Надо же, уже выпал снег, и ночь выдалась ужасно холодной. Конечно, боли или холода я не чувствовал — думаю, это из-за холода ноги онемели —, но эти чёртовы мышцы сужались, становились жёсткими, и я просто не мог нормально передвигаться. Снег валил кучей, обзор становился меньше, а деревья всё чаще встречались предо мной, и направление приходилось менять не только из-за деревьев ( это бы выглядело странно ), но сугробы и овраги всегда через каждую милю часто встречались, а вставать после встречи или падения в них длилось достаточно долго, чтобы вскоре вновь услышать звук сирен копов. В любом случае, одна из небольших неприятностей на моём пути. Не уверен, что один грёбаный овраг изменит всю мою жизнь... Ох, Патрик, как ты там, в моём рту? Надеюсь, ты выживешь это препятствие. Ведь кроме тебя у меня никого, совершенно никого, больше нет...
Ветер вновь завыл волчьим воем, потянув за собой хлопья снега, плотно покрывающие собой мой корпус, и тем я становился похожим на огромную, уродливую, тёмненькую снежинку. Странно, никогда не любил свой юмор, потому что он и не юмор, и не смешной, но никогда не держал свой язык за зубами, потому что могу. Могу попытаться что-то изменить в себе: может, выскажу что-то интересное или смешное, хотя, такого пока что не было.
Стволы деревьев чернели, небо переливалось в оттенки серого, снег укладывал сугробы и скрывал овраги и ямы, кровавый след не увеличивался и не уменьшался, может, лишь скрывался за тенью, но, в любом случае, кровь текла достаточно сильно, а я шёл достаточно медленно. Красный оттенок полосы отчётливо виден даже не при свете луны, а что говорить про большую зелёную с золотистым переливом тушу, проходящая сквозь лес и оставляющая как раз этот след? И говорить нечего, может, меня кто-то и заметил, но, честно говоря, плевать. "Алло, полиция? Я тут в лесу, ночью, когда кругом темень, увидел что-то тёмное и неразборчивое. Могли бы вы проверить и обчистить весь лес, дабы найти это существо?" — так бы он сказал? Пхах, не смешите меня: никто нормальный или хотя бы хоть капельку адекватный человек не станет так делать. Ну, а где доказательства? Где именно происходило? Время? Погода? Вот именно, никто бы не пришёл...
Никто... Не сможет... Доказать, что я там был... И никто не услышит его крик, пока я ломаю кости, мышцы, череп, ткани, разрываю органы...
Хох, что-то во мне разыгралась фантазия... Ну, или инстинкт — по сути, одно и тоже.
Деревья перестали часто встречаться, сугробы становились мягче, а ветер стих, и с ним снег стал падать прямолинейно. Вскоре, пройдя ещё немного, передо мной виднелась метровая стена сугробов, напоминающих физическая карту гор 3D, а за ней уже бледный свет фонарей улиц. Перешагнув через хребет сугробов, я попал на когда-то днём вычищенные тротуары, которые сейчас, в вечерний или ночной час, вновь засыпанные тонким снежным покровом, вели, как все обычные тротуары, налево и направо. Выбор невелик, но я выбрал дорогу, ведущая в левую сторону, проходящая через ряды многоэтажек, небольших заведений и всяких магазинчиков и ларков. А нет, я ошибся: тут ещё парк. Каждая тропинка уникальна своим путём: некоторые расстилаются зигзагом, вторые совершенно ровные, третьи подымаются или опускаются, а другие заменяются лестницей или концом тропинки, приводя тебя к полю, лавочке или другому объекту в парке.
Донёсся звук. Он явно не из улицы или дома — и вновь, только теперь был разборчивей слышен смех. Я огляделся, но никого не было поблизости, и я, надеясь лишь на слух, побрёл в глубь парка, иногда с опаской обходя тропы с освещением, проходя по полям и тёмным, если можно так выразиться, "уголкам" парка. Звук становился громче, и кроме одного гула начали отчётливее быть слышны голоса, как минимум, двух людей, музыки и просто... Чувствовалось что-то такое родное, но опровергающее, давно забытое, старое, никем ненужное чувство... Тепло... О да, это оно, точно оно, но нет, не от приятности или заботы: я кипел злобой к нормальной жизни, ненавидел всё это, ненавидел их, тех, кто там, они ведь не только меня раздражают, вся эта их живучесть, то, как они без сомнения или раздумий живут. Просто... Просто... Я повожусь на инстинкт.
