– II –
Пристанищем Фэрроу, в котором она рассчитывала переждать ночь, стала каморка в каком-то старом подвале на окраине городских руин. Само здание, к которому он примыкал, частично обвалилось, одна из бетонных плит перегородила спуск в подвал, но рыжая даже усмотрела в этом плюс – так труднее будет забраться непрошенным гостям, да и кто станет искать одинокого мутанта в гуще бетонных обломков. Сейчас она смогла наконец-то отдохнуть, присесть, перевести дыхание, но озлобленность и липкое чувство досады не ослабевало. Сейчас Фэрроу злилась по большей части на себя. Она всегда считала, что надо быть всегда первой, быть на шаг впереди врага, чтобы не дать ему до тебя добраться. Теперь же у неё на боку красовалась свежая «заплатка» из сухой марли, прилепленная кусочком пластыря. Сняв на время перевязки тренч и водолазку, рыжая обнаружила на последней неровное отверстие от электродов шокера, которое по краям стало бурым от засохшей крови. Обидно было подпортить любимую вещь. «Зато сама унесла лапы» – отыскивая в текущем положении светлые моменты, напоминала себе Фэрроу. Да, её потрепали, но с ней не покончили, она ещё была жива. Жива… Всякий раз, когда Фэрроу вспоминала это простое слово, с новой силой накатывали воспоминания. Ведь она не всегда была такой. Как и у всего и всех, когда-то в её жизни всё было по-другому. И эти воспоминания порой имели странный эффект – словно преломляли ощущение времени. Девушка словно попадала из суровой реальности в мир памяти, светлых моментов былого, в которых она, в некотором смысле, черпала свои силы. Была, впрочем, и обратная сторона, ещё одна странность. Поняв, что из неё вот-вот снова попрут эмоции, Фэрроу резко мотнула головой, неприятно поморщившись. В этом был её небольшой «бзик»: да, она осталась одна, но излишней, по её мнению, сентиментальности не любила, словно если ты покажешь свои чувства, оголишь своё уязвимое место. Доев ещё полпригоршни «сахарных бомбочек» и запив их водой из фляги, Фэрроу решила не предаваться ностальгии, а лечь спать: целый день непрерывных скитаний по местным пустошам, пусть и не затронутых Гнилью, выматывали до бессилия. Отцепив застёжки-липучки в верхней части рюкзака, рыжая достала из него тёмное клетчатое покрывало, поношенное, но тёплое и мягкое, почти роскошь по меркам Зоны. А вместо подушки под голову положила рюкзак. Внутренние перегородки-секции из фанеры делали его жёстче, но Фэрроу тоже была неприхотливой – с её-то образом жизни ко многому приходилось привыкать. Убрав в карман на время сна глазную повязку, рыжая накинула покрывало до плеч и сомкнула веки. Сон не заставил себя долго ждать. Вот только как бы Фэрроу ни пыталась абстрагироваться, от собственного прошлого было не так просто отгородиться. Особенно во снах…***
Уже мало кто помнил, чья это была идея, но за поселением прочно закрепилось название Мост – поскольку оно и было расположено на большом уцелевшем арочном мосту, соединявшем берега некогда широкой реки. Может, в шутку, может, всерьёз – для всех это был Мост. Здесь жило около сотни человек, переживших «красный мор» и до кого ещё не добралась Гниль. Кто-то разместился в тех больших стальных коробках на колёсах, на которых когда-то передвигались Древние, а большинству «апартаментами» стали самодельные палатки, потрёпанные, но крепкие, сделанные качественно. Жизнь в палатке на постоянной основе – удовольствие, конечно, специфическое, но ремонтировали их часто, тепло внутри они держали, даже звук и свет извне задерживали, а что ещё требуется от жилья… Было во всей этой простоте кое-что, смотревшееся необычным на фоне всего остального. Вернее, кое-кто – Фэрроу. Единственный мутант на сотню вполне обычных человеческих душ. Не человек и не лиса, ней было многое и от обычной лисицы, но ходила она прямо, на двух конечностях, но была далека от человека – одно сплошное «не». Тем удивительнее для неё было то, что её не убили, а приняли, как своего, хоть и временами посматривали косо. Да и сама Рыжик, как кто-то её окрестил, тоже посматривала поселенцев с нескрываемым любопытством. Смотрела и ловила себя на мысли, что иногда всё же чувствует себя здесь чужой, слишком уж она была не похожа на остальных. Но Мост стал её домом, и кроме него у необычной лисы было только имя – она только помнила, что её зовут Фэрроу, а всё остальное в памяти было размыто настолько, что все попытки вспомнить что-либо оканчивались ничем. Забрав из складской палатки запасной ремнабор, Фэрроу вернулась в импровизированную мастерскую, расположившуюся под брезентовым навесом, где её ждал Хог*. Его закатанные к самым плечам рукава открывали темные от загара руки, просачивающийся под навес ветерок взлохмачивал густую гриву тёмных, как уголь, волос, которые уже не первый месяц подравнивались только с помощью самодельного ножа. - О, а вот и ты, Рыжик. – заметив вошедшую под навес Фэрроу, Хог улыбнулся и одобрительно кивнул, взяв протянутые ему инструменты. – Отлично, теперь дело шустрее пойдёт. Фэрроу было не впервой помогать Хогу, бывшему в поселении техником. Он лучше других разбирался в устройстве различных механизмов, которые удавалось найти в окрестностях и которые сохранились ещё с момента гибели цивилизации. Но куда чаще он разбирал сломанное оружие, выбирая из него уцелевшие запчасти, чтобы из них собрать другое, порой примитивное, но рабочее. - Есть что-то новое? Кто какие байки, может, травит? Рассказывай! Фэрроу едва заметно вздрогнула, застигнутая врасплох столь простым вопросом, но от неожиданности она не сразу нашла, что ответить. - Да ничего хорошего. Часовые у барьера опять беспокоятся, что в последний раз охотники почти ни с чем пришли. – короткими, словно рубленными фразами ответила рыжая, отведя взгляд в сторону. – Зато поговаривают, что опять упырей на севере видели. Тех, что называют себя «Нова». - «Нова», значит? Нехорошо это, очень нехорошо. – внезапно помрачнев, ответил Хог. – Эх, ничего. Сейчас вообще мало кому легко. Тяжело одному, тяжело всем. Фэрроу лишь кивнула головой в знак согласия, попутно взяв с верстака затворную раму от винтовки, которую следовало почистить от грязи и порохового нагара. Да, на Мосту жизнь была не сахар, но каждый в поселении знал, что находится в окружении таких же, как и ты. Так что на Мосту каждый был готов друг другу помочь. - А что бы ты стал делать? – сорвалось с уст Фэрроу. - Я не тот, у кого это стоит спрашивать, милая. – медленно, словно неуверенно, проговорил оружейник. – Так с ходу не отвечу. Моё дело малое, железки разбирать-перебирать, да что получше из них собирать. Знаю только, что паниковать в таких случаях нельзя. Поддашься страху – считай, одной ногой в могиле. А мёртвые уже ничего не изменят. – он повернулся к лисе, не сводившей с него взгляда. – Просто запомни совет от старого железячника: в любой ситуации важно надеяться, не опускать руки. Ведь пока мы живы-здоровы, мы можем сделать что-то, чтобы всё изменить. Повторяй за мной: пока живу, надеюсь. - Пока живу, надеюсь. – на одном выдохе произнесла рыжая, почувствовав, что эта простая фраза вселяет в неё какое-то особое, почти осязаемое спокойствие. Не зря про Хога говорили, что тот пустого не посоветует и слов на ветер не бросает. И эти три простых слова, «Пока живу, надеюсь», Фэрроу запомнила на всю жизнь…***
Спящая лисица резко дёрнулась во сне, когда её носа коснулось что-то маленькое и холодное. Распахнув единственный уцелевший глаз, Фэрроу не сразу поняла, что же это могло быть, недоумённо сверля взглядом потолок. Только когда повторное касание пришлось на лоб, то поняла, что это была простая капля воды, упавшая с потолка. Снаружи доносился шум, поднятый, по всей видимости, начавшимся дождём. Скорее всего, капли просачивались через разрушенные конструкции здания. Но Фэрроу тут же забеспокоилась, стоило ей открыть глаз, как её тут же охватило странное ощущение, предчувствие, что что-то не так. Шум от дождя стал приглушаться, становиться более расплывчатым, зато лисицу всерьёз начал беспокоить звук трескавшегося камня. Всё было пугающе странным и непонятным, пока