Приключения египтолога

Лучи рассветного солнца освещали бескрайнюю пустыню в окрестностях Каира. Насколько хватало глаз, в этом царстве вечных песков не было возможности разглядеть никаких признаков жизни. Однако вскоре царившую здесь тишину нарушил приглушенный топот множества ног и тихий скрип дерева — на горизонте, поднимая в воздух клубы пыли и песка, показалось множество вооруженных людей, шедших по-армейски ровными, четкими рядами. – Господин, я вижу его на горизонте. Скоро мы будем в Та-Мери! — крикнул мне скачущий по правую руку от моей колесницы Ахорис, перекрывая шум свистящего из-под колес моей повозки ветра. – Отличная новость, капитан, — благостно улыбнулся я. – Нахти, передай остальным войскам, что мы скоро прибудем на место. Ехавший рядом со мной колесничий коротко кивнул и, обернувшись назад, что-то крикнул следовавшим за нами пехотным частям Джехутима и Сети. Солдаты, разом приободрившись, резко ускорили шаг, в результате чего ко входу в город мои войска подошли практически одновременно. Возле открывшихся ворот столицы уже столпился любопытствующий народ — тысячи глаз с нескрываемым интересом наблюдали за тем, как наша процессия входит в город. Когда последний пехотинец догнал наш строй, ворота столицы с еле слышным гудением захлопнулись. – Отряды, стой! — крикнул я, вздымая в воздух раскрытую ладонь левой руки. Ахорис, Нахти, Памиу, Джехутим и Сети повторили мой приказ, тут же разлетевшийся по войскам устами более мелких командиров. Кавалеристы натянули поводья, раздался отзвук последнего перестука лошадиных копыт, стук последней пары шагов — и мои войска замерли на месте, словно каменные изваяния. Опершись на руку Тутмоса, я спрыгнул со своей колесницы на землю, хрустнув слегка затекшими от долгого стояния ногами и подняв руку в воздух в приветственном жесте. Столпившиеся у городских ворот египтяне ответили на это волной радостных криков, преклонив колени. – Народ рад вас видеть, господин. — почтительно поклонившись, произнес Нахти, остановив рядом со мной свою колесницу. – Да уж, я это тоже заметил, — с короткой усмешкой ответил я ему. В этот момент, спрыгнув с коня Ахориса, ко мне подошел Лю Хай. Отдышавшись и утерев рукой пот со лба, китаец сказал: – Если это и вправду времена Древнего Египта, то я ощущаю себя в нем так же, как в современном, Майк. Шума ничуть не меньше, — пояснил он, поймав мой удивленный взгляд. – А, ты в этом смысле, — со смехом ответил я ему. Лю кивнул, разминая затекшую от долгой неподвижности шею. Вместе с пятью капитанами и их войсками мы устремились в центр города. По дороге за нами неотступно, хоть и на почтительном расстоянии, следовали небольшие кучки любопытствующих горожан, о чем-то постоянно перешептывающихся между собой. Мимо нас медленно проплывали одно за другим городские строения, представлявшие, в большинстве своем, глинобитные лачуги крестьян, и расположенные по углам витиевато проложенных улиц небольшие, также глинобитные лавки местных ремесленников, на прилавках которых лежали скромные образцы товаров. Наша процессия шла молча, сопровождаемая тихим поскрипыванием колесниц Нахти, которыми главный колесничий вместе с начальником моего генеральского эскорта Тутмосом управляли крайне искусно. Однако гомон идущей вслед за нами толпы мешал мне сосредоточиться на своих мыслях. Поморщившись, я повернулся к колесницам и произнес: – Нахти, Тутмос, утихомирьте этих бездельников, идущих за нами. Они мешают мне сконцентрироваться на важных мыслях. Оба египтянина коротко кивнули, натянули поводья и остановили повозки. Остановка привела к тому,что затормозили и пешие части армии, а вслед за ними подтянулась и гомонящая толпа любопытствующих. Нахти что-то коротко шепнул на ухо стоящему рядом с его колесницей Джехутиму. Предводитель секироносцев понимающе кивнул и, выкрикнув команду, взмахнул руками. Секироносцы, замыкавшие нашу процессию, разошлись в стороны перед колесницей Нахти, так что его взору предстала все так же галдящая толпа горожан. Колесничий осторожно подвел повозку к краю прохода, образованного людьми Джехутима, и, подняв вверх руку с длинным кнутом, резко опустил его вниз. Кожаный кончик кнута с бешеной скоростью понесся к земле, преодолевая сопротивление воздуха, и громко щелкнул, едва не задев лицо одного из горожан. – Тишина! Военачальнику нужна тишина, скарабьи дети! — громогласно гаркнул Нахти, еще раз ударив кнутом воздух. Я так и не понял, что произвело на толпу большее впечатление: звук удара кнута или грозный и громкий голос колесничего — но своей цели этот эффект достиг: толпа, присмирев, перестала галдеть, испуганно перешептываясь между собой. Нахти вернул колесницу во главу строя, который покинул, секироносцы Джехутима сомкнули ряды, и мы наконец смогли продолжить путь в тишине, нарушаемой только едва слышным скрипом колесниц и приглушенным цоканьем лошадиных копыт. – Нахти, мне кажется, ты несколько переборщил. Зачем так жестоко? Кто-то мог покалечиться, — произнес я, нарушив затянувшееся молчание. –Прошу прощения, ваша милость. Я всего лишь исполнял ваш приказ, — ответил колесничий, понурив голову с виноватым и несколько обиженным видом. С этими словами наша процессия вступила на центральную площадь города, по бокам которой располагались глинобитные здания казарм, стрельбищ и конюшен с огороженными тренировочными площадками, а центр занимали несколько довольно изящных небольших вилл, окна которых выходили на расположенный в нескольких кварталах от площади величественный храм Ра. – Мы прибыли, ваша милость. Это центральная площадь Та-Мери, — сказал Нахти, останавливая колесницу. –Наконец-то! — коротко выдохнул я, останавливаясь и утирая пот со лба. Наша процессия замерла на месте и несколько минут ничего не происходило. Наконец капитаны, что-то коротко шепнув своим адъютантам, отпустили солдат, которые начали медленно расходиться по глинобитным баракам, расположенным по бокам от площади. Сами же мои военачальники направились к стоящим на площади виллам. Однако в этот момент обернувшийся Тутмос, увидев стоящих в полной растерянности меня и Лю Хая, тронул за плечо ехавшего рядом с ним Нахти и, когда тот обернулся, красноречиво показал на нас рукой. Главный колесничий, хлопнув себя ладонью по лбу, развернул повозку, подъехал к нам и сказал: – Прошу простить мою бестактность, господин. Я совсем забыл, что вы не знаете, где расположены ваши покои. Прошу, следуйте за мной, — с этими словами Нахти несколько потеснился, чтобы мы с Лю могли подняться на его колесницу. Щелкнув вожжами, он подвел повозку ко входу в стоявшую в центре площади виллу и громогласно крикнул вглубь помещения: – Эй, там, челядь! Встречайте нового господина, да поживее! Когда его крик утих, из глубин виллы послышались семенящие шаги, и через несколько минут перед колесницей появилась миниатюрная египтянка. Когда я, опершись на руку Нахти, сошел с колесницы на землю и подошел к ней, девушка, дрожа всем телом, рухнула на колени и склонилась в поклоне, едва ли не касаясь губами песка у моих ног. Я с недоумением перевел взгляд с нее на колесничего: – Что это