Хроники «Полярис»

      Эту историю мне рассказал мой друг Осип. Он такой неприметный, небольшого роста, с кудрявыми волосами — вы его точно не знаете. Я и сам его давно не видел, надеюсь, у него всё хорошо.       Осипу как-то понадобилось в Виску-3, зачем я так и не понял, хотя связано это было с Полковником, тем, который над военными главный. Он с ними ни-ни, вы не подумайте — Осип на того, кто сотрудничает, не похож, просто наверное и правда очень нужна была помощь. Он, как и я, ещё не слишком опытный был, решил Виску-4 не огибать, напрямик пойти. Ну и пошёл. Странно, конечно, что ни в какую штукенцию аномальную не попал, но он вообще парень очень везучий пусть и с шилом в… известном месте. Я сам видел, как он однажды мимо лесавки почти нос к носу прошёл, а она и не вздрогнула даже, пока мы за ним не двинулись. Может, он тоже какой-нибудь заговорённый — дьявол, все дела… Опять отвлëкся, простите.       Попал Осип в Виску-4, но что это та самая, Зверинец, он и не понял сразу. Мы же как думаем: заброшенный город — значит большой и жуткий, но там, в Виске, всего-то домов десять в три-два этажа и водонапорная башенка ржавая. Всё заросшее давно и вокруг лес. Странный только какой-то — Осип говорил, там огни горят и как будто плач детский. Он хотел выяснить, кто это там, но так никого и не увидел — только огоньки сдвинулись, в кустах что-то длинное мелькнуло, ну и птицы…       Лес и правда жутенький, но лес — он по всему Чистилищу опасный, а все тёртые нас обычно городом пугают. Но городок вполне себе — солнце светит, дома невысокие, тени мало — всё видно. Через асфальт треснутый одуванчики лезут, жуки какие-то копошатся даже. Ничего страшного. Можно и забыть, что это Чистилище — вроде как, заброшки обычные, у нас в городе тоже такие были. Только как-то слишком уж тихо. Осип на это внимания не обращал, пока о табличку не споткнулся: «улица академика Павлова». Он подумал сразу: раз улица есть, это уже не комплекс лабораторный, а что-то побольше. А побольше у нас внутри ограждения только Зверинец. Так где тогда… все?       Про диких все знают, но в город и иномирцы селятся, те которые… ну… ближе к людям чем к зверям (так Осип сказал, я сам из таких только выпырей знаю… точнее, слышал про них). Куда все эти… существа подевались? Он ведь уже почти насквозь город прошёл — и никого не встретил. Это вроде и хорошо, радоваться надо, но не получается, понимаете? Последний дом за спиной остался, Осип выдохнул… И тут откуда-то — «помоги-и-и» женское. Хрипло с надрывом каким-то. Не плач, а шёпот скорее, но чётко, хотя звук издалека идёт.       Осип застыл, автомат наизготовку, дулом — во все стороны. И ничего необычного: асфальт, дома низкие, одуванчики, солнышко. Тишина опять наступила, только сердце в груди — тук-тук-тук-тук! Осип подышал глубоко, посчитал про себя, успокоился — показалось наверное. Но только он в себя пришёл, уйти хочет, и тут опять, прямо на ухо: «помоги-и-и!». Оборачивается — никого. Я бы убежал, не подумайте, что струсил бы, но так всяко безопасней. А Осип, пусть друг хороший, глупы-ы-ый. Он не пошёл, конечно, искать откуда звук: всем, кто смотрел ужастики, понятно, что ни один нормальный человек так не сделает. Зато дрожал, автомат еле держал прямо, но стоял и в ближайшие окна заглядывал, а так умный тоже бы не сделал.       Осип глядел и думал, что кажется всё, с ума сошёл: здесь такое часто случается, вы и сами знаете. Хотел опять дальше идти, но краем глаза зацепился за лишнюю тень: на крыше ближнего дома кто-то сидел. В плаще рваном, волосы серые сосульками висят, и глаза какие-то неживые, кислотно-зелёные. И ведь не шевелился, в ответ смотрел! Осип подумал, что это и есть неживое что-то… труп то есть. Но на всякий случай, для подстраховки только, назад пятился, не поворачивался спиной к тому дому. Вот уже лопатками в ветки упёрся, глаза зажмурил на чуть-чуть совсем, открыл — оно уже внизу. Стоит, смотрит. Лицо тоже серое какое-то и губы бесцветные. Всё оно серое и грязное, только глаза яркие, горят почти. Оно головой резко дёрнуло к плечу, улыбнулось неестественно, как при параличе, руку потянуло — вокруг Осипа деревья затрещали… Он и побежал!       И ни тогда совсем не понял, что это было, ни после, когда мне уже рассказывал. Вроде ж это и не дикий…

