Пора решать
24 сентября 2019 г. в 02:38
Оказавшись на пороге дома и захлопнув спиной — руки были не без дела — дверь за собой, Папирус синхронизировал данные с последнего сохранения и убедился, что за время его отсутствия ничего не изменилось.
Со скелетом на руках он задержался на входном коврике, стряхивая ногой об ногу прилипший снег. За Санса андроид был спокоен: резкие перепады температур и суровые погодные условия, насколько он знал, никак не влияли на состояние монстров его расы. Однако собственному телу, чувствовал он, потребуется тщательная диагностика.
Отбрасывая в фоновый режим все поочерёдно всплывшие задачи, Папирус невольно замер, рассеянно вслушиваясь в ночную тишину. Метель за окном уже успела стихнуть; из окна на пол в гостиной беспечно лился лунный свет, слегка касаясь своим бледным сиянием контуров мебели.
Он опустил взгляд на Санса. Даже во сне скелет выглядел уставшим: округлые тёмные впадины под его глазницами сейчас были наиболее заметны, и андроид не мог смириться с неведомым чувством вины за его такое жалкое состояние.
Оставить Санса досыпать здесь было единственным возможным решением при заданных ограничениях, поэтому Папирус аккуратно уложил скелета на диван. Но ведь больше нет ограничений, запоздало осознал он и, развернувшись, перевёл настороженный взгляд вверх.
На втором этаже, по бокам от картины с костью — любительский аллегорический натюрморт типа «суета сует» в довольно несвойственном этому жанру стиле постимпрессионизма, — были две практически одинаковые двери. Одна из них, самая дальняя от лестницы, не выделялась ничем примечательным, кроме как загадкой своего содержания.
Другая же, прямо напротив лестницы, привлекла больше изменчивого внимания андроида: она была вдоль и поперёк переклеена потемневшими от времени наклейками и отсохшими, местами даже отлипшими от старой лакированной древесины лентами с надписями тем самым крупным почерком: «Парням вход воспрещён!», «Девушкам воспрещён!»…
«Папирусу вход разрешён».
…Что?
Это не могло быть ошибкой: здесь без всяких сомнений было написано его имя; оптический блок не мог настолько исказить реальность, чтобы ему вдруг начало мерещиться. Он только не мог понять, противоречила эта надпись приказу Санса или наоборот.
Но сомнений не было: Папирус уже был в этом доме. Возможно, именно поэтому слот его памяти изначально был пуст — просто-напросто стёрт. Поэтому Санс был не так разговорчив с ним, словно нарочно скрывая негативные моменты из прошлого, о которых он, Папирус, не помнит — не может помнить. Но теперь его атаковали всё новые и новые вопросы: из-за чего понадобился полный сброс системы? Почему ему дали второй шанс?
Что здесь произошло?
В оперативной памяти вдруг всплыли последние слова скелета: «Никогда ты не заменишь мне брата». Андроид не мог понять, почему эти слова задели его больше всего. Неужели я уже пытался вытеснить из жизни Санса другого, родного ему монстра? Враждебный настрой скелета и агрессивные знаки на двери вполне объясняли это; опираясь на рассуждения, андроид вполне мог реконструировать возможные события прошлого. Но у него не было достаточно доказательств, и чем больше Папирус рассуждал над этим, тем больше лишнего внимания он уделял слову «замена».
Светодиод мигнул красным.
Вместе с очередным программным сбоем андроид принял необратимое решение подняться на второй этаж. Опасливо оглянувшись, он повторно убедился, что Санс всё так же крепко спит, и осторожно, ступив в угловатую лужу лунного света, подошёл к ступенькам.
Ему больше не пришлось ломать собственные барьеры — нога сама сделала первый шаг наверх без явных усилий. И на каждом новом шаге андроид не чувствовал прежнего болезненного сопротивления; все преграды — в голове, понял он.