значит, капитан? – Ваша милость, эта вилла всегда принадлежала верховному главнокомандующему армии Та-Мери. А так как сейчас, волею сокологлавого Ра и милостью Могучей Львицы, этот титул принадлежит Вам, позвольте познакомить Вас с Вашим имением. Ну и, разумеется, с прикрепленными к нему слугами и рабами, задача коих — всячески Вам прислуживать, — с усмешкой улыбнулся Нахти. — Ваш спутник также волен остаться здесь, если таково будет Ваше желание, — добавил он, искоса посмотрев на только что спрыгнувшего на землю Лю Хая. – Я же прошу у вашей милости позволения вернуться к себе: переход до Та-Мери был долгим, и ваш верный слуга чувствует себя крайне измотанным. – Ну что же, иди, если все обстоит так, как ты говоришь. Но как же мне ориентироваться на моей вилле? — задал я последний вопрос своему колесничему. – Об этом не беспокойтесь, Ваша Светлость. Обо всем позаботится ваша прислуга. Да вот хоть этой отдайте нужные распоряжения. — Нахти пренебрежительно махнул рукой в сторону коленопреклоненной египтянки и, развернув колесницу, отправился в сторону другой, несколько менее роскошной виллы. Когда он скрылся из виду, я сделал несколько шагов по слегка присыпанной песком дорожке ко входу внутрь. Однако вспомнил напутствие Нахти и решил воспользоваться его советом. – Эй, ты! Да-да, ты! Как тебя зовут? — поинтересовался я у коленопреклоненной египтянки. – Тети, хозяин. Я одна из множества рабов и слуг, прикрепленных к этому поместью, и должна исполнить любой ваш приказ. Так мне говорил человек, который только что уехал, — робко ответила она дрожащим голосом. – Капитан Нахти? — удивленно спросил я. – Да, господин, этого человека зовут Нахти. До вашего появления он присматривал за виллой и... — Голос Тети сорвался, словно она не хотела или боялась продолжить. – Говори, не бойся. Мы желаем знать, что случилось, — повелительным тоном произнес я. – Этот человек должен был подготовить нас к служению вам. И он это сделал, но... — Тети снова запнулась, но наконец смогла закончить. — ...слишком многие из нас прогневали его, прежде чем научились быть послушными, — Она запнулась и начала очень часто моргать. – Ну-ну. Все хорошо. Теперь я твой господин. А с капитаном Нахти я серьезно поговорю насчет его методов обучения рабов, — пообещал я. На лице Тети проступила слабая тень улыбки, а уже увлажнившиеся глаза посмотрели на меня с глубокой признательностью. –Успокойся и покажи мне виллу, — коротко обронил я. –С радостью, хозяин. Следуйте за мной, Тети отведет вас куда пожелаете, — рабыня поднялась с колен и, подобострастно поклонившись, отправилась внутрь виллы. Мы с Лю, переглянувшись между собой, последовали за ней. Открывшийся вид поражал воображение: прямо за входом начинался небольшой, но просторный палисадник, усаженный множеством декоративных растений: акациями, гранатами, финиковыми пальмами, декоративным папирусом — одним словом, проще было назвать то чудо африканской флоры, которого в этом палисаднике не было. Картину дополняли несколько фонтанов причудливой формы, выполненных из розового гранита, и уютного вида терраса из сандалового дерева. Поднявшись на нее, Тети прошла в покои внутри виллы. Когда мы с Лю прошли вслед за ней, нам не оставалось ничего кроме как открыть рты от удивления: апартаменты, несмотря на свою относительно небольшую величину, были обставлены крайне роскошно и богато. "Если это — вилла всего лишь главнокомандующего, то я боюсь себе представить, как роскошно должен быть убран дворец фараона", — мелькнуло у меня в голове. Лю, видимо, одолевали схожие мысли, судя по выражению крайнего изумления на его обычно отрешенном лице. В таком потрясенном молчании мы прошли все пять залов виллы и наконец оказались перед массивной дверью из чёрного дерева с бронзовым кольцом посередине. – Что за этой дверью? — спросил я у нашей проводницы. – Хозяин не захочет видеть, в каких условиях живут его рабы и слуги, иначе хозяин разгневается на управляющего. А если хозяин разгневается на управляющего, тот жестоко нас накажет, потому что подумает, что кто-то из нас осмелился жаловаться хозяину, — всхлипнула Тети, снова падая на колени и начиная дрожать. – Успокойся, Тети. Я не собираюсь причинять вам неприятности. Лучше отведи меня на террасу и пошли кого-нибудь за едой — я и мой спутник только что прибыли в Та-Мери, перейдя пустыню, и нуждаемся в отдыхе и пище, — произнес я. – Конечно, конечно, хозяин! Идите за мной, — лицо Тети мгновенно просветлело, и она, быстро, но изящно перебирая своими миниатюрными ножками, повела нас с Лю обратно в палисадник. Когда мы пришли туда и расселись на террасе, сопровождавшая нас Тети что-то крикнула в глубину сада. Вышедший оттуда раб-садовник, выслушав ее, поднялся на террасу и скрылся во внутренних покоях виллы. –Скоро хозяину принесут обед, — сказала Тети, поймав мой вопросительный взгляд. – Наконец-то Рамосу будет, перед кем продемонстрировать свое кулинарное мастерство, — с легкой тенью улыбки на губах произнесла она. Через полчаса на террасу вернулся посланный за едой садовник. Однако он прибыл не один —вместе с ним и еще несколькими слугами на террасу поднялся низенький, толстый словно бочонок человечек, одетый в удивительно белоснежный фартук и некое подобие поварского колпака. В его лице не было ни кровинки, отчего его смуглая кожа, казалось, стала медной, а в глазах читались сильное волнение и едва сдерживаемый страх. Поставив принесенные подносы с едой на столик, он низко поклонился. Я, откусив небольшой кусочек от лежащего на одном из блюд гиппопотамового ребра, прожевал его и проглотил, закашлявшись от остроты специй,которыми было приправлено мясо. Толстячок, побледнев еще больше, рухнул на колени и начал биться головой об пол, приговаривая: – О горе! О позор на мою глупую голову! Хозяину стало плохо от стряпни ничтожного Рамоса! – Успокойся и встань, — коротко приказал я, откашлявшись. Толстяк поднялся на ноги и, все еще дрожа от страха, подошел ко мне. – Кто ты? — поинтересовался я. – Если хозяину угодно знать, я — всего лишь жалкий стряпчий этой виллы. Ничтожество, носящее имя Рамос, господин, — ответил он, дрожа и заикаясь от страха. – Успокойся, Рамос. Я не гневаюсь на тебя за эту оплошность. Просто в следующий раз консультируйся со мной насчет специй, — успокоил я его. Лицо стряпчего при этих словах прояснилось, глаза наполнились радостью,а на губах появилась облегченная улыбка. Он согласно закивал головой и, нескладно бормоча под нос слова благодарности, поспешил убраться с террасы прочь, прихватив с собой слуг, уже успевших расставить на столике прочие подносы с едой. Пока мы с Лю управились с едой, принесенной Рамосом, наступил вечер. Вызвав двух слуг, я отправил их показать Лю покои, в которых он мог бы выспаться, а сам остался на террасе, погрузившись в свои мысли. Внезапный порыв ветра принес поток холодного воздуха. Я недовольно поежился. – Эй там, кто-нибудь, принесите господину что-то теплое, — проворчал я. Через несколько минут на террасу поднялась Тети, следом за которой два раба тащили небольшую жаровню. Разведя огонь, они ушли. Все, кроме