки и полуразвязанный галстук, настолько устав, что даже не смог накрыться одеялом. И это означало, что спал он всего четыре часа, да еще и заработал себе боль в шее от неудобно лежащей подушки. Он осторожно повернул голову, поморщившись от резкой боли, не исчезнувшей даже после пары таблеток обезболивающего. Единственное, что могло бы помочь — пара часов сна на диване в офисе, но вряд ли у него сегодня будет такая роскошная возможность. Те, кто тратит время на послеобеденный сон, редко добиваются успехов в бизнесе, каким бы заманчивым этот сон ни казался. Поддержав коленом портфель, который так и норовил выскользнуть из рук, Хакс снова взглянул на экран телефона. «Кто-то сегодня сварливый. Но я-то знаю, что ты всегда чувствуешь себя лучше после обеда. Сегодня я угощаю. Согласен, о бесстрашный лидер?» Хакс закатил глаза. Если у Фазмы есть время посылать ему такие сообщения, она, наверное, уже решила, как обойти любые просьбы финансового отдела, и сейчас просто ждала завершения формальностей, чтобы посплетничать с Хаксом о деталях совещания. «Конечно бесстрашный. Я бы тебя никогда не нанял в ином случае». Он подумал, не дополнить ли сообщение смайликом — тем маленьким, подмигивающим, или другим, с высунутым языком, — но решил, что не стоит слишком потакать дразнящей его Фазме, и отослал ответ в том виде, как был. Не прошло и минуты, как он добавил: «А с кем мне еще ходить на обеды, черт побери? Ты или Митака, и он готов со страху обмочить штаны, когда я на него смотрю». Кстати, о Митаке. Стоило Хаксу дойти до вращающихся стеклянных дверей небоскреба «Имперского Маркетинга», как его личный помощник бросился к нему с планшетом в руке. Выглядел он так, будто у него были очень важные новости… или будто его сейчас стошнит на Хаксовы туфли из новой коллекции. Хакс мысленно сосчитал до десяти и морально подготовился сражаться с подготовленным Митакой расписанием своего дня. Митака был замечательным помощником — ответственным, пунктуальным до дрожи, настолько организованным, что это поражало даже Хакса. Но вел он себя как что-то среднее между особенно дружелюбным чихуахуа и кошкой, которая боится, что ее сейчас обольют водой. (Фазма предлагала так и сделать, смеха ради, но Хакс опасался, что у Митаки от ужаса остановится сердце, а ему совсем не хотелось искать себе нового помощника). — Митака, — сказал Хакс, не дожидаясь, пока его помощник начнет разговор, и впихнул свой портфель в ту его руку, которая не была занята планшетом, — я знаю, что ты мне подготовил бесконечный список вещей, которые нуждаются в моем внимании, но сначала, бога ради, пожалуйста, скажи, что кофе из Старбакса уже стоит на моем столе и что в этот раз его действительно можно пить. Видя, что Митака выглядит так, будто вот-вот заплачет, Хакс его пожалел: — Ну не смотри на меня так! Не твоя вина, что бариста здесь — имбецилы, и я не жду, что ты будешь пробовать мой кофе, — он похлопал Митаку по плечу свободной рукой, — Мне просто сегодня смертельно нужно макиато, к котором есть хоть капля эспрессо. Честное слово, если они мне опять налили просто горячего молока, я за себя не отвечаю. Хакс встретился с шестью художниками только этим утром, и это еще до того, как он добрался до офиса — и ни у одного из них портфолио не заслуживало внимания. Фазма неоднократно читала ему лекции о пользе делегирования — в конце концов, у него был целый отдел кадров, и поиск талантов был их делом — но Хаксу было трудно доверить кому-то другому то, что касалось творческих аспектов работы компании. Он, конечно, никогда сам не был великим художником, но в искусстве разбирался неплохо (по своему собственному мнению). Если «Имперский