Взаимный сон на двух кроватях На прутьях клетки в чужом кошмаре, Дыша украдкой, забыв про помощь. Отнимая ужас смерти, отнимая боль, Воевали за маленький солнечный шар И злодеями пали от рук героев. Ты на шаг впереди конвоя, Я принцесса отравленного веретена. На острие взошёл. Проткнул. И уснул. Запирая испуг в соблазняющий взгляд, Я на длинной волне через весь Млечный путь к тебе лечу. Ты — за краем кривого пространства. Наша казнь вновь и вновь, потрачены Ночи, дни уговоров, в кровь разбитые губы. В нескончаемом сне, Мы на битом стекле, колыбель, гильотина. Моя жизнь на всё это Потрачена¹.
Голос, ломающийся и дополнительно севший от множества съеденных конфет, затих на миг позже струн. А струны чья-то непреклонная (и порядком бесившая) воля прижала к грифу, заставив умолкнуть с неприятным дребезгом. — Я уезжаю в длительную командировку. Мануэль оторвался от гитары и внимательно посмотрел на его руки. Манящие и дразнящие руки ожившей статуи, их несомненно украли из хрестоматии по прикладной демонологии, из раздела, изучающего инкубов — по кусочку, пока не уволокли всё тело с мраморного постамента. Шутки шутками, но слухи в народе ходили и похлеще. Конечно, Ману немного перегнул палку, посвятив пальцам возлюбленного отдельную песню. Или не перегнул? Эти руки могли превратить в фетиширующего придурка кого угодно. Им не было подобия. Их снова пачкала кровь. — Для начала мог бы зайти в ванную, — проговорил оборотень тихо и недовольно, когда совладал с приступом несвоевременного обожания. — Я не прошу интересоваться моим здоровьем, настроением или музыкальными успехами, не стремлюсь сломать твою привычку играть в глухоту и немоту, это и не привычка, просто в этом… весь ты. Но едва вернувшись домой после недельного отсутствия, ты с усердием заводского андроида бросаешься в новое задание. Да ты ещё даже поссать с дороги не сходил! Что происходит? Демон бесил не только телекинезом. Или тем, что упрямо оставлял в полном неведении насчёт того, нравятся ему, смешат или раздражают ахи и вздохи, неумолкающие в вечности вокруг его фигуры. Он упрямо игнорировал то, что любая девушка в возрасте от трёх до ста лет уверенно назвала бы «выяснением отношений». И сейчас тоже. Ману и не надеялся. Киллер снова жил с ним, снова делил постель, дальше члена не пускал, ну и… член с ним? С ними обоими. Слишком шикарный секс, чтобы развивать тему, упрекать и обижаться. Но губы хрестоматийного инкуба раздвинулись, прежде голоса предоставив юному гитаристу длинные розоватые клыки. — Участились случаи прямой кражи финансовой информации с серверов, наши ИИ в растерянности, не обнаружив следов взлома или червоточин. Сотрудники, люди и оборотни, проверены — всё чисто. Искать ответы придётся на ближайшей secure-конференции, и искать поручено мне, пока Ксавьер пытается запечатать data-хранилища, раз нельзя их отключить — в противном случае остановится работа целого тихоокеанского банковского сектора и нашего финансового департамента. Я должен вылететь на материк, а оттуда в Европу. И быть в Цюрихе послезавтра. — Ты отлично знаешь, что спросил я не об этом. — Прости. Для любви я создан не был, это единственный правильный ответ. Хорошо тебе известный. — Юлиус ранящим заученным движением наклонился поцеловать супруга и натолкнулся на вертикально вытянутую ладонь. Она бы не победила на каких-то конкурсах красоты из-за огрубевших и частично ободранных подушечек пальцев, но зато источала силу, напряжённая до отказа. — Оставь. Не надо. — Мануэль недобро сверкнул одним полынно-зелёным глазом. Второй «купался» в густой эмо-чёлке и тоже не отличался дружелюбием. — Твой очередной дежурный поцелуй, такой же ледяной и дряньский, как и ты сам. Я не в силах тебя согреть. Раньше я по глупости думал, что понимаю тебя. Кажется, я набрался достаточно ума, чтобы убедиться, с каким свистом и треском пролетел. Раньше я думал, что знаю тебя и то, что тебе нужно. Сейчас я знаю, что не могу тебе ничего дать. Раньше я надеялся, что притерплюсь, что получится жить не замечая. Но от запаха крови меня мутит. Всю жизнь мутило. Ужин накроют через пятнадцать минут. Вымой эти проклятые руки. Он резко поднялся с белого дивана, на котором весь бесконечный день прождал супруга, ощутил ноющую боль в спине и зажмурился, считая до пяти. Застонавшее в груди сердце понадеялось — на жест протеста, извинение, ну хоть что-нибудь. На объятье. Ну можно хоть его? Пусть и пачкающее рубашку непонятно чьей кровью… Но напрасно — холл уже пустовал. Не открывая глаз, Ману заплакал.* * *