***

      — Дикий это и был, — беспардонно закончил Лиличка. Векша непонимающе хлопал глазами, не отойдя ещё от собственного рассказа. — Нехуй выдумывать на пустом месте.       — Но дикие же…       — Чего «дикие же»? Ты их хоть видел?       — Нет, но ведь… — протянул Векша обиженно и уставился зачем-то на Ходока, будто ища поддержки. Не понятно было, что сверкает в его чёрных раскосых глазах — неудачно упавший отблеск костра или готовые сорваться слёзы. Хотя слёзы были бы тут совсем не к месту. Из-за чего реветь взрослому мужику? Разве что из-за недовольства Авторитета очередным рассказом… Хех.       — У диких как раз сероватое лицо. Чем больше с укуса прошло — тем темнее, — буркнул Ходок и отвёл взгляд к облепленным засохшей грязью кирзачам, чувствуя отчего-то вину за свои слова, такую же неуместную как и векшины слёзы.       Треск костра, несуществующей лампы и молнии, разрезавшей небо где-то наверху, совпал в неприятном и неестественном звуке, заставляя поморщится. Дедок усмехнулся в своём углу.       — Укуса? — переспросил Векша.       Сизый соизволил оторваться от котелка и показать учёность:       — Иномирцы так размножаются. Кусают, впрыскивают в рану семя — и вот. Человек эту хрень вынашивает, потом яйцо, лицехват…       Лиличка скривился от отвращения:       — Фу, блядь. Диких просто вирусняком заразили, никого они не вынашивают, что за пиздец? Ты «Чужого» пересмотрел?       — Нет. Хотя может быть. Я человек учёный, информации… много потребляю, — ничуть не смутился Сизый. Он как-то умудрялся звучать сурово и важно с набитым ртом.       — Сизый, котелок дай, — попросил Ходок и, не дожидаясь, ответа, потянул тот на себя. Сизый отпустил свою прелесть с глухим недовольным храпом.       Задрал уже жрать.       Ходок, не удержавшись, взял и себе немного мяса.       Вкусно.       — Так там вроде женщина была, — снова подал голос Векша. — У диких женщины есть? Просто разве в Чистилище есть кто-то… ну, кроме Катюни?       — Дохуя. Ты чем меня слушал, — Лиличка неодобрительно цокнул. — Если твой друг не пиздабол, то он всего-то Кляксу встретил, местную сестру милосердия. И уже обосрался.       — Клякса всего год как укушена. Она ещё не серая. — Ходок каждый раз ругал себя за ненужные реплики, но почему-то чем дальше, тем сложнее было остановиться. Особенно, когда Брик после каждой так напрягал плечи, сжимал кулаки в старых перчатках и поджимал губы недовольно. Злился. Злился, что пойман на лжи.       — А по-моему всего полгода. Хотя твои сведения явно точнее. Ты ж, блядь, всех баб здесь перетрахал, а, Артур? — выдал Лиличка беззлобно… И похлопал по плечу.       Векша с Сизым покосились на них с подозрением — своего имени Ходок никому не называл, в том числе Брику. И этот неуместный комментарий про «баб», когда по факту он может знать только про Риту, помогавшую спровадить на тот свет его бывшего лучшего друга… Зачем Лиличка это делает, что ему надо? Либо пусть молчит, либо пусть раскроет их обоих, и уж тогда кто быстрее щёлкнет предохранителем и нажмёт на спуск — за тем будет и правда.       Врезать бы ему по самодовольной роже…       — Год, — отрезал Ходок и сбросил чужую руку. Лиличку от неожиданности повело в сторону, но он удержал равновесие и лишь недовольно хмыкнул. — Сейчас же у нас октябрь?       Вопрос повис в сухом воздухе. Все застыли на миг, будто поставленные на паузу. Тени на лицах менялись как-то слишком резко даже для кострового освещения. Сквозь треск горящих веток вновь прорвался тягучий, неестественный звук неисправной лампы.       