Тяжелое отравление Набоковым

      Неизвестным образом — сам Дима точно не рассказывал, а уж Лола и подавно — местные старички пронюхали, что милая молодая парочка пока вовсе не парочка, и всячески старались эту фатальную ошибку исправить. Даже с родным отцом он за всю жизнь говорил меньше, чем с этими пожилыми ловеласами пансионного разлива, спешившими поделиться опытом. Надень костюм, возьми букет побольше, ой, да зачем ты её слушаешь, вали на кровать, и разберетесь. Дима быстро понял, что спорить себе дороже, и мрачно знакомился с местной ретроспективой шовинизма. Зато через эту призму реакция на некоторые его поступки становилась понятнее. Пожалуй, напарнице было с чего обидеться.       Пару раз он порывался поговорить с ней, объясниться, но Лола была неуловимее воды, утекая из его рук, уворачиваясь от любых вопросов и прячась от попыток поймать. Да и подействуют ли слова на ту, кого он столько раз незаслуженно обидел? Подумать только, ляпнул, что она — не красавица! Красавица, да еще какая. Восхитительная. Но натерпевшаяся.       Теперь она старалась минимизировать их касания и предпочитала быть за спиной, вне поля зрения. Вот и сегодня, пока он развалился в кресле у открытого окна, упорно пытаясь читать подкинутую очередным веселым дедком «ух какую книжку!», она сидела на кровати, сзади и, судя по отражению в раме окна, непрерывно смотрела на него. Молча. Это молчание доканывало.       Слова из книги никак не хотели задерживаться в голове, сознание уплывало, и, видимо, он задремал. Когда книга выпала из рук, он проснулся, но не открыл глаз, а так и застыл, подставив лицо солнцу и необъяснимо зная, что Лола опять где-то за спиной. Шли минуты, за окном шуршала листва, солнечные зайчики попеременно грели то щеки, то шею, и казалось, вся жизнь может так и пройти — Диме не будет обидно. Не обязательно ловить и выпытывать. Можно просто быть, если не вместе, то неподалеку.       Чуть слышно скрипнул пол под её ногами. Стояла долго, но вот доски запели иначе — идет. Уходит? Нет, дыхание слышно ближе. Замерла рядом. Наверное, опять смотрит. Очень хотелось открыть глаза, но он сдерживался, отдаваясь на её милость.       Снова ворчание пола. Обидел бездействием? Так и тянуло проверить, но он боялся разрушить магию. И оказался прав: на его колени вдруг сели, желанные женские руки обвили шею, а губам достался мимолетный, стыдливый и самый честный на свете поцелуй.       Лола его простила.