People were fall in love again People were fight until the end And the wisemen were keeping the secret from us… The Hardkiss «Stones»
Никто никогда ничего не сможет познать до конца. Мэрри Шелли «Франкенштейн, или современный Прометей»
— Аминтос, — голос жнеца вывел призрака из транса. — Всё кончено. Теперь ты можешь обрести покой. Он ничего не ответил. Облака приятно щекотали босые ноги, словно он стоял на громадном мягком ковре. Голубизна неба переходила в космическое пространство, где хорошо виднелись звёзды и ближайшие к Земле планеты. — Так это и есть ваш Рай? — Практически. Ворота прямо за нами. Золотые ставни, величественные и грандиозные, были слегка приоткрыты, словно приглашая зайти всех желающих. Прямо за кованной оградой виднелись деревья и дорожки, всё было в зелени и цвету. — Если ты не любишь лето, то здесь есть и те места, где лежит вечные снег. Но там ты не будешь чувствовать холода и сможешь общаться с другими душами, как, впрочем, и во всём Раю. — А это что? Линос и Аминтос стояли на краю громадной пропасти, откуда виднелся человеческий мир. — Это граница Рая. Отсюда ты можешь наблюдать за всем, что происходит на Земле. За любым событием, за любым человеком. — Тогда я останусь здесь. — Аминтос, хватит с тебя страданий. Ты тысячелетиями скитался по миру, ожидая покоя. Вот он, твой покой. Ты можешь вновь увидеть семью и друзей, больше никогда не думать о мире и его судьбах, ты можешь, наконец, успокоить свой дух и не о чём не переживать. Ты заслужил это. — Знаешь, что я делал более двух тысяч лет, будучи призраком? Я молился, молился, чтобы это проклятое заклинание никогда не применили. И что в итоге? Импульсивный малолетний дурень разменял десять лет жизни пятерых своих друзей на всё человечество. Тех, что не умерли сразу, заберут болезни и голод, убьют вампиры или всадники апокалипсиса. Человечество обречено. — Я не буду переубеждать тебя в чём-либо, — жнец ненадолго умолк. --Аминтос, все эти долгие годы ты был моим другом. — И ты, Линос, стал мне ближе всякого. Спасибо тебе за всё. Но даже ты не способен меня переубедить. Я останусь здесь, пока всё не закончится. — Я буду приходить к тебе, обещаю. Но, что должно закончится? — Всё рано или поздно приходит к концу. Мне не ведомо, что будет в конечном итоге с людьми и вампирами, кто победит в этой только что начавшейся войне, что станется с теми, кто уже попал в ярмо упырей и как будут выживать те, кто сумел сбежать. Но это рано или поздно придёт к логическому завершению. И когда я это увижу, я со стыдом войду в Райские врата, ибо я был виной всему. — Нет смысла убеждать тебя в твоей невиновности, Аминтос, — мягко сказал Линос. — Но знай одно: конец — это уже начало чего-то нового. Так прошли долгих восемь лет. Работы у жнецов, конечно, поубавилось, но всякий раз, когда они забирали на небо очередную душу, Аминтос видел, как дети (а в основном в постапокалиптическом мире в основном остались только они), которые совсем ещё не видели жизни, проходили через врата Рая. И всякий раз он винил себя в их смерти. Даже попав во враждебный мир, люди пытались бороться. Они строили некие подобия защитных сооружений, чтобы спастись от всадников апокалипсиса, выживали, используя всё, что давали им природа и что находили на руинах разрушенного мира, а некоторые смельчаки даже пытались противостоять вампирам. Самый ярый очаг сопротивления зародился в Японии, где образовалась Японская Имперская Демоническая Армия с Орденом Имперских Демонов во главе. Но вампиры не собирались мириться с такой наглостью «скота», и поэтому вот уже восемь лет точилась кровопролитная война. Аминтос всё никак не мог сыскать полукровку, которой должно уже быть около восемнадцати. Что же с ней случилось? Линос сдержал своё слово и часто навещал старого друга. — Я не знаю, что с нею стало. Я не могу её найти, но могу сказать наверняка, что Кими Нишимура жива. В отличии от своих родителей. Но, по всей видимости, им удалось как-то скрыть то, что их дочь полукровка. Возможно, даже от неё самой. — Но как им это удалось? Её внешность сразу бросается в глаза, кроме того, полукровками жизненно необходима кровь. — На её защиту встали трое гениальных учёных. Осмелюсь предположить, что они что-то придумали. Всё-таки Мария знает о вампирах то, чего, возможно, не знают даже высшие аристократы. В любом случае, моя жатва скоро придёт к концу. В мире осталось всего две полукровки: Кими и маленькая девочки из Восточной Европы. Полукровки могли бы положить конец расприям людей и вампиров, но теперь это невозможно. Если бы всё только могло быть так, как было в моей деревне. — Надежду у всего мира забрал человек, что нарушил закон небес. Он уже много лет живёт с этой ношей и ему никогда не искупить свою вину. Я же — грешник, что посадил семя запретного плода. И в этом есть и моя вина тоже. Прошло ещё несколько месяцев. Аминтос наблюдал исключительно за детьми, которые по его вине были вынуждены выживать во враждебном мире, где на каждом шагу таилась смертельная опасность. Но невзирая на это, малыши не теряли надежды, что однажды смогут жить без страха, заботились друг о друге и каждую ночь перед сном говорили о безоблачном будущем, которое, по