Тети. Она, взяв в свои небольшие ручки опахало, встала у меня за спиной, принявшись обмахивать меня им. – Ты смеешься надо мной? — проворчал я, поеживаясь от холода. Рабыня выронила опахало и, всхлипывая, опустилась на колени. – Тети хотела как лучше. Но хозяин недоволен Тети. Значит, Тети должна быть наказана, — с дрожью в голосе сказала она, протягивая мне лежащую недалеко от моего кресла плетку. – Успокойся, — коротко ответил я, отбрасывая плетку на пол. — Я сегодня в слишком хорошем настроении, несмотря на твой проступок. На лице Тети проступило удивление. – Хозяин слишком великодушен ко мне, — сказала она. – В таком случае, Тети поможет хозяину согреться. — С этими словами рабыня подошла ко мне вплотную и, крепко обняв, села прямо мне на колени. – Не бойтесь, хозяин. Я видела ваш взгляд. Я — ваша собственность, а значит, ваши желания, пусть и не высказанные — закон для Тети, — шепнула она мне на ухо, нежно поцеловав в губы. Её тело было таким тёплым, а прикосновения такими легкими и нежными, что я сам не заметил, как провалился в глубокий сон. Проснувшись на следующее утро, я решил отправиться наружу и понаблюдать за тренировками моих солдат. Выйдя на центральную площадь, я направился к конюшням, возле которых на тренировочной площадке разъезжали нубийцы Ахориса и колесницы Нахти. При моем появлении оба капитана отдали честь и поклонились, приветствуя меня. – Рады видеть вас, господин, — сказали они. – Я пришел понаблюдать за тренировками ваших людей, — коротко произнес я. Они понимающе кивнули. Ахорис что-то громко скомандовал на незнакомом мне наречии, и его нубийцы, на полном скаку меняя аллюр своих лошадей, несколько раз пересекли тренировочную площадку. – Недурно, капитан, очень недурно, —одобрительно кивнул я. — Однако, я полагаю, даже это можно улучшить. Слышали ли вы о построении "пирамида"? Ахорис поднял на меня непонимающий взгляд и отрицательно покачал головой. После нескольких минут объяснений я нарисовал на песке плоское изображение пирамиды, напоминающее большой треугольник, и показал его капитану. – Аааа, так это клин. Я вас понял, ваша милость. Если вы желаете, чтобы мои дикари освоили это построение —поверьте мне, они его освоят. По ночам будут просыпаться и клином следовать на тренировки, это я вам гарантирую, — с серьезным выражением на лице произнес Ахорис. Он вернулся к своим кавалеристам, а я приступил к наблюдению за войсками Нахти. Его колесничие, лихо маневрируя и закладывая крутые виражи, на полном ходу взмахивали мечами, нанося быстрые,точные и сильные удары по тренировочным манекенам, а колесничные лучники на полной скорости разряжали колчаны в развешанные под всевозможными углами мишени, которыми тренировочная площадка перед конюшнями была прямо таки усыпана. – Отличная работа, Нахти, — похвалил я, улыбаясь. Главный колесничий с достоинством поклонился, принимая похвалу. – Рад, что выучка моих воинов пришлась по сердцу владыке, — ответил он. В этот момент я вспомнил об одном боевом порядке, о котором мне когда-то давно рассказывал один мой знакомый специалист по военной истории Рима — так называемом "кантабрийском круге"*. Посмотрев на стрелков Нахти и обмозговав в уме пришедшую в голову идею, я подозвал к себе капитана и начал с ним интенсивно совещаться. Минут через тридцать интенсивных споров Нахти произнес: – Не знаю, выйдет ли из затеи вашей милости что-нибудь дельное, мои воины никогда не пробовали применять ничего подобного. Однако, если вашей милости угодно, я приложу все усилия, чтобы научить их этой тактике. – Ах, вот еще что, Нахти, когда научишь своих солдат, поделись этим с Памиу. Его верблюжьим лучникам знания о подобном построении могут очень пригодиться, — вспомнил я. – Будет сделано, ваша светлость, — ответил колесничий, церемонно поклонившись. Я удовлетворенно кивнул, после чего покинул конюшни. После этого я потратил не меньше пяти часов на то, чтобы донести до упрямого, словно баран, капитана Сети понятие о том, что такое "фаланга", и обучить его людей этому строю. К счастью, большинство копейщиков оказались умнее и сообразительнее, чем их капитан, поэтому уходил я с надеждой на то, что не зря потратил на обучение моих солдат столько времени. Окончательно вымотавшись, я вернулся на свою виллу и уселся в кресло на террасе своего сада, блаженно выдохнув. За спиной тут же засуетилась Тети, обмахивая меня опахалом (мне отчего-то казалось, что это именно она — уж больно осторожными были движения, нагонявшие на мое уставшее тело прохладный ветерок). Я расслабился и погрузился в размышления о своем, когда вечернюю тишину нарушил раскат грома и в яркой вспышке передо мной появился Ра. За моей спиной тотчас раздался звук падения и шлепок ладонями об пол, я сам склонил голову в поклоне, полном почтения, а Ра, щелкнув клювом, произнес: – Освободитель, приятно видеть, что ты не потерял чувство почтения к нам, несмотря на свое возвышение над прочими смертными. – Хозяин света знает, что я всегда почитал богов Та-Мери, — ответил я, отвесив очередной поклон. Ра довольно улыбнулся. –И тем не менее перейдем к делу, ради которого я прибыл сюда. Тебе, Лев Египта, пришла пора начать распространение нашего почитания на другие земли. Для начала, я полагаю, будет верным шагом поднять знамя Та-Мери над землями Нумидии: они находятся ближе всего к нашей опорной базе в Каире. О солдатах не беспокойся, Освободитель. Моя дочь позаботится о том, чтобы у тебя было больше людей. Как только все будет готово — выступай в поход незамедлительно. Так ты упрочишь наше влияние и на тебя снизойдет наша милость, — с этими словами Ра щёлкнул клювом и исчез в яркой вспышке света. Этой ночью я так и не смог заставить себя уснуть. Поэтому, как только небо озарилось первыми лучами солнца, я отправил посланцев к своим военачальникам, а сам позвал к себе Лю. Когда китаец пришел и выслушал мой рассказ, он задумался и, почесав подбородок, произнес: – Нумидия? Насколько мне известно, на территориях, которые в древности занимало это государство, сейчас находится северная часть Туниса. Но путь туда в любом случае неблизкий, дружище, с учетом того, какие средства передвижения нам доступны. В этот момент на террасу поднялись капитаны моего войска, сопровождаемые рабом-проводником. Отдав честь и поклонившись, они выжидательно посмотрели на меня, ожидая распоряжений. – Итак, господа, спрошу прямо: готовы ли наши войска отправиться в поход именем великого Ра? — нарушил я наступившее молчание. Четверо из пяти военачальников, почтительно поклонившись, кивнули. Только главный колесничий пребывал в замешательстве. – Нахти? — несколько удивившись его молчанию, переспросил я. Египтянин, посмотрев мне в глаза, сокрушенно покачал головой и, поклонившись до земли, произнес: – Прошу меня простить, повелитель, но... мои солдаты не могут выступить сейчас. Эти бездари-ремесленники задерживают сборку колесниц для армии, — с неприкрытой злобой и отчаянием в голосе продолжил он. – Сколько еще времени тебе необходимо для того, чтобы подготовить твоих людей? — поинтересовался я. Лицо Нахти при этом вопросе