Поиграй для меня

— Бля! — Паша невольно вздрагивает, понимая, что на заднем крыльце школы уже кто-то есть. Он понимает это слишком поздно, только поднявшись на последнюю восьмую ступеньку, потому что крыльцо — шириной метров шесть, и левый край скрыт в тени от холодного света единственного фонаря. Да и если сидеть вплотную спиной к одной из двух левых колонн, как этот парень — тебя почти и так не будет видно. Паша знает, потому что уже успел облюбовать это место под курилку. В этот небольшой городок Ленинградской области его отца перевели по службе только три недели назад — друзей у Паши здесь нет, шариться особенно не с кем и негде, а курить все равно хочется. Но так, чтобы откровенно перед родаками не палиться — надо не проебаться, чтобы они не передумали отпускать его хотя бы пару раз в неделю в Питер на репетиции ансамбля, в котором Паша играет на аккордеоне вот уже два с половиной года — единственный якорь, который остался в Пашиной жизни после переезда. Нет, с друзьями он, конечно, общается, переписывается в сети, но это уже не то. Вся компания осталась в одном классе, с общими ненавистными учителями, прогулами и шутками. Прошло всего три недели от начала учебного года, а он уже чувствует себя улетевшим на другую планету. Тем более что последний летний месяц он провел у бабушки, а пацаны тусили вместе в городе. — Извини, я тебя не заметил, — бормочет, рассмотрев наконец, кто именно обломал его железный план. Именно здесь он собирался максимально избавиться от следов свежей драки, в которой он уже привычно отхватил от своих дебилов-одноклассников. Они невзлюбили его с первого учебного дня. Непривычная длина волос, педиковатые, по их мнению, жесты и движения, вызывающая шляпа, которую Паша частенько таскал в комплекте со «стрекозиными» солнечными очками с желтыми стеклами, слишком крупная серьга в левом ухе, слишком бабский браслет-цепочка на правой руке — каждый раз они находили новый повод доебаться. К шляпе почему-то придирались чаще всего. Поначалу Паша старался сдерживаться: молчал, не обращал внимания, уходил на переменах в другую от общей курилки сторону. Последней каплей стала попытка открыть чехол с инструментом, который он принес в школу, потому что должен был бегом бежать на автовокзал сразу после уроков, чтобы успеть на электричке добраться вовремя на репетицию. В тот день он ответил. А они подкараулили его на обратном пути со станции. Били не насмерть, просто чтобы показать, кто главный. Паше это было не очень интересно, но и молча подставлять другую щеку он не привык. Сегодня был третий раз на этой неделе, когда их пути критическим образом пересеклись. Он снова возвращался со станции домой, когда его окликнула толпа из четверых человек. Скорее всего, они даже не специально для него собрались на этой площадке перед детским садиком. Возможно, они просто любили выпить пивка на полуразрушенной веранде. Велика вероятность, что Паша просто выбрал неправильный путь от станции до дома, только вот менять теперь его он бы не стал ни за какие коврижки — слишком упертый, немного наглый, слишком уверенный в собственном превосходстве над этими дебилами. Превосходство оставалось пока только моральным, ибо физически они, как минимум, в четыре раза были сильнее субтильного Паши. И сегодня он получил не только по ребрам и в живот, но и по лицу. Рана на губе, судя по количеству крови, была не слишком существенной, но привести себя в порядок все равно требовалось. Да и одежду надо было почистить. Благо, обозначенные дебилы предусмотрительно не трогали аккордеон — видать полагали, что вещь не из дешевых, за такую можно и заяву накатать. Инструмент так и простоял в сторонке всю сцену избиения «младенца», как немой и невольный зритель. К