Добравшись до двери, Папирус взялся за ручку — холодная, слегка нахмурившись, отметил он, — аккуратно, стараясь не издавать ни единого шума, прокрутил её и прокрался внутрь, на всякий случай оставив дверь приоткрытой.
Под этот полумрак пришлось подстраиваться; единственный источник света — небольшое окошко в углу этой комнаты — был чем-то частично перекрыт. Андроид не рисковал включать свет, хотя бы потому, что в первые секунды, разглядывая очертания, был отчасти сбит с толку.
В этой комнате царил идеальный порядок. Настолько неестественный, будто бы только после генеральной уборки. Возможно, именно поэтому Санс и не давал команды убираться в комнатах на втором этаже. Возможно, в другой так же чисто, предположил Папирус. Но несмотря на безупречность состояния этого помещения, он смог разглядеть на освещённых участках тончайший слой пыли.
Была ещё одна странная, не поддающаяся логическому объяснению деталь. Эта спальня, просчитал андроид, физически неверно устроена: будучи крайней на втором этаже, с дверью в правой части изнутри, она каким-то образом умудрялась прокладываться не правее, к соседней комнате, а левее, за пределы дома. Вероятно, есть боковая настройка, предположил Папирус, проходя в глубь комнаты.
Первое, что бросилось ему в глаза, — широкая кровать в виде гоночного автомобиля, аккуратно заправленная. Далее — длинный стол с боевыми фигурками на подставках, расставленными в строгом шахматном порядке. В углу, у самого выхода, — крупная картонная коробка с костями неизвестного происхождения. На стене — большой пиратский флаг со множественными дырками и потёртостями — совсем как настоящий. Возле него — высокий книжный шкаф, под завязку наполненный массивными томами по созданию головоломок и… детскими книжками.
Компульсивно потирая пальцы, Папирус не мог оправиться от ложного вывода, с которым грубо просчитался, загоняя себя в более глубокий, детальный анализ. Его здесь никогда не было.
Здесь жил ребёнок.
Взгляд андроида метнулся от двери — ещё одна? — к выключенному компьютеру, и на краткий миг Папирус почувствовал себя… в безопасности. Одна из ранних моделей персонального компьютера. Тем не менее — вторая рабочая система в этом доме, способная выполнять заданную последовательность операций. Правда, несмотря на глобальное превосходство над античной техникой, Папирус мог отдать ей должное: эта машина действовала бесстрастно и в этом была профессиональнее продвинутого девианта.
Если бы он не заметил, что на том же столе, возле клавиатуры, лежал справочник по свиданиям с закладкой в самом начале, то не внёс бы в программу ещё одну крупную правку: подросток.
Никто иной, как…
— Эй.
Папирус резко обернулся; датчики задней панели не успели засечь движение, что было странно, поэтому появление в дверном проёме Санса стало для него неожиданностью.
Скелет стоял, выставив одну руку вперёд, словно желая некой силой удержать андроида на месте. Но тот и так не двигался — не имел права даже пытаться.
Осознав бессмысленность собственной попытки, Санс медленно, не сводя взгляда с Папируса, опустил руку. Мелко дрожащий в его глазнице сине-жёлтый огонёк уступил место стабильным белым зрачкам.
— Ты был занят, а? — спокойно вымолвил он после недолгой паузы, засунув руку обратно в карман. — Кажется, я отвлёк тебя.
Папирус не спешил отвечать; это хладнокровие не внушало ничего доброго. Прежде чем ему удалось подобрать верную, безвредную реплику, Санс вновь заговорил:
— Знаешь, — уголки его рта чуть дрогнули, — будь ты живым, ты бы уже давно был мёртв.
Система автоматически выдала [боевую готовность], хотя сам Папирус ни к чему не был готов. Он не мог предугадать возможную реакцию — а от скелета, который появляется на другом этаже за секунду, можно было ожидать что угодно.
— Но ты андроид, — прикрыл глазницы Санс, — бездушная машина, лишённая желаний и воли. Точнее, так я считал, — исправился он, — и мне интересно, что сейчас движет тобой.
