***
Джоэл Ронан Марстон родился 3 декабря 1936 года где-то на севере (он никогда не говорил точно, где именно, но велика вероятность, что это был Детройт), в детстве переехал в Чикаго. Это Реджи узнал от Ржавого с его же слов, и это была не полная правда, а лишь частичная — способ доносить информацию, которым Ржавый не пренебрегал и после. На самом деле в Чикаго Ржавый не переехал, а бежал вместе с другом, известным позже по прозвищу Игральные Кости (умер в 1996) , в то время — Тим Бакстер, младше Джоэла на год, а самому Джоэлу в ту пору едва исполнилось двенадцать. Здесь Джоэл и Тим провели около пяти лет, умудрившись не попасться социальным службам и выживая так, как это умеет делать народ. Куда более выносливые, чем люди, они довольно быстро нашли своих и отрабатывали хлеб (вернее мясо) в качестве посыльных. К этому периоду относится самая первая татуировка Ржавого — ласточка на груди, как символ быстроты передвижений и благополучного возвращения домой (что бы в то время ни было домом). В середине пятидесятых Джоэл покинул Чикаго, но уже один — Тима, похоже, его статус курьера вполне устраивал. Сам Джоэл двинулся на юг, в Калифорнию. В начале 1955 года Джоэлу было семнадцать. К апрелю он добрался до Лос-Анджелеса, но в этом городе задерживаться не стал. Примерно в этот же период жизни он повстречал некую юную особу, связь с которой не терял потом очень долго. Речь идёт о Даниэле Риччи, старше Джоэла на шесть лет. Вероятно, сперва они испытывали друг к другу романтические чувства, но достаточно быстро стали любовниками — Джоэл, благодаря приобретённому за свою короткую жизнь опыту, казался старше своих лет, да и вёл себя соответственно. Разница в возрасте между ним и Даниэлой почти не ощущалась, разве что, в силу своей женской природы, она была гибче и изворотливей — настоящая волчица. Затем был Сан-Франциско (они с Даниэлой решили, что этот город подходит больше, чем Эл-Эй) и Том Три Гвоздя, впервые увидевший Джоэла во время уличной драки — какие-то незадачливые воры пытались похитить сумочку Даниэлы. Сцена настолько впечатлила Тома, что он сразу же решил познакомиться с этим «жёстким мальчишкой-северянином». К слову, и Джоэл, и Даниэла сделали вид, что ничего друг о друге не знают и вообще только что встретились: оба прекрасно понимали, что в новом городе и новом обществе (как и в любом городе и любом обществе) не стоит показывать свои слабые точки. Позже Ржавый будет стараться придерживаться этого правила, но не всегда это будет удаваться ему в полной мере. Так или иначе, но именно Том Три Гвоздя вывел Джоэла на боевую арену, и чем больше росла известность молодого бойца, тем дальше уходила в тень Даниэла — ведь, с увеличением количества поклонников неуёмно росло число врагов. Здесь надо сделать отступление по поводу отношений Ржавого и Даниэлы, чтобы потом уже не возвращаться к этой теме. Женаты они никогда не были, хотя временами сходились и жили как супруги — это можно назвать гражданским браком — однако со временем Даниэла взяла себе фамилию Марстон — факт, повергший намного позже Ржавого в состояние гомерического хохота и тайной гордости. Детей у пары тоже не было, да и не могло быть — последствия случая из юности Даниэлы: в пятнадцать девушка была обманута и изнасилована, аборт прошёл неудачно. Как представитель народа, она пережила всё это на физическом уровне более стойко, чем люди, но душевная травма угнездилась где-то на дне её сознания на долгие годы. Даниэле хотелось детей, но не было возможности родить собственных. Со временем Даниэла всё же смогла реализовать свои природные таланты если не матери, то прекрасного воспитателя: из-под её крыла вышло несколько замечательных бойцов, последним из которых был знаменитый Джейд, он же — пусть косвенно — явился одной из причин гибели женщины в 1984-м; если не вдаваться в подробности, всё это было связано с итальянской стороной семьи Джейда и строгими правилами его клана. Впрочем, на момент гибели Даниэла была уже очень больна, и вот тут мы можем спросить себя: была ли по-настоящему счастлива она, живя на отшибе и воспитывая всегда чужих детей?.. Джоэл из осторожности навещал её не слишком часто, со временем у него начали появляться другие женщины… Возможно, Даниэла всегда оставалась для него кем-то особенным. Возможно. Но спросить об этом уже не придётся, и лишь тот факт, что, узнав о её смерти, Ржавый пустил по кругу своей маленькой стаи бутыль с особым чёрным вином, говорит о том, что Даниэла Риччи была для Джоэла Марстона кем-то большим, чем просто одна из любовниц.***