Ноги словно сами идут к звуку, я ничего не могу сделать с этим. Моё собственное желание, жажда к былым временам, тянет вперёд, навстречу к тому, что находится в парке. Звук стал отчётливым; я слышал голоса, походу, трёх парней, какую-то песню в стиле хип-хопа или поп-музыки; за кустами виднелась какая-то площадка, а на ней две скамейки у стола, а на них трое парней, что-то бурно обсуждающих. Двое из них сидели на одной скамье, над чем-то спорили, ругались, а потом вместе смеясь, словно ничего и не было, начинали новую тему обсуждать, и также по плану первого спора, иногда упоминая третьего, который сидел на другой скамейке, слушая в наушниках что-то своё, вообще не влезая в разговор тех двух, иногда снимая один наушник с вопросом "Чего?" Такие беззаботные детишки, выглядят так, словно им плевать, что сейчас бы термометр показывал бы отметку ниже минуса десяти, как минимум, хотя, на такие мелочи и я в свои годы не обращал большого внимания.
— Хей, Джереми, скажи, у кого из нас рост больше? — взмолвил худой парень в очках, вхдёрнув носом, положив ногу на ногу.
— Да, да, кто выше: я или Фритц? — сказал другой, самый высокий в этой компании парень, но любитель наушников не отвечал, дальше слушая что-то. — Хей, Джереми, хватит витать в облаках и ответь на наш вопрос, — коснулся он руки парня на другой скамейке, как тот выбросил на него недовольный взгляд, снимая наушники.
— Ты уже раздражаешь. Ты и так высокий, Фритц кажется выше только из-за сапог на широкой платформе и своей пышной причёски, а так по телу ты выше. А теперь у меня уважительная просьба. Не. Мешайте. Слушать. Чёртов. Рок. Спасибо, — он вновь одел наушники, отвернувшись от них.
— Ну, ладно.
Ох, что-то во мне заиграло. Где-то глубоко внутри, под старым гнилым телом, в области груди. Я словно ощущаю, как бьются сердца этих парней, как они играет мелодию жизни под свой ритм, как я заканчиваю их песенку, сжимая горло или сдавливая череп. Ох, какая ностальгия по прошлым временам! Какие бурные эмоции прошлого, страсть, крики, новости и этот чёртов инстинкт. Нет, эту тягу я не чувствую только своим разумом. Моё тело тоже твердит: "Я желаю убить их... Я хочу этого..." В этот раз это не просто страсть к былому. Это уже механический инстинкт к запаху, виду чувству, вкусу и самой крови. Я хочу этого... Я желаю... Я сделаю это! Надо лишь выждать нужный момент...
Прошёл где-то час. Троица жертв даже и не думала высовываться отсюда, из парка. Но, ради выполнения цели и нужды, можно и потерпеть хоть до утра. Те двое о чём-то болтали, также бурно смеясь, третий также слушал что-то через свои наушники, иногда поворачиваясь к ним, когда они его звали, но он в последний раз им что-то буркнул и просто начал игнорировать их, даже когда они касались его. Интересно, как бы выманить кого-то из них, чтобы убить всех. Их троих сразу я не смогу: скорее, они просто убегут, увидя огромного железного зайца. Надо что-нибудь предпринять...
— Ладно, я отойду: мне надо отлить, — сказал, походу, Фритц, отходя от группы. И... Он идёт в мою сторону! Ха, они сами делают всё за меня... Ладно, иди к папочке...
Спустя несколько секунд, парень был в десятке сантиметров от меня. Он уже расстегнул шеринку, но ничего не делал: видимо, увидел что-то неладное, чей-то взгляд. Посмотря чуть выше, он увидел пару моих светящихся глаз. В его глазах я увидел то, чего не видел столько лет ожидания — страх. Такой чистый, не фальшивый, как во всех фильмах ужасов. Просто чудо, а не страх! Фриц попятился назад, и я резким, сильным рывком зажал его за ступню, после чего он вскрикнул от боли. Далее мои действия стоит описать: зажав ногу, я его потащил за кусты, закрыв рот одной рукою, после схватив за голову; его бренное тело тащилось по снегу, который после себя оставлял небольшой кровавый след со ступни, которая барахталась, как лишняя часть тела; оттащив его на десяток метров от кустов, я взялся одной рукой за его кисть, при этом приоткрыв ему рот, чтобы он смог своим криком заманить другого; схватившись за его кисть, смотря в его глаза, из которых уже текли слёзы, я просто сломал или, если вы не против так выразиться, разбил вдребезги его кисть, с попытками оторвать её; оглушительный крик парня, хотя и длившейся секунду, после чего рот и всё лицо его было закрыто моими руками, было достаточно, чтобы услышать голос его другана: "Чего орёшь, как будто тебя за мягкое место укусил паук?" Видимо, этого было недостаточно. Я схватил за другую кисть, повторовив тоже самое, услышав тоже самое. Думаю, этого достаточно, так как после второго крика был услышен забесспокоенный голос того же парня: "Фриц? Всё в порядке? Отзовись! Это не смешно!" Хоть и этого было достаточно, но чувство крови, превосходства, страха мне не хватало — моё тело хотело ещё, я хотел ещё! Закрыв лицо обеими руками, оставив открытыми лишь красные глаза, я за пару секунд заткнул его навсегда. Кровь брызнула на всё тело: на лицо, уши, рот, мышцы, которым его кровь была словно смазка, так как после выпотрошения головы мышцы перестали скрипеть. Ох, боже, как же я скучал по этому чёртовы тридцать лет! Я еле сдерживался, чтобы не начать вздыхать от удовольствия или громко не засмеяться, а то конец всему.
Отойдя в сторону от кустов к дереву, следил за тем, как другой парень без опаски, без лишнего шума, не считая шуршания обуви об снег, подходил к прошлому месту Фритца. Хах, выглядит смешно то, что парень с наушниками — его, вроде, зовут Джереми — также ещё слушает музыку, а этот даже не позвал его: наверное, думает, что очкарик устроил розыгрыш, и решил не тревожить его. Когда он оказался у кустов, он явно увидел кровавый след, а через десять метров во тьме, вокруг снега, кровавое месиво, отдалённо напоминающее тело его мёртвого друга. Его взгляд стал тревожным, на глазах заиграли страх и паника, он не знает куда пойти: вниз, узнать, что с другом, убежать или потревожить третьего. Но он ничего из этих вариантов не успевает: я одной рукой хватаю его за воротник куртки и плечами впечатываю в ствол дерева, после чего он зашипел от боли, а снег немного посыпался с верхушки и ветвей дерева. Его реакция была похожей на то, как отреагировал его друг, но в его глазах больше было страха, и он совершенно не кричал, лишь иногда громко вздыхал, словно удивлён, будто увидел что-то родное, настолько родное и старое, что даже немного рад и забыл, но эта радость скрыта глубоко под слоем кожи, мышц и костей. Моя рука соскользнула с его левого плеча, к груди, и...
Тук тук...
Что это?..
...Тук тук...
Что это так громко стучит?..
...Тук тук...
Неужели...
...Тук тук...
Неужели это сердце?..
...Тук тук...
Разве оно настолько громкое?.. Неужели моё также стучало раньше?.. Так громко и так быстро...
...Тук тук...
Слишком быстро...
Тук тук. Тук тук...
Очень быстро, слишком громко...
Тук тук. Тук тук.
Боже, как же оно звучит... Отдаётся по всему телу, заставляет разум затуманить...
Тук тук, тук тук, тук тук.
Прекрати стучать... Прошу, прекрати это делать...
Тук тук, тук тук.
Этот звук сводит с ума...
Тук тук, тук тук.
Прекрати стучать, молю...
Тук тук, тук тук, тук тук, тук тук...
Прошу, замолчи...
Тук тук!
Да заткнись ты уже, наконец!
И всей силой, всей мощью и злобой я ударил ему в грудь. Громкий, омерзительный хруст — что хрустнуло — ствол дерева или же его рёбра — не знаю ,— и он с громким всхлипом упал на землю, словно от пули. Снег со всего дерева высыпался на нас обоих, прикрыв его умирающее тело. Думаю, он вряд ли встанет, поэтому пока тот — Джереми — ничего неладного не заметил, надо расправиться с ним, при этом также быть скрытным.
Небольшой, немного протяжной хруст снега из под моих "лап" был тихим, чтобы не потревожить его. Пару шагов из темноты, и я смогу схватить его также, за голову, и утащить за территорию света фонаря. В душе я расплылся в улыбке, в реальности широко разинув рот, давая полный вид второй челюсти, в которой и жил Патрик. Чёрт! Совсем забыл про него! Ах, ладно, потерпи ещё немного, и я найду тебе тёплое укрытие. Хотя, нет, это не вариант. Придётся тебя оставить, мой дорогой друг. Ещё немного, и мы расстанемся. А пока надо, чтобы этот парень расстался со своей никчёмной жизнью... Чёрт, что я слышу? Это звуки сирены? Хах, надо же, смогли выйти на мой след, но ничего, за это время я успею во время и убить его тоже...
Мои мысли резко были прерваны звонком телефона. Джереми снял наушники, вопросительно, а после с утомлённым выражением лица посмотрел в сторону кустов.
— Майк, ну, конечно, нашёл ты "деликатный" способ отвлечь меня! Что вы там, в кустах, делаете с Фрицем? Хватит уже прикалываться, мне ваши приколы уже заколебали! Давайте, вылезайте! — Он встал со скамейки и приближался к кустам. Видимо, он увидел своего друга. — Майк!? Боже, Майк!..
Нет, нет, нет! Всё идёт не так, как должно было идти! Ох, сирена такая громкая, она явно приближается сюда. Этот высокий парень... Ах, ублюдок... Майк... Тварь, вызвал копов! Ах, ладно, пока что на первый раз одного мне хватит, думаю, мне пора уходить.
***
— Боже, Майк, прости! Я не углядел! — в слезах пытался поднять тело своего друга Джереми, посадив его полулёжа к стволу дерева. Его друг лежал весь красный от холода в снегу, не считая кончики пальцев, имеющие синий оттенок, при этом поверхностно дыша.
Он оглянулся назад и увидел, как в тени что-то отдалялось, делая большие шаги. Идти за Этим нет смысла, иначе может что-либо случиться с Майком. Сняв с него куртку и кофту, он завязал на грудь ту же куртку и начал звонить скорой.
— Алло, скорая, нужна срочная госпитализация! Место положения... Ммм... Парк, что на южном конце города. Эм, я не знаю, что с ним! У него, может, сотрясение, пневмоторакс, перелом рёбер или грудины — не знаю! Но, скорее, в впоследствии сильного удара у него травматический шок. Прибываете как можно скорее, прошу, он умирает!
Посмотрев ещё дальше, он увидел красный след на снегу, после, посветив дальше, и увидел Фритца, после чего это продолжилось оглушительным криком.
Через пару минут на месте была полиция и через ещё десять и скорая, а ещё чуть позже начали немного собираться люди. Они увезли тело Фритца Смита и забрали в госпиталь Майка, а Джереми остался давать показания прибывшим пораньше полицейским.
***
Писк кардиограммы небольшим эхом раздавался по всей палате, которая стала чёткой и понятной только спустя пяти минут после того, как Майк проснулся. Его грудь была крепко обмотана бинтом, и он не мог делать глубокие вдохи и вообще свободно двигаться и дышать — каждый раз чувствовалась острая боль, которая после движения в области удара ныла и пульсировала, она распространялась дальше груди, обхватывая бока, плечи и низ живота. В палате было темно, лишь крупная щель между открытой двери и стены, а за окном ещё темнее: видимо, ещё раннее утро. Его внимание привлекло то, что было за дверью: за ней он увидел один силуэт парня, а спустя несколько секунд к нему подошёл второй, наверное, женского пола.
— Здравствуйте, я Кэтрин — доктор Майка Афтона. А вы для него...
— Я Джереми Фитцджеральд — его друг. Скажите, с ним всё в порядке? Это перелом рёбер или сотрясение? Или что-то похуже?
— То, что ваш друг жив — большое удивление, а ещё то, что не был тронут спинной мозг и не были поранены лёгкие — вообще чудо. Ему очень сильно повезло: он отделался лишь сотрясением, сдавливанием, пневмотораксом и несколькими сломанными рёбрами. Хоть и это серьёзно, но, смотря на тот чудовищный удар, что оставил на его груди огромную гематому, можно считать, эти диагнозы — мелочи. Повезло и то, что вы поблизости были и приняли первую помощь — он мог бы умереть.
— Ну, я иду на хирурга, вот уже второй курс, и простую первую помощь я обязан знать... Хах... Знаете, скорее, в этом и моя вина: я за ними не углядел, слушая свою музыку. Они меня доставали, поэтому я вообще перестал на них обращать внимания, чтобы они там мне не кричали.
— Не вините себя в этом. Никто не может видеть за перёд и никто не может предугадать будущее, — произошла небольшая пауза, после которой, походу, мой доктор продолжила: — С завтрашнего утра вы сможете навести его, а сейчас поезжайте домой и попытаетесь заснуть.
— Вряд ли я сегодня засну, смотря на то, что один мой друг в реанимации, а другой — в морге.
— Понимаю ваши чувства, но вам нужны на завтра силы, хотя бы чтобы все объяснить Майку.
— Да, вы правы... Спасибо, что смогли его спасти... До свидания, всего наилучшего.
— И вам того же.
Этот разговор Майку казался странным, будто он во сне, но всё же в состоянии эффекта наркоза всё кажется странным. И он, тихо без всякого шума и старания, вновь заснул.
***
Скрип двери, и этого было достаточно, чтобы Майк проснулся. Он оказался в палате, хорошо укутанный одеялом. В этот раз кардиограммы не было, у его кровати было лишь две вещи: капельница и голова Джереми, укрытая руками.