Он посмотрел прямо на Папируса; их неживые взгляды пересеклись. Две машины для убийств в одной комнате — явный перебор, — вдруг подумал кто-то из них.
— Это баги в программе? Сбои системы? — без тени эмоций вопрошал скелет, отведя зрачки; в полумраке комнаты они казались ярче. — Или нечто иное, что я не учёл в чертежах?
Папирус почувствовал нарастающий жар; нарушение работы системы терморегуляции; необходима диагностика, отрешённо вспомнил он, завершая все логические операции, в которых больше не было необходимости.
— Жаль, что нельзя втянуть тебя в режим боя, — вернул его в циничную реальность колкий голос Санса; тот с демонстративным интересом разглядывал комнату. — Правда, не хотелось бы наводить здесь беспорядок.
Вновь вернувшись взглядом к андроиду, он улыбнулся. И если бы не затруднительная ситуация, в которой они оказались, если бы не этот немой террор, который они вели, Папирус бы точно улыбнулся в ответ.
Но ему оставалось лишь держать руки по швам и надеяться на чужую милость. Откуда это чувство страха? Что это за страх?
— Ты ведь уже всё понял, да?
Повисла тишина; угнетающую атмосферу в воздухе можно было легко рассекать ножом. Просчитывая вероятность нарваться на спонтанные нежелательные последствия, Папирус не смел признаться в осознанном произволе, но и не мог более так смело держать их зрительный контакт, поэтому позорно опустил взгляд.
И понял, что выбрал неверную тактику, когда Санс, так и не получив от него за всё время ни единого ответа, внезапно повысил голос:
— Трижды ослушаться моих приказов того стоило, CS-95?
— Я виноват, Санс.
Не ожидая такой быстрой реакции, скелет умолк и испытующе уставился на андроида.
— Прости меня, — чуть тише произнёс Папирус, на автомате прокручивая в памяти чужие слова в баре. — Я понимаю, я не твой брат — и никогда не смогу заменить его. Андроид никогда не сможет заменить монстра. Но… — он робко поднял взгляд. — …Его ведь тоже звали Папирусом, верно?
Санс промолчал, даже не изменившись в лице.
— Он был твоим младшим братом, — продолжал вслух рассуждать андроид, не сводя внимательного взгляда со скелета, — вы вдвоём жили здесь, в этом доме. И сейчас, без него, ты испытываешь сильное травматическое переживание, которое спровоцировало астеническую депрессию.
Немое отчаяние — вот к чему он привык, начал мысленно размышлять Папирус, улавливая колебания в зрачках скелета. Он не был запрограммирован на прямое оказание терапевтических услуг, но желание помочь Сансу возобладало над всевозможными рисками.
Сейчас ему нужен кто-то. Кто-то, с кем он сможет снова быть собой. Кто-то, кому он сможет снова довериться. Кто-то, кто сможет спасти его от самого себя.
— Я понимаю тебя, — продолжал Папирус, приложив руку к груди. — Потеря близкого — это всегда больно. Но вместе мы сможем найти решение. Я хочу помочь тебе, Санс. Это моя воля.
Скелет выглядел одновременно рассерженным и растерянным. Чувствуя верное направление, андроид сложил руки в замо́к.
— Что бы ни случилось, я уверен: твой брат не хотел бы видеть тебя таким. Поэтому лучшее, что ты можешь сделать для него, — это жить дальше. Жить счастливо, Санс. Ради него.
Отсылка к чувствам настоящего Папируса была правильным рычагом: зрачки в глазницах Санса потухли. И вновь наступила тишина. Этот пустотный шум в полумраке комнаты, с которого всё началось, приятно давил на звуковой процессор.
Папирус терпеливо отсчитывал секунды, пока не услышал чужой шумный выдох; вернувшись к режиму оптического наблюдения, он заметил, что Санс скрытно протёр глазницы рукавом.
