Хороший эльф — мертвый эльф

      Она надеялась, что сегодня ее ждал удачный день. Женщина улыбнулась, мысленно находясь уже далеко от недружелюбной и дурно пахнущей столицы, куда ее занесло, можно сказать, по чистой случайности. А еще вчера она надеялась объехать стороной Ард Каррайг. Друид даже издалека почувствовала крайне нездоровую ауру, охватившую улицы и дома разросшегося города. Ашали старалась не думать о плохом, ведь скоро ее мучения закончатся, и они вместе с Алларосом окажутся на просторах Синих Гор, где она провела все свое детство и когда-то открыла в себе первые зачатки магии. Как же давно это было…       Все, что происходило дальше, напоминало… паводок. Внезапный, непредсказуемый, безжалостный и яростный. Он без какого-либо предупреждения обрушился на головы нелюдей Ард Каррайга, снося с ног и не давая опомнится ни на секунду. Ашали поняла, что что-то пошло не так, когда услышала дикий, душераздирающий визг, проносившийся по одной из главных улиц столицы. Она находилась в аптеке и меланхолично перебирала разноцветные склянки с алхимическими ингредиентами. Хотя с самого начала знала, что ей было нужно, но зачем-то тянула время.       Одно неловкое движение, и в действие пошел эффект домино. Случайно задетый пузырек повалил другие, и в конце концов несколько склянок в дребезги разбились о каменный пол. Но Ашали, оцепеневшая, даже не обратила на это внимания.       Кровь отлила от лица. Паника сковала ее тело.       Нет, только не сейчас. Прошу…       — За испорченный товар придется заплатить, — прогнусавил аптекарь за спиной. Друид кинула хворающему мужчине, как оказалось, целый золотой и тут же выбежала из магазина. Она даже не вспомнила про то, что оставила свой платок в магазине, когда-то подаренный ее возлюбленным.       Ашали чувствовала негативную энергию вокруг так же хорошо, как слышала всплески криков, возникающие то там, то здесь, подкрадывающиеся все ближе и ближе к ней. И, наверно, ей стоило остаться в той провонявшей спиртом аптеке и продолжать разглядывать пузырьки с зельями, если бы не Алларос. Друид знала его слишком хорошо, чтобы не догадываться о том, что любимый как всегда окажется в центре событий. И без лишних раздумий женщина рванула в сторону их временного дома, молясь застать живого и невредимого Аллароса именно там.       Ашали очнулась только тогда, когда начала задыхаться. Оказавшись в опасности, она вдруг протрезвела и, заметив, что когда-то голубое небо затмили черные удушливые клубы дыма, воздух смердел не только пролившейся кровью, но и сладковато-тошнотворным запахом паленой плоти, а зачастую спотыкалась она вовсе не о мешки с фруктами, а о свежие трупы, ее тут же пробила дрожь. Казалось, электрический удар прошелся по всему телу и необузданный хаос ударил в голову, как выпитый бочонок краснолюдского спирта. И Ашали снова потеряла себя…       Погром продолжался до самого утра. Пока практически все нелюди Ард Каррайга не были вырезаны. Карательные отряды, состоящие из простых горожан, додумались заколачивать двери домов в гетто нелюдей и поджигать здания вместе с целыми семьями и детьми. Городская стража, которая должна была сдерживать погром, наоборот, с каким-то хмельным азартом присоединилась к нему. А что мог сделать простой эльф-торговец, в жизни не державший ничего опаснее кухонного ножа, против вооруженного солдата, обученного убивать?       К этому времени дороги города уже были затоплены кровью. К счастью, человеческой тоже.       Но Алларос так и не нашелся. Ашали все еще могла ходить, у нее еще были силы на то, чтобы поджарить еще пару тройку dh’oine, которые осмелятся кинуться на озверевшего друида. Ей приходилось оглядываться по сторонам, каждый раз с замиранием сердца вглядываться в мертвые лица Seidhe, и каждый выдох облегчения, что очередной прекрасный эльфский юноша, зарезанный, как свинья на бойне, не оказался ее Алларасом, сопровождался нарастающим чувством вины, которое медленно пожирало ее изнутри.       Она замерла посреди площади. Сердце пропустило удар. Ноги вросли в камень на площади. Ашали перестала дышать.       Dana Méadbh…       Ее руки тряслись, когда она снимала окровавленное тело. Еле как уложив Аллароса на израненные колени, женщина позволила себе сделать один короткий отрывистый вздох и склонилась над телом мужчины. Ее руки обвили его, словно лианы, пальцы от отчаяния впились со всей силы.       Стоило только посмотреть в его потухшие глаза, как стало ясно — она достигла точки невозврата.       Ее еле как оттащили от тела Аллароса, ведь Ашали не собиралась его отпускать. Она боялась, что тело любимого достанется dh’oine. Ашали знала, что они делали с телами тех, кто пошел против их воли, особенно если это был один из Seidhe. Она уже не чувствовала, как огонь обжигал ее кожу, как ручьи крови стекали по рукам, пропитывая собой одежду, как сломанное ребро до невыносимой боли втыкалось куда-то внутри нее, почти вспарывая живот. Ей уже не было ни холодно, ни жарко, все, что она чувствовала, была пустота. И ненависть.

***

      Мрак быстро опускался на руины Ард Каррайга, и вскоре, все что от него осталась, была лишь пара эльфов. Девушка, вся в крови и ссадинах, заливаясь слезами, с отчаянием прижимала к груди растерзанные останки своего любимого. Она обхватила его лицо обеими руками и окровавленными губами запечатлела на лбу поцелуй.       — Va faill, me minne... — тихо раздался ее слабый голос.       А после даже оба эльфа исчезли, рассыпавшись на миллион мелких лепестков. И все погрузилось в абсолютную и холодную тьму. Утопая в ней все глубже и глубже, ей становилось так одиноко и тяжело на сердце, что казалось, она еле выдержит. Не было сил сопротивляться. Казалось, она могла только поддаться этому мраку и позволить себе быть утянутой на самое его дно, где не были ни света, ни тепла.       Dh'oine... Если думаешь, что позволю просто так убить себя какой-то вшивой псине, вроде тебя, сильно ошибаешься. Да, может, я умру, но не думай, что не затяну тебя вместе с собой.       После этих слов, казалось, ее еще сильнее начало затягивать вниз. Она, обессилев, закрыла глаза и полностью поддалась тьме...       — Бринна?       Знакомый голос вдруг разбудил ее. Как только она попыталась вспомнить, кому же он принадлежал, как в мысли бурным потоком ворвались отблески фрагментов прошлого, настоящего и, казалось, даже будущего, но было тяжело что-либо разобрать. Словно пытаешься сложить картинку в калейдоскопе во что-то, у чего есть хоть какой-то смысл.       Она из-за всех сил потянулась за ускользающим вдалеке, как воздушный змей в воздухе, голосом, пытаясь ухватить его за хвост. Казалось, он был почти осязаемым. Еще чуть-чуть, и она прикоснется к нему…       Ей совсем не хотелось повторять судьбу той женщины! Не хотелось вечно утопать во марке!

