Молоко и мед

      Они репетировали каждую неделю по три раза, как Егор и обещал: он никому не давал поблажек, заставляя переигрывать снова и снова, если считал, что какая-то песня испорчена чьим-либо исполнением. Тиму тоже доставалось: Егор кричал на него еще яростнее, чем в начале знакомства. Иногда он поражался самому себе: откуда к этому доброму и такому близкому для него человеку берется столько ядовитой ненависти в его душе. Тим терпел его вспышки гнева. Как всегда — послушно кивал головой и обещал исправиться. Егору впервые в жизни хотелось по-настоящему ударить его: за то, что он соглашается с ним. Снова и снова. Наверняка ведь догадывается, почему Егор так жестоко срывается на нем спустя такой длительный период общения. Наверняка ведь знает, что Егор пытается оттолкнуть его от себя таким изощренным способом. И именно это больше всего выводило вокалиста из себя: Тим знает причину злости и не высказывает наболевшее. Егор едва не швырял свой микрофон в стену, чувствуя, как внутри все кипит. Хотелось искренне его ненавидеть. Ненавидеть так, чтобы судорогой сводило. Вот только другое внутреннее чувство — острое, мощное и всепоглощающее — тушило горячую едкую желчь в глубине души. Егор в отчаянии понимал, что не сможет причинить вред этому человеку, а если и ударит когда-нибудь, то никогда себе этого не простит. Этот преданный, добрый и ласковый взгляд постоянно стоял перед глазами. Настоящее наваждение…       В тот злополучный день он долго вертелся перед зеркалом, примеряя к рубашке то один, то второй галстук, потом не выдержал, надел один из них и смущенно подошел к сидящему в кресле Тиму:       -Как тебе? Сойдет?       Парень поднял на него удивленные глаза, словно не ожидая, что Егор обратится к нему за советом, оглядел его с ног до головы внимательным взглядом, недовольно помотал головой из стороны в сторону и поднялся с кресла, отбросив блокнот в сторону:       -Не надевай его, — он стянул с него галстук, откинул его на кресло и расстегнул первые две пуговицы рубашки. — Ты ведь не на деловую встречу едешь. Это юбилей твоей мамы. Ты должен выглядеть, как ее любимый сын, а не как ее коллега по работе, — он тепло улыбнулся ему уголками губ и добавил. — Мне кажется, тебе надо успокоиться: ты слишком взволнован. Все будет отлично. Это же твоя мама.       Егор ухмыльнулся:       -Вот именно — это моя мама. Ты ее не знаешь. Если я случайно оброню в ее присутствии вилку, я погорю тут же — от стыда, что я бесполезное бездарное существо.       -Не говори так, — нахмурился Тим. — Все равно я тебе не поверю. Она твоя мать, и она любит тебя несмотря ни на что. Она тебя вынашивала, рожала и растила все годы. Она не может так просто выкинуть тебя из своей жизни и разлюбить. Ты же не старая потрепанная вещь…       Егор покивал головой, напряженно сжав губы:       -В этом случае лучше быть «старой потрепанной вещью» — по крайней мере, о ней быстро забывают и позволяют жить дальше, — вздохнул он, убирая галстуки обратно в ящик. — Навряд ли я успею на репетицию сегодня, но не дай Бог я узнаю, что вы ее пропустили или халтурили на ней. Мне ведь не надо повторять… — он не договорил, Тим перебил его, устало качая головой:       -Да-да-да! Повторять не надо: ты всех нас придушишь. Каждый из нас уже давно живой труп в этой группе. Впору переименовываться из «Сената» в «Склеп».       Егор усмехнулся, молча оценив непринужденную иронию парня, проверил конверт в кармане брюк: подарок матери — долгожданные билеты на концерт Баскова. Щурясь от палящего летнего солнца и шагая на остановку, чтобы запрыгнуть в автобус, идущий в район его родного дома, он снова ощутил в себе позабытое чувство ядовитого страха и скользкого волнения. Мать не звонила ему в последнее время, а это значило всегда, что она либо успокоилась, либо нашла себе какое-то интересное занятие, но нужно продолжать держать себя в тонусе и быть готовым к любой неожиданности: неизвестно, когда она вспылит в следующий раз. Егор сравнивал себя с горящей спичкой, лежащей рядом с пороховой бочкой. Лишнее слово, жест, взгляд — и все взлетит на воздух.       В дверь когда-то родной квартиры он позвонил — не стал использовать ключ. Это уже давно не его дом. Открыла счастливая сестра: Далила повисла на его шее, даже не удосужившись для начала впустить его домой. Улыбающийся парень так и занес ее — висящую у него на шее и смеющуюся.       -Дамир! Я так рада, что ты приехал!!! — пискнула она на радостях.       -Егор, Далила. Меня зовут Егор, — мягко поправил ее Егор, ласково стаскивая ее с себя и снимая ботинки одновременно. Девушка смущенно улыбнулась.       -Извини. Снова я по привычке тебя так назвала, — она взяла его за руку и повела в зал, откуда слышался смех и гул. — Все уже пришли. Один ты остался для завершения.       Она провела его в атмосферу веселья: за столом были в основном коллеги и подруги мамы. Практически женский коллектив, если не считать молчаливого отца во главе стола и его самого. Отец пожал ему руку и посадил его по свою левую руку, напротив мамы, которая смерила его внимательным изучающим взглядом:       -Ты похорошел, когда состриг волосы. Они тебе не шли.       -Спасибо, мама, — ответил он, подарив ей свою непринужденную улыбку. «В конце концов, в одном Тим прав: она — моя мама, прежде всего. Я должен вести себя естественно: как ее сын».       Какое-то время все заполняли свои желудки различными вкусностями, общаясь с ближайшим соседом по столу. Егор побеседовал с отцом: давно уже хотелось узнать у него, как дела в семье. Далила прижималась к его руке, радостно жмурясь от его присутствия рядом и не обращая внимания на строгий взгляд матери. Егор в волнении замечал, как растет ее ревнивое беспокойство по поводу того, что к ее сыну испытывается со стороны большей части семьи повышенный интерес на ее юбилее. В какой-то момент началась раздача подарков: Егор нервно покусывал губы, наблюдая, как мать искренне радуется каждому новому подарку.       -Не переживай, твой подарок — все равно самый лучший! — шепотом подбодрила его сестра, озорно подмигнув ему и тихонько хихикнув. Егор благодарно улыбнулся ей, и когда настала его очередь, он подошел к матери и протянул ей конверт. Женщина удивленно приподняла брови, принимая подарок:       -Кажется, это самый маленький подарок на сегодня. Ты даришь мне деньги? — удивленно пробормотала она, подняв на него недоуменный взгляд. Егор тепло улыбнулся и кивнул на конверт:       -Вскрой его. Она пожала плечами и открыла его: выронив на ладонь билеты. Надев очки, она взглянула на них и изумленно выдохнула:       -Это…       -Что там, Лида? — послышалось со всех сторон. Она сняла очки и смущенно улыбнулась всем.       -Это билеты на концерт Баскова, — она подняла на него лукавый взгляд. — Тебе, наверное, Далила подсказала.       -Какая разница, мама, — Егор мягко поцеловал ее в морщинистую щеку. — С днем рождения! Я надеюсь, тебе понравится его концерт.       Он вернулся обратно за стол, затылком чувствуя ее острый жгучий взгляд. Она отложила билеты на секретер и снова взглянула на него — как-то даже благодарно.       -Егор и вправду изменился, — проговорила какая-то женщина, сидящая рядом с его матерью. — Все-таки хорошо, что дети слушают советы родителей. Все эти рычащие песни, громкие рок-концерты, затхлые клубы до добра не доводят. Молодец, что бросил все это. В твоем возрасте нужно заниматься карьерой, а не посвящать себя неприбыльному хобби.       Егор поднял на женщину недоуменный взгляд: «О чем она?»       -Я не бросал музыку, — возразил он. — Я продолжаю заниматься ею и петь в группе. Мы уже много раз выступили и скоро дадим концерт в самом модном клубе города. Женщина удивленно хлопала ресницами, глядя на него, а потом перевела на его мать подозрительный взгляд:       -Значит, мне послышалось. Ты вроде бы говорила, что Егор больше не поет.       Егор медленно зажмурился, начиная понимать, что происходит. «Черт возьми!» Уж лучше бы он промолчал. Своим опровержением он сделал только хуже: выставил свою мать в невыгодном свете перед всеми ее знакомыми. Они смотрели друг другу в глаза напряженным магнитным взглядом — мать и сын.       -Ты ведь сказал, что бросил! — проговорила она холодно, едва не сквозь зубы. В зале повисла опасная тишина.       -Я не говорил тебе такого, мама, — произнес он. Идти на попятную было поздно. Она подскочила из-за стола, озлобленно хлопнув по столу ладонями:       -Ты постоянно делаешь из меня идиотку!!! Ты врешь мне, что бросаешь музыку, а на моем юбилее заявляешь, что это не так? Как тебе не стыдно!       Егор поднялся из-за стола, понимая, что конфликт неизбежен: он уже начался и набирает обороты со страшной силой. Остановить это уже нет возможности.       -Мама, перестань. Возможно, я действительно в каком-то разговоре с тобой неверно выразился, — он пытался как-нибудь выкрутиться из неприятной ситуации, перед всеми спасти мать от клейма лгуньи. Он тепло улыбнулся всем, хотя внутри все дрожало. — Извините за наш разговор. Мы с мамой просто неверно поняли друг друга. Не обращайте внимания. Все в порядке, давайте продо…       Звонкая пощечина накалила спадающее напряжение до предела. Даже отец в шоке подскочил со стула, схватив жену за плечо:       -Лида!!!       -Он выставил меня перед всеми глухой шизофреничкой! На моем празднике он еще смеет указывать, что делать моим гостям! Немыслимо! — вскрикнула она. Егор тяжело сглотнул, чувствуя противную пульсацию в пострадавшей щеке. То, что творилось в душе, описать обычными словами не получалось. Сердце было готово выпрыгнуть из груди. Парень перевел взволнованный взгляд на взбешенную мать: вот опять, чтобы завестись, ей хватило нескольких секунд.       -Я не хотел тебя обидеть, мама…       -«Мама»??? — снова взвизгнула женщина. — Как ты смеешь называть меня этим словом, неблагодарный? Ты отказался от своего имени!!! Ты отказался от того, что тебе было дано при рождении твоими родителями!!! Отказался от своих семейных уз!!! Может быть, мне тоже отказаться от тебя, раз ты так нахально плюнул в нашу сторону??? Отказаться от непутевого сына, который не признает семейные ценности?! Который не уважает своих родителей…       -Это не так! — поспешил возразить он.       -Не смей меня перебивать, подонок! — прошипела она. — Уходи немедленно!!! И забудь сюда дорогу!!! Тебе же плевать, что происходит в этом доме!       -Мама!       -Убирайся!!!       Далила взяла его за руку и кивнула на дверь, но парень решительно взглянул на багровое лицо матери:       -Ты никогда не уважала меня и мои желания. Никогда с ними не считалась. Даже сейчас ты специально выставляешь меня идиотом перед всеми. Ведь тебе всегда нужно быть на высоте. Музыка — это мое хобби. Это то, что никому в этой семье не было дано, но я постарался добиться чего-то в этой сложной области и добился. Я создал из ничего группу и сейчас выступаю с концертами. Я сделал это независимо от тебя. Я построил это сам. То, что ты называешь бездарностью, медленно, но верно делает меня счастливым человеком. Я нашел себя в музыке, в той самой, которую ты так ненавидишь. Она бывает разной, мама. И твой Басков — это еще не предел всех мечтаний!!!       -Ну раз так!!! — она взяла билеты в руки и порвала их, хищно глядя ему в глаза. — Ведь это не предел моих мечтаний, так?! Я просто хочу иметь сына, которым буду горда. Но я никогда не буду гордиться сыном, который ревет на сцене какой-то бред.       -Это не бред! — процедил он, закипая. — Это тот же труд! Писать музыку и стихи, а затем исполнить это на сцене перед огромной аудиторией — это не просто. Это целое искусство. Это сложнее, нежели сидеть в полупустом офисе с кружкой чая до следующего квартального отчета!!!       Мать резко плеснула в его лицо содержимое своего бокала, мгновенно остудив его пыл:       -Мерзавец!!! — прошептала она. — Убирайся, пока я не разбила о твое наглое лицо весь сервиз…       Далила все же утянула его в коридор, протащив через весь стол притихших гостей, открыла дверь, пока он надевал ботинки, виновато посмотрела на его мокрое от шампанского лицо:       -Не приходи сюда в ближайшие дни, хорошо?       Он обреченно кивнул:       -Я больше никогда не приду, — он вышел за дверь, оглянулся, успев увидеть расстроенное лицо сестры. — Далила, извини меня, что я… — он не успел договорить: девушка покачала головой, не желая слушать, и закрыла за ним дверь. Егор тяжело вздохнул, опустив взгляд, медленно спустился по лестнице на первый этаж, вышел из подъезда. Кожа лица высохла от ярких лучей солнца и теплого ветра, но осталась липкой, мокрый воротничок рубашки холодил шею. Он сел на автобус, ведущий в район их репетиций, взглянул на часы: еще успеет попеть вместе со всеми — как раз приедет к середине репетиции, если не попадет в пробку. Нужно развеяться: именно сейчас ему нужно присутствовать в толпе своих друзей. Они не дадут окончательно сорваться в пучину безысходности и отчаяния. Сейчас лучше быть у них на виду: уж они точно оградят его от алкоголизма и безрассудного поведения. Обида, засевшая внутри, разъедала раненную душу, требуя выхода. Он приехал на репетицию на взводе, понимая, что беспредельно зол: в комнате парни весело беседовали, отложив гитары и смеясь. Завидев Егора на пороге, они удивленно притихли. Сергей улыбнулся ему, как всегда непринужденно:       -Оп-ля! Рано ты… Мы уже и не надеялись, что ты появишься.       -Я вижу, — холодно отрезал Егор, поправляя микрофон и стараясь не встречаться взглядом с друзьями. — Я вижу, вы тут балду пинаете. Кот из дома, мыши — в пляс? Разве я не доходчиво объяснил, что этот концерт важен для меня? Черт возьми, он важен для нас всех!!! — рявкнул он басом. Сергей даже отодвинулся от него, подозрительно покосившись на него и поспешно вешая гитару на шею.       -Так, мыши, — тихонько пробормотал он. — Кажется, наш кот не в духе. Готовность номер один.       Антон быстро запрыгнул за барабанную установку, Тим поправил ремень гитары, Коля настроил синтезатор. Егор обвел всех строгим взглядом и кивнул на барабанщика:       -Антон, как обычно.       Тот кивнул в ответ, отстукивая палочками ритм, — и понеслась. Егор пел, продолжая усиленно сдерживать лаву внутри, требующую выхода. В голове взрывались фейерверки, перед глазами — искры. Все было не так. Все было просто ужасно! Он резко махнул руками, останавливая музыкантов, и снова обдал их жгучим взглядом:       -Как я понимаю, вы до моего прихода даже струны не умудрились подергать!       -Егор, мы полчаса репетировали, потом присели отдохнуть… — начал оправдываться Сергей.       -Отдохнуть? Так умаялись за полчаса? — злобно прищурился Егор. — Ты даже в ритм не попадаешь! Или это Антон барабанит так фальшиво, что у меня в голове случился разрыв мозгов от вашей музыкальной «каши»! — он стрельнул острым взглядом в клавишника. — А синтезатор у нас вообще уставший сегодня. Проспал свое вступление.       -Егор, я совсем чуть-чуть опоздал с вступлением, никто, кроме тебя, этого даже не заметил, — испуганно пробормотал Коля.       -Да неужели? — ухмыльнулся Егор и перевел взгляд на молчаливого Тима, внимательно изучающего его своим настороженным взглядом. — А вот наш молочный мальчик заметил твою фальшивку и сам сбился с ритма, — он подошел к гитаристу. — Что ж ты, наш главный профессионал своего дела, так лажанулся? Чужую ошибку замечаешь, а свою — слабо? Кажется, кто-то снова забывает, что мы — команда! Что у тебя на этот раз случилось? Диплом вроде бы сдан на отлично, чтобы переживать по поводу защиты! Или вы тут в мое отсутствие сговорились вывести меня из себя и завалить наше выступление в «Тайфуне»?       -Егор, — тяжело вздохнул Тим. — Что я сделал не так? Объясни толком.       -А ты сам не догадываешься? Ты вступил не вовремя. Коля проспал свое время, и ты вместе с ним.       -Я вступил вместе с ним. Я положился на него.       -Почему ты на кого-то полагаешься?! У песни — свой ритм, которому должен соответствовать каждый из вас, а на деле получается, что каждый играет так, как ему хочется и тогда, когда ему вздумается, — он снова прищурился, глядя на Тима. — Мне кажется, ты еще не понял, какой шанс нам выпал. Для тебя наша группа — все еще подростковая забава. Все никак не вылезешь из конфетного детства, в итоге и нас тормозишь. Я уже в сто первый раз пожалел, что взял тебя в нашу команду. Да, сам по себе ты отменный гитарист, но вот в коллективе, к твоему сведению, ты чертовски погано играешь!!!       -Егор!!! — Сергей схватил его за плечо, пытаясь его остановить и взволнованно глядя на багровое лицо солиста. Егор грубо скинул с себя его руку:       -Это всех касается!!! — он выскочил за дверь, громко ею хлопнув напоследок, скрылся в прохладном туалете и обдал лицо водой из-под крана. Кожа все еще противно пахла шампанским, придавая ему неопрятный вид. Он смыл с себя липкую жидкость, постояв перед зеркалом несколько секунд, а потом помотал головой, сдавленно простонав: «Я не должен так грубо вести себя с ними. Они — единственное, что у меня осталось в жизни». Он вышел из туалета с сильным желанием перед всеми извиниться: они не должны терпеть его плохое настроение. Да и он не должен изливать на них гадости, когда лично его втоптал в грязь совершенно другой человек. Он вернулся в репетиционную комнату и замер на пороге: парни молча сидели по углам комнаты, подняли на него расстроенные взгляды и тяжело вздохнули. Тима не было, его гитары — тоже. Егор свел брови:       -Где Тим?       