Буревестник

В субботу — дискотечный день — после полдника все вожатые разбрелись репетировать номера на финальный концерт, Юра с Милкой тоже поскакали с детьми в комичном балете и поржали до заболевшего пресса. Собираясь до ужина немного потискать Юльку, Юра пошагал в сторону столовой, где его и перехватил Саня. — Юр, мне нужно за территорию лагеря, сходишь со мной? — А то вы сами в деревенский магазин не бегаете через дырку в заборе! Ладно, если Виктор нас не поймает, то схожу, а зачем? Оказалось, Саня приметил там полянку с цветами и хотел нарвать их девочке из первого отряда. — Шестнадцатилетняя! Ну ты герой! — восхищённо протянул Юра и хлопнул заалевшего щеками Саню по плечу. И тот чуть не улетел головой в кусты, прикрывавшие тот самый лаз. — Значит, она любит цветы? — Не знаю, — пожал плечами Саня. — Но старшая сеструха свои букеты всегда фоткает и выкладывает в инстач. А когда папа маме дарит, она весь день ходит, улыбается. Я тоже хочу, чтобы Соня улыбнулась. — Это ты молодец! Погоди, а Соня — это та волейболистка, что наших одна под орех разделала? — Ага-а-а. — Так это, Саня, нужно по-любому бросать курить, а то она тебя перерастёт быстро! — А какая разница? — почему-то погрустнел Саня и принялся с остервенением рвать полевые ромашки. — В следующем году из-за возраста она уже не сможет приехать, и живём мы в разных городах. Поэтому у нас есть только здесь и сейчас. Юра не знал, что на это ответить. Он не учился на психолога, как Милка, но Саню в данный момент отлично понимал. У него с Отабеком тоже было только здесь и сейчас на три лагерные смены. А потом Юра уедет в Петербург, а Отабек — в свой Казахстан. И даже от одной мысли об этом у него внутри всё завязалось узлом. Руки сами собой потянулись к цветам, и Юра наконец заговорил: — Разница в том, как вы проведёте оставшиеся дни вместе. Запомнит ли твоя Соня, что ты за ней ухаживал и приглашал на все медляки на дискаче или что она целовалась с пепельницей. Так себе воспоминания, согласись. — Это да. А чего ты такой грустный? Вон у тебя какой букет красивый получается. — Да курит у меня в отряде один товарищ, а я на него повлиять никак не могу, — вздохнул Юра. То, что он вообще ни на что для себя важное повлиять не мог, он озвучивать не стал. Может, уточнить у Отабека, есть у них там театры оперы и балета? Да должны быть, это же Казахстан, а не северный полюс. Хотя Юра, наверное, и для степных верблюдов в юрте танцевал бы, и для белых медведей на льдине, только нужно ли это Отабеку? — Обещаю, больше не буду курить. — Вот и молоток! — улыбнулся Юра, срывая какие-то синенькие цветочки. — Держи. Пусть Соня от вашего курортного романа запомнит ещё и красивые цветы. — Курортный роман, — хихикнул Саня. — Так по-взрослому звучит. Так цинично, сказал бы Юра. Так грустно. Ему, по крайней мере, уж точно. *** День финального концерта наступил неожиданно быстро. Вчера отгремела последняя дискотека, где медляки Отабек включал в два раза чаще обычного, и где Юра неожиданно имел спрос у девушек-вожатых и нескольких девчонок старших отрядов. — Юр, давай на вторую смену поменяемся домиками? Я к Миле перееду, ты — к Отабеку, — предложила ему Сара, пока они, обнявшись, переминались под нестареющих Scorpions, заказанных Лео. Вожатые кайфовали, особенно сидящие плечом к плечу и покачивающиеся с закрытыми глазами и глупыми улыбками Виктор и Юри, а детям было плевать подо что легально тискать друг друга. — Пока ты спишь, она закидает тебя горой своих вещей, — фыркнул Саре на ухо Юра и крутанул её под рукой, поймав насмешливый взгляд Отабека. — А когда встанешь, обязательно споткнёшься о свалку обуви! Уверена, что сможешь с ней жить? — Мой брат Мишель разводит мадагаскарских тараканов на продажу, а ещё вечно контролирует, поела ли я, во сколько легла спать и вообще. — Вот это жесть, ты мазохистка? — Нет, я просто его люблю, — пожала она точёными плечиками и смущённо улыбнулась. — И всё равно, менять идеального Отабека на Милку-умри-всё-живое... — скептически выгнул бровь Юра. — Нет, я-то с радостью перееду! Сара расхохоталась, заглушая голос Клауса Майне. — У Отабека хватает