Судьбе вопреки

      Лязг захлопнувшейся двери. Топот ног. Темнота, освещенная лишь тусклым светом пары факелов. Орки с довольным гоготом доволокли пленника до одной из камер, что были наспех переделаны из подсобных помещений в обширных подземельях дворца правителя Эрегиона. Эльфы бились не на жизнь, а насмерть, предпочитая погибнуть, но не попасть в лапы врага, но этого владыка Саурон, угрожая своим воинам жестоким наказанием, велел любой ценой взять живым…       Урукхаи втащили закованного Келебримбора в помещение одной из разграбленных кладовых, где теперь вместо полок с припасами, на вбитых в стену крюках были распяты немногочисленные пленники. Цепи звякнули и натянулись, охрана ушла, старательно прикрутив оковы к торчащим штырям. Железный ошейник не позволял эльфу двигать головой, жестко фиксируя шею. Орки знали толк в пытках, не раз теряя ценных пленников из-за того, что те предпочитали умереть, совершив самоубийство, абсолютно не ценя свои жизни, а желая как можно скорее отправиться в Мандос. Перед уходом враги вылили на Келебримбора ведро ледяной воды, чтобы заставить нолдо очнуться, и с диким хохотом покинули «камеру», не удосужившись даже закрыть дверь. Да и не было в подземельях Эрегиона замков и запоров…       С трудом разлепив веки, слипшиеся от засохшей крови, нолдо попытался напрячь руки, чтобы порвать цепи, но, увы, безрезультатно. Кузнецы врага постарались на славу заковать почетного пленника, да и сам Саурон приложил свои грязные лапы к оковам бывшего друга, скрепив их темной магией. Сколько его здесь продержат? Во время пыток Келебримбор понял, что враг не собирается его убивать, пока не узнает секрет создания трех колец, а также имена владельцев. Во время допроса в мастерской Тьелперинквара бывший майа Аулэ с показной нежностью водил рукой по пальцам лорда Эрегиона, усадив пленника за стол, где мастер изобретал и творил. Саурон, смакуя подробности, в деталях описывал, как завтра будет один за другим вырывать ногти эльфа и выкручивать фаланги…       Бывший правитель Эрегиона попытался всем весом повиснуть на цепях, надеясь, что ошейник задушит его, но орки хорошо знали свое дело. Безрезультатно… Осталось только просить Ирмо даровать спасительное беспамятство и желать скорейшей встречи с отцом в Мандосе… Атто… вот мы и увидимся… Никогда ещё Тьелпэ так сильно не хотел встретиться с отцом. Эльф стиснул зубы и сжал пальцы в кулаки. Атто! Сумрак подземелья сгустился вокруг него, и нолдо вздохнул, погружаясь во власть спасительного сна… …Очнувшись лежащим на мягкой, словно шёлковой траве, увидел перед собой Форменоссэ. Крепость была ярко освещена лучами солнца, и Тьелпэ подивился, как суровая цитадель изменилась после его ухода. На его руках и ногах больше не было стальных оков, и эльф легко вскочил на ноги, бросившись к вратам. Атто! Вот мы и встретимся! Задыхаясь от переполнявшего счастья и быстрого бега, Тьелперинкваро подбежал к вратам и с нежностью провёл ладонями по искусным узорам, выкованным им самим в далёкой молодости. Дыхание нолдо участилось, глаза заблестели, но безжалостные лапы врагов вырвали его из сна, грубо сдёргивая со стены и вновь волоча в Дом мастеров, чтобы продолжить истязать бывшего правителя Эрегиона.

