Джаред приходил сюда уже в третий раз. Неудержимо влекло хотя бы посмотреть, уловить запах, приласкать хотя бы взглядом. Полюбоваться издали, если повезет — поучаствовать в представлении, тогда можно будет и по-настоящему коснуться, рукой, языком, членом. Красивый, такой красивый, как тихий спящий ангел — омеги на пятом месяце беременности впадали в подобие транса под действием гормонов, и со стороны казалось, будто омега под кайфом.
Рейрак, нынешний покровитель этого омеги, обожал представления, и, случайно посмотрев одно, Джаред влип, как муха в мед. В публичный дом Дрейка Саливана его тянуло со страшной силой.
Дженсен — этого омегу звали Дженсен.
В первый раз, когда его приволок на представление Чад, Джаред весь вечер просидел за столом, глаз не сводя с омеги. Сперва омега сидел на высоком, как трон, кресле, замотанный в полупрозрачные шелка, увешанный драгоценностями, с плывущим взглядом, он был как будто не от мира сего. Позже его, аккуратно поддерживая за руки, чтобы не споткнулся, свели с трона и разложили на столе. Рейрак потихоньку разматывал его, разрезал под музыку на шелковые ленты сложный его наряд, поглаживал по круглому животу, целовал его, потом трахал, нежно что-то приговаривая, а Джаред смотрел, судорожно сведя ноги. В какой-то момент заметил, что омега очнулся и сладко стонет, облизывая губы. Руки его, свободно раскинутые на столе, дрогнули, кисти сжались в кулаки, но скоро омега закрыл глаза и расслабил пальцы, унизанные кольцами.
Потом Дженсена, свежеоттраханного, украшали кремом, фруктами, цветами. Рейрак, смеясь, облизывал его, весь перемазанный в креме, потом другой альфа сменил его. Джаред видел, как кто-то, нависнув над столом, глубоко трахает омегу языком в рот. А он сам — он не выдержал тогда — подошел и провел рукой по ноге. Вел ладонью к паху, неудержимо — к аккуратному, красивому, торчащему вверх члену, к поджавшимся, выбритым яичкам. Тут за спиной возник Рейрак и спросил хрипло:
— Что? Хочешь его?
Джаред вымолвить ничего не смог, кивнул только. Рейрак хохотнул довольно и отодвинул его, пристраиваясь между ног омеги. Выдохнул, погружая в него член:
— Подожди… немного.
И Джаред ждал, сгорая от стыда, похоти, ярости, желания, такого острого, что оно перебивало все другое, ждал, как гиперсексуальный малолетний альфа, ждал своей очереди. Ждал, что, может быть, когда-нибудь ему хоть что-то перепадет.
Ему в тот первый день удалось еще мимолетно погладить омегу по руке, поцеловать в сладкие, порочные губы. Омега медлительно отвечал на поцелуй, слабо постанывая. Потом, после того как лихорадочно отдрочил в душе, Джаред полночи искал информацию: кто этот омега, когда и как попал в публичный дом Дрейка, как добиться встречи с ним.
Читал и все больше приходил в отчаяние. Омегу выкупить было нельзя, и даже приблизиться к нему было сложно. В данный момент он был под плотным колпаком постоянного клиента, Рейрака, тот тратил на него бешеные деньги и трахал его почти единолично. Разве что… представления.
Как рассказывал Чад, раз в неделю Рейрак устраивал представления, хвастаясь перед всеми своей дорогой, прекрасной шлюхой. Он осыпал омегу бриллиантами, подавал его к столу на серебряном подносе, украшенного одними лишь цветами, трахал его перед всеми на возвышении и иногда, изредка, обессилевал от наркоты и вина до легкой дремы. И тогда позволялось, если успеешь, если не вырвет из рук добычу кто-то другой, трахнуть роскошного омегу самому. Главное было не повредить, не сломать дорогую игрушку. Но до этого никогда не доходило — в зале всегда находились охранники Дрейка, следившие за имуществом хозяина.