Женщина на квадратном фото 1950-х годов Реджи не знакома. Фотографий у Ржавого вообще почти не было, да и те, что остались, Джейд честно сжёг в 1995-м, Реджи верил ему на слово. Эта карточка странным образом оказалась в одной из тетрадей Реджи, куда он записывал свои сны, очень может быть, что её туда положил сам Ржавый — понадеялся, что Реджи сбережёт снимок лучше, чем все его тайники. Так и случилось. Забавное фото: Ржавый совсем молодой, на вид лет двадцать, высокий, в пиджаке и кепи, вихры волос топорщатся во все стороны, лицо сияет редкой и ещё не испорченной шрамом улыбкой; рядом с ним, но, вроде как, и не совсем, словно случайно попавшая в кадр — девушка в тёмном платье с узкой талией, чёрные волосы уложены в старомодную причёску, руки сжимают лаковую сумочку. Лицо несколько смазалось в движении, но даже так она кажется красивой, «интересной», как говорят об итальянках с резкими и чуть тяжеловатыми чертами лица. Реджи знал, что у Ржавого бывали женщины. Разные женщины. Его многие находили привлекательным, даже те, кто не подозревал о существовании народа. Было бы куда проще сказать, что Ржавый — типичный белый американский гетеросексуальный мужик. Наверное, даже их с Реджи отношения можно было бы вписать в это определение: альфа — он альфа и есть. Впрочем, за 1978 год Реджи был уверен: он был у Ржавого один. …интересно, что стало с девушкой со старого снимка?.. И почему она так боязливо сжимает свою сумочку?***
В сумочке у Даниэлы на тот момент было около 20 000 долларов, которые необходимо было передать некоему лицу — вот почему Джоэл не поскупился на тумаки для грабителей (неизвестно, на что рассчитывавших, но вряд ли имевших отношение к мафии). Снимок — а его сделал один из агентов, следивших за тем, насколько хорошо девушка выполнит задание — Джоэл получил несколько позже и сохранил на память. Это было единственное фото Даниэлы, имеющееся у него. И хватит об этом. Уже было сказано, что Том Три Гвоздя вывел Ржавого на арену, но перед этим он, конечно, занимался подготовкой юниора. Том был не то, чтобы стар, но для боёв не годился: подводила травмированная нога. Своей реабилитацией он занимался сам и достиг весьма неплохих результатов, но, увы, отгрызенную ступню и часть голени было уже не вернуть. Поэтому Том обдумывал стратегии ведения поединков, между делом набивал татуировки всем желающим и подспудно, нет-нет, да и кидал зоркие взгляды вокруг — не появится ли достаточно подходящий для проверки его боевых теорий материал. Джоэл вполне оправдал его чаяния. Пожалуй, до Дикого Джека Ржавый по праву именовался одним из самых жёстких и удачливых бойцов. В то время в Сан-Франциско ещё случались столкновения между кланами — такое происходит и по сей день, но сейчас для народа гораздо больше поводов объединяться и действовать сообща (вспомните бунты против полиции), тогда же, напротив, речь шла о разделе территории и контроле. Влияние Романской лиги было тоже весьма значимым, в штатах, граничащих с Мексикой, оно получало поддержку Латинской лиги. Несмотря на то, что Джоэл был вопиющим северянином, он вступил в ряды романо-латинских группировок — была ли это дань привязанности к итальянке Даниэле, давление Тома Три Гвоздя (своенравный Джоэл мог и ослушаться его при желании — наверное, поэтому впоследствии практиковал подход «делай, как я говорю») или дружба с Рафаэлем Сан-Сегундо из «цветных», сказать сложно. Велика вероятность и того, что на севере Джоэл оставил какие-то слишком тяжёлые воспоминания. Всё это повело за собой довольно серьёзные последствия, приведшие, в итоге, как к смерти Даниэлы, так и к гибели самого Ржавого, но при этом возникает вопрос: а могло ли быть иначе?.. Вот так, из одной юношеской влюблённости и одной дружбы вырастает то, что могло бы — должно было бы — изменить мир. Изменило или нет — лучше видно со стороны, на расстоянии. И пусть об этом судят другие.***