их мнению, вот-вот должно наступить. Пришла зима, наступил день, который раньше считался большим праздником для всего христианского мира, но теперь — восьмая годовщина апокалипсиса. Аминтос смотрел сквозь пелену облаков, как группа детей собиралась на ночлег. Они уже и не помнили, какого это — праздновать что-либо; закутавшись в несколько одеял, надев все тёплые вещи, что им удалось найти, они прижались друг к другу и легли спасть, оставив двоих дежурных у самодельной печи. Мальчик и девочка, чтобы не заснуть, взяли книгу сказок и окунулись в волшебный мир, где не было ни воин, ни разрухи, где злые люди и свирепые монстры всегда получают по заслугам, а добро всегда награждается. — Я помню времена, когда мои сказки читали за праздничным столом, — произнёс кто-то за спиной у Аминтоса. Призрак обернулся и увидел стоящего над ним худощавого, долговязого пожилого человека с большим носом и кудрявыми волосами. — Вы не против, если я присяду, Аминтос? С этими словами незнакомец опустился рядом, свесив ноги с края облака. — Откуда вам известно моё имя? — Слава о человеке, которые несколько тысячелетий скитался по миру, а после добровольно отказался войти в Райские врата идёт далеко впереди вас. Сегодня Рождество, вы не празднуете? В Раю все во всю веселятся. Вы тоже можете присоединится, а после — вернуться сюда, если не пожелаете остаться с нами. — Я был язычником. — А я атеистом, и что дальше? — Атеисты тоже попадают в Рай? — Думающий атеист, живущий по совести, сам не понимает насколько он близок к Богу. Потому что творит добро, не ожидая награды, в отличие от верующих лицемеров, — процитировал мужчина. — Ох, простите, не удержался. Я по-прежнему люблю говорить собственными фразами. — Вы упомянули, что писали сказки, — произнёс Аминтос, вглядываясь в надпись на книге у детей. — Мистер Андерсон? — Собственной персоной, — кивнул писатель. — Вы должны ненавидеть меня. По моей вине дети, которых вы так сильно любили, страдают. --Это не ваша вина. — Нет, моя. Пусть не я призвал апокалипсис, но я создал само заклинание. Я создал смерть. — Вы не первый ученый, который так говорит. И всё же, Аминтос, вы, как и все они, здесь. Может быть, правду говорят, что покаяние — наивысшая ценность? Так у Аминтоса появился ещё один друг, который приходил к нему и часами говорил на самом краю мира. — Там что-то происходит, — один раз сказал Андерсон, когда они с Линосом и Аминтасом сидели на краю пропасти и смотрели на разрушенный мир, в котором уже во всю бушевала весна. — О чём вы? — удивился Аминттос. — Знаете, в Раю люди не помнят о тех, кто не помнит их. Это избавляет их от страданий. Но сегодня, когда я в очередной раз рассказывал сказки группе детей, и тут несколько из них расплакались, вспомнив о том, что у них есть старший брат. Этих детей во время Первой мировой войны забрала лихорадка, и они не дождались его с фронта. Мне кажется, если они вспомнили о нём здесь, значит, он вспомнил о них там. — Но как такое возможно? — Вы правы, в мире что-то происходит. Намечается что-то важное, — серьёзно сказал Линос. — Мне кажется, вот-вот случится что-то, что перелистнёт новую страницу в мировой истории. — Господи, — произнёс Аминтос. — Только не снова. Обычно Аминтос старался избегать подробностей, как живут те люди, которым удалось объединится в большие организации и всеми правдами и неправдами давать отпор вампирам. Но человек, как известно, существо социальное, и даже тот, кто провёл в отчуждении не одно тысячелетие, волей-неволей последует за толпой. Вот только на этот раз толпа сама пришла к нему. На какое-то время Аминтосу показалось, что он слетел с катушек. Иначе, как объяснить, что громадное число людей, облачённых в одежды разных эпох, скорее всего никогда не встречавшие друг друга даже в Раю, дружной толпой вышли на край небес? Все старались стать или сесть как можно ближе к границе, все кого-то выискивали взглядом и что-то выкрикивали. — Прошу прощения, можно сесть рядом с вами? — спросила у него красивая темноволосая женщина азиатской внешности. — Да, конечно, — кивнул Аминтос и, немного подумав, добавил: — Прошу прощения, но хоть вы объясните мне, что здесь происходит? Тем временем туман над землёй рассеялся, и взору наблюдателей предстали готовые к бою войска. — Грядёт финальный бой, — пояснила женщина. — Мы пришли, чтобы посмотреть, что станется с нашими близкими. Я здесь, чтобы увидеть своих сыновей. Они должны быть где-то совсем близко… Боже мой, вот же они! — она закрыла лицо руками в попытках сдержать слёзы. — Мальчики мои… Как же они выросли, — прошептала, вглядываясь в передние ряды армии людей, где стояли военные высших рангов. Багровое от заката небо затянули серые тучи. Начался бой. В небо взмыли двое — юноша и девочка с крыльями за спиной. Войска армии нещадно бились между собой. Никто не собирался так просто сдаваться. Но тут произошло что-то странное. Две армии смешались воедино и начали с новой силой разбивать третью. — От исхода этого боя зависит дальнейшая судьба не только людей, но и вампиров, — рядом с Аминтосом присел Линос. — Чем бы не завершилась эта схватка, уже ничего не будет как прежде. — И что же будет дальше? — А дальше — будущее.