— Мой брак трещит по швам. — Всегда любил твою прямолинейность, — хладнокровно заметил врач и раздумал с предложением присесть. Гость из ада, едва прибывший, начал терять чёткость очертаний, размываясь в воздухе на манер пустынного миража. — Доброе, что ли, утро. Хотя, разумеется, недоброе, не поправляй. По какому поводу маскарад? Неужто паранойя? — За мной никто не следит. — Демон сбросил с себя белый женский плащ. Впрочем, Лиам заподозрил, что плащ самостоятельно сполз с полупрозрачного пациента. — А даже если бы они и узнали. Это скорее стыд перед собой. Нежелание признаваться. — Что у тебя тоже есть слабости? Брось. Ходить к шаманам сейчас модно. Ну или как минимум не преступно. А для тебя это даже подвиг — двенадцатый за год, я веду подсчёт. Итак, что на этот раз? — Новостей я не принёс, Лиам. — Киллер полностью исчез из виду, а его глухой шёпот переместился левее по кабинету, огибая напольную лампу. — Я всё так же рассыпаюсь на части. Всё так же не скажу Мануэлю, что в себе ношу. Но у меня появился страх. — Продолжай. — Я разобрал его электронную почту. — Взломал пароль? — Нет, он сам попросил. Я прочитал за одну ночь всю скопившуюся корреспонденцию — девять с половиной тысяч писем от разнокалиберных фанатов, влюблённых людей обоего пола со всего мира. Потом посетил его домашнюю страничку на MySpace. Мне было даже любопытно. Изучил каждое послание. Тогда и испугался. — Что-что? MySpace? Фанаты? Юлиус, ты всерьёз мог подумать, что кто-то способен увлечь Ману, эм… Увести у тебя? — Никто. Лиам, слушал бы внимательнее. Сядь пока, пораскинь мозгами, я позже подойду. — Нет, стой, до меня дошло. — Врач звучно хрустнул пальцами. — Жил-был мальчик у подножия божественной статуи. Теперь из него — такой же идол. И никто больше не вправе распоряжаться его судьбой. Он хорош, дьявола привожу в свидетели, как же он хорош, твой Ману… Бог гитары. Бог дисторшн. Признаться, я ни один субботний выпуск «Metal inquisition» на Боковом экране не пропустил, надеясь увидеть его за работой в студии. — Слышу. И ненавижу. — Но как же… — Он больше не мой. Он ничей. Я воспитал его, он вырос. И в любой момент он может уйти куда захочет. И с кем захочет. Сам выберет, куда и с кем. Сам кого хочешь уведёт. — Юлиус… из нас двоих я предпочёл бы, чтоб бредил я. Не ты. Гость материализовался в шаговой доступности, слишком близкий, соблазнительный до сведения желудка и настолько же страшный. Психотерапевт непроизвольно вжал голову в спинку кресла — кровь резко бросилась ему в лицо. — Перед тобой не главный киллер корпорации, не коммандер ELSSAD, не адский посланник, держащий на плечах купол Тьмы, не кто-либо, кого ты знал или о ком слышал раньше. — Инститорис переступил с ноги на ногу и мрачно улыбнулся, вгоняя Лиама в ещё больший жар. — Я смертельно истощён. Извини, что так варварски обратился с понятием смерти, которой лишён. Хочу, чтобы услышал ты. Верно истолковал. Я лишён роскоши назваться обыкновенным усталым человеком, я лишён не только ваших изъянов, но и достоинств и привилегий. От меня осталась жалкая, не толще сантиметра, оболочка. И только холод, точнее — толстый снежный наст, держащий вас на расстоянии, помогает сохранять иллюзию былого величия. Не даёт вам прикоснуться и разглядеть. — Ёлки-метёлки, да что с тобой происходит? — В расшумевшейся груди грязным липким яйцом треснул ужас, часто описывавшийся в его психотерапевтических книжках, но никогда ещё не испытанный лично — безымённый и одушевлённый, отдельный монстр, насмехающийся над его ушедшей в пятки душой. Лиам неожиданно уронил свои очки, до этого надёжно сидевшие на переносице, вскочил, не красный, а малиновый, но тут же рухнул на кушетку. Демон как будто заставил его прикоснуться к тому самому, о чём упоминал. И всё ещё заставлял! Но пусть он прекратит, пожалуйста! Лиам наступил на упавшие очки, не заметил, не услышал визга ломавшихся дужек и попытался стереть с лица пот. Он взмок целиком, до корней лобковых волос. Когда он подписывался консультировать Ксавьера и амбициозно рассчитывал через двадцать лет наблюдений на Нобелевскую премию, его никто не предупреждал о побочных пациентах и побочных явлениях, и мелким шрифтом ему не гарантировали ничего, кроме проблем. Но он-то самонадеянно посмеялся и отмахнулся, дурак. — Происходит? Я даже цыплёнку не дал ответ на этот вопрос. — Что?! — Я не знаю.