Всё в том же 1978 Реджи стал как-то свидетелем славы Ржавого — тому был всего сорок один год, и он до сих пор участвовал в боях, правда, больше в сезонных европейских. Эпизод совсем небольшой и участия Реджи не предполагавший, он глубоко запал в память тогда ещё пятнадцатилетнему щенку. Двое мужчин — один из них был Ржавый, другой — незнакомый Реджи тип, с загаром и самодовольной улыбкой — заканчивали разговор, причём загорелый больше болтал, а Ржавый слушал; речь шла о предстоящих боях или каких-то подобных соревнованиях, о том, что «настало время побеждать молодым» и «если мы выйдем на арену, остальным там делать нечего», на что Ржавый ответил лаконичным спартанским: «Если». Дело было даже не в словах, а в том, как они были произнесены, в голосе, где не было места сомнениям, в упавшей тяжким металлом завершающей интонации, не предполагающей дальнейшего развития темы. В следующее мгновение Ржавый ощутил присутствие Реджи — того как электрическим током пробрало от услышанного ответа. Ржавый повернул голову и скупо улыбнулся, в то время, как лицо его собеседника исказилось промелькнувшей судорогой и уже сам Реджи почувствовал уверенную мощь одного и страх другого. В те годы не только помнили гладиаторские заслуги Ржавого, а лицезрели их. Сам Реджи никогда не выходил на арену, его предназначение было иным. Но несколько раз он вылечивал Ржавого от действительно тяжёлых ран и только один раз не смог вылечить до конца — в декабре 1980-го. Он не знал, что за тварь так исковеркала левую ногу бойца, раны были плохими, точно плоть вспороли острым — и ядовитым к тому же — рогом. Реджи сделал всё, что мог, Ржавый восстанавливался долго (по меркам народа) и мучительно, но после этого окончательно завязал с сезонными боями. Самодовольного типа с загаром к тому времени не было в живых вот уже полтора года как.***
Ни Ржавый, ни Реджи не сталкивались в своей жизни с Игнисом. И с Рэнделлом Рэйвенвудом тоже. К счастью.***
Его запах. Вкус. Фактура и цвет кожи. Сигареты, которые он курил. Жёсткие, словно стальные, мышцы. Его голос. Горячее дыхание в шею. Обнимающие руки. Всё это Реджи помнит слишком хорошо. Трое главных мужчин его жизни — Ржавый, Рик (Джейд!) и Саймон. Все остальные — только тени, даже если оставляли свои следы, даже если ранили. Зиппо с самого начала получил статус «брата», и это тоже хорошо. Отец… как выяснилось, они слишком долго были чужими друг другу. Семья — это не про кровь. Это про дух. Те трое — Ржавый, Рик/Джейд, Саймон — каждый по-своему стали ему наставниками, пусть по возрасту в наставники изначально годился только Ржавый. Каждый по-своему учил его быть самим собой. Каждый видел в нём что-то действительно настоящее. Его силу. Реджи качает головой и улыбается — допустим, прошедшее время к Рику/Джейду и Саймону не применимо. Они до сих пор продолжают свой путь. А Ржавый… он успел столько, сколько смог успеть. Очень немало.***
Чем занимался Ржавый помимо своих боёв — сказать сложно, можно лишь строить предположения. Вообще с 1960-х годов его след периодически пропадает. То есть совсем, в никуда. А иногда — появляется вновь, порой в самых неожиданных местах. Марокко. Аргентина. Швеция. ЮАР. Шпионаж? Контрабанда? Новые крестовые походы? Народ в подобных вещах мало кто превзойдёт. В 1967 году Ржавый обеспечивал охрану сеньоры Бьянки Дамиани-Корона, наследницы одного из старейших итальянских кланов, во время её визита в США. В январе 1968 года в Риме был рождён Джейд. Через год именно Ржавый забрал ребёнка и доставил его к Даниэле Риччи. Даниэла дала ему имя — Рик Марстон… Нет никаких данных, подтверждающих, что Ржавый знал в то время об отце ребёнка, по крайней мере его гораздо более поздняя реакция на совершенно сходные отклонения в поведении Джона ‘Дикого Джека’ Ричардса и Джейда ‘Рика’ Марстона свидетельствует о том, что мысль об их возможном родстве не приходила к нему в голову.***
Обычно было довольно сложно догадаться, о чём он думает — своими размышлениями Ржавый делился редко и мало с кем. Он мог показаться расчётливым и меркантильным даже, но это потому, что самые свои сокровенные мысли Ржавый прятал от посторонних. Реджи помнит, каким Ржавый был наедине с ним, особенно когда они были только вдвоём, ещё до Зиппо. Он действительно умел привязываться, пусть ни за что не стал бы показывать это другим. Но тот, кого это касалось, мог чувствовать.***