Маркетинг» не мог завлечь клиента ошеломляюще красивой картинкой, кто доверит им создание всего остального имиджа? Митака заметно сглотнул и, засунув планшет под мышку, зубами сдернул с ручки колпачок. (Хаксу это зрелище показалось до ужаса мерзким; он с трудом воздержался от лекции о колониях микробов, живущих на пишущих принадлежностях). — Фазма попросила перенести обед на пятнадцать минут, — поделился Митака ненужной новостью, и Хакс глубоко вздохнул. Терпение. Митака знал, что у Фазмы есть телефон Хакса, и ему должно было прийти в голову, что это было уже согласовано. Невнимательность, ужасающая невнимательность. — Уже в курсе, — сказал Хакс небрежно, — сдвинь мое расписание соответственно. Когда они наконец добрались до лифта, лифтер поприветствовал Хакса, наклонив голову, и без напоминаний нажал кнопку нужного этажа. Хакс поблагодарил бога за маленькие любезности — как например: хорошо вышколенные лифтеры. Он расправил затекшие плечи, пока Митака тараторил свой список банальных вопросов, которые, по его мнению, требовали внимания Хакса — и с которыми, Хакс был уверен, Митака мог бы справиться сам, будь он хоть немного увереннее в себе. Минуты через две Хакс перестал его слушать, погрузившись в собственные мысли. Финансовый отдел захочет назначить с ним совещание, если Фазма не согласится с их требованиями — а она, скорее всего, не согласится, он её для того и нанял. Когда она принимала какое-то решение, она от него уже не отступала, и в этот раз она настаивала на увеличении зарплат для творческой команды. Если Хакс с ней пока и не согласился, она его обязательно уговорит еще до конца сегодняшнего обеда, он был уверен. У Фазмы всегда имелись веские причины, и Хакс обычно соглашался с ними, когда она ему их объясняла. Решение было уже принято; как заставить это решение работать — проблема финансового отдела. Они просто про это еще не знали. У Хакса было все в порядке с деловой интуицией — он отстроил свою компанию с нуля, без всякой помощи, и он-то знал, что для нее лучше. Если бы не знал — уже давно бы стоял на ее обломках. Он вспомнил, как начинал свой бизнес — двадцатишестилетний, чудовищно неопытный, со свеженьким, с еще не высохшими чернилами, дипломом магистра бизнес-администрирования. Он не терял времени, сразу же вырвавшись из хватки отца, обходя одного инвестора за другим, требуя, провоцируя, упрашивая и умоляя. Десятки, сотни раз выслушивая отказы, пока, наконец, не нашел того, кто рискнул поверить в недавнего выпускника без опыта работы и с резюме короче одной страницы. — Мистер Хакс, — человек лет на двадцать его старше, один из вице-президентов, Роджерс, — сделал шаг в сторону, пропуская Хакса в лифт, и Хакс ему натянуто улыбнулся. Если бы только отец сейчас его видел — как он руководит опытными бизнесменами настолько старше себя. (Впрочем, это бы значило, что и сам Хакс увидел бы отца, и никакое чувство удовлетворения того не стоило). — Ну и наконец, — сказал Митака напряженным голосом, как только за ними закрылась дверь лифта, — отдел связей с общественностью попросил встречи с вами — сегодня до конца дня. СМИ… они, в общем, узнали, что вы отказались посетить благотворительный бал на прошлой неделе. Ходят слухи, что «Форбс» собирается опубликовать статью о том, насколько вы не вовлечены в общественную жизнь. Нам нужно проконтролировать последствия. Так вот она — причина невнимательности Митаки. Мысли Хакса резко затормозили с визгом, который, он мог поклясться, был слышен окружающим. — Последствия? — не веря, повторил он вслух, на секунду забыв, что один из его вице-президентов стоит прямо напротив него, старательно буравя взглядом стену лифта, на табло которого как раз мелькнуло число четырнадцать. Хакс продолжил свистящим шепотом: — Ты хочешь сказать, я должен извиниться, что не пошел на чертову вечеринку? Я им чек выписал, черт побери! Я же не бессердечная тварь. Наглость какая. Он же не потому пропустил бал, что его не интересовала благотворительность… Чему бы они там ее ни посвящали. Что-то про детей, вспомнил он. К детям Хакс относился хорошо. Теоретически. Собственных, разумеется, не хотел. Он просто сильно устал, и ему совершенно не улыбалось провести вечер, потягивая плохое вино в одной из новейших галерей искусств в Сохо, в окружении людей, которые не узнали бы искусство, даже если бы оно подошло и покусало их. Кто бы мог подумать, что из всех вещей, которые он когда-либо творил в своей карьере, именно эта так плохо обернется. Когда его телефон завибрировал, Хаксу не нужно было смотреть на экран, чтобы понять, кто это. «Митака уже поделился последними новостями? Говорят, ты самый бессердечный человек в Нью-Йорке, Хакс. А я и не знала». Хакс зарычал на свой телефон, и Митака отшатнулся от него, насколько позволяло тесное пространство лифта, и выглядел он как будто сам и написал ту статью для «Форбса». Пальцы Хакса так стучали по экрану телефона, что он бы не удивился, увидев пару трещин. «Иди нахрен». Он нажал «Отослать» и, немедленно почувствовав себя лучше, запихнул телефон в карман. Хакс глубоко вздохнул, вспоминая прочитанную на досуге статью о важности вдумчивого дыхания в аюрведической медицине, и повернулся к Митаке как раз в тот момент, когда двери лифта открылись на их этаже. — Мы с этим справимся, — сказал он — куда увереннее, чем чувствовал это на самом деле. Действительно, сказал он себе, это не более чем мелкая неприятность. Пусть думают что хотят — то, что город, да и вся страна, знали об Этане Хаксе, было наполовину слухами, а на вторую половину — сказкой, и в таком виде он и предпочитал все оставить. Он мог бы неплохо подать этот образ — бессердечный миллионер, который не мог потратить даже один вечер на бедных детишек. В конце концов, не зря же маркетинг — его специальность. — Передай отделу по связям с общественностью — не слишком задумываться над этой проблемой. Я свяжусь с ними до вечера. Этан Хакс. Выпускник Принстона с отличием в двадцать один год, обладатель диплома магистра бизнес-администрирования Гарвардской школы бизнеса в двадцать три. Стремительная карьера, генеральный директор собственной маркетинговой империи в тридцать. О нем писал «Уолл-стрит джорнэл», и совершенно точно ему не скрыться от глаз почтенной публики с такими заслугами. Если они хотели его ненавидеть, они в любом случае нашли бы повод… Иногда разумнее дать людям то, что они хотят, чем сопротивляться. Он отпустил Митаку взмахом руки, включил ноутбук и расслабился в своем шикарном кожаном кресле, повернувшись к окну с видом на миллион долларов (и это не было преувеличением — цена за квадратный метр офисного пространства в этом районе действительно приближалась к миллионам только за этот этаж). За окном расстилалось море небоскребов, люди — настолько крошечные, что их почти не было видно — спешили по своим делам. Миллионы людей с миллионом историй. Вечно спешащий город. На работу — может быть, даже в этом здании. Домой. К семьям или к своей половинке. Проживая миллионы жизней — и Хакс не знал никого из них. Хакс не собирался предаваться этому чувству глубокого одиночества, так что он отпил свой макиато и начал просматривать почту. Соевое молоко было еще достаточно горячим, чтобы обжечь нёбо, и это означало, что Митака хорошенько отчитал бариста за вчерашние недочеты. И даже не забыл, что Хакс любит кофе с капелькой орехового сиропа. Хакс мысленно поблагодарил Митаку — и тут же наткнулся сразу на три письма со словом «скандал» в заголовке. Скандал. Он фыркнул от такого драматизма и пометил все три письма как прочитанные, не открыв ни одно из них. Заголовки были настолько тошнотворно утомительными, что он закрыл ноутбук, не дойдя и до середины списка писем. С остальными он разберется после обеда с Фазмой — потому что, как бы она ни дразнилась, она была совершенно права: он всегда чувствовал себя лучше после разговоров с ней. Что-то в её манере справляться с проблемами по мере их поступления успокаивало Хакса, и даже садясь за стол, зарезервированный Фазмой, еще за двадцать минут до назначенной встречи, ему уже меньше хотелось рвать на себе волосы. Она выбрала одно из его любимых мест — достаточно уединенное, чтобы другие посетители держали язык за зубами, даже узнав его, но в то же время респектабельное, с белоснежными накрахмаленными скатертями и мягким, теплым освещением. Хакс пригубил красное вино, ожидая Фазму и листая сообщения на телефоне. Она не ответила на его последнюю — немного грубую — фразу. Он слабо улыбнулся, начав набирать очередной текст. «Плохая идея — заставлять ждать самого бессердечного человека в Нью-Йорке». И Фазма, конечно, показалась именно в тот момент, когда он отослал сообщение. Она была из тех женщин, которые всегда производят впечатление, независимо от своего желания. (К ее чести, такое желание у нее всегда было). Хакс был не в курсе ее возраста — однажды она сказала, что скорее убъет кого-нибудь, чем признается, и ему не хотелось проверять, насколько серьезной она была в тот момент — но он мог бы поспорить, что она немного младше его. Она была высокой — ростом почти с него — так что их щеки соприкоснулись, когда он поднялся, чтобы обнять ее. Хакс позволил своим пальцам задержаться на ее плечах, наслаждаясь прикосновением. Она была не только его деловым партнером, но и подругой — и хорошей подругой, черт побери. Он и наполовину настолько никому не доверял, как ей. — Мне кажется, быть самым бессердечным человеком в Нью-Йорке — идея похуже, — прошептала она, коснувшись губами его уха, прежде чем он со смехом её оттолкнул. — Сволочь ты; ты в курсе? — сказал он с нежностью, развернув ее, чтобы полюбоваться ее нарядом. Фазма — он был почти уверен, что это не ее настоящее имя, а скорее псевдоним, который она использовала с того момента, когда он впервые ее встретил — была одета в темно-синее платье до колен, мягко обтягивающее ее бедра. Массивное золотое ожерелье притягивало внимание к ее пронзительно-голубым глазам, просто уложенным коротким светлым волосам и ярко-красным губам, сложившимся в широкую улыбку. — Ты так говоришь, будто заслуживаешь большего, — съязвила она, когда Хакс отодвинул для нее стул. Усевшись, она подозвала официанта: — Мартини. С двумя оливками. И даже не думай залить коктейль дешевой водкой, я узнаю. Это был ее обычный заказ, но Хакс все же вопросительно поднял бровь. — Ой, не смотри на меня так, — она закатила глаза, — уже почти вечер, и не тебе меня судить, с твоим-то бокалом вина. Хорошего, надеюсь. Как будто он когда-нибудь заказывал что-то плохое. Он подавил желание рассказать ей о разнице между вином и мартини и сделал еще глоток. Это было простое мерло без особых изысков, но он не жаловался — Хакс знал сомелье этого ресторана лично и полагался на его отличный вкус. — Только не говори мне, что до дневного пьянства тебя довели слухи о моем скандале, — предостерег он, словно в обычно Фазму нельзя было найти пьющей мартини в половине второго в четверг. — Вот так они это назвали: «скандал». Можешь в это поверить? — Он