просветлело, словно озаренное солнцем. – Дело почти закончено, владыка, на оставшуюся доработку колесниц, по словам снабженцев, уйдет два-три дня, — ответил он, широко улыбаясь. – Раз уж у вас все равно сейчас задержка, улучшите ваши колесницы, капитан. — С этими словами я коротко посвятил Нахти в свой план. Колесничий, почесывая подбородок, задумался. Наконец кивнул: – Если владыке угодно — его воля будет выполнена. Я сейчас же передам кузнецам Ваше пожелание. – Отлично, — улыбнулся я. В этот момент раздался голос Джехутима: – Господин, еще кое-что. Я полагаю, нам нужно расширить казарменные бараки. – Это еще зачем? — несколько удивившись, спросил я. – Горожане, проявляя завидное чувство патриотизма, сегодня утром начали буквально осаждать мой дом, умоляя принять их в ряды моих секироносцев, повелитель. Готов поспорить, что то же самое происходит и с войсками моих сослуживцев. Это, безусловно, похвальное рвение, но желающих настолько много, что старые бараки не могут вместить всех, владыка, — ответил он. Остальные капитаны, подтверждая его слова, согласно закивали головами. – Превосходно, Джехутим. Чем больше у нас воинов, тем лучше. Как только колесницы для людей Нахти будут готовы, мы выступим в путь. А до тех пор у тебя и остальных военачальников, включая Нахти, есть еще три дня на подготовку и тренировки личного состава. Выполняйте, — приказал я, взмахом руки дав понять, что аудиенция окончена. Капитаны, смиренно поклонившись, покинули мою виллу, оставив меня наедине со своими мыслями. Все три дня, назначенные мною до сборов войск, я провел в раздумьях, рассчитывая расстояние, строя и перестраивая тактики и советуясь с Лю насчет предстоящего похода. Он не особо много знал о Тунисе, на север которого отправлялись мои войска,но из имеющихся у него сведений я заключил,что именно на этих территориях может располагаться резиденция президента страны, а значит и главный штаб тунисской армии, со всеми вытекающими из этого последствиями. В подобного рода приготовлениях незаметно пролетели три дня, о которых просил меня капитан Нахти. На четвертый день меня разбудил Нахранх, один из лучников моего генеральского эскорта. – Господин, ваша колесница ждет вас. Настала пора отправляться, — произнес он, поклонившись. Быстро разбудив Лю и одевшись, я, в спешке надевая на голову немес, выбежал с террасы вслед за Нахранхом. У дверей моей виллы действительно находился Тутмос вместе с пятнадцатью другими колесницами моего сопровождения. Тут же расположились и пятеро капитанов: Нахти, Ахорис, Джехутим, Памиу и Сети — все как один при полном параде. Приняв приветствия военачальников, я поднялся на колесницу Тутмоса вместе с Нахранхом. Лю занял свободное место на ближайшей. – Трогай, Тутмос. К городским воротам, —приказал я. Возничий, отдав честь, щелкнул вожжами — и вскоре мой эскорт вместе с военачальниками был у ворот города. Открывшаяся там моему взору картина заставила меня распахнуть рот от удивления: площадь перед воротами была буквально забита воинами. Их было настолько много, что у ворот едва хватало места для разворота колесницы. Там буквально яблоку было негде упасть. – Господа, я желаю знать численность этой армии, — обратился я к своим военачальникам после нескольких минут потрясенного молчания. – Семь раз по сто колесниц с лучниками, не считая колесниц эскорта Вашей милости. Столько же колесниц с мечниками, господин, — доложил Нахти, отвесив поклон. "Четыре тысячи двести человек. Неслабый такой отряд на колесницах. И это без учета сорока восьми лучников моей охраны", — мелькнуло в голове. – Пятнадцать раз по сто нильских копьеносцев, владыка, — отрапортовал Сети. "Еще полторы тысячи солдат, неплохо", —подумал я. –Тридцать раз по сто пустынных секироносцев, владыка, — послышался голос Джехутима. "Три тысячи тяжелых пехотинцев, неплохо, неплохо", — снова констатировал мой мозг. – Восемь раз по сто верблюжьих лучников, Ваша милость. И столько же лучников пехоты, — сквозь заполнившее собой всю площадь утробное урчание множества верблюдов прорезался чуть охрипший от напряжения голос капитана Памиу. "Тысяча шестьсот стрелков, кавалерийских и пеших, да еще сверх того тысяча четыреста стрелков на колесницах. Итого в общей сумме три тысячи стрелков. Оочень хорошо", —довольно отметил я про себя. – Двадцать раз по сто нубийских кавалеристов, владыка, — закончил доклад капитан Ахорис. "И еще две тысячи конных воинов. Итого в общей сумме двенадцать тысяч триста человек. Да, Могучая Львица передала мне достойную армию", — удовлетворенно подумал я. Проезжая во главе своего эскорта к воротам, я мельком бросил взгляд на выстроившиеся стройными рядами (насколько позволяло пространство заполненной войсками площади) колесницы и довольно улыбнулся — капитан Нахти в точности исполнил мое желание. На колесах каждой повозки красовались блестящие на солнце изящные, остро заточенные серповидные лезвия длинной с небольшой стилет каждое. Когда мои повозки вместе с капитанами встали перед воротами, а городской привратник, спотыкаясь на бегу от усердия, открыл их, в лица моих солдат посмотрели лучи утреннего солнца. – Господин, мы готовы выдвигаться, — произнес державшийся около моей колесницы Нахти. Я кивнул ему и произнес, обращаясь к своему вознице: – Трогай, Тутмос. Нумидия ждет нас. Вперёд! Тутмос кивнул и, щелкнув вожжами, привел колесницу в движение. В то же мгновение над площадью прокатились громовые отзвуки команды, разом вылетевшей из пяти глоток моих военачальников и тысячекратно повторенной более мелкими командирами: – Отряды, МАААРРРШ! После этих слов армейские трубачи, горнисты и барабанщики проиграли сигнал к выходу и моя многотысячная армия, чеканя шаг, покинула Каир, отправившись по воле великого Ра завоевывать северный Тунис. Этот переход был долгим и выматывающим, даже несмотря на природную выносливость моих солдат и запасенные заранее солидных размеров тюки с провизией нам приходилось тяжело. Даже говорить с возничим или ехавшим рядом со мной Нахти я не мог: ветер пустыни легко мог засыпать в мою глотку целую тучу песка, а умереть в столь молодом возрасте от попавшей не в то горло песчинки в мои планы не входило. Впервые за долгое время я завидовал Лю: его разрез глаз был будто специально спроектирован под условия пустыни, в то время как мне приходилось постоянно прищуриваться. Немес, хоть и облегчал мое положение, полностью устранить связанные с переходом неудобства не мог. Армейские горнисты шли в полном молчании, не рискуя поднять боевой дух войска с помощью своих инструментов. За прошедшие во время перехода пять дней я сильно похудел, а мое лицо побледнело и осунулось, превратившись в некое жуткое подобие посмертной маски. Однако на шестой день пути зоркий глаз капитана Памиу заметил вдалеке последний бархан, за которым начинались ухоженные человеческой рукой полоски земли. – Господин, скоро мы достигнем цели! — радостно вскричал он, сплевывая залетавший в рот песок. Я жестами выразил одобрение его словам и, как мог жестикулируя, приказал Тутмосу ускориться. Возница еле заметным кивком головы подтвердил,что понял приказ и, хлестнув коней, ускорил ход колесницы. Остальные капитаны, поняв, что предводитель не просто так перешел на ускоренный марш, отдали соответствующие распоряжения войскам и через несколько часов моя армия вышла из пустыни. – Отряды, стоять! Привал до следующего утра, — прокашлявшись, объявил я, подняв вверх ладонь левой руки. Войска встретили эту новость торжествующим гулом. Собрав остатки сил, солдаты с грехом пополам соорудили некое подобие палаточного лагеря и вскоре небольшая пашня, которую и заметил несколько часов назад Памиу, была целиком поглощена нашей стоянкой. Большую часть дня мои воины лежали без сил, успокаивая напрягшиеся за время перехода по пустыне тела, но под вечер оживились, разведя несколько небольших костров, на которых уже готовили добытую сослуживцами дичь. Сойдя на землю со своей колесницы и облегченно потягиваясь, я заметил у одного из костров капитана Нахти. Вспомнив об обещании, которое я за несколько дней перед отходом войск из Каира дал Тети, я подошел к костру и опустился на землю рядом с колесничим. – Ваша милость? — несколько удивленно поинтересовался Нахти, подняв глаза и заметив меня. – Нам нужно поговорить, капитан, — произнес я, не отводя от него взгляда. – Если Вам угодно, господин. Но я не понимаю, чем моя скромная персона вызвала ваш интерес, — улыбнулся колесничий. – В первую очередь хвалю тебя за служебное рвение, Нахти. Мое пожелание касательно колесниц исполнено в рекордно короткие сроки, — сказал я. На лице моего собеседника появилась довольная улыбка, и он церемонно поклонился. – Однако к тебе есть и нарекания, — продолжил я спустя несколько минут. – Чем ваш верный слуга провинился перед вами, господин? — изумленно воскликнул Нахти, разом напрягшись, словно ожидал от меня внезапного броска. – Скажем так, птичка напела Льву Египта, что вы, капитан, запугали моих рабов едва ли не до полусмерти, а некоторые из них даже намекали на рукоприкладство с вашей стороны, — приторно-холодным тоном ответил я, не отводя взгляда. – Господин, было бы из-за чего так волноваться. Это же рабы. — При этих словах колесничий нервно хихикнул.– Они всего лишь живые орудия и должны быть привычны к любому обращению. Их задача — служение господину и исполнение его желаний, не более того. – Естественно, капитан. В этом я не буду с вами спорить. Но запомните одну вещь: это МОИ рабы, а не ваши. До ваших рабов мне дела нет, у себя в имении вы их хоть убивать для забавы можете, если на то будет ваша воля. Но к МОИМ рабам извольте быть более снисходительны, капитан. Надеюсь вы меня поняли? — ответил я ему, цедя холодные словно лёд слова сквозь зубы и не отрывая взгляда от побледневшего лица собеседника. – Да, владыка. Я сожалею о том, что прогневал вас. Если вы позволите загладить вину... — начал было он. – Не сейчас, Нахти. Обсудим это, когда вернемся в Та-Мери, — ответил я, поднимаясь с земли и возвращаясь к своей колеснице. Быстро разведя, как мог, небольшой костерок, я улегся на землю и, предварительно распорядившись о выставлении караула, уснул крепким сном. На следующее утро войска выглядели свежо и бодро. Быстро свернув лагерь, солдаты встали в строй. Я вместе со своими военачальниками возглавил процессию, приказав Тутмосу выдвигаться вперед. Впереди меня ждал северный Тунис и резиденция президента страны, и от нашей встречи зависел дальнейший ход развития похода моей армии. ...Каис Саид сидел в большом кожаном кресле за просторным столом в своем кабинете, когда по встроенному в стол коммуникатору с ним связался секретарь. – Господин президент, тут что-то странное, — послышался искаженный динамиком голос. – В каком смысле "странное"? — переспросил Каис Саид. – Не знаю, как объяснить. — В этот момент секретарь замялся.– Лучше будет, если вы сами все увидите. С этими словами секретарь отключился, двери кабинета распахнулись и перед президентом Туниса предстал высокий, широкоплечий, бледный человек. Незнакомец был одет в короткие, обрезанные на манер шорт брюки цвета хаки, плотно зашнурованные кроссовки армейского образца и светло-кремовый жилет-безрукавку, из-под которого выглядывала потемневшая от пота красная футболка с короткими рукавами. На голове незнакомца, полностью скрывая волосы (если они у него были), охватывая лоб и опускаясь широкими лентами на плечи, красовался широкий платок в узкую бело-синюю полоску. Каис Саид не мог вспомнить, где он видел этот узор раньше, хотя он казался ему смутно знакомым. Наконец из глубин памяти всплыла картинка — золотая посмертная маска фараона Тутанхамона, на которой голову умершего правителя древней державы венчал, словно корона, точно такой же ниспадающий до плеч платок (в голове президента даже промелькнуло название этого головного убора — "немес"). Вместе с незнакомцем в кабинет прошли еще трое людей. Их поджарые, смуглые тела скрывали широкополые облегающие доспехи, напоминающие кольчуги, а головы покрывали точно такие же платки, как и у незнакомца в жилете, с той только разницей, что платки смуглокожих визитеров были другого цвета — в красно-белую полоску. По молчаливой серьезности смуглых Каис Саид догадался, что они, скорее всего, телохранители бледнолицего посетителя. Пока в голове политика назревал вопрос: "Что, собственно, этим странным людям от меня нужно?" — бледнолицый, произнеся какую-то фразу на незнакомом Саиду языке, из которой владелец кабинета смог разобрать только слово "Тутмос" (очевидно, имя одного из охранников своего визитера), откашлялся и обратился к владельцу кабинета по-английски, хриплым от волнения голосом: – Господин президент, меня зовут Майкл Кайзо. Вы меня не знаете, но я уверен, что та информация, которую я вам сейчас сообщу, окажется для вас очень важна. – Хорошо, господин Кайзо, я вас слушаю, — поправив съехавший в сторону галстук и указывая рукой на кресло перед собой, ответил президент Туниса. ...Когда я, сопровождаемый своим возницей и двумя лучниками с моей колесницы, вошел в кабинет президента Туниса я ожидал любой реакции. Кроме той, что последовала на самом деле. Каис Саид, настороженно осмотрев меня и мою охрану, тем не менее пригласил меня сесть и, пусть его покрытое морщинами лицо и черные глаза и выдавали его напряженное состояние, явно был готов меня выслушать. Оценив по достоинству спокойствие собеседника, я коротко выдохнул и рассказал ему всю историю — от находки моей экспедицией Скрижали и прихода богов в этот мир до завоевания Каира и моего появления в его кабинете. Он внимательно слушал мой рассказ, не перебивая меня и, когда я закончил говорить, долго молчал. Наконец произнес, постукивая пальцами по столу: – Господин Кайзо, то, что вы мне только что рассказали, — весьма любопытная история. Я бы даже сказал, крайне любопытная. Но, как бы помягче выразиться, боюсь, что она вряд ли выглядит как история, в которую можно поверить. При этих словах мой возница вскочил и, сжав кулаки, медленно пошел на президента. – Тихо, Тутмос. Держи себя в руках, — холодно и коротко приказал я. Услышав команду, Тутмос, шумно выдохнув, вернулся на занимаемое им место слева от моего кресла. – Значит ли это, что вы не поверили моим словам, господин президент? — осведомился я у своего собеседника. Каис Саид проницательно посмотрел мне в глаза. – Сожалею, господин Кайзо, что вынужден говорить это, но мне кажется, что вы повредились рассудком, — сказал он. Остановив вскочивших было Тутмоса и Нахранха взмахом руки, я произнес, не отводя взгляда от черных глаз тунисца: – Что же. Я сделал все, что мог сделать в таком случае. Я дал вам шанс, протянул руку дружбы, а вы ее отвергли. Что ж, таков ваш выбор. Но вскоре вам придется жестоко раскаяться в нем, попомните мои слова, господин президент. Тутмос, мы уходим. Наша миссия здесь выполнена, — приказал я своим сопровождающим. Выйдя из здания президентской резиденции, мы сели на колесницу и Тутмос, щелкнув вожжами, отправил меня вместе с моим эскортом в путь, возвращая нашу процессию в лагерь. – Ну что, Майк? — встретил меня вопросом ожидавший нашего возвращения Лю. – Бесполезно, дружище. Он посчитал меня безумцем, как и Абу Лин. А это означает только одно, — ответил я другу. На лице китайца появилась грустная, но понимающая улыбка. – Отряды, мы выступаем. Всем приготовиться к бою! — приказал я. Приказ разлетелся по армии, словно порыв ветра перед бурей, и через несколько часов мои солдаты, возглавляемые пятью военачальниками, стояли на равнине перед резиденцией президента Туниса, рядом с которой уже тоже находились в полной боеготовности подразделения тунисской армии. Я вместе со своим эскортом, на одной из колесниц которого находился и Лю, выехал вперед армии и изучающе смотрел на ту сторону равнины, где находился противник. В этот момент Нахранх, осторожно тронув меня за плечо, шепнул: – Воодушевите войска, господин. Такова традиция армий Та-Мери. Я, откашлявшись, начал говорить, повернувшись лицом к своим солдатам: – Мужчины! Битва неминуема. И победа висит на волоске. Однако даже худшие из нас готовы к тому испытанию, которое принесет нам это сражение! Мы не ищем войны, любя мир и процветание. Но сейчас мы будем сражаться до тех пор, пока все наши враги не падут мертвыми к нашим ногам! — При этих словах по передним рядам пронесся одобрительный ропот. –А теперь — вперёд, мои благородные солдаты! И не забудьте главное — боги следят за нами. Так пусть же им не будет стыдно за нас! — последние слова я произнес, уже срывая голос на крик. Первые несколько минут армия хранила молчание. Но вскоре из глубины пехотного строя донеслось с каждой секундой все более крепчавшее "Вперёёд!". Этот кинутый безвестным бойцом клич был подхвачен армией со скоростью ураганного ветра, и вскоре все войска уже бряцали оружием, войдя в раж. – Сопляки! Свиньи! Вонючие тваааариии! Гнусное дерьмооооо! — вопили во всю глотку солдаты капитана Нахти и стрелки капитана Памиу, потрясая в воздухе мечами и луками. – Грязные варвары! Навозные черви! —надрывались секироносцы Джехутима и копейщики Сети, ударяя древками копий и секир по своим щитам. Даже нубийские кавалеристы Ахориса возбужденно взмахивали копьями, протыкая их наконечниками воздух, и громко кричали что-то на своем наречии, ударяя себя в грудь кулаками.Я поднял вверх сжатую в кулак руку. – Отряды, ждать моих приказов! При этих словах солдаты, еще секунду назад буйствующие и поносящие противников, замерли как каменные изваяния, не двигаясь с места. – А у вас талант к воодушевляющим речам, владыка, — уважительно поклонившись, произнес Тутмос. Я кивнул, принимая похвалу, и начал отдавать приказания: – Нахти, Памиу, Ахорис! Колесницы и кавалерию ко мне! Сети, Джехутим, ваши войска пойдут позади для обеспечения маневра солдатам Нахти. Выполнять! Когда приказы были выполнены, мой эскорт оказался со всех сторон окружен верблюдами Памиу, колесницами Нахти и нубийцами Ахориса. Осмотрев получившуюся картину и удостоверившись, что копьеносцы Сети не стоят во фаланге, я отдал решающий приказ, тут же подхваченный всеми военачальниками: – Отряды, МААААРРШШ! С последним отзвуком этих слов армейские горнисты и барабанщики протрубили сигнал к наступлению и под бой барабанов моя армия пришла в движение. Воины шли вперед, шаг за шагом приближаясь к врагу и бряцая оружием. Фырканье лошадей смешивалось с урчанием верблюдов и свистом ветра из-под колес движущихся колесниц. – Нахти, Памиу, выводите лучников —устроим врагу приветственный залп! — приказал я. – Колесницы с лучниками — вперёд! —раздался громкий приказ Нахти. – Верблюжьи лучники, лучники пехоты —приготовиться! — отдал распоряжение Памиу. При этих словах наши стрелки отделились от основной массы войск и начали медленно выезжать на передовую. – Кавалерийские лучники, кантабрийским кругом стройся! —гаркнул я. Нахти и Памиу, в последний момент услышав мое распоряжение, передали его еще не успевшим уйти далеко стрелкам, по рядам которых пошел клич: – Око Ра! Строимся Оком Ра! – Да прольется огненный дождь на головы врагов, капитан Памиу, — довольно произнес я. Военачальник согласно кивнул, и вскоре по рядам пеших стрелков неслась повторяющаяся из уст в уста команда: – Поджигай снаряды! Между тем колесницы с лучниками и верблюжьи стрелки пересекли уже примерно половину равнины. Подойдя к вражеской пехоте на расстояние полета стрелы, мои солдаты выстроились в огромное кольцо и начали стрелять, постоянно перемещаясь по контуру получившегося круга. Урчание верблюдов и громкий свист ветра из-под колес колесниц в сочетании с обрушившейся на солдат Туниса тучей стрел сделали свое дело — часть пехоты врага с паническими криками отступила, бросив оружие и на бегу ловя спинами стрелы. Успех первого удара воодушевил моих людей. Не желая останавливаться на достигнутом я скомандовал: – Отряды, на штурм! Услышавшие приказ войска, воодушевленные успехом наших стрелков и ведомые командирами, прибавили ходу, обогнав мой эскорт, так что со мной остался только капитан Ахорис и предводительствуемые им нубийские всадники. Однако насколько я мог видеть с высоты помоста колесницы, пехота тунисцев, охваченная страхом от внезапности нападения, бежала в разные стороны, бросив оружие. Поэтому я решил рискнуть. – Капитан, стройте ваших людей пирамидой и в атаку, — приказал я Ахорису. Египтянин кивнул, взмахнул руками и громко закричал: – Построиться клином! В бой! Я, конечно, помнил, что обещал мне Ахорис за три дня до отправления нашей армии из Каира. Но увиденное меня поразило: полудикие чернокожие всадники, услышав команду египтянина, повторенную им на их наречии, как выдрессированные псы построились в два десятка огромных плоских треугольников и, пришпорив коней пятками, с улюлюканьем и дикими криками во весь опор поскакали в гущу битвы, потрясая копьями. Ситуация складывалась как нельзя более благоприятной. Я уже потирал руки, предвкушая быструю победу, как вдруг на поле боя раздался характерный металлический грохот. "Твою мать! Только не это!" — мелькнуло в голове. Однако мои худшие опасения подтверждались на глазах — на поле боя прибыла боевая бронетехника тунисцев. Танки и вертолеты, ревя моторами, ворвались в гущу схватки. Я услышал звуки нескольких выстрелов бронебойными снарядами, а ровно через