***
За два месяца до начала Второй мировой войны. Катарина спешила домой так быстро, как только могла. В ее сумочке лежала вакцина, которая наконец сработала на двух из трех солдат. Вакцина от туберкулеза. У нее получилось. И теперь она спешила в больницу, чтобы дать эту вакцину матери Стивена. Вылечить ее. Шмидт еще никогда не испытывала такого дикого, неукротимого счастья от того, что у нее получилось выработать вакцину. Ее первая, одна из главных работ, наконец удалась. Добравшись до больницы в кратчайшие сроки, Шмидт вбежала в отделение и направилась к палате Сары. Улыбка сияла на ее лице. Женщина не могла перестать радоваться. Еще немного и вакцина окажется в крови матери Стивена, все закончится, и Сара вернется домой, к своему сыну. Крестная мама Джеймса будет в порядке. И Катарина даже не думала о том, что она станет спасителем не только Сары, но и других людей. Вакцина могла сработать и на остальных больных. Катарина уже подходила к палате, когда заметила доктора Сары и Джеймса, разговаривающего с ним. С улыбкой от уха до уха она побежала к ним, запыхавшаяся от быстрой ходьбы. Джеймс заметил ее краем глаз уже на подходе, он попросил доктора оставить их наедине, и обернулся к подошедшей женщине. На нем не было лица. — Джеймс, ты не поверишь, что случилось в Германии! — первым делом начала она, ничего не замечая. — Катарина, мне надо сказать… — Это не так важно, — перебила она его, — у меня получилось! — Катарина… Джеймс положил ладони на ее плечи. — У меня есть рабочая вакцина! — продолжала Шмидт. — Мы теперь сможем вылечить… — Катарина! — Баки встряхнул женщину и повысил голос. — Некого вылечивать! — Что? — не поняла немка. — Но я… — Сара скончалась сегодня утром. Улыбка на лице женщины померкла. Казалось, весь мир вокруг стал серым и тусклым. На глазах Катарины выступили слезы. — Но я сделала вакцину… — настолько тихо сказала она, что Джеймс ее не расслышал. Из палаты матери вышел поникший Стивен, он ничего не говорил, только подошел к друзьям. Баки положил ладонь на его плечо и мягко сжал, он пытался выразить поддержку, в которой друг так сильно сейчас нуждался. Катарина тоже молчала. Да и ей нечего было сказать. Что она могла сделать теперь? Уже было поздно, она опоздала. Если бы только результаты пришли вчера днем… Хотя вряд ли она бы успела. Все было предрешено заранее, и как бы она не старалась делать из себя Бога, этого не получилось. Она была простым человеком, который не смог спасти близкого. Джеймс повернулся к Катарине и увидел, что та тихо плачет. Слезы катились по ее щекам, а руки сжимали лямки сумки, словно там было что-то, что могло воскресить Сару. А ведь Баки верил в то, что Шмидт могла спасти Сару, когда рассказала ему правду о своих исследованиях. Он верил в нее, и она его подвела. Баки тряхнул головой. Это не вина Катарины, она ни в чем не виновата, это все горе. Горе по крестной матери, которая сделала для него так много… — Пора домой, — сказал Барнс. Никто на него не отреагировал. Ему пришлось взять свою женщину за руку, а друга за локоть, чтобы увести из больницы. Казалось, сейчас он единственный, кто трезво мыслил. И он понимал, что нужно было переспать с этими мыслями, а похоронами заняться уже завтра. Но не сегодня: сегодня необходимо отвлечься и привести свои мысли в порядок, невзирая на тот факт, что сердце Барнса медленно разрывалось изнутри от боли. Из-за потери, за друга и за немку, которая так резко отреагировала на эту новость. Уже дома Катарина немного пришла в себя. Она ушла в спальню, извинившись перед мужчинами, и осталась там до самого вечера, иногда слыша голоса Стивена и Джеймса. Что они делали — она не знала, но догадывалась. Шмидт была сама не прочь сейчас выпить хорошую стопку крепкого алкоголя. Но решила все сделать на трезвую голову. Катарина собрала все свои бумаги по исследованию туберкулеза, нашла старые записи и новые, сложила их в небольшую сумку, закинув на плечо, и, наконец, вышла на кухню, где выпивали ее мальчики. Она не стала ничего им говорить. Только соврала, что идет в магазин, и хочет это сделать она, тем более что они были немного пьяны. На самом деле Катарина вышла на улицу и нашла первый ближайший переулок, кидая сумку на землю. Она достала из кармана спички и подожгла одну из них. Несколько секунд она смотрела на огонь, а затем бросила спичку прямо на сумку, которая быстро вспыхнула разноцветным огнем. Все