Это, пожалуй, мог сделать Рафаэль Сан-Сегундо — Ржавый доверял ему. Кроме того, Рафаэль подобные вещи ощущал очень хорошо, это был его дар. Именно Рафаэль мог указать Ржавому на Реджинальда Клэйтона с его уникальной способностью к заживлению ран, пусть Реджи на тот момент и было всего четырнадцать. Ржавый провёл несколько месяцев в раздумьях, а затем решился… и столкнулся с непредвиденной реакцией — совершенно искреннем изъявлением любви. Боюсь, что здесь Ржавый уже долго не думал, а решил брать быка за рога. Свою маленькую стаю на этот раз он начал строить именно исходя из этого чувства. И это было правильно: любовь, а не страх, является куда более мощным двигателем. Прежде у него уже были попытки собрать свою собственную семью — как это водится у всех по-настоящему сильных представителей народа, тех, кто зовётся обычно «альфа». Одни таким образом укрепляют свою власть, другие умножают силу. Ржавый пытался пойти этим путём — и терпел поражение раз за разом. Он старался держать дистанцию, не привязываться к своим щенкам — выходило плохо. Тогда он стал делать иначе, так, как подсказывало ему сердце. Его последний маленький клан — Реджи, Зиппо и Джейд — оказался наиболее сильным, дружным и сплочённым. Со временем участники разошлись каждый в свою сторону, но сохранили семейную связь. Великое достижение Ржавого как лидера и воспитателя.***
На некоторое время Реджи погружается в воспоминания о самых сладостных минутах со своим первым — и последним — альфой. «Никого, кроме меня», — поставил условие Ржавый, и Реджи сдерживал его всю свою жизнь. Он бы, наверное, изрядно удивился, если бы узнал, что отношение самого Ржавого к нему было таким же: никого, кроме Реджи. Белый американский гетеросексуальный мужик…***
Дикого Джека пристрелил один из Охотников; вообще Ржавый считал, что нужно очень постараться, чтобы окончить свои дни вот так — народ умеет ускользать, становиться незаметным, словно бы растворяться в толпе. Никакая яркая внешность здесь не будет помехой… Сам Ржавый уходил от преследователей не раз и не два. Как уже было сказано, порой его следы попросту исчезают без какого-либо намёка на недавнее присутствие. Кроме того, Ржавый умел ждать. В 1980-е он вёл довольно замкнутую жизнь — занимался своей семьёй, завершал те дела, которые надо было завершить. Былая слава и репутация всё ещё сохранялись за ним, но начали замечать, что Ржавый стареет. Проклятие народа: редко кто доживает до старости, так, как это делают люди. Говорят, прежде мы жили дольше, но мир испортился — плохой воздух, плохая вода, плохое мясо. Женщины стали рожать реже, многие не в силах даже зачать; девочек рождается меньше. Распространились смешанные браки — человеческая кровь даёт возможность немного продлить жизнь, но уменьшает силы. Кое-кто в попытках ассимилироваться с людьми теряет свою истинную суть, забывает постулаты Братства. Возникающие движения сопротивления, вроде «Чёрного солнца» — это зачастую агрессивная попытка «продать свою шкуру подороже». Жаль, что мне не довелось побеседовать с Ржавым на эту тему, но в те времена, когда его занимали подобные вещи — а Ржавый был очень прозорлив — я был ещё слишком молод и не думал даже на день вперёд. Был ли его конец в 1995 году неожиданностью? Разорванное горло и серебряные пули в груди, роспись Ватиканских Стражей. Сколько раз сам Джоэл Ронан Марстон, Ржавый, оставлял подобный автограф? «По милости Божией», — сказал бы он, наверное, увидев собственную гибель со стороны.***
Реджи открывает глаза и видит, что свечи прогорели больше, чем наполовину. Ночь как раз вступила в свою самую глухую пору, и какое счастье, что сейчас нет полнолуния. «Счастье — это лёгкая смерть», — бормочет Реджи себе под нос и тихонько фыркает. Правда забавно: Ржавый умер в пятьдесят восемь. Пятьдесят восемь исполнится в этом году самому Реджи, но повода умирать пока что нет — даже ковид, о котором уже который месяц гудит человечество, для народа не страшен. Хоть один плюс. Другой вопрос — будет ли кто-нибудь вспоминать о самом Реджи так, как он вспоминает о Ржавом? Чтить его память, как это принято у Братства?.. Когда уйдёт время диких — кто придёт им на смену? Вырвутся ли тёмные твари, запертые где-то в подземельях, наружу? И что… «Ох, чушь говорю…» — качает Реджи головой. Возраст, паранойя… Завтра концерт Айви, они с Саймоном идут. Джейд тоже будет. И Мэгги. Пока есть молодёжь — пусть даже полукровки — народ будет жить. Генетическая память. К тому же — если нос Реджи его не подводит — Айви должна скоро сообщить, что беременна. То-то Джейд удивится… Реджи задувает свечи и тихо идёт в спальню. Двадцатилетний Джоэл Ронан Марстон улыбается со старого фотоснимка.***
Я уверен — он всё это знал заранее. Наверное, мог бы предсказать судьбу Айви уже в самом начале 1990-х, когда она была совсем крошкой. Удивительный он был. Чем ближе я подхожу к его возрасту, тем лучше, как мне кажется, понимаю его. Думаю, старик гордился бы тем, что я продолжил его дело. Ему бы понравился Рэйф. В итоге, мы запоминаем своих учителей не за то, как они гоняли нас раз за разом, а за то, какими они нас сделали. И тут остаётся только одно: сказать «спасибо».