Вот и сегодня они стояли по углам огромной залы, почти незаметные, а Джаред, занявший свое привычное уже место в закутке, отмечая их взглядом, жадно выглядывал Рейрака. Когда же появится этот альфа? Если появится он, скоро приведут и Дженсена.
Зал заполнялся, между столиками и нишами и большим столом в центре курсировали полураздетые шлюхи Дрейка, неся за собой шлейфом сладкий омежий запах, и возбуждая, и дразня альф. Джаред услышал, как в соседнюю нишу втащили омегу, трое альф гоготали и мяли, и щупали хихикавшего омегу, заставляя Джареда невольно прислушиваться. Слышно было, как кто-то вжикнул молнией и освобожденно вздохнул, наверное, альфахуй попал в плен омежьего рта. Потом омега замычал, слабо протестуя, но быстро смирился, явно один из альф насадил его на член, а потом слышны были только охи, стоны и запах, густой запах секса.
Джаред не пропустил появление Рейрака. Высокий, мощный альфа стремительно вошел в залу, и сразу отовсюду послышался одобрительный крик, вой. Разгоряченная, нетрезвая публика выкрикивала его имя, Рейрак скалился и раскланивался, довольный вниманием.
Он сел во главе длинного стола в центре залы, за ним уже сидела разнокалиберная публика. Они дружно подняли бокалы и заорали хором — Рейрак! Альфа выпил с ними, но тут же отвлекся от них. В залу вводили всего замотанного в шелка омегу.
Прислужники усадили его как обычно — с другой стороны стола, на такое же высокое, как у Рейрака, кресло, поклонились альфе и ушли, но их никто не замечал, все смотрели, притихнув, на омегу.
Его лицо будто светилось, белое, ясное, нежное. Огромные подведенные глаза и ярко накрашенные губы не делали его вульгарным, казалось, эта маска отдельно висит над лицом. Джаред видел: нынче омега «не спит», не под гормонами, то ли дали лекарства, чтобы подавить их действие, то ли организм сам нейтрализовал их. Это заметил не только Джаред из своего угла, увидел и Рейрак и сказал странным тоном:
— Вот как. Отлично, — и обратился к омеге, рокочущий его голос разнесся по всей зале: — Давно хотел спросить тебя, моя радость.
Омега наклонил голову, давая понять, что слушает, и Джаред замер, в надежде услышать его голос.
— Нравится ли тебе, как я тебя трахаю?
Омега порозовел и кивнул. Но беспощадный альфа, будто продолжая давний спор, спросил:
— Хочешь ли ты кого другого?
Омега, опустив глаза, покачал головой в отрицательном жесте. Альфа безжалостно продолжал в наступившей мертвой тишине:
— Лжешь. Лжешь, шлюха.
Омега как от пощечины вздернул голову и жарко посмотрел на альфу, разомкнул губы и сказал хрипло:
— Да. Хочу.
Рейрак жестко ухмыльнулся и, откинувшись в кресле, сцепил руки перед собой. Бросил небрежно скучным голосом:
— Тогда встань, подними свою лживую задницу и покажи, кого ты хочешь.
Пока Джаред в недоумении хмурился — что такое с Рейраком? Как нежно он обращался с плывущим под кайфом, слабо соображающим Дженсеном, и как жесток и груб он с ним в нормальном состоянии. Как будто у них давняя, старая война. Надо бы выяснить, что… Что?
Омега будто плыл по зале. За ним волочились шелковые ленты, переливались-сверкали украшения в волосах, в ушах, на сильной крепкой шее, и все замирали при его приближении. А он… он даже не смотрел. Казалось, будто он смотрит внутрь себя. Он обходил зал, все ближе подходя к закутку Джареда.
Джаред почему-то поглубже забился внутрь и даже дышать перестал. Но омега остановился перед его закутком, и вместе с ним остановилось сердце Джареда. Остановилось и бешено застучало — испуганно, быстро. И будто на его звук омега слепо двинулся к нему.
Джаред выдохнул:
«Нет», — и уже вставал. Его тянуло, влекло со страшной силой к этому полураздетому, странному, прекрасному омеге Дженсену.
Дженсен слепо протянул к нему руку, и лишь после того, как Джаред взял ее — поднял взгляд.
В темноте закутка и за поднявшимся в зале ором не слышно было ничего, хотя губы омеги двигались — или просто дрожали? И выражения лица было не разобрать.
А потом омега вывел его на свет, грохот, вой, и Джаред услышал, как омега спокойно сказал:
— Вот он. Его хочу.
Рейрак встал со своего места, подошел к ним. Оценивающе окинул взглядом Джареда и вдруг усмехнулся страшно, оскалился, но сказал мягко:
— Да, вижу.
Сильно толкнул Джареда в плечо, сказал грубо:
— Что стоишь? Возьми его. Прямо сейчас, прямо здесь — лови свой шанс. Вряд ли еще тебе так повезет, как сегодня, — круто развернулся и ушел к своему месту не оглядываясь.
Джаред растерянно посмотрел на омегу. Омега со странной усмешкой смотрел Рейраку вслед, но когда Джаред повернулся к нему — мгновенно натянул на лицо маску. Джаред назвал бы ее «маской невинности».
Он снова выглядел ангелом и смотрел на него покорно. Так мгновенно, так быстро преобразился — Джаред был потрясен. Он не верил своим глазам. Как можно так быстро поменяться? И где омега — настоящий?
Его начала одолевать злость, приправленная возбуждением:
«Ах, так? Играть изволите?» Их личные разборки, похоже, имеют длинную историю, и Джареда они выбрали крайним. Ну что ж, он тоже
«поиграет».
Джаред схватил омегу за руку и потащил к столу. Тот, путаясь в длинной хламиде, чуть не упал, но не выказал гнева, хотя Джаред заметил мелькнувшее на его лице удивление.
Подойдя к столу, Джаред, чуть не швырнув на стол омегу спиной вперед, прорычал:
— Ложись на спину и расставь ноги, шлюха.
Рейрак засмеялся, а омега сузил глаза и поджал губы, но — Джаред увидел это снова, специально наблюдал — тут же вернул маску ангела.
Одной рукой омега не глядя расчистил за спиной стол и легко, будто перетекая, лег на него.
Рядом сидевшие повскакали с мест. Кто-то смеялся, кто-то, не скрываясь, лез в ширинку, кто-то сосредоточенно уносил свою тарелку и бокал. А Рейрак смеялся.
Омега лежал на краю стола, безмятежно глядя в потолок, раскидав руки, круглый полный живот торчал вверх, шелк на нем натянулся.
Джаред ухватил Дженсена за ляжки и толкнул вперед, сдвигая скатерть, резко согнул ему ноги и, расставив пошире, рыкнул:
— Не смей менять позу.
Омега стерпел. Джаред взялся за столовый нож, и тут же шум, гогот и смех стихли. Джаред успокоительно улыбнулся публике и принялся срезать с живота ткань, все больше приходя в возбуждение. Он сдирал и кромсал тряпки, пока омега не остался лежать на столе полностью обнаженным.
— Вот теперь хорошо, — с трудом выговорил он и резко, будто его кто-то мог остановить в последний момент, дернул ремень. Рвал с себя одежду, скинул пиджак, рубашку расстегнул, брюки сползли вниз, он раздраженно вытряхнул ногу из ботинка, чтобы не быть стреноженным, и, торопясь, схватил омегу за бедра, впился крепко, так, что на белой коже омеги от его перехвата остались пятна. И наконец, наконец всадил член в мягкое, мокрое, упругое. Коротко, глухо застонал от восторга и, еще раз поудобнее перехватив омегу за ноги, с силой принялся вдалбливаться в его жаркое сладкое нутро.
Он не слышал, что творится вокруг, не видел, как подошел Рейрак и смотрит на омегу блестящими глазами, с дикой улыбкой, как омега улыбается в ответ не ему — Рейраку — улыбается так, что лучше бы плюнул.