Сергей пожал плечами, глядя в пол:       -Ушел. Сказал, что он сегодня не в форме, чтобы играть.       Егор закусил губы и дернулся на выход, крикнув на ходу:       -Никуда не уходите!!!       Он выскочил из здания в душный двор, пробежался до дороги, на ходу вынимая телефон из кармана, чтобы набрать номер ушедшего парня. Нельзя сейчас бросать все. Если этот зазнайка решил бросить их, пусть скажет это ему в лицо. «Я готов его выслушать. Но только сегодня и только сейчас!» Он притормозил напротив автобусной остановки, заметив знакомый гитарный чехол и каштановую шевелюру: Тим сидел на лавочке в ожидании автобуса — непринужденно болтал ногами и поедал быстро тающее от жары эскимо. Егор облегченно выдохнул, бросил прищуренный взгляд в сторону киоска с мороженым, подошел к нему и купил себе рожок. Подойдя к лавочке, он приземлился рядом с парнем и строго взглянул на его мороженое в руках. Тим испуганно сглотнул и пробормотал:       -Я… аккуратно его ем… Я не заболею, я слежу за своим горлом… Не переживай, я буду петь несмотря… — он резко замолк, как только Егор извлек из-за спины свой рожок с мороженым, нагло откусив от него хороший кусок и жмурясь от удовольствия. Тим сжал губы, тихонько улыбаясь: «Подловил!» Они молча сидели рядом и поедали каждый свое мороженое. Остановиться на мгновение, спокойно посидеть ясным солнечным днем на лавочке и отдохнуть от суеты. Егор смотрел перед собой, щурясь от ярких лучей, пробивающихся сквозь крону деревьев. То самое ощущение, которое испытываешь при пробуждении: а ведь жизнь вокруг продолжает течь, несмотря на его проблемы и беды — все как обычно. Люди спешат по своим делам, снуют автомобили и автобусы, пока он ест мороженое на лавочке. И никому нет до него дела… Странный день. Столько различных эмоций пережито за несколько часов. Осталось только должно его закончить. Внутри что-то сломалось в тот момент, когда он покинул юбилей матери, и окончательно разрушилось в тот момент, когда он сорвался на друзей. Казалось, от той нестойкой преграды, которая ежедневно поддерживала его внутренний мир после падений и хранила в нем огонек надежды, не осталось и следа. Вдруг стало все равно: что будет с его отношениями в семье, как он будет вести себя с Тимом, насколько успешен будет будущий концерт. Внутри поселились равнодушие и усталость. Егор перевел на Тима спокойный взгляд, тот приподнял брови, словно спрашивая — что дальше?       -Пойдем обратно? У нас еще целый час в запасе, — проговорил Егор, глядя в его глаза. Гитарист кивнул головой и зашагал рядом с ним. Они вместе вернулись в комнату, где их уже не чаяли дождаться остальные музыканты: парни удивленно подскочили с пола и заулыбались.       -Неужели продолжаем? — подозрительно щурясь, проговорил Сергей.       Егор кивнул головой и встал у своей стойки, наблюдая, как Тим вытаскивает свою гитару из чехла. «Как же хорошо, что он такой отходчивый!»       -Извините меня за вспышку гнева. Я был не прав. Вы все — молодцы, и я думаю, вы это знаете, — все же извинился Егор.       Парни, казалось, даже дар речи потеряли, осторожно переглядываясь друг с другом. Даже Тим настороженно замер, стрельнув в него серьезным взглядом из-за длинных локонов челки: не будь тут парней, наверное, давно уже пристал бы со своей извечной заботой и расспрашивал бы его с дотошностью, что заставило его накричать на всех прямо с порога.       -Давайте продолжим. Нам сейчас нельзя отвлекаться, — сказал Егор, заметив всеобщее замешательство в комнате. Антон отстучал ритм песни, с которой они привыкли начинать — и репетиция снова началась. Егор снова почувствовал успокоение, как только запел: казалось, этот труд вопреки всему расслаблял его напряженный организм. Даже голос стал каким-то другим. Более глубоким. Мощнее и громче. Словно все эмоции внутри хором затребовали самого неимоверного и яркого по силе выхода. Парень никому не сделал ни единого замечания. Музыканты ждали его извечно прямолинейного вердикта под конец репетиции, но Егор только с усталой улыбкой поблагодарил всех за хорошую работу и покинул комнату, сообщив, что будет ждать их на улице.       -Что случилось с Егором? Кажется, по эмоциональным перепадам он сегодня самого себя превзошел, — недовольно пробурчал Коля. — Придрался к моей игре, хотя я лишь однажды сделал ошибку. Надоело, если честно, молча выслушивать его придирки.       Сергей схватил его за плечо и помотал головой:       -Забудь про это, сейчас же! — он обернулся на парней и обвел всех взволнованным взглядом. — Вы ведь все прекрасно понимаете, что у него в семье снова скандал приключился.       Парни покивали головой, смотря в пол. Тим только молча следил за всеми.       -Он не зря приехал сюда так рано, — продолжил Сергей. — Давайте просто забудем про его выходку. Он ведь извинился даже, что случается редко.       Все согласились с его словами и покинули репетиционную комнату. Егор ждал всех у припаркованной у обочины машины Сергея, щурясь от палящего солнца и слегка улыбаясь парням.       -Серый, я тут подумал, пока вас всех ждал, — я не поеду с вами. Пойду, пройдусь. Погода отличная, — он взглянул на Тима. — Я не знаю, когда вернусь. Так что не жди меня и не забудь запереться на ключ. Пока! — он подмигнул парням и, не дожидаясь их прощальных реплик, медленно потопал по тротуару прочь. Тим проводил его расстроенным взглядом, запрыгнул в машину вслед за музыкантами и обернулся, продолжая смотреть в спину удаляющегося Егора.       -Щека все еще красная, — тяжело вздохнул Сергей, заводя мотор.       -Я тоже заметил, когда он пришел, — подтвердил Антон. — Видимо, мать пощечину зарядила.       -И нехилую, раз он пришел на взводе, — ответил Коля.       -Останови машину, — вдруг очнулся Тим. Сергей недоуменно обернулся на него:       -Что? Зачем?       -Останови, говорю. Я выйду! — он судорожно дернул дверцу на ходу, выскочил из машины и перекинул гитарный чехол через плечо, побежав прочь от машины. «Не могу я его оставить сейчас. Если даже парни поняли, что у него что-то случилось в семье, то я не имею права бросать его в таком состоянии. Пусть потом ругается. На улице он вряд ли будет выяснять со мной отношения. Сам прекрасно понимает, что нам обоим не нужна огласка». Он быстро догнал гуляющего по тротуару беспечного парня и резко остановился, решая, что предпринять, а потом медленно зашагал вслед за Егором, стараясь не попадаться в поле его зрения: прятался за чужими спинами, останавливался за деревьями. Егор неторопливо шел вдоль бордюра, глядя по сторонам — расслабленный, спокойный, потом приметил киоск, подошел к нему и купил себе воды. Тим замер, запоздало подыскивая место, куда спрятаться — как назло, вокруг никого не было: Егор поднес бутылку к губам, сделал глоток и вдруг заметил его, одинокого в стороне. Замерев на мгновение, он отнял бутылку от губ, закрыл ее, продолжая безмятежно разглядывать привлекающего к себе внимание гитариста с чехлом через плечо, а потом вдруг кивнул ему головой, предлагая присоединиться к его прогулке. Тим несмело подошел к нему, виновато глядя в его осуждающие глаза.       -Будешь? — Егор протянул ему бутылку. Тот молча кивнул, принял от него питье и стрельнул в него настороженным взглядом:       -Она же ледяная. А как же горло?       -Я пью осторожно, небольшими глотками, — он улыбнулся ему уголками губ и прищурился. — Если мы вдруг не выступим в «Тайфуне», мир рухнет?       Тим помотал головой:       -Просто не хочу, чтобы рухнула твоя мечта.       Егор не ответил, развернулся и снова потопал вперед. Тим шел рядом, не отставая и не пытаясь завести разговор. Было странно идти рядом и не болтать хоть о чем-нибудь. Обычно так ходят парочки — молча, потому что им и так уже хорошо оттого, что они рядом. Тим бросил на Егора быстрый внимательный взгляд: парень просто гулял с ним в данные минуты, наслаждался ходьбой и тишиной. Они шли по центру без цели — вперед, не торопясь. Тиму вдруг стало немного не по себе: все же лучше о чем-то говорить, пока они идут, чтобы внимание не привлекать.       -Так и знал, что ты сорвешься вслед за мной, — вдруг проговорил Егор, не глядя в его сторону. — Ты не был бы Тимом, если бы не проявил свою взволнованность из-за моей новой вспышки гнева. Я не буду с тобой делиться своими проблемами, так что не утруждай себя расспросами.       -Только скажи одну вещь — это из-за мамы?       Егор медленно покивал головой.       -Это она ударила тебя по щеке?       Егор снова кивнул и оглянулся на него с ироничной улыбкой:       -Все-таки расспрашиваешь меня?       -Я же Тим, — в свою очередь улыбнулся парень.       Как-то сам собой завязался обычный светский разговор: они шли вдоль набережной, разглядывая искрящееся на солнце море, людей, гуляющих вдоль киосков со сладкой ватой и мороженым, кружащиеся аттракционы вдалеке. Тим поделился, что впервые ощутил на себе страх высоты, когда прокатился на колесе обозрения. Он смущенно признался, что его чуть не вырвало от ужаса, а Егор только тихонько смеялся в ответ, как всегда ехидно подзадоривая его какими-то обидными репликами. Тим не обижался, продолжая наблюдать, как парень раскрывается ему навстречу. Что-то происходило в данные секунды. Нечто мистически-новое, необычное, странное. Егор был другим сегодня. Еще до начала репетиции он был самим собой — хмурым и строгим лидером группы, а теперь… эти качества испарились на глазах. Егор улыбался каждую секунду — лениво, натянуто, но все же улыбался. Даже не верилось, что этот парень может быть дружелюбным несколько часов подряд без перерыва. Он не вспоминал об ужасной репетиции, он не говорил о будущем концерте, он не рычал и не скалился. В конце концов, он даже снял с него гитару, чтобы спина гитариста немного отдохнула, и некоторое время нес ее сам. Тим отчаянно понимал, что не знает, как общаться с таким Егором, несмотря на абсурдность ситуации. Казалось, именно сейчас не стоит бояться этого парня, но Тим продолжал осторожничать в общении с ним: они с обоюдным удовольствием поговорили о грандиозной стройке в городе — обсудили будущие мосты (5), которые уже заранее стали символом города, не успев достроиться, покритиковали дороги и фасады домов на гостевом маршруте, которые сейчас усиленно приводились в порядок к приезду первых лиц страны, посмеялись над купающимися у берега набережной молодыми тощими нимфетками, перекусили сочным пянсе (6) на лавочке и потопали на остановку, как только солнце стало клониться к закату. В душном автобусе они стояли рядом, разглядывая в приоткрытое окно, как небо на горизонте окрашивается в цвет крови. Тим облегченно вздохнул: даже не верилось, что он так замечательно провел вечер. Он чувствовал каждой клеточкой тела, что Егору сейчас нужна поддержка, нужен кто-то, кто безмолвно побудет рядом без вопросов. Он старался вести себя непринужденно, но каждый раз добрый взгляд вокалиста резал по-живому: его глаза выражали боль, даже когда он безмятежно улыбался ему. Казалось, он боялся последствий после того, как настолько откровенно обнажил свою израненную душу перед ним. Тим безмолвно старался донести до него, что подставит свое плечо, если ему тяжело, станет немым, если увидит его слезы, и ни в чем его не упрекнет, если он все же доверится ему. Уже дома, немного уставший и вымотанный, Тим отставил гитару к стене, сладко потянулся, чтобы размять затекшие мышцы, и прикрыл глаза. Егор всегда подкрадывался незаметно: и сейчас он снова подкрался к нему со спины и крепко сжал в своих руках. Тим испуганно замер, распахнув глаза, и уставился в стену удивленным взглядом.       -Я знаю, что я эгоист, но я никогда не считал тебя своей собственностью, — вдруг прошептал Егор и тяжело выдохнул. — Наоборот, наверное, ты единственный человек, которого мне не дано приручить, которого я боюсь приручать. Не отталкивай меня сейчас. Постой так немного, и я уйду. Совсем недолго, — он сильнее сжал его в своих объятиях, безвольно опустив голову ему на плечо, и затих. Тим медленно обернулся на него, взглянув на его лицо — закрытые глаза, потерянный вид. «Неужели мать имеет такую мощную власть над ним, что он сейчас выглядит, как напуганный ребенок? — Тим осторожно погладил его ладони, опрокинул голову на его плечо и посмотрел в потолок, тяжело вздохнув. — Обнимай меня столько, сколько необходимо. Если это придаст тебе новых сил для завтрашнего дня, я буду стоять так до самого утра». Он запрокинул руку и погладил его по голове. Егор даже вздрогнул от этого невинного жеста, открыл глаза, расслабил объятие и снова замер, словно боясь отпустить, словно страшась одиночества, которое обрушится на него, как только они разойдутся по разные стороны этой комнаты. Тим повернулся к нему лицом, все еще находясь в капкане его рук, закинул руки на его плечи и прижался к его губам. «Неужели я должен всегда бояться быть ближе? Я могу признаться самому себе в том, что я безумно хочу быть ближе к тебе! Каждый