***

      — Ты чего вдруг разлеглась?        Ее вдруг разбудил чужой звонкий голос. Точнее, заставил раскрыть слипшиеся, словно от глины, глаза. Гвен? Точно же, никто ее как ее родная сестра стояла рядом и тянула свои по-детски крошечные ручки, чтобы помочь подняться с земли.       Тем временем голову продолжало неистового кружить, так что было сложно разобрать лица, точнее, только одно лицо. Тяжело было рассмотреть разбросанные по лицу веснушки, заглянуть в полные жизни и цветения зеленые глаза, словно зрение вдруг упало до минус шести. Но этот голос было трудно спутать.       Пальцы зарылись в махровый ковер свежей травы. Теплый летний ветерок прошелся по голым участкам кожи на руках и небрежно разбросал непослушные кудряшки во все стороны. Он пах цветами и наливными яблоками. И она легко улыбнулась — этим легким летним ароматом всегда было чуть ли не насквозь пропитано село. Здесь было намного лучше, чем в столице: лучше люди и чище воздух. А какие здесь были яблоки…       Рука сестры была неожиданно ледяной. Слишком холодной, как камень, для теплого летнего дня.       — Пойдем, нас мама ждет! Чего ты ждешь?       Только хотелось выкрикнуть: «Постой! Объясни, что здесь происходит!» — как слова комком застряли в горле, и все, что она смогла сделать, было послушно следовать за сестрой. Ее рыжие волосы, словно яркий огонек, контрастно выделялись на чистом небе и бесконечной зелени.       Не прошло и секунды, как послышался скрип половицы под сапогом. Она была уже в доме? Хм… странно… Странно, что несмотря на затопленную печь холодно здесь было, как глубокой зимой в винном погребе… Запах… Она глубоко вздохнула… Пахло маминым мясным пирогом. Девушка сглотнула слюну — она была голодна, как волк.       — Вот вы где! — вот вышла она, прекрасная и вечно сияющая, как только что распустившийся цветок. Взгляд встретился с глубокими голубыми глазами матери.       Мама? Неужели она...       Женщина расплылась в улыбке и медленно подошла к детям. А Бринна стояла, как вкопанная, без возможности пошевелиться или произнести звук. Было такое чувство, словно земля медленно уходила из-под ног, а она проваливается в темную и опустошенную бездну.       — Как прогулялись?       Она не могла ответить. Просто не могла. Ее легкие горели изнутри и не позволяли вдохнуть. Что-то внутри не давало открыть рот, улыбнуться и броситься в объятья живой матери. Было даже невозможно дотронуться до нее, почувствовать запах ее любимых духов, а было так холодно… Может, она просто уже ничего не чувствовала?       — Кстати, девочки, у меня для вас сюрприз…       Не успела она закончить, как дверь за ними распахнулась.       Что? Нет. Этого… этого просто не могло быть. А как же его бесконечная служба? Как же... отец никогда не навещал их летом. Она вообще его видела крайне редко даже дома, в Вызиме. Все это казалось неправильным.       Когда темные глаза отца коснулись ее, улыбка сама спала с лица, а глаза отчего-то увлажнились. Мужчина нахмурился, пристально смотря на дочь в ответ, и сбросил со спины тяжелую сумку. Массивная рукоять отцовского меча с неприятным звуком ударилась о пол.       — Бринна? Что ты здесь делаешь? — казалось, его голову посетили похожие мысли, и он задумчиво перевел взгляд на мать, а потом вновь вернулся к дочери. — Бри, — отец улыбнулся свободно и по-настоящему, казалось, этой улыбки не появлялось на его украшенным шрамами лице очень давно, — моя маленькая Бринна, как же я переживал за тебя.       По щеке скатилась одинокая слеза.       Он протянул руку к ней, пытаясь дотронуться до ее лица. Шершавые пальцы ласково прошлись по коже и поймали соленую каплю, и Бринна не смогла сдержать теплую, но грустную улыбку. Вдруг стало уютно и тепло, настолько, что не хотелось возвращаться… Казалось, словно она вновь была дома. Нет, она на самом деле была дома со своей семьей. И это именно то место, где она хотела быть и где она должна была быть.       — Нет, — отрезал мужчина и резко оторвал руку от ее лица.       Почему?       — Иди дальше, Бринна, а сюда всегда успеешь вернуться, — печально ухмыльнулся мужчина. — Этот дом будет стоять здесь веками.       Грустная улыбка сделала его лицо еще мрачнее. Отец, казалось, застыл, и для него больше не было его маленькой Бринны. Красные глаза на мгновение блеснули в свете, казалось, солнечного луча и вдруг потухли, как затушенный фитиль свечи, длинные рыжие волосы поседели и спустя мгновение обратились в пепел.       А в голове до сих пор болью пульсировал вопрос: почему?       Но ни отца, ни дома уже не было. За место этого Бринна не видела ничего кроме темных вод и пробивающегося солнечного света.       Вздох. Воздух с болью ворвался в легкие, обжигая горло сильнее ржаной темерской. И голова тут же опьянела, если бы она дышала парами крепкого алкоголя. Бринна не чувствовала ни рук, ни ног, но непреодолимое желание жить заставляло ее дрыгать онемевшими конечностями, пока под подушечками пальцев не почувствовались одинокие песчинки.