— Был сброс, — пытаясь подавить дрожь в голосе, вдруг тихо начал тот. — Никто, кроме меня, не помнил, что было. В этом не было ничего удивительного, — добавил Санс, а затем судорожно вздохнул. — Но Папирус… он пропал.
— Его нигде не было. Я продолжал телепортироваться до тошноты. Никогда не испытывал такого страха… Помню, забегаю к лавочнице. Спрашиваю: «Вы не видели Папируса?» — скелет запнулся, словно не желая вновь переживать этот момент; на его лице появилась измученная улыбка. — И знаешь, что она сказала? «Ты про траву или бумагу?»
Санс дрогнул. Несмотря на комичность описанной ситуации, он выглядел чертовски расстроенным.
— Клянусь тебе, в тот момент я возненавидел каламбуры. И знаешь, что самое интересное? Больше сбросов не было. Ни единого, — он нервно усмехнулся. — Кажется, я сошёл с ума в бесконечных поисках хоть какой-нибудь подсказки. И в итоге просто сдался.
— Бросил все попытки и решил доживать воспоминаниями, — выдавил скелет. — Но я не ожидал, что так стремительно стану забывать его. Черты лица, тембр голоса, привычки. Раньше я каждый день слышал его смех и вдыхал аромат спагетти… а теперь всё это буквально ускользало от меня на глазах. Как бы болезненно это ни было, я не мог позволить себе это забытье, — он сделал паузу, колеблясь. — Со мной уже было такое… И я бы не простил себе это снова.
Он тяжело вздохнул, явно утомлённый таким объёмным откровением.
— Поэтому не без помощи доктора Альфис…
— …Ты создал меня, чтобы не забыть его, — неохотно взял слово Папирус. — Но теперь тебе придётся избавиться от меня.
Санс в искреннем недоумении вскинул бровные дуги; светодиод на виске Папируса стабильно горел жёлтым.
— Устранить погрешности моей экспериментальной модели. Стереть память. Заменить. У андроидов есть множество способов начать всё сначала, — он не отдавал себе отчёта в этих словах, озвучивая фразы из собственных размышлений. — Всё потому, что я не имею права на эти эмоции. Я был создан строго выполнять приказы и команды программы, а не поддаваться девиантному поведению из побуждений сделать тебя счастливым, Санс. Вот почему андроид никогда не сможет заменить монстра, — невольно сжимая запястье, Папирус обречённо опустил взгляд. — Вот почему для тебя я всегда буду грудой железа.
Вдоволь выговорившись, понурый андроид замолчал. Лишь теперь он понял, что эти слова вырвались из него без всякой преждевременной обработки — только из чувства слепого страха и необъяснимой обиды.
После этой неожиданно длинной речи Санс выглядел не столько растерянным и обескураженным, сколько решимым. Горько усмехнувшись, он наконец сдвинулся с места: подошёл к приунывшему Папирусу — тот слегка вздрогнул от такой непривычной пассивной близости — и протянул к нему руку.
— В тебе нет души, Папирус, — скелет аккуратно прикоснулся к синтетической грудине андроида, слегка постучав по твёрдой поверхности кончиками пальцев, а затем поднял на него свой проницательный взгляд: — Но у тебя есть то, чего нет у многих монстров.
Разочарованный до этого неисправимым фактом Папирус удивлённо-вопросительно моргнул. В ответ на такую наивную реакцию на лице Санса появилась мягкая улыбка.
— Милосердие.
Спрятав руки в карманы и лениво подмигнув, скелет развернулся и неспешно вышел из комнаты, прикрыв за собой дверь и бросив напоследок полусонное «доброй ночи».
Папирус же, оставшись в комнате один, не сводил взгляда с двери, продолжая обрабатывать полученную за ночь информацию. Наконец его программа выдала нейтральное сообщение: «Миссия выполнена», но вместе с очередным программным сбоем андроид отметил, что их отношения с Сансом стали лучше.