***

      Атаринкэ резко распахнул глаза. Уставился в окно, где по небу неспешно плыла ладья Ариэн. Опять тот же сон, третью ночь подряд. Кажется, он серьезно разгневал Ирмо, что тот не дает ему покоя и тревожит фэа.       Рядом завозилась Лехтэ. Будить супругу не хотелось: он не собирался рассказывать ей о страшных грезах, что в последнее время стали его постоянными спутниками. Закрыв глаза, некоторое время прислушивался к мерному дыханию жены и вскоре вновь уснул.       Наутро Искусник был хмурым и озадаченным, кажется, он начал улавливать определенную связь между кошмарами, но пока для полного понимания не доставало нескольких маленьких звеньев. Быстро позавтракав, обнял жену, взъерошил волосы детям и заперся в мастерской.       Обычно решения быстро приходили к нему, когда руки были заняты, но сейчас вид кузницы вызывал легкую оторопь. Из головы не исчезали видения из кошмаров, не мог Атаринкэ и забыть того, как именно злодей использовал инструменты. Нолдо не видел лиц ни мучителя, ни истязаемого эльда, но почему-то был твёрдо уверен, что они ему оба знакомы.       Наконец-то собравшись с мыслями, Куруфинвэ решил изготовить пару зажимов для волос своему старшему сыну. Конечно, Тьелпэ и сам мог сделать не менее, если не более красивые вещи, но отец хотел порадовать давно ставшего взрослым ребёнка.       Металл и камни отлично слышали зов мастера и охотно откликались, руки заученно повторяли привычные движения, но… что-то заставило Искусника опустить инструмент и уставиться в одну точку. Тьелпэринквар, точнее лорд Келебримбор… не был ли тот эльда из снов его сыном? Закончив работу, Атаринкэ с удивлением заметил, что уже вечер, пусть не поздний: ладья Ариэн плавно спустилась к садам, но ещё не скрылась за верхушками деревьев.       Нолдо прислушался к своей фэа: настроение было странным, с одной стороны приподнятым, как всегда у него бывало, когда получившееся изделие нравилось, с другой — нарастало ощущение тревоги от недавней догадки, так поразившей его. Близнецы играли в саду, с радостным смехом катая по выложенной пёстрыми узорами дорожке деревянных лошадок и собачек. Лехтэ была рядом с малышами, с шитьём в руках сидя на резной скамье.       Подойдя к ним, Атаринкэ поцеловал жену и сел рядом, достав новые заколки. — Как думаешь, Тьелпэ подойдут?       Лехтэ взяла их и покрутила в руках, залюбовавшись игрой света на камнях. Красные, кровавые блики упали на её лицо и платье. Вернула мужу. — Они прекрасны, любимый! Хочешь порадовать его, когда вернётся из поездки по Эндорэ? Ты не замечал, что он временами очень сильно грустит? И словно бы не находит себе места. — Конечно, видел. Просто не заговаривал с ним об этом. — Возможно, он не может забыть пережитое в Эндорэ. Ты упоминал, что ему было нелегко…       Атаринкэ чуть было не проговорился жене, как именно было сыну в Смертных землях, но вовремя закрыл рот и с силой сжал в руке подарок. — Или в Чертогах, — беспечно продолжила Лехтэ, откладывая шитьё и прижимаясь к мужу. Искусник задумался. А был ли там их сын? Тьелпе в разговорах ни разу не упоминал об этом. Конечно, это не совсем та тема, которую хотелось вспоминать и обсуждать, но порой они с братьями даже шутили, вспоминая время, проведённое в чертогах Небытия, и особо старательных майар Мандоса. Старший же ни разу не обмолвился о своих воспоминаниях и никогда не поддерживал такие беседы.       Когда день подошёл к концу, Атаринкэ успел и поиграть с детьми, и погулять с ними по окрестностям Форменоса, встретить там возвращающегося с многодневной охоты Тьелкормо, который обрадовался и брату, и племянникам. Отдав малышей Лехтэ, Искусник помог ему с разделкой добычи, а после ужина вдруг сразу ушёл спать.       Атаринкэ не чувствовал себя сильно уставшим, но необъяснимая сила толкала его во власть Лориэна, вынуждая лечь и закрыть глаза. Искусник успел задремать, когда к нему присоединилась жена: привычным жестом сгрёб её в охапку и, уткнувшись в волосы нолдиэ, крепко заснул…       В этот раз не было ни кузницы-пыточной, ни кровавых подробностей злодеяний искаженного майя, но ощущение сна во сне не покидало. Атаринкэ увидел перед собой палантир Форменоссэ. Присмотрелся к слабо светившемуся камню… Под ним расплывалось странное тёмное пятно. Шагнув к столу, где тот был установлен, эльф всмотрелся во всё больше растекавшуюся густую жидкость. В нос ударил запах крови…       Куруфинвэ широко открыл глаза и попытался унять бешено стучавшее сердце. Неслышно выскользнул из постели и, быстро одевшись, направился в библиотеку.