несколько секунд — панические крики моих солдат. Даже на расстоянии от эпицентра сражения я видел, как мои войска вначале замирают словно статуи, а затем, разворачиваясь к врагу спиной, бегут, охваченные паническим ужасом. – Тутмос! Мы нужны нашим воинам. Отвези меня туда как можно скорее! — крикнул я в самое ухо командиру моего эскорта. –Да, владыка, — коротко кивнул возница. Выхватив из-за спины длинный кнут (почему-то в памяти при его виде всплыл Нахти, утихомиривающий толпу каирских любопытных),Тутмос со всей силы стегнул лошадей и шестнадцать колесниц генеральского эскорта рванули с места. Они неслись вперед с такой бешеной скоростью, что создаваемый их движением свист ветра в моих ушах истончился чуть ли не до уровня ультразвука. С такой скоростью мой отряд оказался в гуще боя примерно через две минуты. Моим глазам предстали панически убегающие солдаты, среди которых я заметил того, чьего бегства с поля боя ожидал меньше всего. – Капитан Сети?! — гневно вскрикнул я, щелчком пальцев приказав Тутмосу перегородить беглецу путь одной из колесниц. Однако высокопоставленный дезертир словно не замечал моего присутствия — упершись лицом в бок колесницы, он продолжал перебирать ногами в опасной близости от колесных серповидных лезвий, крича от страха и сея панику в окружающих его войсках. – Назад, трусы! Перегруппироваться! — гаркнул я и, поднеся к губам притороченный у пояса рог, дунул в него, огласив поле боя громким трубным гулом. Большая часть услышавших этот звук очнулась от страха, остановившись и начав стягиваться к моему колесничному отряду, только капитан Сети продолжал свои попытки убежать, не обращая внимания на мои призывы. – Тутмос, будь любезен, — не оборачиваясь к вознице произнес я. Он понимающе кивнул. Тогда я, вцепившись одной рукой в плечо Сети, другой занес в воздух кнут Тутмоса и со всей возможной силой опустил его на спину беглеца. Когда тот завопил от боли, я развернул его к себе лицом и, глядя прямо в глаза, прошипел сквозь стиснутые зубы: – Собирайте уцелевших подчиненных и перегруппируйтесь, капитан. А о вашем проступке поговорим позднее. Если вообще поговорим. На залитом кровью и потом лице Сети проступило выражение нечеловеческого страха. – Слушаюсь, владыка, — тем не менее просипел он, утирая кровь, сочащуюся из разбитой губы. Тем временем к моему эскорту подтянулись выжившие после удара бронетехники врага силы. Я несказанно обрадовался, увидев, что несмотря на внушительные потери, все капитаны остались живы. Однако раздавшийся в небесах гул подсказывал мне, что битва все еще не выиграна. – Нахти, разворачивай колесницы и двигайтесь врассыпную. Враги готовятся пойти на еще один заезд, — скомандовал я. – Будет сделано, владыка, — прохрипел непривычно бледный колесничий. В этот момент по нам открыли пулеметный огонь вертолеты врага. Помня о моем приказе, Нахти пустил колесницы рассыпным строем, а пешие войска упали на землю, повинуясь поданному им знаку, но часть верблюдов и кавалерии не успела уйти из-под удара. С утробным мэканьем несколько десятков горбатых кораблей пустыни повалились на землю, придавив своим весом седоков, а не меньше сотни лошадей, сломав ноги из-за крупнокалиберных пуль, на скаку споткнулись и грохнулись оземь, из-за чего их чернокожие наездники, подлетев в воздухе, ломали себе шеи или протыкали животы, падая на наконечники собственных копий. Видя отступление наших сил, на поле боя начали возвращаться тунисские войска, беря нас в плотное кольцо окружения. – Что нам делать, повелитель?! — в отчаянии вскричал стоящий рядом со мной Джехутим, бледный словно смерть. – Молись! Молись своему покровителю, Аммат тебя забери! — рявкнул я, и в следующую секунду мы с Джехутимом вместе возопили: – О, Могучая Львица! О, Ибисоглавый Джехути! Даруйте милость свою и спасите от безвременной смерти верных воинов могучей Та-Мери! Это было последнее средство, примененное как мера от отчаяния. Но каково же было мое удивление, когда передо мной появилось призрачное лицо Тота. – Я услышал ваш зов, Освободитель. Скоро придет помощь, с которой вы сокрушите врага, — произнес он и растаял в воздухе, будто дым. Через несколько минут в потемневшем небе раздался оглушающий, словно раскаты грома, звук, напоминающий орлиный клёкот, а еще через мгновение на горизонте, стремительно приближаясь к нам, появилось гигантское рыжее пятно. Когда оно приблизилось к нашим войскам, я раскрыл рот от изумления. То, что я принял за пятно, было стаей исполинских птиц. Каждая из них превосходила размерами десяток самых крупных орлов, которых мне приходилось видеть когда-либо. Размах их крыльев был таким огромным, что пятикратно превосходил размах крыльев андского кондора, а голову каждой птицы украшал гигантских размеров пучок перьев, чем-то похожий на хохолок южноамериканской гарпии. Передо мной снова появилась голова Тота. – Они помогут вам одержать победу, Освободитель. Не бойся, ты не пострадаешь от контакта с ними. А теперь иди и принеси нам победу! — с этими словами голова божественного Ибиса рассеялась в воздухе. И только сейчас, присмотревшись внимательнее, я понял, что поразило меня больше всего. Присланные Тотом исполинские птицы, все как одна, были из ЧИСТОГО ПЛАМЕНИ. – Фениксы! Боевые фениксы! Солдаты, Джехути с нами! С нами боги Та-Мери! — крикнул я, срывая голос. Услышав это, войска испустили торжествующий рёв. В этот момент в воздухе начал нарастать гул моторов и стрекот вертолётных винтов — ВВС Туниса готовились нанести очередной удар. Один из фениксов, крупнейший в стае, опустился несколько ниже, словно бы приглашая меня сесть в седло, расположенное на его спине сразу за головным хохолком из перьев. – Нахти, Тутмос, Джехутим, руководите обороной на земле. Не бойтесь железных монстров на тверди — фениксы могучего Джехути помогут нам. А я буду карать врагов в воздухе, — распорядился я и, сойдя с колесницы, занял место в седле феникса. – Да, господин, — коротко кивнули мне военачальники, вновь поднимая в воздух оружие. – Отлично. Вперёд! — крикнул я, крепче хватаясь за луку седла и чувствуя, как феникс подо мной набирает высоту. Взмыв в ночное небо, я видел, как тунисские эскадрильи совершают плавный вираж, заходя на позиции для обстрела моих войск. – А вот хрен вам на рыло, господа хорошие, — злорадно ухмыльнулся я. –Давай, дружище, устроим этим ребятам огненное шоу на ночь, — произнес я, обращаясь к своему "скакуну". Феникс подо мной, словно бы прочитав мои мысли(а может, и правда прочитав, кто этих божественных существ поймёт?), плавно развернул стаю. И с громовым клёкотом полетел наперерез ближайшей ко мне винтокрылой машине, выплевывая из клюва бесконечные потоки пламени. Пилот вертолета, к которому мы приближались, запаниковал и открыл беспорядочный огонь. Я уже готовился проститься с жизнью, но крупнокалиберные пули при подлете к фениксу расплавлялись и вливались в его тело капельками жидкого металла, что, по непонятной мне причине, еще больше злило божественную птицу. С громовым клёкотом вожак стаи фениксов налетел на вертолет, царапая когтями обшивку и одновременно расплавляя