Non sum dignus.
А с папки, где находилось фото — на него смотрел Настоятель со своими потрясающими кудряшками пронзительными карими глазами.chapter two: perfectly imperfect
9 сентября 2019 г. в 17:20
Примечания:
Zimmer, Hans - Vide Cor Meum
ещё одна часть. и история закончится.
охохохохохоооохооххоохохох чувствую себя безумно.
Чонин снова смотрел на завораживающие фрески на стенах, сидя на скамье, пока хор пел и эти невероятные голоса отдавались сладостью в ушах. Мужчина наслаждался. Прикрывал глаза от удовольствия и не замечал ничего вокруг, слегка качая головой в такт мелодии. Это было потрясающее чувство. Чонин не мог не улыбнуться, когда открыл глаза и посмотрел на хористов, что стояли и пели с таким успокоением в глазах, что хотелось встать, подойти и дотронуться до их голосов рукой. Кончиками пальцев прочувствовать всё это великолепие и навсегда запомнить это ощущение.
Чонин решил немного рассмотреть хористов, поэтому пригляделся и краем глаза, заметив кудряшки, что были единственными здесь… Чонин вернул свой взгляд на этого человека и что-то внутри снова треснуло. Он не мог видеть глаз, потому что они были закрыты, а сам парень, приятной наружности и с прекраснейшими кудрявыми волосами, пел, кажется, с удовольствием. И это было потрясающе. Чонин улыбнулся. Искренне. И смотрел на Настоятеля ещё очень долго. Пока всё это не закончилось.
Люди начали медленно передвигаться к выходу, но Чонин спешил вперёд, чтобы не потерять этого человека из поля зрения. Он шёл и шёл, осторожно протискиваясь между людьми, но всё же потерял его. Оставалось только ждать, пока все разойдутся и он сможет зайти в исповедальную.
От осознания того, что он увидел Настоятеля… дыхание сбивалось. Чонин кивнул Епископу в знак приветствия и тот указал на заветную комнатку, поэтому Чонин тут же встал и направился туда.
И вот он снова здесь. Сидит в этой маленькой комнатке и ждёт его.
Настоятель заходит через некоторое время и Чонин вздыхает с облегчением от того, что снова сможет услышать этот голос.
— Здравствуйте, Кай.
— Кто Вам сказал, что это я?
— Епископ. Он видел Вас.
— Ах, да. Точно. Епископ.
Чонин закусил губу.
— Вы красивы. И пели так увлечённо. Будто были совсем не здесь.
— Как же вы поняли, что это я?
— Кудрявые волосы. Вы единственный здесь, кто обладает такими потрясающими кудряшками, Настоятель. Вы притягиваете взгляды.
За стеной стояла тишина. Чонин снова смутил? Мужчина поспешил занять эту пустоту хоть каким-то разговором.
— Мы можем увидеться где-нибудь в неформальной обстановке или это невозможно?
— К сожалению, я не выхожу за пределы храма.
— Вот как. Тогда я просто хочу увидеть вас своими глазами.
— Вы же видели сегодня, как я пел.
— Это совсем другое, Настоятель. Я хочу говорить с вами, смотря прямо в ваши карие прекрасные глаза.
За стенкой послышался вздох и Чонин улыбнулся. Он откинулся на спинку стула и посмотрел куда-то в пустоту. Интерес к Настоятелю рос с огромной скоростью и это будоражило. Чонин никогда прежде не чувствовал такого восторга и чувства… эйфории внутри.
— Как-то раз я пытался вытащить сердце из грудной клетки человека, который никогда не любил и лишь калечил людей. Он был очень жестоким и всегда шутил, что ему постоянно разбивают сердце. — Чонин рассмеялся немного и продолжил. — Он говорил, что это похоже на то, будто сердце вырезают из груди. Он много смеялся и шутил, надевая маску совершенно обычного человека, а я знал, что всех, кого он якобы любил… из-за чувства своей ненужности и мерзости… из-за своих комплексов… он их убивал. А потом я вырезал его сердце и спросил: «Это правда было похоже… будто сердце вырезают из груди? Это именно то, что ты чувствовал так много раз?».
Чонин замолк на секунду, погружаясь в воспоминания. Пока из мыслей его не вырвал спокойный вопрос:
— И каков же был его ответ?
— Ответом послужила тишина и стеклянный взгляд в потолок.
— И как же вышло так, что вы были с ним знакомы?
Чонин вздохнул, уже не удивляясь тому, как спокоен Настоятель.
— Я продавал ему людей. Молодых людей приятной наружности, которые крепко сидели на наркоте и давали согласие на всё. Но он их всех убивал. Об этом я узнал слишком поздно, но я так сильно разозлился, что не смог оставаться в стороне.
