Юноша мгновенно почувствовал стойкое отвращение и желание убраться из заброшенного дома куда глаза глядят, стоило ему увидеть Глэма. Тот, судя по протянутой руке, уже сам хотел открыть дверь, но его опередили. И откуда тогда, если этот парень только пришёл, черт вообще узнал о его приходе? Он, конечно, паранормальный зверь, но раньше за ним не замечалось предугадывании будущего.
Размышления парня были развеяны ударом по лицу. Глэм не любил церемониться.
– Что, теперь шизики спокойно по заброшкам гуляют? Разве твоя мамочка не привязывает тебя к кровати каждую ночь, или ты сбежал? – мерзким тоном сказал задира. Его прихвостни тихо засмеялись.
Унижать парня вошло в привычку компании забияк: он был лёгкой мишенью для их издевательств. Можно было спокойно его избивать, тушить об его тело сигареты, резать или просто доводить до слез своими словами – все побои и рыдания списывались с их счетов его диагнозом. Что психологу, что матери юноши словно не приходило в голову, что порезы на запястьях, шее и бёдрах, ожоги от бычков и истерики появляются вовсе не из-за психического расстройства, а из-за влияния людей.
Но, действительно ли они это не замечали? То, что юношу недолюбливает стая хулиганов знала вся улица: стоило подростку выйти за дверь своего дома, банда, если она была неподалёку, мгновенно оказывалась возле несчастного, даже не скрывая от прохожих свое желание отметелить инвалида.
Мать, похоже, просто не хотела об этом думать: её дух сильно сломил диагноз сына, который перечеркивал её надежду на выздоровление и становление "нормальным", и после страшной правды она перестала интересоваться его состоянием. Женщина словно знала что-то, что заставляло её каждый раз делать вид, что ей безразлично...
Психолог же в целом не был компетентен: в начале, ещё на первых сеансах, он неправильно поставил диагноз, выписав не те лекарства, сильно погубив и без того слабое здоровье подростка, а после, когда ошибка была найдена, стал более агрессивен и жесток по отношению к пациенту, словно не он недавно чуть не убил парня. Он словно специально заставлял юношу каждый сеанс чувствовать себя виноватым, говорил, что тот мог бы меньше ныть и больше заниматься лечением, чтобы порадовать свою мать и все больше внушал, что только он сам виноват в своих бедах.
Юноша никогда не понимал, в чем его проблема – становление инвалидом и психическое расстройство, конечно, не было приятной частью его биографии, но его словно... недолюбливали, причём все.
Все жители городка, видя подростка, странно шептались, показывая на него пальцем, словно на урода, дети кричали и убегали в стороны, даже некоторые животные, запреметив неподалёку юношу, злобно скалились, как на нечисть. Сначала парень списывал это на слухи о его болезни, потом на личную неприязнь из-за его внешности(а она тоже было не ахти), но потом стал все больше убеждаться, что проблема в другом.
В основном, так реагировали на него люди сильно религиозные, "погрязшие, словно в болоте", как любил выражаться
уже покойный отец парня, в своей вере. Весь город в принципе был собранием фанатиков – церквей в нем было на удивление много для такого маленького городка, даже больше, чем продуктовых магазинов. Повсюду стояли маленькие храмы для поклонению богу, в каждом помещении, будь-то школа или маленький магазинчик-барахолка, стояли молитвенные "уголки", повсюду нарисованы священные символы и обереги. Даже в школе, в которой герой успел недолго пробыть, его сильно замучили с молитвами перед едой, поклонениями, подношениями и постоянными налогами церкви.
Парень вырос в религиозной обстановке, но в итоге фанатиком не стал, хоть и был верующим. Несмотря на предрассудки окружающих, мальчик больше любил изучать историю появления демонических тварей и обитателей ада. Втайне воруя книги про падших ангелов, читая Завет с точки зрения демонопоклонничества, паренёк погрузился в еще более страшную секту, нежели та, в которой он родился и вырос...
Удар. Удар. Ещё удар. Кровь залила уже почти весь пол, умудрившись попасть не только на ледяной каменный пол, но и на стену. В глазах темнеет, лишь яркий свет собственного фонаря и включённого телефона одного из обидчиков помогает не впасть в полную тьму. Тело нещадно болит, сжимаясь от каждого пинка тяжёлым ботинком. Голова гудит, руки прикрывают её, будто бы такая преграда поможет от уже летящего в голову отколотого куска разрушенной стены. Тошнота подступает к горлу, слезы душат и не позволяют вдохнуть, лёгкие горят, а в ушах звенит оглушительный смех. Слышится щелчок – кто-то снимает избиение на телефон, потом удары прекращаются, гул затихает. Тело само опускается вниз – словно притяжение и вес юноши внезапно увеличились. Глаза уже закрыты, лёгкие еле дышат, кровь продолжает стекать...
***
– Черт, скажи мне, зачем я живу?
– Чтобы умереть
– Но зачем мне рождаться, если конечная цель – смерть?
– Потому что ты не сможешь умереть, не родившись
***
Пробуждение было долгим, в отличие от обморока. Для начала нужно было унять тупую боль возле висков и левого глаза, затем преодолеть резь на солнечном сплетении, после уже смириться с количеством новых синяков. Первая мысль – самая глупая и пугающая – "Доктор будет злиться" – он всегда злиться, но особенно сильно, если его пациент выглядит как груша для битья, которой последние месяцы он и является.
Вторая мысль, более правильная, – что ему необходима помощь, чем быстрее, тем лучше. Парень попытался сесть, но тут же сжался в клубок: тупая боль в животе оповестила его о синяке почти на половину брюха.
В остальном, ощупав себя, стараясь не задевать ноющие точки, тело было в порядке – наибольшие потери понёс нос, из которого до сих пор капала кровь и левый глаз. Вторая попытка привстать увенчалась успехом, и теперь юноша упирался спиной в стену. В этом же сидячем положении он проверил свои припасы в виде содержимого рюкзака и парочки монет в карманах.
Всё вещи были на месте, что не могло не радовать. Парень вздохнул, пытаясь сообразить, что ему теперь делать: идти домой поздно, остаться здесь – больно. К решению его подтолкнул гнусный черт:
– Вставай, пиньята, нам уже нужно начинать – голос теперь не пел гласные, как делал это обычно, что выдало в монстре волнение.
– Хорошо, я сейчас... Сейчас... – дуэт поспешно встает (когда горгулья успела сесть рядом с ним?) и вновь направляется на второй этаж.
Половицы скрипят по дороге, выдавая посетителей мрачной заброшки, но парень сейчас витает в облаках и не слышит свои же шаги. Для него узкий коридор вдруг становится ещё уже, пол уходит из под ног, а стены кружатся в отвратительном вальсе. Он недолго раздумывает, стоит ли что-то принимать, чтобы калейдоскоп из стен и потолка перестал видеться, но решает пока ничего не делать.
Побочка от лекарства, что может ему помочь, гораздо хуже головокружения и разыгравшейся клаустрофобии, которую парень до этого никогда не испытывал.
Из-за чувства полёта всю дорогу ему мерещится, что коридор стал длиннее и запутаннее, но это лишь очередной всплеск фантазии.