С плотно сомкнутыми глазами Джаред вбивался в своего омегу, словно хотел врасти в него, войти целиком. Он каким-то участком не до конца отключившегося мозга понимал, что больше ему не выпадет такой возможности никогда, может быть, он вообще отсюда не выйдет живым, но оно того стоило, стоило! И как жаль, что этот омега не его. От этого болело что-то внутри, он почти скулил, кончая, и отрывался от омеги, как от жизни —
невозможно, нет, не хочу.
Но его мягко, настойчиво отвели, он услышал даже голос омеги:
— Рейрак, нет. Не трогай его. Ты же знаешь, он ни при чем. Ты и я.
— О, да. Ты плетешь из меня веревки, сладкая, злобная дрянь. Но и ты сегодня сделаешь кое-что для меня, если не хочешь, чтобы твоего сегодняшнего ебаря порезали на куски. Правда, милый?
— Да.
Его насильно напоили, но Джаред не особо сопротивлялся. Пил и смотрел издалека, как омега стоит на краю стола, на коленях, широко расставив ноги. Рейрак вылизывает ему там, между ног, а омега, закрыв глаза, стонет, видно было по его округлившемуся рту. Потом Рейрак трахал его, долго-долго, пока не выдохся. Весь круглый живот омеги, ляжки, шея были в укусах и синяках, когда Рейрак объявил неслыханное: каждый может трахнуть его шлюху. Сегодня он добрый.
Кто-то опасливо косился в сторону ниши, где сидел охраняемый людьми Рейрака Джаред, но таки смельчаки нашлись, и вскоре к Дженсену, распростершемуся на столе, выстроилась очередь. А Джаред пил, пил, хотел и никак не мог напиться. И не смотреть не мог. Рейрак тоже смотрел — сидел в своем кресле и следил, слушал, смотрел.
И когда уже стало совсем невыносимо, и Дженсен почти уже не стонал, закусив губу и зажмурившись, а Джаред, с трудом поднявшись, рвался из ниши, получая крепкие тумаки, — Рейрак опустил бокал и сказал негромко, совсем трезво:
— Хватит.
Последний альфа даже не поднял штаны — скорее припустил в сторону от Дженсена, вжав голову в плечи. Джаред обессилено висел на охранниках, а Рейрак ласково заворачивал омегу в пиджак и спрашивал вкрадчиво:
— Доволен, моя радость?
Джаред не видел толком, кровь заливала лицо, глаза, но ему показалось, когда альфа бережно поднимал Дженсена на руки и прижимал к груди, тот сам положил ему голову на плечо и что-то прошептал, отчего альфа довольно хохотнул и понес куда-то свою добычу из зала прочь.
Джаред ненавидел Рейрака в эту минуту даже больше, чем хотел получить Дженсена. И тогда же поклялся, что если переживет эту ночь — обязательно уничтожит этого альфу. Или хотя бы попытается.
***
Джаред никогда раньше не присутствовал при родах, да и, честно сказать, желания никакого не испытывал, скорее иррациональный какой-то страх, с толикой благоговения и странным, тянущим, неправильным возбуждением. Он точно знал, что не будь это Дженсен, он бы вовсе не испытывал возбуждения. Но к этому омеге его тянуло всегда — беременный он, рожающий, в разуме или под мощным воздействием гормонов, неважно. Стоило только оказаться рядом, даже еще не увидеть, просто почувствовать запах, или даже не запах, черт знает — Джаред чувствовал его сразу — и тут же хотел его так сильно, что думалка отключалась. Вот и сейчас не особо соображал, просто поддерживал Дженсена, плывущего в своих омежьих гормональных глюках, особенно обострившихся в последний перед родами месяц.
Дженсен почти не говорил, выглядел как глубоко пьяный или обколотый. Он стоял на коленях покачиваясь, повесив голову, пока Джаред закреплял его в странге.
Сфейр, присланный Саливаном жрец-акушер, давно установил в подвале странг — нечто вроде палатки, штука, похожая на шатер, с перекладинами крест-накрест на высоте человеческого роста. Сфейр закрепил крестовину, огородил ее шатром, внизу расстелил плотный ковер, накидал сверху подушек. Но дальше действовать отказался, заявляя, что он не должен касаться омеги:
мол, нельзя, ребенок может и не выйти.
Дальше омеге должен помогать альфа, желательно, отец ребенка. Если не отец, то хотя бы тот, кто омеге не противен, лучше родственник, но если и такого нет, то любой альфа, не вызывающий у омеги неприязнь.
Насчет приязни Джаред бы поспорил: после того, как он грубо трахнул Дженсена на столе, а потом его отымела целая толпа, вряд ли Дженсен испытывал к нему что-то хорошее. Но спорить с Рейраком не хотелось, да и омега был не в состоянии здраво мыслить. Более того, так смертельно сильно хотелось увидеть Дженсена, что Джаред без звука согласился, когда Рейрак внезапно позвонил и велел прийти.
И теперь он стоял на коленях рядом с Дженсеном, внимательно слушал инструкции Сфейра и бережно заворачивал вокруг груди омеги мягкие кожаные ленты. Вокруг тела, под мышками, несколько раз, закрепить особые узлы и привязать к перекладине так, чтобы Дженсен доставал коленями до подушек. Работал и вдыхал запах омеги, наслаждался близостью, ненароком оглаживая белую кожу. Закрепил надежно и мягко руки, обмотанные кожаными лентами, они вздымались теперь вверх. Дженсен словно держался за крестовину, но пальцы его были расслаблены, однако Джаред видел — он сможет ухватиться за гладкие отполированные поручни.
В конце работы вышло, что Дженсен стоит на коленях посреди шатра и лечь или упасть ему не дают кожаные ремни, удерживающие верхнюю часть тела и руки. Голова его падала на грудь, он покачивался на широко расставленных коленях, обнаженный, без единого волоска на теле. По утверждению жреца, волосы затрудняли выход младенца. Выбритая голова блестела от масла, он весь блестел, плечи, огромный живот, руки, бедра, зад, блестела вставленная в анус широкая красная пробка.
Он выглядел странно, незнакомо. Джаред видел вблизи его лицо, когда перебинтовывал грудь омеги кожаными лентами: ему выбрили и брови, выстригли ресницы. Взамен, как говорил придурковатый жрец, чтобы отогнать духа Шри, который может украсть душу младенца, разрисовали золотой и красной краской лицо.
«Так, — говорил Сфейр, — Шри не узнает омегу и уйдет, и ребенок останется в этом мире».
Джаред не слушал бред, что нес жрец. Он пристально разглядывал омегу и думал: неужели с того времени, с той ночи Дженсен ни разу не очнулся полностью, так и был в дреме?
***
Джаред помнил тот вечер и ночь. Как его приволокли, избитого, плюющего кровью, к Рейраку, и тот сидел, курил, смотрел на него. Потом зачем-то велел своим вышибалам убраться и привел Джареда к Дженсену.
Омега — вымытый, пахнущий шампунем и мылом, с влажными еще волосами — спал на кровати в голубой пижаме и во сне придерживал рукою живот, а из-под шелкового отогнутого воротника заметны были на шее омеги темные следы, на запястьях тоже. Он выглядел таким невинным, чистым, так безмятежно улыбался во сне — а Джареду хотелось плакать или убить кого-нибудь.
— Скажи, зачем ты это сделал? — спросил его Рейрак, и Джаред сразу понял, что он имеет в виду.
Этот дженсенов выбор в зале, всего несколько часов назад, превратил Джареда в соперника Рейрака, и Джаред точно знал, о чем он спрашивает.
«Почему ты был так груб с ним? Он выбрал тебя, а ты назвал его шлюхой, кинул на стол, не ласкал. Ты ведь мог… получить весь мир, все — за ласковое слово, за любовь, нежность. Почему?»
Джаред вспыхнул, повернулся к нему лицом, спросил сам:
— А ты?
«А ты сам, Рейрак? Облизывал его, нежничал, пока омега был в отключке, а как пришел в себя, ты вел себя с ним ничем не лучше. Почему?»
Рейрак криво ухмыльнулся и отвел глаза. И тут только Джаред увидел, насколько же он пьян.