день, каждый час, каждую минуту… Я устал потакать твоему сопротивлению…» Егор ласково отвечал на его поцелуй, мягко обхватив его лицо ладонями. Он поглаживал его губы большими пальцами, он изучал жадным взглядом его большие наивные глаза, он гладил его блестящие волосы, стянув с них тугую заколку. Тим вдруг потерялся во времени, чувствуя эту бешеную энергетику рядом стоящего человека. Он поддался глубокому поцелую, помогая умелым пальцам освободить возбужденное тело от одежды. Даже сквозь тугие джинсы он ощущал напряженное тело Егора. Им обоим хватало нескольких взглядов, нескольких прикосновений, чтобы свести друг друга с ума окончательно и бесповоротно. Они перелегли на диван, не отрываясь от поцелуев, нежно поглаживая и лаская разгоряченные тела друг друга. До боли выученный постельный сценарий, но все же иной. Егор медленно водил пальцами вверх-вниз, лаская его, покусывая мочку его уха и заставляя тихонько постанывать, и Тим перестал себя сдерживать: «Пусть слышит, как мне хорошо с ним!» Егор ненадолго отрывался от его губ, давая возможность отдышаться, и снова обхватывал их своими, впиваясь глубже и яростнее до тех пор, пока не услышал тихий вскрик, подтвердивший логическое завершение его ласки. Тим не стал медлить: опрокинул поддающегося ему парня на спину, быстро проложил дорожку из поцелуев по груди вниз и занялся самым главным. Он все еще с замиранием сердца помнил, как Егор настрого запретил ему вытворять подобное, но ничего не мог с собой поделать: ему до безумия хотелось ласкать его именно таким образом. Пусть со стороны это кажется унизительным, но о непривычности ситуации он думал в последнюю очередь в данные секунды. К тому же Егор даже не сопротивлялся, напротив — прижимался к нему сильнее, двигаясь навстречу его ласковым губам и запустив пальцы в распущенные мягкие волосы на его затылке. С губ периодически срывался тихий стон: парень был далек от своих страхов и запретов, всецело отдавшись бесконечному потоку наслаждения, циркулирующему по его расслабленному телу. Тим вдруг неосознанно начал чувствовать его тело: ускорил ритм, не отрываясь ни на секунду, именно в тот момент, когда парень судорожно вздрогнул под его ладонями. Успокаивающие поцелуи прошлись по животу, вверх по груди и застыли возле уха: Тим прилег рядом на спину и посмотрел в потолок, нежно поглаживая часто вздымающуюся грудь Егора тыльной стороной ладони. Блаженство… «Если бы каждый раз был таким же, как сегодня… — подумал он с грустью. — Завтра он проснется другим, завтра он снова нацепит маску, завтра он снова притворится чужим, хотя… — Тим повернул голову, разглядывая спокойное лицо замершего парня, — сегодня он тоже был другим. Наверное, это и был тот Егор, про которого мне рассказывал Сергей — добродушный и нежный». Парень прикрыл глаза, проваливаясь в полудрему, а потом резко встрепенулся: «Нет, я усну только в том случае, когда он сам задремлет. Не хочу упускать возможность продлить эти замечательные минуты подольше». Он придвинулся ближе, несмело перевернул засыпающего парня на живот, прижав его к своей груди, и обнял, вздохнув в его лохматую макушку. «Хочу чувствовать твое тепло до самого утра… Ты доверился мне сегодня, и я ни за что на свете не предам твоего доверия!» Егор вдруг сам прижался к его плечу, позволяя обнять себя: казалось, именно в эти секунды ему сильно не хватало чужой доброты и заботы. Он ненадолго приподнял голову, посмотрев в его глаза каким-то чересчур грустным и доверчивым взглядом, а потом снова уронил голову на его плечо и затих. Тим тихонько покачивал его в своих руках, убаюкивая его до тех пор, пока сам не прикрыл глаза от усталости. Засыпая, он все еще ощущал горячее дыхание Егора на своей коже и теплоту его тела, слышал его шумное дыхание, чувствовал индивидуальный аромат его растрепанных волос. Хотелось не спать до утра, чтобы долгое время не исчезало умиротворение от их уединения. «Ты мне так нужен… И таким нежным и даже грубым… И днем, и ночью… Если бы ты только знал, как сильно нужен мне и как сильно… безумно… всепоглощающе… я… тебя…» _____________ (5) Действие рассказа изначально происходит в городе Владивосток, где одними из объектов саммита АТЭС 2012 являются мосты через бухту Золотой Рог и пролив Босфор Восточный. (6) Пянсе (кор.) – паровой пирожок с капустно-мясной начинкой и специями.