записи быстро образовали небольшой костер. Катарина стояла там минуты две, наблюдая за тлеющими бумагами, а затем развернулась и пошла домой, совсем позабыв о том, что должна была сходить в магазин. Оказавшись дома, она зашла на кухню и села рядом с Джеймсом. Он что-то говорил кивающему Стивену, но Шмидт не вслушивалась. Только положила голову на плечо своему мужчине, взяла за руку и прикрыла глаза в надежде, что этот день просто сотрется из ее памяти, и все будет хорошо, как и прежде. Но ничего такого не случилось. Она открыла глаза, когда Барнсу понадобилось сходить в туалет, и осталась одна со Стивеном. — Я так и не принесла тебе мои соболезнования, — заговорила первой Катарина. Роджерс кивнул — ничего не сказал. — Мне так жаль, — тихо проговорила она и протянула руку. В ответ на ее поддержку Стивен протянул свою иссохшую от болезней ладонь, и они держались за руки до тех пор, пока не вернулся Джеймс.***
Катарина вернулась с утренней смены из больницы, открыв дверь ключом, и заметила ботинки Джеймса, стоящие в передней. Она вздохнула и повесила пальто на крючок, похоже мужчина снова пропустил тренировку в боксерском клубе, чтобы отсидеться дома. Шмидт была не против этого, потому что каждый переносил горе по-разному, но она была настолько беспомощна здесь, что ее это выводило. Она не знала, как помочь Баки перенести это горе. Только могла быть рядом. — Джеймс? — позвала она, проходя дальше по квартире. Мужчина не откликнулся, и немка поспешила пройти на кухню, где и застала его, пьющего что-то оранжевое. Виски, скорее всего. Она заметила бутылку и подтвердила свои догадки. Снова вздохнув, Катарина прикрыла глаза и попыталась успокоиться. Ей необходимо было принять тот факт, что какое-то время Баки будет не в состоянии, как и Стивен, переехавший обратно к себе в дом, после похорон матери. — Джеймс, — позвала Шмидт и подошла ближе. — Ты опять пропустил тренировки? Заметив женщину, Барнс поднял свои глаза и моргнул несколько раз. Он потер лицо, чувствуя себя на грани слез. — Да, — только и ответил он. Немка подошла ближе к нему и обняла за плечи, прижимая чужую голову к своему животу. Джеймс не сопротивлялся. Наоборот, он обнял Шмидт в ответ, прижимаясь к ней как можно ближе. Катарина почувствовала подрагивающие плечи и поняла, что боксер плакал. Сердце разрывалось от этого. Она правда не знала, что делать, и не нашла ничего лучше, как отвлечь его единственным способом, который сработал в прошлый раз. Присев на корточки перед Джеймсом, Катарина поцеловала его, стирая ладонями горячие слезы, и почувствовала, как он в ответ потянул ее на себя, заставляя сесть на колени. Джеймс запутался рукой в чужих волосах, углубляя поцелуй. Стоило ему услышать тихий стон из уст Катарины, его сорвало. Он обхватил бедра женщины и поднял на руки, направляясь в спальню. Его немного шатало, но он удержал равновесие и оказался рядом с кроватью. Уложив на постель Катарину, он снял с себя рубашку и майку под ней, оставаясь в одних брюках, и принялся расстегивать женское платье. Хватило нескольких секунд, чтобы раздеть немку, и лечь рядом с полуголым телом, жарко целуя тонкую шею. Катарина обхватила ногами бедра Барнса и подалась вперед, чтобы соединить их губы в горячем поцелуе. Приподнявшись на локтях, она помогла Баки снять с себя бюстгальтер, отбрасывая его в сторону, и позволила мужчине приняться за ее низ. Джеймс был настолько голоден до секса сейчас, что с трясущимися руками снял с немки трусики, оставляя ее полностью голой перед собой. На мгновение он остановился, чтобы насладиться видом, но затем припал к груди, целуя ее и посасывая, выбивая из горла Шмидт тихие стоны. Ему хотелось большего, ему хотелось, чтобы она выкрикивала его имя, позабыв о своем. И он поспешил снять с себя брюки, освобождая и от нижнего белья. Катарина выгнулась в спине и простонала в голос, как только Джеймс вошел в нее одним движением и остановился, давая время привыкнуть к его размеру. У немки пересохло во рту от медленных движений, и она начала двигаться в ответ, желая большего. Ей хотелось, чтобы Баки не останавливался, не давал ей передышки. Хотелось всего и сразу, и она потянулась вперед, обхватывая чужие щеки и втянула Барнса в долгий влажный поцелуй, подмахивая бедрами каждый раз, когда он толкался в нее. Джеймс тяжело дышал, еще не отошедший от попойки, которую сам себе устроил, но был достаточно трезв, чтобы