тому моменту, когда «добры молодцы» разошлись, а Паша смог, отплевываясь, подняться на ноги, начал накрапывать мерзкий моросящий дождь. — Да нет, ничего! Оставайся, места всем хватит, — доносится в спину собирающемуся искать другое пристанище Паше. Голос низкий, бархатистый, как будто даже с улыбкой. Паша уже слышал его, когда парень отвечал матери в окно соседнего дома. А еще видел его на стадионе, что между Пашиным домом и этой школой. Они там с пацанами в футбол гоняли накануне первого сентября. Личадеев тогда слонялся без дела, окрестности типа осматривать пошел, хотя на самом деле просто неохота было дома сидеть, ругань родителей слушать из-за того, что после переезда ничего не найти, что квартира не обустроена, что работать матери негде и тому подобное. Паша застрял у низенького забора того самого стадиона — ветки кустов скрывали его рослую фигуру, но давали нормальный обзор. Тогда-то он и услышал, как обращались ребята к тому парню в белой майке — «Музыченко». Он бегал активнее всех, постоянно кого-то подкалывал, курил прямо во время игры, улыбался широкой довольной улыбкой и натурально выплясывал, когда удавалось забить гол. На него хотелось смотреть, не отрываясь, он затмевал всех своей энергетикой и выглядел самым живым из всех, кого Паша когда-либо видел. Тогда на футболе Паша знал, что будет искать вечером в сине-белой. На странице Юры Музыченко нашлась целая куча фоток, которые Паша жадно пролистал по кругу раз шесть. Там были снимки с пьянок, каких-то школьных концертов и просто портреты. У Паши даже промелькнула шальная мысль сохранить себе парочку тех, на которых парень Юра выглядел особенно дерзко, сощурившись в объектив и обхватив губами фильтр. От разглядывания приоткрытого рта снова захотелось курить, ощутить вкус того же самого никотина, которым наверняка пропитались эти не сказать чтобы пухлые губы. — Неудачный день? — опять прилетело в спину, когда Паша бережно поставил кофр с инструментом у правой стороны крыльца и начал неловко отряхивать колени. — Неудачный город, я бы сказал, — не оборачиваясь, ответил он. Внутри все еще кипела злоба на подкарауливших его утырков, на себя — за то, что оказался в такой ситуации, на родителей, которые выдернули его из привычной среды за пару дней до начала учебного года. — Давай помогу, — Паша вздрогнул, не ожидая услышать вкрадчивый голос прямо за своей спиной. — У тебя тут… — парень показал рукой на левое плечо и сразу начал отряхивать его раскрытой ладонью. Юра оказался чуть ниже самого Паши. В свете фонаря была хорошо видна пробивающаяся щетина усов, смоляная челка бросала тень на глаза. Паша поймал себя на мысли, что слишком вглядывается в «незнакомца» и вернулся к своему занятию. — Ты ведь в соседний дом переехал? — спросил Юра, и Паша снова почему-то едва заметно вздрогнул. — Я видел, как вы с отцом вещи таскали прямо перед учебным годом, — пояснил парень, от чего у Паши как-то потеплело в груди. Приятно было осознавать, что тебя тоже заметили. С этими мыслями Паша закончил чистить колени, а Юра все продолжал довольно увлеченно отряхивать его любимый оливковый плащ в районе пятой точки. — Бля, тебе бы лицо еще умыть, — сочувственно протянул Музыченко, когда Паша повернулся к нему. — Да похер, у меня салфетки есть, — небрежно отмахнулся «раненый боец», стараясь принять как можно более невозмутимый вид. — Давай сюда, — скомандовали в ответ. — Садись, — получив желаемое, практически силой усадили на металлические перила, которые доставали Паше едва ли до середины бедра. Личадеев безмолвно наблюдал, как тонкие пальцы выуживают салфетку и как бросают упаковку на кофр. — Учишься не здесь? — спросил Юра, кивнув на здание, у которого они расположились, и начал стирать