машину вместе с пилотом. Остальные вертолёты, заметив новую цель, легли на курс перехвата, безостановочно расстреливая пространство перед собой из подвесных пулемётов. Но на них набросились другие фениксы из стаи, выпуская прямо в лобовые стекла потоки огня и огненные шары. Поняв бесплодность и бесполезность усилий, тунисские асы попытались развернуть машины и отступить. В этот момент я заметил в гуще прочих небольшой вертолёт с изображением герба Туниса на фюзеляже. – Догони его,— скомандовал я. Мой феникс рванулся вперёд, уведя за собой часть стаи и через несколько минут я уже был на хвосте "гербовой" машины. Перелетев ее, я развернул свою ездовую птицу так, чтобы было возможно видеть лобовое стекло вертолёта. Как я и предполагал, рядом с пилотом сидел Каис Саид. Его лицо побелело от страха, а в глазах читались непонимание и смертельный ужас. Я подлетел к машине настолько близко, чтобы он мог видеть мое лицо, но чтобы при этом вертолет не расплавился от пламени феникса. Мой недавний собеседник беззвучно зашевелил губами, не сводя с меня нервно дергающихся глаз. – Что это значит? То, о чем вы сами догадываетесь, Саид, — ответил я. — И не вините меня. Я пытался дать вам шанс. И я предупреждал вас, что вы пожалеете о своем выборе. Но вы не вняли моему предостережению, и теперь пришла пора пожинать последствия своих решений, господин президент. Расправься с ним. Нет, не так, а по-другому, — приказал я. Феникс взмахнул крылом и одновременно с этим издал очередной каскад клёкота. В ночном небе сверкнула ослепительно-белая молния, ударившая в винт вертолёта. Одновременно с этим посланное взмахом крыла феникса пламя охватило хвостовые винты, и чадящий дымом вертолёт, потеряв управление и объятый пламенем, рухнул на землю, взорвавшись вместе с несколькими находящимися внизу тунисскими танками. Оставшаяся на ходу авиация развернулась и принялась с воздуха обстреливать остатки моих войск, находящиеся на земле. – Пикируем, быстро, быстро, быстро! — крикнул я, сам не понимая, зачем отдаю команды вслух. Однако это сработало — феникс с оглушающим клёкотом устремился к земле, войдя в настолько отвесное пике, что я, забыв о возможной опасности, был вынужден схватиться рукой за огненный хохолок на его голове, чтобы удержать равновесие. По коже разлилось тепло, разгоняя по венам кровь. Когда полет выровнялся, я увидел разъезжавшиеся в стороны колесницы моей армии. Возглавляемые Нахти и Тутмосом, они пытались маневрировать, чтобы уклониться от огня танков противника. Им это удавалось на удивление неплохо, когда мой взгляд упал на одну из колесниц моего эскорта, на которой находился Лю. Видимо, подбитая попавшим по касательной выстрелом тунисцев, она, набрав скорость, кренилась вбок, грозя вот-вот разлететься на кусочки. – Прыгай, Лю! Прыгай! — завопил я, подлетая ближе к другу. Китаец поднял на меня расширившиеся от испуга глаза, жестами указывая на моего феникса и его стаю, летевшую вслед за мной. – Чёрт побери, ты хочешь сдохнуть, разбившись в куче обломков, или все-таки попытаешься спасти свою задницу?! Прыгай, они подхватят тебя! — гаркнул я ему в лицо, протягивая руку. Лю крепко ухватился за мою ладонь, и, когда мой феникс резко поднялся вверх, в колесницу под нами угодил новый выстрел тунисских танков, разнеся некогда изящную боевую машину древности в щепки. – Отлично, позаботься о нём! — произнес я. Мой феникс испустил очередной каскад клёкота, и прямо подо мной в мгновение ока оказался другой феникс, чуть меньше, чем мой, но все равно исполинских размеров. Мокрая от пота рука Лю выскользнула из моей хватки, и китаец, переворачиваясь на лету, устремился к земле. Но упал прямиком в седло пришедшего по зову моего "скакуна" феникса и судорожно вцепился в его луку мёртвой хваткой. – Превосходно. А теперь займемся наземной бронетехникой врага, — ухмыльнулся я. Стая фениксов,предводительствуемая моим гигантом, развернулась и, войдя в очередное крутое пике, с бешеной скоростью полетела к земле. Тунисские танкисты попытались их расстрелять, но я, зная, чем это закончится, только улыбнулся. Мои фениксы, рассвирепев, набросились на врага, выпустив из клювов сотни огненных шаров. Танки взрывались и лопались, как попавшие в огонь зерна кукурузы. Пехота тунисцев тоже попыталась открыть огонь по фениксам, на несколько минут забыв о моих наземных войсках. В этот момент из крыльев моего феникса выпало несколько перьев. Будучи по сути своей огромными тонкими столбами пламени, они поджигали все, чего касались. Когда несколько таких "снарядов" попали в тунисских солдат, они завопили от боли, упав на землю и начав корчиться в предсмертных судорогах. Увиденное оказалось последней каплей для их товарищей. – Спасайтесь! Бегите! Отступать! — раздался над полем боя крик перепуганных тунисцев и, бросив оружие, они пустились наутек. – Повелитель, они отступают! торжествующе прокричал Нахти. – Догнать! Перебить! Уничтожить! Нельзя дать им опомниться, вперёд! Всем отрядам — ускоренный марш! — приказал я. – Истребить их! — возопил воодушевленный бегством неприятеля Нахти и, затрубив в рог, хлестнул коней вожжами. Повинуясь приказу командира, колесничие с бешеной скоростью снялись с места, настигая врагов с неизбежной быстротой. Вслед за ними бегом двинулись остатки моего войска. Еще совсем недавно проигрываемая битва резко изменила ход — в кромешной тьме, освещаемые молниями, убегали в панике солдаты Туниса, а вслед за ними неслись с бешеным свистом ветра из-под колес колесничные войска капитана Нахти, галопом скакали улюлюкающие остатки нубийцев под командованием Ахориса, с утробным мэканьем галопировали уцелевшие верблюды капитана Памиу и бежали, потрясая копьями и секирами, выжившие солдаты Джехутима и Сети, а по воздуху с громовым клёкотом летела стая огромных птиц из чистого пламени, ведомая моим исполином-фениксом. Им не было суждено уйти далеко — через несколько минут после начала погони в строй отступающих с бешеной скоростью врезался передовой отряд колесниц под командованием моего возницы Тутмоса. Тут-то и сработала моя хитрость, на приведение которой в исполнение потребовались три дня перед выходом армии из Каира — серповидные лезвия на колесах повозок моих солдат, приведенные в движение бешеной скоростью, рассекали беглецам ноги словно нож масло. Часть отступающих рухнула наземь, где была мгновенно растоптана лошадьми и верблюдами. С остальными, каким-то чудом избежавшими знакомства с наколесными лезвиями колесниц, расправились колесничные мечники и подоспевшие остатки пехоты и копьеносцев. Когда последний солдат врагов упал на землю, захлебываясь кровью из проткнутого копьем живота, мои войска издали громкий торжествующий рёв. Этой же ночью, после короткого марш-броска, мы заняли резиденцию покойного Каиса Саида, установив свою власть над Тунисом. Так, благодаря силе веры и помощи, полученной в последний момент от могучего Джехути, я выполнил волю сокологлавого Ра, захватив земли Нумидии. Территории, подконтрольные богам, расширялись. Но что-то подсказывало мне, что все это — только начало моих невероятных приключений.