ты действительно плачешь? — сам Лидер разочарованно вздыхает и закрывает все выходы.
— Ты уверен, что сможешь победить меня? — улыбка тронула края губ, Изуку топнул ногой, и Дом задребезжал, зазвенел. Честно говоря, он никогда не был уверен, Дом ли это, Замок или мрачная берлога. Самое главное, с куполами этого здания хрустально чистого ему не страшно будет нажимать на кнопку спуска. Никто не пострадает, если Изуку спрячется, если Изуку даст волю чудовищу, чтобы тот поглотил его окончательно. Решилось всё ещё задолго до рождения Мидории, а возможно, и до рождения самой Вселенной. Всемогущий не протянет ему волос волшебный, мама не расплачется, осознавая всю безнадёжность событий экранов компьютерных; Бакуго не столкнёт в лужу, чтобы потом с требованием немым держать за руку и целовать в шею за ухом так трепетно и нежно, — нет, ничего этого не произойдёт, потому что Изуку находится не в этой Альтернативной, потому что того не примет устоявшийся канон, потому что здесь ему предписана судьба того, кто и шагнуть не смеет без приказа злодея, засевшего в подкорке мозга. Изуку прекрасно знает, что сюжет ему велит. Потому вокруг глаз появляются морщинки искренней улыбки, когда он разбивает цепи Слизи Невозможной, запирая самого себя в бесконечный кошмар. Стеклянный Дом рушится под напором неизмеримой силы, обрушиваясь острыми осколками на непокрытую голову кричащего в истерике Бакуго. Мидория этого уже не видит.Часть 1
25 августа 2019 г. в 00:35
Изуку осторожно касается стены, резко одёргивает руку — слишком холодно, нестерпимо, — и наблюдает, как лёгкий след ладони тёплой постепенно тает на прозрачной поверхности. Он не боится поднять голову, не боится посмотреть на То, Что Снаружи, ведь все его мечтания давно разбились о черепную коробку четырёх стен, заточили его здесь и приказали
— Наблюдай.
И Изуку наблюдал с упоением. На тысячах компьютерных экранов плыла вся его жизнь, как какая-то игра из одних квадратиков-пикселей; ощущение, что кто-то с разбитыми на фарфор щеками и шеей расцарапанной следит за каждым его движением, закралось под кожу и просочилось кровью чёрной в самое сердце, сделав его вязким, чернильным. Изуку не успел вдохнуть, не успел опомниться, как склизкий Монстр объял его своими мощными руками, желал поглотить беспомощного, как будто ждал момента этого всю жизнь никчёмного мира, впитать в себя губкой, чтобы выплюнуть потом душу ненужную, а тело оставить себе. Монстр искал себе живую оболочку, и юному Мидории просто не повезло попасться ему под руку.
Мальчик тянул руку к божественному, сверкающему золотом образу, — то был сверхчеловек неизвестный, чересчур всесильный, — а когда его схватили за запястье с другой стороны Света, по коже ударила волна обжигающей боли, Деку дёрнулся, его оттолкнуло назад. Сам Бог Разрушений снизошёл до него, разверзнув преисподнюю, уничтожил Монстра руками бессовестно голыми, сражёнными чесоткой и шрамами. И никто не мог определить, остановилось ли время в тот момент или Изуку просто умер на пару мгновений.
Очнулся он, скованный по рукам и ногам, и вены в тёмных пятнах ниточками лезли куда-то вверх, прямо к пальцам кукловода: он получил, что хотел, Мидория подчинился чудовищу бесплотному, теперь
— Ты не контролируешь себя.
Бакуго судорожно сглатывает. Изуку не может припомнить, когда видел его таким тревожным. Похоже, это произошло в Будущем, а Изуку, — «бестолочь» — просто запутался, попутал горизонты, в которые нужно смотреть. Немудрено потеряться в лабиринтах трёх миров, когда твоим сознанием овладел кто-то другой, кто просто подловил тебя в подворотне.
— А ты до сих пор не знаешь, как сдерживаться.
Язвительные замечания не достигают чужих ушей: у Мидории просто замечательный дом из стекла, за стенами которого он прячется, сущий ангелок, стоит Бакуго заговорить с кем-нибудь о возможной опасности. «И почему он так беспокоится об этом», — удивлялся Изуку, облизывая губы пересохшие в поисках новой жертвы. — «Прозрачные купола всех спасут».
Монстру нужна была жертва. Он не мог насытиться одним телом, ему нужно было больше, и Мидория боролся с головной болью, чувствуя, как в неравном бою сложно победить со своим плохо завязанным галстуком и короткими перчатками, если борешься сам с собой.
В конце концов, беспричудному дитя миров невыносимо терпеть на себе чужие взгляды.
И когда контроль выпадает из рук, подобно детской игрушке, Изуку сдаётся смеётся. Ему, собственно, никогда нельзя было надеяться на славу героя. Заберись он выше, чем кто-либо другой, снизу обязательно бы сказали
— Выбирайся оттуда, поганый Деку!
Кацуки сорвал горло и зашёлся прожигающим кашлем, ударяя кулаком по стене Стеклянного Дома. Мидория прислоняется к ней с другой стороны, любуется по-странному родным лицом, искривлённым то ли из-за толщи стекла, то ли из-за слёз нахлынувших.