довести свою женщину до оргазма. Он упер руки по обе стороны от ее головы и задвигался так, как она этого хотела. Лицо Катарины исказилось удовольствием, она шептала его имя, хватаясь за спину так, словно он был последним мужчиной на Земле. И Джеймс не выдержал долго, как только почувствовал внутренне сокращение мышц женщины, и сам бурно кончил в нее. От бессилия Баки улегся рядом с тяжело дышащей Катариной и уставился в белый потолок, пытаясь привести дыхание в порядок. Тишина в этот раз не давила, она казалась такой подходящей, что Барнс был благодарен немке за то, что она всеми способами пыталась вытащить его из ямы под названием «горе». Он не знал, как оттуда выбраться самостоятельно. И тем более не знал, как оттуда вытащить своего лучшего друга, если и сам погряз в этом. — Ты как? — спросил Джеймс, повернув голову к Катарине. — Чудесно, — потянувшись, сказала она с улыбкой. — А ты? Немка уложила ладонь на влажную щеку и стала поглаживать большим пальцем. Колючая щетина встретила подушечки пальцев. — Лучше. Благодаря тебе. Улыбка Катарины стала шире, она подалась вперед и оставила на губах Баки легкий поцелуй. — Я в душ. Джеймс смотрел вслед Шмидт, пока она голая уходила в ванную комнату, и не мог сдержать улыбки. Все-таки ему досталась шикарная, умная и сексуальная женщина из всех, которых он встречал. Он по-настоящему любил Катарину, больше, чем себя. И такая любовь у него была впервые, и он верил, что в последний раз. Катарина вышла из душа довольно быстро, встречая уже одетого Баки. Она собрала волосы в пучок и спросила: — Ты куда-то идешь? Ей не удалось сдержать свой взволнованный тон, и Баки услышал это. Он подошел ближе и уложил ладони на ее шею. — Я схожу проведаю Стива. Джеймс прижался к губам Катарины во влажном поцелуе, не желая от нее отстраняться, да еще и голой, только что вышедшей из душа, и плевать, что у них только что был секс. — Мне пойти с тобой? — Нет, — Баки покачал головой, — нам нужно разобраться вместе с тем, что мы чувствуем. — Хорошо. Я понимаю, все хорошо. Катарина улыбнулась.***
Джеймс не пошел домой к Стиву, он знал, что его там не будет. Он пошел сразу на кладбище, где друг и проводил большее количество времени за последние дни. И Баки его полностью понимал. У него скончалась мама, единственный близкий человек, который тебя безоговорочно любит. Сара даже Барнса любила как своего. Его собственная мама была слишком занята братьями и сестрами, а Сара всегда находила для него и Стива время. Баки любил свою семью, определенно, и скучал за ними. Но жить с Катариной и Стивом добавило множество красок. Барнс подошел к кладбищу и понял, что у него нет сил зайти дальше. Он был на похоронах, видел, как гроб закапывали… У него сбилось дыхание, он через силу заставил себя пройти дальше. Каждый шаг казался словно в масле, он продвигался медленно и с новый шаг замедлялся. Уже издалека он заметил Стива, который стоял возле аккуратной плиты, склонив голову. Баки вдохнул глубоко. Он должен это сделать, должен пройти дальше, должен подойти к другу и быть с ним рядом в такое время. Период, когда он остался совсем один. Не один. У Стива все еще остался он с Катариной. Джеймс подошел совсем близко и остановился так, чтобы Стив первый его заметил. И он заметил, повернулся со слезами на глазах, и Баки показалось, что он ажно выдохнул с облегчением. Боксер подошел ближе и положил руку на плечо друга, посмотрев на плиту. На ней ничего особенного не написали, кроме даты рождения и смерти. Стив не захотел этой вычурности, оставив самое важное в сердце, в воспоминаниях. Они простояли почти час в одной позе, молясь всем богам, что только существовали, чтобы Сара попала в лучший мир. Другого она и не заслуживала. — Пора идти домой, Стив, — тихо сказал Джеймс. Стив молча кивнул и поплелся следом за Баки, как за полярной звездой, которая только сейчас и светила в его жизни. Они шли молча, пока не покинули кладбище, сохраняя минуту почтения Саре. Когда они подошли к дому Стива, Баки остановился. Он смотрел на худощавого друга и хотел защитить его от всех невзгод, он стал его братом, он и был его братом. — Ты уверен, что хочешь жить один? — спросил его Джеймс. — Мы с Кат всегда тебе рады, ты же знаешь… — Да, — Стив кивнул, — все хорошо, Бак, я справлюсь. — Тебе не нужно справляться одному. Ведь я с тобой до конца. Барнс слегка улыбнулся, сжав плечо друга, и зашел вместе с ним в дом.