Мы не пара, мы — одно целое

Быть свободным от вины — великое утешение. © Цицерон

      Он умер. Умер под моими руками. И винить я могу только себя. От этой вины не убежишь и не скроешься. Она навсегда засядет во мне. Говорят, нужно уметь прощать других и себя, но это не про меня. Маленький котенок, жаждущий жить, умер из-за лишней минуты под наркозом. Я знала, сколько у меня времени. Знала, что лучше он останется без сломанной лапки, чем без жизни. Знала, что не успею. Но полезла устанавливать внутрикостный штифт, чтобы сохранить конечность. Я прервала его жизнь. Оставила его мать без ребёнка. Я чудовище. Открываю дверь на балкон и беру по дороге пачку сигарет с зажигалкой. Моё горло уже не девственно к табаку, отчего я не захлёбываюсь кашлем, а привычным движением закуриваю и отворачиваюсь от квартиры к улице. Едкий дым наполняет мои лёгкие и через три-четыре затяжки я чувствую расслабляющее головокружение. Пустота в голове — то, что мне надо. Растворившись в этой пустоте, я не замечаю, как на балкон входит Эрик. — Давно ты начала курить? — в голосе нет ни малейшего упрёка, только беспокойство. — Только что, — равнодушно отвечаю я. Он тоже берет сигарету. И я знаю, что он ждёт каких-то намеков на то, что произошло. Он не будет спрашивать или заставлять меня говорить. Не будет обижаться на моё молчание. Не будет думать, что это недоверие к нему. Он знает, что что-то не так, и, если я захочу, он всё узнает. — Я… — губы трясутся, и слеза одиноко скатывается по щеке. — Котенок умер сегодня на операции. Я его не спасла. После непродолжительной паузы Эрик задаёт вопрос: — Как его можно было спасти? Он никогда не начинает с пустых «успокаивающих» фраз. Он всегда сначала полностью вникает в дело. — Я могла не делать эту операцию, а просто ампутировать повреждённую лапку. — Но ты не стала её ампутировать. Следовательно, ты действовала из лучших побуждений. Это несчастный случай. Оставшись без конечности, он мог бы не найти новую семью, на улице он был бы беззащитным. Смерть могла пройти в мучениях без семьи и еды. А он просто уснул. — У него была семья и они были готовы к тому, что он будет трёхлапым, — голос трясется. — Но я как всегда иду на поводу даже не знаю чего. Просто делаю что-то, не думая о том, что будет дальше, о том, что может пойти не так. — Афина, не ошибается лишь тот, кто ничего не делает, — Эрик аккуратно приблизился ко мне, вроятно, чтобы обнять. — Не во всех профессиях можно ошибаться, — я мягко отстраняюсь. — Тебе ли не знать. Твоя ошибка так же может стать роковой для кого-то. Дай сигарету, пожалуйста. — Не многовато для первого раза? — Я не спрашиваю разрешения, — один из тех моментов, когда отцовская опека от мужа мне ни к чему. — Сигареты тебе не помогут. Но ты можешь сейчас помочь кое-кому. — Себе? — горько усмехаюсь я. — Нет, — Эрик поворачивается и жестом зовёт меня за собой. Я вхожу в комнату и вижу куртку Эрика на кровати, в ней что-то маленькое и живое. — Мы нашли его в квартире после перестрелки. Там одни трупы, его хозяев точно в живых нет, так что он ничей. Я принёс его нам, но ты должна осмотреть. С лапой что-то. Как по щелчку пальцев у меня включается холодная голова, лишённая эмоций. Слёзы мгновенно высыхают, и я медленно двигаю дрожащего котенка. Он совсем маленький и замёрзший. Подгибает под себя больную лапку. С этим нельзя ждать, вывих явно свежий, и я хладнокровно, зная, что причиню ему боль, берусь за конечность двумя руками, прошу Эрика его зафиксировать и под громкое мяукание вправляю кость на место. Котенок тут же опирается на лапку и не издаёт ни звука, что является отличным индикатором отсутствия боли. Чистым одеялом обматываю дрожащее тельце, беру на руки и сажусь с ним к батарее. — Согрей и принеси, пожалуйста, молоко. Ещё шприц из аптечки. Я смотрю на этого малыша и по мере того, как утихает его дрожь, моё тело наполняется теплом, которое возникло не от батареи, а от забытого за этот день, полный негатива, чувства спасения жизни. Я думала, он вот-вот уснёт у меня на руках, но нет, он зачарованно глядел на меня своими серыми глазками, а я тихонько гладила его по усатым щёчкам и пушистой шейке. Когда Эрик принёс молоко, я набрала его в шприц, убрав иглу, и как только первая капля коснулась язычка малыша, он начал жадно всасывать молоко, выпив практически весь стакан. А вот после такого «пира» его сонные глазки, наконец, и закрылись. Но тут выяснилось, что Эрик не закрыл дверь до конца, а Рокси этим воспользовалась и радостно вбежала в комнату. От счастья она вот-вот хотела накинуться на меня, сидящую на полу, но Эрик вовремя скомандовал ей «сидеть». От его громкого голоса котёнок чуть-чуть вздрогнул, но даже не открыл глазки. Рокси послушно села, но дёргалась от нетерпения. Эрик подошёл к ней, взял за ошейник и чуть слышно сказал ей: — Аккуратно, поняла? Эта удивительная собака понимала каждое слово, но мужу всё равно пришлось сдерживать её. Собачье понимание аккуратности всё же слегка отличается от человеческого. Подойдя ко мне, она тут же облизала моё лицо. Рокси всегда так делает, когда я плачу. Я уж и забыла, что мне стоит умыться. Язык этой малышки сделал всё за меня. Но, конечно, овчарку интересуют не только мои слезы. Она начала задумчиво обнюхивать кулёк в моих руках. — Это теперь твой братик, — тихонько говорю я. Эрик аккуратно садится рядом и целует меня в губы. Я обнимаю его одной рукой за шею и с удовольствием отвечаю на поцелуй. Кажется, в такие моменты Рокси так за нас рада, что не может не поучаствовать в нашем поцелуе и все время, как и сейчас, присоединяется своим языком, прерывая такой романтичный момент нашим смехом. — Афина, ты спасла его. — Мы оба спасли его. Без Эрика этот котёнок остался бы в той злосчастной квартире. Или мог бы попасть в приют, где не стали бы с ним возиться. А в приюте нет гарантии, что он нашёл бы семью. Но с помощью Эрика он нашёл. Семью, что полюбила его с первых минут знакомства. И эта любовь вечна. Я бы хотела, чтобы и тот котёнок обрел такое же счастье, но после удачных спасений ты набираешься сил, чтобы принять то, что без ошибок жизнь невозможна. Главное, не повторять их и научиться прощать себя. — У него твои глаза, — шепчу я Эрику, а он аккуратно гладит котенка между ушек. Рокси укладывается около нас на полу. Это моя семья. И с ними я забываю о всех невзгодах, ведь они — моя самая большая ценность.