— У нас длинная история. Грязная, длинная, глупая. Все могло быть иначе, но теперь так. А ты — ты мог… стать мне соперником. Но теперь он не захочет видеть тебя. Хотя… не знаю. Но ты спас себе жизнь.
Рейрак остро взглянул на него и сказал, снова оказываясь совершенно трезвым — холодно-злым, опасным, непреклонным:
— Если бы ты был нежным, и он потянулся к тебе, ты бы сейчас лежал с перерезанной глоткой в канаве. А так… ты для него очередной ублюдок. Так что… живи.
Джаред вновь повернулся к кровати, прощально обнимая взглядом Дженсена, соглашаясь с Рейраком и едва сдерживая слезы. Да, именно так. Очередной ублюдок.
— Уходи, — нейтрально сказал Рейрак, и Джаред покорно поплелся к выходу из спальни.
— И все-таки. Почему?
В голосе Рейрака Джареду послышалась печаль, и он встал как вкопанный. И сказал, не поворачиваясь и не скрывая обиды:
— Он лгал, Рейрак. Он притворялся. Он играл со мной. Он выбрал меня, только чтобы досадить тебе. Вот поэтому.
***
Сейчас вспоминать тот разговор было странно. И сейчас, по прошествии времени, Джаред не думал, что его обманывали. Теперь, когда он более-менее знал историю Дженсена, знал о Рейраке, можно было расшифровать развернувшуюся перед его глазами историю иначе. Если рассматривать так, как подсказывало ему сердце, ум и добытые сведения, то было примерно вот что: он, Джаред, влез между Дженсеном и Рейраком в самый неудачный момент.
Рейрак несколько раз делал Дженсену предложение. Тот, смеясь, отказывал, заявляя, что ждет своего альфу, с тем самым, особым запахом. Рейрак сердился, но снова и снова просил руки и сердца, и тогда начал сердиться Дженсен.
В это же время дела у отца Дженсена стали не слишком хороши. Рейрак мог спасти их семейное дело, но слишком увлекся другой задачей — Дженсеном — и даже усугубил положение семьи Дженсена. Тем самым получив еще больший отпор от него.
А дальше все пошло по нарастающей и внезапно кончилось катастрофой. Семья Дженсена была полностью разорена. Конкурент, оказавшийся близким родственником владыки, не ограничился одним разорением, он вверг несчастного Алана Эклза в непомерные долги, когда тот отчаянно пытался спасти семью. В итоге Алан умер от хватившего его удара, а Дженсен попал за долги к Саливану, в публичный дом.
Контракт был составлен так хитро, что Саливан, вроде как, и не был владельцем Дженсена, а всего лишь арендовал его. А истинный владелец — сэр Дьерк Арни, родной брат правителя — согласно документам погасил все долги Эклзов, но взамен приобрел в гарем пятнадцатого наложника.
То, что наложник Дьерка отрабатывал долг в публичном доме Саливана, чем-то выдающимся не являлось. Многие богатые альфы отправляли надоевших омег в подобные заведения, а на освободившееся в гареме место брали юных, новых, сладеньких омег.
Одно было плохо: выкупить Дженсена у Дьерка не представлялось возможным, тот бы не согласился ни на какие деньги. Ему важно было уничтожить конкурента, желательно, с наследниками. Отправить сыночка злостного врага в бордель было даже лучше, чем просто убить.
Дженсен, еще не зная, что дело уже не исправишь, после смерти отца сам пошел к Рейраку, и сам просил его о женитьбе.
Джаред не знал, чем кончился тот разговор, зато видел результат: Дженсен уже четыре года находился в публичном доме, Рейрак был постоянным и основным его клиентом, и они воевали все это время, мстя друг другу за обиды и разрушенные мечты.
И тут Джаред со своим «особым» запахом.
Джаред еще тогда понял: Дженсен именно по запаху его и выбрал. Он ведь даже не смотрел на него, уже выбрал, не видя лица, протянул руку, а Джаред… Мда.
Одного Джаред не знал — чьего ребенка носит Дженсен. И как вообще он умудрился забеременеть, когда всех омег, отправляемых в публичные дома, стерилизовали.
Не у Саливана же спрашивать.