грязь и кровь с лица. При этом он держал Пашу за подбородок, от чего у последнего связные мысли утекали куда-то не туда. — М? — он сумел лишь рассеянно переспросить чуть осипшим голосом. — Я тебя не видел в школе че-то, — Музыченко продолжил сам и на пару секунд завис с салфеткой в руках, видимо, ожидая пояснений с другой стороны. — А… - опомнился наконец Паша. — Да, здесь мест не было… А отец взятку отказался давать. Так что я — в двести тридцать четвертой, чтоб ее, — нахмурился и полез в карман за сигаретами. Музыченко на какое-то время отпустил его подбородок, достал из протянутой пачки сигарету и слегка театрально коснулся ее кончиком огня, с силой втягивая дым и не отрывая взгляда от Пашиных глаз. Личадеев даже чуть было дымом не подавился — засмотрелся… Очень уж картинка напоминала ту самую фотку, в очередной раз рассматривая которую пару дней назад Паша едва удержался, чтобы не потрогать член через ткань мягких домашних штанов. Юра снова коснулся пальцами его подбородка, но руку с салфеткой так и не поднял. Его большой палец медленно скользнул к нижней губе, едва цепляя ее у самого края. Паша замер, не зная, как должен реагировать. Если это проверка на пидорство, то он ее, скорее всего, уже не прошел. Хотя, справедливости ради стоило сказать, что Юра не выглядел агрессивно. Он выглядел заинтересованно: жадный взгляд буквально пожирал Пашино лицо даже сквозь дымную пелену от тлеющей сигареты, зажатой во рту. Еще мгновение и Юра перехватил ее, чтобы пепел не упал на колени сидевшему напротив парню. Выпустив дым в бок, он вдруг убрал руку — Паша едва успел поймать разочарованный вздох, хотел было отвернуться, спрятаться за собственными нервными затяжками, как вдруг Музыченко поднес большой палец к своим губам и на глазах у изумленной публики лизнул его кончик. Рука тут же вернулась обратно к подбородку, и Паша почувствовал влажное прикосновение к нижней губе. — Это тебя новые одноклассники так дружелюбно принимают? — усмехнувшись, спросил Юра, продолжая оттирать раненую губу. Как это ни странно, Паша не чувствовал боли. Он вообще ничего не чувствовал, кроме разрастающегося горячего узла где-то внизу живота. А еще перед глазами вспыхнула картинка, как он втягивает Юрин палец в рот и начинает посасывать его. — Да есть там… — Паша постарался взять себя в руки, когда Юра переместился с губ к скуле и снова стал использовать салфетку. — Модники… — добавил он после глубокой затяжки. — Шляпа моя не понравилась, — щелчком выбросил недокуренную сигарету. — А мне нравится, — Юра улыбнулся, обводя внимательным взглядом, и тоже выкинул сигарету, делая шаг назад вдоль перил. Без его близости Паше сразу стало холодно. Захотелось запахнуть полы плаща, а еще лучше — притянуть парня обратно, к своим широко разведенным коленям. Вместо этого Паша приподнял шляпу над головой, делая шутливый поклон на озвученный комплимент. — Не хочешь с нами в группе поиграть? — вдруг спросил Юра. — В школе есть небольшая студия, мы там репаем по понедельникам и пятницам. Место, конечно, убогое, зато за копейки. Уже есть басист и барабанщик. Я — на скрипке и на вокале. Аккордеон как раз будет в тему, — он дернул бровью и ухмыльнулся, продолжая смотреть в глаза, а Паша все не мог сообразить, правду он говорит или просто троллит. — Ты серьезно? — Паша неосознанно нахмурил лоб и попытался всмотреться в лицо напротив. — Да, вполне, — пожал плечами Юра и добавил с хитрым прищуром. — Я тебя заинтересовал? Его выражение лица буквально кричало о двусмысленности предложения, на что Паша усмехнулся, опуская взгляд. После того дня дебилы-одноклассники к Паше больше не лезли. Видимо, харизма Музыченко распространялась дальше футбольного стадиона и отдельно взятого крыльца.