недостатков. Он неэмоциональный, молчаливый и всегда себе на уме. А Юра считал себя нелюдимым, грубым и слишком прямолинейным. И что? — И ничего, — будто прочитав его мысли, сказала Сара. — Так договорились? Юра кивнул и под финальный аккорд, как в танго, опрокинул вниз её лёгкое тело. А сейчас, перед концертом, намазывая детям щёки гуашью, гордо названной гримом, он немного сожалел, что вчера перестарался с нагрузкой. Ночные и утренние купания сняли отёк, но травмированный голеностоп поднывал, а ему ещё танцевать. — Юра, не сходи с ума. Ты сюда отдыхать от балета приехал, а не нагружать ногу ещё больше, — нахмурился Виктор, заметив Юрины репетиции. Юра отмахнулся, но от идеи сделать колесо без рук отказался. После младших отрядов, танцующих, поющих и показывающих умилительные сценки про лагерь, настала очередь третьего отряда. «Курятник на льду» возымел успех, все покатывались от хохота, как и планировалось. Рэп и брейк от второго раскачали зал. А в первом отряде нашёлся уникум, сочинивший про детей и вожатых очень смешные стихи. Жан, как и говорил Отабек, выступил с авторской песней, заставив девчонок из старших отрядов визжать от восторга. Правда, Юра так и не понял, что их больше впечатлило: голос, композиция или голый татуированный торс. Отабек звукорежиссировал весь этот балаган. Следующим выступал Юра. — Давай! — крикнул ему Отабек из-за пульта. Он показал большой палец и под первые ноты выплыл на сцену. Трек, смиксованный Отабеком, заставил забыть о боли в голеностопе, о сидящих на скамейках детях. Остались только Юра, паркет и музыка. И движения: такие лёгкие, такие нужные его телу. Классический танец с чем-то новым, чем-то рвущимся из глубин подсознания — истинным Юрой. Зал взорвался аплодисментами и детским восторженным криком, Юра сделал реверанс и сошёл со сцены, продолжая по привычке держать тело в напряжении, пока не скрылся из виду. Вот теперь можно выдохнуть. Адреналина Юре хватило на торжественный подсчёт баллов и награждение кубком смены младший отряд Жана и Изабеллы. — Конечно, малышня по курилкам не шарится и смотреть на звёзды не сбегает, — пробубнил Юра, сложив руки на груди вместо того, чтобы со всеми вместе хлопать победителям. — Зато они и порядок наводят плохо, — ответила Милка. — Что? Не смотри на меня так! Да, некоторые так и не вырастают в этом плане из младшего отряда. Зато со мной весело. Юрец, ты же из Питера? Будем после лагеря дружить? Обещаю приглашать в гости только после генеральной уборки. — У нас ещё почти два месяца в «Буревестнике» впереди, — фыркнул Юра. — Это да, но в конце смены тянет на ... подведение итогов, что ли. Заканчивается один этап нашей жизни, завтра эти дети уедут, потом приедут другие, и начнётся следующий, — пожала плечами Милка и, не сильно скрываясь от Юры, взяла Сару за руку. Юра вздохнул и посмотрел на Отабека, всё ещё тусующегося за пультом. Наберётся ли он смелости, чтобы подвести свои итоги? *** Сразу после ужина дети пошли на костёр, болтали, смеялись, пели песни все вместе. Девчонки ревели, Милка тоже хлюпала носом и вытирала его о Юрино плечо. А Юру отпустил адреналин, и навалилась резкая боль перетруженного голеностопа. Сцепив зубы, он дрыгал здоровой ногой и кое-как подвывал гимн «Буревестника». Сначала спать увели маленьких, потом по корпусам разогнали старшаков. После отбоя намечалась грандиозная вожатская пьянка. — Мил, ты иди, а я в душ и догоню, — натянул улыбку Юра и похромал к домику. Холодный душ действительно немного прояснил голову. Юра закинулся обезболками, повесил на стул футболку, почесал голый живот и со вздохом достал мазь. Таблетки так быстро, увы, не действовали. — Юр, ты идёшь? — постучав, заглянул в домик Отабек. — Почти, — прошипел он, плюхнувшись задницей на кровать. Отабек тут же оказался рядом, бережно обхватил больную ногу и аккуратно повертел, заставив Юру тихонько цыкнуть. — Разрыв? — спросил он, сведя брови к переносице. — Какая степень патологии? — Повреждение связок голеностопа второй степени, — скривившись, ответил Юра цитатой из своей истории болезни. — Давно? — Два месяца назад. Барановская — это моя наставница — Витю отправила сюда от депрессии лечиться, а меня — восстанавливаться. Плавание, свежий воздух, солнышко, положительные эмоции, танцевальный покой, хуё-моё. Ну и с людьми учиться общаться. — А ты танцевал сегодня, — осуждающе покачал головой Отабек и, забрав из рук Юры тюбик мази, принялся читать. — Противовоспалительная и охлаждающая, ну, нормально. Обезболивающая есть? — Я таблетосами закинулся, — растеряно нахмурился Юра. — Лучше бы ещё и местно, но ладно, — кивнул сам себе Отабек и, выдавив на пальцы пахнущий ментолом гель, принялся аккуратно втирать в Юрину лодыжку. Ловкие пальцы нажимали в самых нужных местах и будто вытягивали боль. Юра откинулся спиной на кровать и зажмурился от мгновенного облегчения и накатывающего удовольствия. — Бе-е-ек, ты космос! Я говорил? Где ты этому научился? — В Лесгафте, на факультете спортивной реабилитологии, — улыбнулся Отабек, поднимаясь массирующими движениями выше на щиколотку и икроножную мышцу, отчего Юра чуть не застонал в голос. — Погоди, Лесгафт? — приподнялся он на локтях. — Это же не Казахстан! — Ну да. В Алматы я родился, а учусь в Питере. — Бека! — всхлипнул Юра то ли от осознания, что после лагеря, если он ничего не просрёт, их разделят максимум пара веток метро, то ли от волшебных смуглых пальцев, пробравшихся на мышцы внутренней поверхности бедра и посылавших импульсы удовольствия прямо в пах. — А ну-ка, иди сюда! Он резко дёрнул Отабека за руку вверх, заваливая на себя, а потом перекатывая, подминая и впиваясь в губы, как им обоим нравилось. Целуя сладко, страстно, будто в последний раз, Юра пил тихие стоны и сходил с ума от понимания, что, нет, точно не последний! Руки Отабека, так грамотно массировавшие травмированные связки, так же умело прошлись по голой спине и сжали Юрины ягодицы через ткань шорт. Юра зарычал, прикусывая губу Отабека, вплёл пальцы в жёсткие чёрные пряди на макушке и вдавил его в кровать всем своим весом. Отабек раздвинул ноги, позволяя Юре лучше устроиться. Юра оторвался от сводящих с ума волос, задрал его футболку вверх до подмышек и прижался ноющим членом к такому же твёрдому. — Не могу больше ждать, — прошептал Юра между поцелуями, с ловкостью, достойной профессионала, расстегнул чужие шорты, приспустил их вниз вместе с бельём, когда Отабек приподнял бёдра, помог ему стащить вниз свои и громко застонал от нахлынувших ощущений. Казалось, чувствительность кожи увеличилась соразмерно нарастающему наслаждению. Повлажневшая головка от каждого движения проходилась по горячему члену Отабека, по его паху, покрытому короткими густыми волосками, по голому бедру. Отабек промычал в поцелуй что-то восторженное, обхватил ладонью оба их члена, и Юру накрыло эйфорией. Возбуждение будто наэлектризовало воздух, выжгло в нём кислород, Юра тяжело дышал и не мог надышаться. Внизу живота закручивалась спираль удовольствия, голова кружилась от эмоций, перед глазами плыло, а пальцы рук, снова вцепившиеся в волосы Отабека, подрагивали, будто боялись отпустить. Отабек сдался первым. Застонал так громко, как Юра в жизни бы от него не ожидал, и выгнулся в оргазме, вставая на лопатки и откидывая голову назад. Глядя на шею с острым кадыком, зажмуренные глаза, открытый в крике рот, Юра не продержался даже двух секунд и провалился в оглушительный оргазм, как в кроличью нору. *** — Сара предложила переехать к тебе в домик, — десять минут спустя сказал Юра, рисуя пальцами узоры на груди Отабека. — Переезжай, конечно, — кивнул тот, перебирая волосы на его затылке. Юра жмурился и, как кот, тёрся носом о смуглое плечо. — Заодно порепетируешь, насколько тебе комфортно будет делить со мной быт. — Мне всё с тобой делить охуенно! К чему вопрос? — Ну-у, — нерешительно, как показалось Юре, протянул Отабек. — У меня в договоре аренды нет пункта про животных, помнишь? — Помню. — Ну вот. Юре показалось, что Отабек аж запылал от смущения. Но он быстро развеял все его сомнения, ответив вместо слов поцелуем. *** Конец смены — время подводить итоги. Время, когда заканчивается один этап и начинается другой. Но Юра больше не боялся грядущих перемен, ведь встречать он их будет не один.