положил телефон экраном вниз на стол и рассеянно очертил пальцем ободок стакана, ожидая реакции Фазмы. Она от души рассмеялась, в глазах ее прыгали озорные чертики. — До дневного пьянства меня довел твой финансовый отдел, — поправила она, — они просто одержимы попытками отговорить меня от увеличения зарплат творческой команды, не хотят ничего слушать. «Ой, этого нет в бюджете» да «Ой, у нас был ужасный первый квартал». Официант вернулся с мартини, и Фазма, отпустив его взмахом руки, с блаженным вздохом отпила из бокала. И отправила в рот оливку. — Я им сказала, что это чушь, — она как-то умудрялась так говорить с набитым ртом, что это казалось гораздо менее отвратительным, чем было на самом деле. — Я знаю цифры первого квартала лучше них. Мы на коне — может, не настолько, как мы прогнозировали, но все же, и единственный способ поддержать успех — это иметь профессиональную творческую команду. А наши предложения по зарплате ниже среднерыночных, наши соцпакеты хуже, чем у конкурентов, а отпуска вообще начинаются всего с одной недели. Нам нужно что-то менять, иначе люди начнут уходить — и ты понимаешь, чем это обернется. Конечно же, он знал — Фазме не нужно было ему это разжевывать. Он бы не провел все утро с художниками, если бы не ценил вклад творческой команды. — Я скажу финансовому отделу, что им нужно этим заняться, — сказал он и прервался, чтобы заказать салат с темпе на гриле. Это было совсем не то, чего ему хотелось — в этом ресторане была феноменально вкусная сырная тарелка, с бри, за который можно было умереть, да и мысли о стейке, который заказала Фазма, заставили его рот наполниться слюной, — но он с недавних времен задумался о здоровье. После того, как до него дошли слухи, что его отец перенес сердечный приступ. Хакс был, конечно, еще молод, но никогда не бывает слишком рано беспокоиться о таких вещах. — Они могут урезать финансирование других сфер, если нужно, — продолжил он, расстелив на коленях салфетку. Хакс заметил, что официант принял во внимание цвет его костюма и заменил черную салфетку на кремовую. Вот из таких мелочей и складывается класс заведения. — Пусть сами решат, каких именно — это их работа. Ты мне всегда говоришь, что нужно учиться делегировать полномочия. Вот, я делегирую. Пусть вытаскивают свои головы из задниц и что-нибудь придумывают, вместо того чтобы с тобой спорить. Фазма недоверчиво фыркнула: — Надеюсь, ты сам им об этом сообщишь, потому что мне не хочется слушать их нытье, когда они об этом узнают. Она, по примеру Хакса, тоже расстелила на коленях черную салфетку и принялась за вторую оливку. Пока она жевала, телефон Хакса на столе завибрировал, привлекая ее внимание — и Фазма зажала рот рукой, взвизгнув в веселом изумлении. Хакс слышал этот звук тысячи раз — и каждый раз удивлялся, насколько звук ей не подходил. — Ой, Хакс. Хакс. Да быть не может, — провозгласила она, дотронувшись безупречно наманикюренным пальцем до телефона. — Розовый? Правда? Не слишком ли это экстравагантно даже для тебя? — Что. Что с ним не так? — огрызнулся Хакс, отобрав у нее телефон и положив его рядом со своим бокалом. — Пора было купить новый телефон, и ты знаешь, что мне всегда нравился розовый цвет. По-моему, выглядит утонченно. Он тихо фыркнул и отпил мерло. Еще он будет оправдываться перед своим исполнительным директором. Фазма встала и ввзяла телефон со стола. — Выглядит по-девчачьи, — сказала она, демонстративно рассматривая телефон, поворачивая его так и этак, усевшись обратно на стул. Хакс почувствовал, что краснеет, его уши запылали от смущения — хоть он и пытался справиться с этим чувством. Это было просто смешно; он совершенно не