в подвал не ворвался поток воды, накрывший с головой ничего не понимающую лису-мутанта, и подхвативший её как ветер опавший листок. Фэрроу мгновенно охватила паника, ведь она даже не могла понять, что ей делать и куда выплывать – вокруг не было видно абсолютно ничего. Темнота изредка сменялась какими-то грязно-зелёными пятнами слабого света, словно смотришь через очень грязное стекло, а мутанта течением несло дальше. Так было, пока Фэрроу не выбросило на поверхность большой реки, наконец, почувствовалось твёрдое дно. Откашливаясь от наглотавшейся воды и жадно вдыхая живительный воздух, рыжая медленно ползла к берегу, всё ещё потрясённая случившемся. Не покидало её и предчувствие странности, нереалистичности происходящего. Это чувство лишь усилилось, когда Фэрроу, ещё не выбравшись полностью из воды, взглянула в своё отражение – в нём она видела саму себя, но смотрела снова в оба глаза. «Нет… Мне это кажется…» – от смутных догадок, лисица чувствует, как сильнее колотится сердце, норовя пробить защиту рёбер, а дыхание стало неровным и сбивчивым. Взглянув в сторону, она увидела место, которое при желании не забудет никогда. Мост. Но как она здесь оказалась? Одновременно с попытками найти ответы, Фэрроу выбралась на твёрдую землю, выпрямилась и подняла с земли автомат с «коллиматором» и зелёным лазерным целеуказателем – у неё когда-то такой был. И в этот момент со стороны моста донёсся оклик, от которого у Фэрроу всегда стыла кровь – полный ужаса возглас «Помогите!». Не помня себя от перевешивающих друг друга чувств страха и готовности принять бой, рыжая со всех лап понеслась к мосту. «Нова». Тот день, когда они напали… В воздухе раздался свист десятка пуль – пока простые сектанты громили лагерь и закидывали его бутылками с горючей смесью, их охотники уничтожали тех, кто пытался сопротивляться. Старясь бежать зигзагами, чтобы было труднее попасть, Фэрроу на бегу стала стрелять короткими очередями. Стоило зелёной точке ЛЦУ оказаться на голове очередного охотника, как в ту же секунду в него прилетала пуля, обрывая его земной путь. На пути к мосту Фэрроу успела положить минимум дюжину врагов, но сектантов было в разы больше. Заметив перепрыгнувшую через бетонный барьер на входе в лагерь лису-мутанта, на неё устремились и упыри с металлическими топориками. Фэрроу чаще стала зажимать спусковой крючок, чем стрелять очередями. Под лапами звенели падающие пустые гильзы, падали и сектанты, получившие свою порцию свинца, но это их как будто не останавливало. Вдобавок, автомат при очередном нажатии на спуск ответил пустым щелчком, вместо выстрела. Не было времени разбираться, окончились ли патроны или очередная осечка случилась – Фэрроу выхватила из-за пояса нож, подбросила, чтобы взять за конец лезвия, и метнула его в ближайшего упыря. Нож угодил недругу точно в центр груди, и последний рухнул замертво. По всему лагерю стремительно распространялся огонь, те поселенцы, что смогли его избежать, пытались спастись, бежали кто куда. И Фэрроу устремилась туда же в надежде помочь хоть кому-то. Если б она оказалась тут раньше… Если б успела до атаки… Очередной поток мыслей, прерывает атака упыря, прыгнувшего с металлического остова Фэрроу на спину. Два тела по инерции кубарем покатились вперёд метра на два, первым успевает прийти сектант в уродливой маске, закрывающей искажённое Гнилью лицо. Рыжая едва успевает выставить перед собой руки, чтобы сдержать направленный на неё лом с заточенным концом. Края губ приподнимаются, переходя в оскал. Как бы силён ни был враг, просто так Фэрроу не сдалась бы. Ей удаётся при очередном натиске отвести лом в сторону, но лиса не заметила, что у этого урода были самопальные перчатки, на пальцы которых были пришиты стальные перья для письма. Они впились ей почти в середину лба и пошли вниз, оставляя за собой багровую метку кровоточащего шрама. Это Фэрроу ещё могла бы вытерпеть, но когда металл вошёл ей прямо в глаз, боль перекрывает всё остальное в голове, её импульсы обрушиваются лавиной. От резкого скачка адреналина, Фэрроу удаётся вырвать лом у сектанта и двумя мощными ударами рассечь ему висок, но перед этим упырь успел вытащить ей глаз. Первые несколько мгновений рыжая ничего не видела из-за стекающей по морде крови, в голове из-за боли царил хаос. Не помня, как и где ей удалось подобрать свой «Хельсинг», Фэрроу пошатывающейся походкой ввалилась в один из стальных остовов, которые шаманы сектантов, по словам разведчиков, называли стальными колесницами. Зрение немного прояснилось и уцелевшим глазом Фэрроу смогла увидеть картину, от которой сердце оказалось в тисках боли, намного сильнее той, что парализовала её в момент потери глаза. Лагерь пылал, голосов поселенцев почти не было слышно. Она не успела… По стальному корпусу сначала ударило несколько пуль, а потом рванула самопальная граната, но её мощности хватило, чтобы переднюю часть кузова машины, в которой оказалась Фэрроу, развернуло, и теперь она свисала с края моста. От резкого толчка лису бросило в бок, но одна из лап зацепилась за широкий ремень, оставшийся внутри. Первоначальная решимость сражаться сменилась страхом, потеря же глаза словно надломила волю Фэрроу. Кровь хлестала из выглядевшей ужаснейшим образом глазницы, стекала по лапе, которой она пыталась прикрыть рану. - Простите… – с горечью шепчет рыжая, отпустив рану, чтобы распутать ремень, удерживающий её в подвешенном состоянии. Ремень поддался на удивление легко. Всего секунда – и свободное падение. Те несколько секунд, что она падала, показались Фэрроу вечностью. Она словно ничего не чувствовала, даже когда, перевернувшись в воздухе на спину, сталкивается с водой. Вода снова окутывает со всех сторон, резко меркнет свет. Лисица тонет – в воде и чувстве безнадёги, что не отпускало её с того самого дня. Даже в кошмарах Фэрроу не удавалось исправить то, что не смогла предотвратить тогда. Раз за разом, она возвращалась, но отступала с тем же исходом… Кошмар проходит столь же внезапно, как и приходит. Фэрроу с одышкой приподнимается, оперевшись на стену, понимая, что теперь она снова в царстве живых. Мысли понемногу приходят в порядок, перестают копошиться в голове вразнобой. Тем, кого секта «Нова» не убила в тот день, запудрили мозги шаманы секты, эти несчастные пополнили их ряды. Единственная ошибка, которую они допустили в тот день – не достали Фэрроу. Лисица уже сбилась со счёту, сколько на её пути было моментов, когда жизнь оказывалась на волоске, словно Провидение предостерегало её или проверяло на прочность стремление настичь сектантов и поквитаться… Но Фэрроу оставалась жива. Стук сердца, отдававшийся в висках, донёс из глубин памяти нечто более сильное, чем боль и скорбь. То, что не давало ей опустить лапы: - Да, в тот день я проиграла. – шепчет сама себе Фэрроу. – Всегда что-то идёт не по плану, неизбежна боль… Но я всё ещё живу, значит есть шанс. Может, я и мутант, сколько себя помню, но сейчас хочу сказать как человек – пока живу, надеюсь! Она проснулась спустя несколько коротких часов. Спартанские условия сна лишь подкрепляли давно отлаженные «внутренние часы», выстроившиеся в режим непродолжительного отдыха. Над руинами города забрезжил рассвет. Выбравшись из послужившего ей ночлегом подвала, Фэрроу, поправив рюкзак и убрав за спину найденный накануне дробовик, медленно побрела прочь от руин. С ней не впервые бывало, когда она впадала в депрессию, кошмары повторялись вновь и вновь. Фэрроу боялась, что однажды сдастся или не справиться. Но в жизни много страшного, много противоположностей – тень порождается светом, апатия усилием воли сменяется решимостью, а отчаяние всегда будет на противоположной чаше от надежды. Пока сердце Фэрроу билось, пока в ней теплилась жизнь, не погаснет и её стремление. Ведь у неё всё ещё была возможность настичь ненавистных сектантов и рассчитаться кровью за кровь. Тот простой клич, что ей подсказали когда-то, служил призывом к действию. Всего три слова, но с большой силой. Если вновь станет тяжко, Фэрроу постарается себе напомнить: пока живу, надеюсь!