— Джереми...
— А? — он откликнулся, подняв свою голову: под глазами были мешки и отёки, волосы запутаны и скомканы.
— Выглядишь хреново, — Майк еле улыбнулся, после чего покашлял.
— Хоть чувство юмора осталось.
— Ты вообще сегодня спал? А то не похоже.
— Как бы не хотел, не смог, смотря на то, что случилось ночью...
— Я слышал ваш с доктором разговор. Значит, мне ещё повезло?
— Ты не представляешь насколько: ты мог от такого удара до конца жизни остаться инвалидом, если был бы повреждён спинной мозг, или вообще погибнуть.
— Смотри, не накаркай — ты это отлично умеешь, — оба засмеялись, и тёмная атмосфера покинула эту палату госпиталя. — Скажи, надолго ли я здесь?
— Ну, месяц, как минимум.
— Чего!?
— Не напрягайся! Кроме того, надо будет сделать целый ряд мероприятий: сбор анамнеза, измерение давления, рентген, аускультация и так далее — также несколько операций, необходимое порядковое использование дренажа, интенсивная терапия, сшивка крупных клеток, хотя, что я говорю: ты ведь всё равно ничего не понял?
— Ага. А как ты отвянул от семинаров? Сегодня ведь среда.
— Ну, я отпросился от занятий под предлогом, что надо дать полиции показания, а также меня сами отпустили... — Последовала тишина. Они оба не знали, что сказать, ведь чего-то правильного и неправильного в такой ситуации невозможно сказать. — Думаю, мне пора: через пять минут время посещения к пациентам будет закончено. И у меня дела. Рассказывать, что вчера было тебе, нет смысла, потому что кроме того, что я знаю, ты, по-моему, знаешь больше. И то, что произошло с Фритцем... Думаю, ты тоже знаешь.
— Угу...
— Просто почему ты не ушёл? Ты ведь видел или хотя бы узнал, что это было? Я ведь прав?
— Да...
— И что же это было?
— Папа...
— Чего?
— Эх... Это был сломанный аниматроник из "Horror Attractions" — по новостям показывали, что при таинственном пожаре в том заведении он пропал, а вчера он напал на нас, а сейчас куда-то скрылся...
— Звучит как-то глупо...
— Может, потому что он убил нашего друга? Из-за этого звучит глупо?
— Он не просто убил, — Джереми поднял вновь голову, глаза которого были в слезах. — Я не знаю, что ты увидел, но я видел всё.
— Всмысле "всё"?
— Майк, это не аниматроник. Это какой-то монстр, демон, Дьявол! Он просто распотрошил голову Фрица: от неё ничего не осталось, лишь кровь и разломленный череп!.. Я видел, как Оно уходило вдаль, оставляя окровавленные шаги, но не мог оставить тебя. Простой аниматроник на такое неспособен.
— Тебе повезло, что полиция ехала, иначе, думаю, из нас всех троих никто не выжил.
— Именно, никто... — Он встал подвинулся к стене, продолжив с новой темой, которая Майка удивила. — Ты не думаешь, что мы это заслужили?
— Что? С чего ты взял?
— Думаю, он хотел, чтобы мы все умерли: ты, я, Фритц. Не думаешь, что это месть? Последствие подростковой ошибки?
— Это было так давно... Я не знаю, кто бы такое помнил?..
— Твой отец.
— А?..
— Ты думаешь, он бы не мог такое сделать?.. Он же возненавидел нас, как врагов народа.
— С некоторой стороны, ты прав, но, чёрт, ему сейчас было бы за пятьдесят. По-твоему, он в костюме этого аниматроника?
— Я не знаю! Может, пультом управляет — я не разбираюсь в робототехнике. В любом случае, нам это не просто так... Ладно, — Джереми вновь резко поменял тему. — Мне пора идти. Я каждое утро и вечер буду тебя навещать, ты только сильно не грусти и не вытворяй всяких глупостей, хотя бы тут, ладно?
— Ладно.
— И да... Завтра будут похороны Фритца...
— Я пойду...
— Нет, ты не можешь!..
— Джереми, твою мать, я обязан быть там! Я хочу этого... Просто хотя бы попрощаться с ним...
— Майк, нельзя...
— Прошу тебя всей своей душой...
— Ах... Я что-нибудь придумаю.
— Спасибо тебе...
Джереми ничего не ответил, просто вышел из палаты, впустив в неё немного холода, гуляющего на холодном полу госпиталя. Майк, не зная, как отрегировать и что сделать, лишь вновь лёг спать.