Они ни разу не подложили веток в костёр за всё время своего здесь пребывания.       — Вроде… Вроде да, — первым откликнулся Векша с привычным своим оптимизмом. Будто и не было только что тихого голоса, растерянного взгляда и слёз.       — Хех. Что ещё как не октябрь? — повторил Сизый и сыто крякнул.       — Тебе там не напекло? — поинтересовался Лиличка с притворным сочувствием.       Сука.       Ходок мог бы достать коммуникатор и проверить, но честно говоря, ему очень не хотелось это делать.       Лиличка подцепил из общего котла немного мяса, проглотил, едва прожевав. Обтёр заляпанные жиром перчатки о камуфляжную куртку, и произнёс, глядя в глаза Векши с оценивающим прищуром:       — Надо просвещать молодое поколение. Вот вы все, зелёные, как про бабу в Чистилище разговор — сразу лепите, чтобы показать типа тоже в теме: «О, Катюня?». А на деле и про неё нихуя кроме имени не знаете. Катюня ж персонаж эпический, из того же разряда что Монгол, Шевцовы, Каин, который нынче Некрологом стал, Домовой — про них все слышали, но мало кто может рассказать. А я могу. Могу рассказать про охоту на «Полярис», если интересно, — он повернулся к Авторитету с немым вопросом.       Знакомые позывные разошлись по телу неприятным холодом. Что опять задумал Брик? Неужели, дурак, и правда сейчас их раскроет? Опасно. Слишком уж опасно... Хотя, может, дедку такое будет не интересно?..       Зародившаяся было надежда быстро покинула Ходока: Авторитет с готовностью кивнул любимцу из вечной своей темени, разрешая начать новый рассказ…       Проснувшись, Ходок сначала не увидел ничего, кроме кроваво-золотого венца зажжённой сигареты. Постепенно зрение привыкло к темноте: вывело серыми контурами массивную тушу лежащего с рюкзаком под головой и сладко сопящего Сизого, асимметричный и чересчур высокий шалаш не горящего костра, коробки вокруг, прислонившегося к одной из них Лёню Брика, в чьих укороченных пальцах тлела та самая сигарета… Подсвеченное тревожным огоньком лицо испещрили морщины, оно было задумчивым и бесконечно усталым.       Что-то напрягало в окружающей обстановке, чего-то не хватало.       Точнее, кого-то не хватало.       Чувства возвращались в каком-то странном порядке. После зрения — слух: едва-едва слышное шуршание погибающей с каждой новой затяжкой бумаги, вой гуляющего по лестнице, ведущей к выходу из бункера, сквозняка… Перекличка неисправных люминесцентных ламп… Хруст ломаемых в одной из смежных комнат костей, смешанный с треском разрываемой плоти. Лёгкий, но горький и противный запах дешёвого табака, донёсшийся первым, почти мигом затерялся в тяжёлом, давяще-приторном смраде разложения.       Казалось, с каждым вдохом кислород лишь покидает лёгкие. Ходок задыхался — мучительно, безнадёжно до паники, потому приподнялся на локтях, силясь добраться до относительно свежего воздуха.       Лиличка на движение отреагировал мгновенно.       — Почему ты не спишь? — прошелестел он едва слышно. Несмотря на громкость, Ходок без труда уловил в праздном, казалось бы, вопросе странные нотки.       Опаска. Настороженность. Изумление.       — Хотя, похуй на самом деле, — губы Брика скривились в невесёлой улыбке. — Но тебе же будет лучше, если снова ляжешь и закроешь глазоньки.       — Где… — произнёс беззвучно.       Лиличка понял.       — Где кто?       Ходок едва-едва покачал головой. Он не помнил, кто ещё здесь должен был быть. Так странно… Почему он чувствует себя таким слабым?       Время шло. Влажный хруст не прекращался. Огонёк неумолимо приближался к сжатому изуродованными пальцами фильтру.       — Ты не можешь больше молчать, Артур. Иначе замолчишь навечно, — наконец выдал Брик. Нарочито безразлично. До жути неуместно.       И затушил сигарету о пустующий ящик Векши.