нуждался в том, чтобы Фазма одобряла цвет его телефона (хоть он и посылал ей иногда собственные фото из примерочных, чтобы она помогла с выбором одежды). — Явно не телефон для самого влиятельного человека в Нью-Йорке. Эти слова застали Хакса врасплох, и он не смог сдержать смех. — Не самого влиятельного, — уточнил он, — а самого бессердечного. Есть разница. Фазма с сомнением взглянула на него, и тут их заказ наконец принесли. Хаксов салат из темпе не вдохновлял, но выглядел достаточно здоровым, с рукколой ярко-зеленого цвета, явно купленной у фермеров этим же утром, и Хакс как мог постарался игнорировать вид стейка Фазмы — правильно приготовленного, с каплей крови, вытекшей на тарелку, когда она его разрезала. — Так значит, у самого бессердечного человека в Нью-Йорке — розовый айфон? Вот подожди, журналисты об этом узнают. Будет еще один скандал, — рассмеялась Фазма с набитым ртом. С каждым сказанным словом комок беспокойства у Хакса в груди становился все меньше и слабее, и вот наконец, впервые за этот день, он обнаружил, что может спокойно дышать. Спасибо богу за Фазму. Он ей, конечно, никогда этого не скажет — особенно после того, как она дразнила его сегодня — но она спасала его от сумасшествия, наверное, раз сто. Он наслаждался ее обществом, и сейчас, в комфорте ресторана, ему даже на салат из темпе не хотелось жаловаться. — Я прямо вижу заголовки, — сказал он, смакуя вино. — Бессердечный ублюдок — в буквальном смысле этого слова, — он ухмыльнулся собственной шутке, — из «Имперского Маркетинга» постит в снапчат подробности своих гнусных замыслов со своего розового айфона. О боже, до каких глубин опустится его фирма?! Его слова возымели желаемый эффект, и Фазма зашлась в приступе смеха: — Ну, ты хотя бы знаешь, чем это грозит. Она аккуратно промокнула уголки губ салфеткой, стараясь не стереть матовую красную помаду. Хакс понятия не имел, как ей удавалось сохранить косметику на губах, особенно с ее манерой поглощать еду. — К сожалению, — сказала она, — ты вовсе не бессердечен. Об этом, конечно, известно только мне и тебе. Думаю, настало время посвятить в наш секрет кого-нибудь еще. Слова были легкими, тон — ни к чему не обязывающим, слишком ни к чему не обязывающим — и Хакс сощурился, а когда она подалась вперед, вторгаясь в его личное пространство, его сердце ушло в пятки. Внезапно ее приглашение на обед обрело потаенный смысл. Дело было совсем не в проблемах с финансовым отделом — она уже знала, что он эти проблемы решит — и даже не в желании подразнить его статьей из «Форбса». О нет, теперь-то он все понял. — О нет. Нет-нет-нет, — запротестовал он, и его вилка со звоном упала на тарелку. Это неправда; она бы не стала. Он чувствовал на себе взгляды посетителей ресторана, но его это мало волновало — он был в ужасе. — Нет, Фазма. Я знаю, о чем ты думаешь, и я ни слова не хочу об этом слышать. Мы это уже проходили. Это никогда не работает. Не нужно пытаться устроить мне свидание с кем-то, у меня все равно не получится. Фазма никак не отреагировала на его заявление, отрезав очередной кусок стейка и указав на Хакса вилкой. — Ой, не веди себя как ребенок. Ты даже его не знаешь. Может, он твой будущий спутник жизни — или хотя бы неплохой сексуальный партнер. В любом случае лучше, чем печально сидеть всю ночь в кабинете… Не смотри на меня так, я прекрасно знаю, что это и есть твои планы на сегодня. Хакс открыл рот, чтобы возразить, и снова закрыл. Ему нечего было сказать. Может, он и не внес в свое расписание на новом айфоне (утонченном, Фазма, утонченном) запись «Печально сидеть всю ночь в кабинете», но примерно так и заканчивался каждый его вечер. Один, в своем шикарном кресле, в мятой рубашке с ослабленным галстуком, попивая пино-нуар и вчитываясь в документы — пока буквы не начинали расплываться. Фазма не единожды находила его в таком состоянии, и он знал, что представлял собой жалкое зрелище. — Ну да, я иногда задерживаюсь на работе, — огрызнулся он, — я генеральный директор, ты в курсе? Кто-то же должен заниматься компанией, пока ты себе каждую ночь находишь новую подружку, — Хакс поморщился и неловко заерзал на стуле. Оскорбление звучало слабовато. — Вот чтобы ты знал, у меня уже две недели одна и та же подружка, — отметила Фазма. — На этих выходных будет четвертое свидание, и я ей, возможно, разрешу остаться на ночь. Это было неожиданно. У Фазмы, как и у него, были четкие и жесткие правила относительно допуска людей в свой дом. Но она не дала ему шанса узнать подробности. — Я знаю, почему ты пытаешься сменить тему, и у тебя ничего не выйдет. Послушай, Ричард — отличный парень, он, кажется, работает в издательской сфере — всегда носит с собой блокнот. Я его встретила на поэтическом вечере, и мне показалось, что он в твоем вкусе. Высокий, остроумный, отличная прическа. Наверное, немного сволочь, если узнать его получше. Дай же ему шанс. Хакс почувствовал укол вины, и кусочек салата, который он жевал, потерял всякий вкус. — Фазма, — он пытался найти правильные слова, — я понимаю, что ты обо мне волнуешься, и я это ценю. Но после сегодняшнего дня на работе… Я даже не знаю… мне придется надеть что-нибудь приличное, и как-то попытаться выглядеть дружелюбно, и найти ему подарок — скромный, но со вкусом, и такой, чтобы глядя на него не было ясно, что мне уже почти сорок и я отчаялся найти партнера… подумать о какой-нибудь интересной теме для беседы, и чтобы ему тоже хотелось вставить несколько слов, и чтобы разговор не превратился в монолог обо мне и моей работе. А это, если ты вдруг не заметила, составляет практически весь мой репертуар для бесед. Фазма посмотрела на него с ужасом и недоверием. Помолчав, сказала: — …это просто свидание, Хакс. — Ха! — пронзительно воскликнул Хакс. Он никогда не признался бы себе, что способен на такие звуки. — Просто свидание, как же. Когда тебе почти сорок, и каждый в этом проклятом городе знает тебя как маркетингового магната, который, фигурально выражаясь, в одиночку изобрел колесо, просто свиданий не бывает. — Комок беспокойства понемногу возвращался на свое место в груди, и Хакс попытался расслабиться, чувствуя, как правый висок начинает пульсировать болью. — Тебе не «почти сорок», — возразила Фазма, и это раздражало, поскольку совсем не в этом дело же. Хакс потер рукой висок, в котором зарождалась мигрень. — Тебе тридцать три. Хватит увиливать. Черт побери, Хакс — просто сходи на свидание! — она с такой силой опустила бокал мартини на стол, что столовые приборы зазвенели. Хакс чувствовал себя настолько неуютно, что чуть не подпрыгнул от резкого звука. — Выпей немного, расслабься, может, влюбись, если повезет. И оставь свою тревожность дома, ради бога, — она указала на Хакса пальцем, — вот здесь есть кто-то, кого стоит узнать, но ни у кого не будет такого шанса, если ты продолжишь прятаться, как отшельник. Люди начнут думать, что ты что-то скрываешь! Хакс пожал плечами, пытаясь принять таинственный вид (что было нелегко, учитывая, что минуту назад он чуть не опрокинул стул от резкого звука). — Может, мне есть что скрывать. — Что, например? — поинтересовалась Фазма, и в ее тоне настолько явно сквозило «Не верю», что ей не нужно было этого говорить. Она откинулась назад, поставив ноги на перекладину стула, демонстрируя модельные лодочки золотого цвета, идеально подходящие к ожерелью. — Что ты — зажатый, вечно беспокоящийся обо всем на свете гей, не пускающий никого к себе домой, так как боишься, что они с грязными ногами на диван залезут? Ну извини, мистер большой босс, твоя тайна раскрыта. Хакс порадовался, что не решил как раз в этот момент отпить вина — перспектива подавиться, смеясь от потрясения, его не радовала. Фазма была права, о боже, совершенно права. Никто, кроме нее, не посмел бы ему сказать это в такой беспощадной форме — из страха, что на следующий день придется обивать пороги с резюме в руках. — А твоему Ричарду, значит, именно такие нравятся? — фыркнул он. — Потому что если ты ему про меня это рассказала, то все мои проблемы решены. Он давно сбежал. — Не-а, — Фазма показала ему язык. Вела себя, как ребенок, а не как человек, на которого он всецело полагался в делах фирмы. — Я ему сказала, что ты ужасно смешной. Очень скрытный. Потрясающе верный. С идеально уложенными рыжими волосами. Гей, конечно, но ему это почему-то понравилось. Она ухмыльнулась, и Хакс закатил глаза. Он слышал шуточки получше от двенадцатилетних. — Но если честно, — продолжила она драматическим шепотом, — я еще сказала, что ты сказочно богат, а это способно привлечь внимание кого угодно. — А, ты меня ему сосватала как спонсора. Замечательно. Хакс отодвинул остатки салата — тема разговора отбивала всякий аппетит, и Фазма тут же потянулась вилкой через весь стол, чтобы без спроса доесть. Судя по ее самодовольному выражению лица, она понимала, что, раз Хакс продолжает разговор, это значит, что он уже готов согласиться. — Слушай, я просто сделала за тебя всю тяжелую работу, — саркастично заметила она, прежде чем вздохнуть и серьезно на него посмотреть. — Он, конечно, не носит Гуччи, но выглядит не бедно. Издательский бизнес всегда был прибыльным. С этими словами она закинула в рот кусочек перца и стала шумно жевать, продолжая разговор: — В любом случае он наверняка будет рад, что ты с ним точно не из-за денег. Громко выдохнув, Хакс провел ладонью по лицу. Когда Фазма что-то вбивала себе в голову, она безжалостно преследовала цель, словно гончая. Его салат пал жертвой аппетита Фазмы, вино в его бокале закончилось. Пришло время признать свое поражение. — И когда же я с ним встречаюсь? — смиренно спросил он. Фазма еще раз взвизгнула, очевидно, довольная собой, и передала ему бумажку, где ее почерком было написано время и место. Она, без сомнения, держала эту штуку наготове — значит, у Хакса с самого начала не было шанса избежать судьбы. Фазма знала все струны его души и умело на них играла. — Полдевятого, и не минутой позже — так что не задерживайся на работе. Эта кофейня только открылась, — быстро говорила она, — там очередь на целую милю. Ты не поверишь, через что мне пришлось пройти, чтобы зарезервировать столик.

***

Без пятнадцати девять Хакс в изнеможении откинулся на спинку своего шикарного кресла, свободно вздохнув — впервые за много часов. В здании было темно и тихо, только звук пылесоса то приближался, то отдалялся, когда уборщик проходил мимо двери кабинета Хакса. Кроме них двоих в офисе никого не было, все разошлись по домам минимум полчаса назад. Его лицо освещал голубой отсвет экрана ноутбука; на улице, внизу, сновали люди — ловили такси, спускались в метро, встречались, чтобы пойти на ужин или что-то обсудить. Где-то в другой части города какую-нибудь ничего не подозревающую парочку пустили в модную кофейню, несмотря на очередь длиной в целую милю. А здесь, в офисе «Имперского Маркетинга», Хакс чувствовал себя единственным человеком в Нью-Йорке. Он выключил телефон, на экране которого мерцало имя Фазмы, и потянулся к бутылке бренди. Утром он все объяснит.