— Вы проявили милосердие?
— Милосердие? — Чонин усмехнулся. — Верно. Милосердие. Если я на это способен, то так оно и есть.
— Inter vepres rosae nascuntur.
Чонин посмотрел на решетку и ответил:
— Но у роз есть шипы.
— Так вы понимаете латынь?
— Вы многого обо мне не знаете, Настоятель.
Чонин прикрыл глаза снова. И некоторое время они просто наслаждались тишиной. Чонин не знал, что у человека, сидящего за стенкой, мысли в голове. О чём он думает? И почему так спокоен? Чонин хмурится, понимая, что всё это не просто так. Настоятель — уникальный человек или просто похож на него самого? Неужели, схожестей у них больше, чем различий?
— Настоятель, как вы думаете, смог бы меня кто-нибудь полюбить?
— Ut ameris, amabilis esto.
— Верно. Совершенно верно, Настоятель. — Чонин улыбнулся. — Но смогли бы вы полюбить такого, как я?
Молчание. Чонин знает, что с вероятностью 90 процентов ему не ответят. Но спросить хотелось. Чонину прямо сейчас хотелось разбить эту стену между ними и посмотреть в глаза Настоятелю. Увидеть всё, что он хранит и утаивает во взгляде. Понять его. Хотя бы на мгновенье.
— Чего вы хотите, Кай?
— Я хочу увидеть вас.
— Обещаете, что тогда вы уйдёте и больше никогда сюда не возвратитесь?
Чонин резко посмотрел на решётку и восторженно улыбнулся. Он сглотнул. И даже не стал думать о том, почему Настоятель ставит такое условие. Сейчас не это было главным.
— Да. Обещаю, Настоятель. Обещаю.
Чонин слышал, как что-то щёлкнуло, а затем решетка, что закрывала их друг от друга — начала отъезжать в сторону и Чонин не смог удержать восторженного вздоха, когда увидел Настоятеля так близко. Перед собой. Тот смиренно сидел и смотрел на него. А Чонин поднял руку, поддаваясь порыву и дотронулся до кудряшек. Настоятель сидел и не двигался. Лишь смотрел на Чонина, который улыбался, рассматривая его кудряшки. Он наблюдал за ним.
— Настоятель, вы восхитительный, знаете об этом?
Стоило Чонину посмотреть Настоятелю в глаза — весь мир погас и остался лишь этот человек напротив. Его длинное чёрное одеяние скрывало тело, но не скрывало прекрасных кистей и пальцев рук. Чонин лишь задал немой вопрос и Настоятель сам поднял руку, чтобы вложить её в горячую ладонь Кима.
— Вам нравится изучать людей, верно?
— Верно. Я люблю детали. — Чонин трогал руки Настоятеля, как что-то драгоценное, замечая, как тот поджимает губы и сглатывает иногда. — Мне нравится ваша реакция.
— Реакция на что?
— На мои прикосновения.
Чонин улыбнулся и нежно поцеловал костяшки. Им двигал будто демон. Он не отдавал отчёта своим действиям, но его всё устраивало. И лишь сам Настоятель, явно смутившись подобной вольности, убрал руку и уже хотел взяться за ручку дверцы, как Чонин встал и не дал ему даже сдвинуться с места. Настоятель испуганно вжался в стену и посмотрел на Чонина, что практически навис над ним сверху.
— Вы боитесь меня?
— Нет. Но мы не должны…
— Настоятель, я не собираюсь причинять вам вред. Меньше всего я хотел бы причинить его вам. Я просто… вами… — Чонин улыбнулся, ласково взглянув в глаза мужчины. - …болен.
Настоятель нахмурился, но тут же расслабился и осторожно отодвинул Чонина назад. Тот послушно сел обратно на стул. Ему не хотелось спугнуть столь прекрасного человека, который готов был слушать его. Поэтому он мирно устроился на своём сидении и посмотрел на мужчину напротив. А Настоятель вздохнул и потёр виски руками.
— Настоятель, я никогда не был так кем-то увлёчен, как вами. И что же мне делать с этим?
Мужчина повернулся и посмотрел в глаза Чонину.
— Я Священник. Я отрёкся от чувств. Забудьте и вы о своих чувствах сейчас. Они ни к чему. Не идите на поводу у животных инстинктов и не оскверняйте это место.
Чонин лишь печально улыбнулся и откинулся на спинку сидения. Он почувствовал себя немного виноватым. Стало как-то не по себе. В его планах не было оскорбления этого места. Ни в коем случае. Просто Настоятель слишком притягивающий. Слишком.
— Настоятель, я не хотел вас обидеть. Но у меня есть вопрос.
— Я слушаю.
— Давайте отвлечёмся? — Настоятель коротко кивнул и Чонин действительно перевёл тему. — Во что верят в католицизме?
Настоятель поджал губы и также откинулся на спинку сидения. Он немного подумал, вернул себе прежнее спокойствие и ответил:
— Вера в Святого духа, который исходит и от Бога Отца и от Сына. Католическая церковь ставит это в основу Символа Веры, в отличие от православной, которая исповедует, что Дух Святой исходит только от Отца.
— Вот как… А что насчёт отношений? Брака?
— Католическая церковь не допускает разводов, таинство брака совершается один раз и на всю жизнь. Также католическая церковь не допускает брака для священников. — Чонин нахмурился. — Человек может принять за свою жизнь только одно таинство — или таинство брака, или таинство священнослужения.
— И вы выбрали…
— Второе. Конечно же… я выбрал второе.
Чонин вздохнул. Он так быстро переводил темы, потому что хотел подольше слышать этот голос, ведь он пообещал больше никогда сюда не возвращаться.
— Я слышал про чистилище. Мне стало это интересно.
— Вы так сильно увлечены?
— Да. До безумия сильно.
Настоятель промолчал, вздохнул и всё же продолжил:
— Католическая церковь исповедует чистилище. Это место или состояние души, в котором она находится в стадии очищения от грехов перед тем, как попасть в рай.
— А если я попаду в чистилище — я попаду в рай?
Настоятель вдруг усмехнулся с печальной улыбкой на устах, что привело Чонина в состояние оцепенения:
— Даже я, Чонин, не попаду в рай, как бы мне не хотелось этого.
Чонин прикусил губу.
— Вы считаете, что я ужасен и не достоин вас, ведь так? — Настоятель посмотрел ему прямо в глаза. — Поэтому вы меня отталкиваете, верно?
Мужчина покачал головой и поднял руку, чтобы дотронуться до щеки Чонина и улыбнуться.
— Нет. Совсем нет, Чонин.
— Вы называете меня настоящим именем. Вы запомнили?
— Конечно, я запомнил.
Чонин смотрел на Священника заворожённо, тёрся щекой о его ладонь, как кот и ему не хотелось расставаться с этим человеком. Но Настоятель встал, убрал руку и быстро задвинул стенку. Чонин беспомощно смотрел перед собой и не мог понять, почему же так происходит. Он услышал тихое:
— Non sum dignus.
И выскочил из исповедальной, но снаружи уже никого не увидел. Ему лишь оставалось вернуться домой и снова сесть на подоконник, отдаваясь раздумьям о Настоятеле, что поработил его душу. Ему отчётливо казалось, что что-то не так. В голове отчётливо звучала та мелодия. Он снова закрыл глаза и вспомнил образ Настоятеля. Чонин улыбнулся, но долго ему подумать не дали, потому что в дверь постучали и пришлось быстро брать себя в руки.
— Входите.
В комнату зашел молодой парень и передал Чонину какую-то папку.
— Что это?
— Это тот самый серийный убийца, которого мы так долго искали. Сейчас мы подобрались как никогда близко.
Чонин открывает папку и не сдерживает усмешки. Он прикусывает губу и пальцы двигаются по фотографии.
— Это он?
— Верно.
— Sic fata voluerunt.
— Что вы сказали, босс?
Чонин продолжает водить пальцами по фото, а затем смотрит на паренька и спрашивает:
— Что его ждёт, как думаешь?
— Вы и сами знаете, босс. Выход только один.
Чонин печально улыбнулся. Всё-таки он не сдержит своего обещания. Как жаль.
— Через две недели в храме будет много людей. Он точно будет там присутствовать. И насколько я знаю — вы сможете или предотвратить его миссию… или…
— Что за событие?
— День поминовения святых и усопших. Это очень важное событие у католиков. Я не вдавался в подробности, но знаю, что для них это очень важно.
Чонин кивнул и вздохнул. Через 15 минут парень ушёл и мужчина снова остался один. Он посмотрел на крышу церкви, что виднелась вдали и в голове пронеслись обрывки разговоров. Он с самого начала знал, что что-то не так. И сейчас — его будто кто-то решил надурить. Неужели… всё действительно так? Это похоже на грандиозную шутку. Он отложил папку в сторону.
Чонин достал пачку сигарет и вытянул одну, тут же чиркая зажигалкой. Дым ворвался в лёгкие и мужчина устало вздохнул. Всё, что становится ему интересно — угасает. И это раз не оказался исключением. Он так увлёкся, что… теперь весьма печально будет вот так вот всё заканчивать.
Чонин долго сидел на окне, пока не выкурил половину пачки и не улёгся в кровать, с головой укрывшись одеялом. Сегодня ему уже не хотелось думать.
В голове слышалось тихое: