Девятый пункт

— Ну привет, — усмехаясь, здороваюсь я, когда вижу Бирсака, стоящего у каменной стены. Парень бросает сигарету, раскидывает руки в стороны и, улыбаясь во все тридцать два, протягивает: — Па-а-а-анк! Сколько лет, сколько зим! — Брось, мы всего неделю не виделись. Мы обнимаемся пару минут, и Энди хлопает меня по плечу. — Ты знаешь, без тебя и неделю вытерпеть трудно, — с улыбкой произносит парень и, приобнимая меня за плечо, ведёт в здание бара, разрывающееся от громких разговоров и музыки. В нос ударяет запах пота, алкоголя и дешёвых духов, но я даже не зажмуриваюсь и не закрываю нос рукавом куртки, как делал в самые первые дни. Сейчас этот запах не вызывает былого отвращения – я привык. Привык к атмосфере, витающей в таких рок-барах, привык к пьяным телам, толкающим друг друга в стороны, привык к местным панк-группам, кричащим в микрофон со сцены, площадью больше похожей на обычный столик в кафе. К хорошему быстро привыкаешь. Мы садимся за барную стойку, и я ещё раз с нескрываемым восторгом оглядываю помещение. Это совсем маленький бар, размером с просторный подвал. Хотя, это и есть своего рода подвал, и найти этот бар на улице тем, кто не тусуется там постоянно, очень сложно – никакой яркой неоновой вывески или указателя, – лишь старая лестница, ведущая под землю. За пару лет, что я тусовался в этом баре, это место стало для меня роднее дома. Здесь я прогуливал уроки, запивал свои первые двойки, прятался от родителей, которые искали меня, когда я сбегал из дома. Здесь я познакомился с десятками классных людей, здесь вырос мой музыкальный вкус и любовь к спиртному. И если вы спросите меня, где я остался бы жить навечно - дома или в этом баре, – я без колебаний выбрал бы второй вариант. — О'кей, — перекрикивая музыку, начинает Энди, когда перед нами появляется две бутылки пива. — Как дела в школе? Какие новости? Я без лишних слов протягиваю другу смятую бумажку с планом, и тот, задумчиво хмурясь, начинает изучать мою писанину. — Угу, — кивая, задумчиво произносит Энди, возвращает бумагу обратно и делает глоток пива. — Второй пункт, считай, сделан. Я быстро бросаю взгляд на второй пункт плана - сказать Энди, что мы будем видеться реже, – и тоже киваю другу. Он всегда был понимающим. — Майки пригрозил уже? — спрашивает темноволосый, отворачиваясь от меня, и я вижу, что он, не отрываясь, смотрит на блондинку на сцене. Он вытягивает шею так, что за высоким воротником куртки можно разглядеть его маленькие татуировки, которым я всегда чертовски завидовал. Семнадцатилетний панк, делающий всё, что дозволено, без единой татуировки. Удивительно, правда? Боязнь иголок – страшная штука. — Первым делом, — немного с запозданием отвечаю я, и Бирсак вновь поворачивается ко мне. — Вообще, я могу как-нибудь прийти к тебе домой, а ты прогнать меня и сказать, что мы больше не общаемся, ну, только при твоих родителях. Я улыбаюсь этой идее. Она действительно звучит круто. — Ага. Только сыграть нужно так, чтобы они поверили. Ты же их знаешь, они меня видят насквозь. Мы пьём пиво, вокруг танцуют люди, где-то даже можно услышать пьяные разговоры о личной жизни и любовных похождениях. На сцене выступает какая-то новая группа с довольно девчачьей песней, и я невольно зеваю. Проверяю телефон. Родители думают, что я на дополнительном занятии по истории, на которое я даже не записывался (просто сказал им), Майки думает так же – не будет возможности попасться, а значит, можно смело тусоваться дальше в компании уже подвыпившего Энди. На втором часу «тусовки» мы начинаем вспоминать забавные истории из пятого класса. Бирсак рассказывает о том, как однажды мы взорвали петарду на уроке, чтобы все испугались, а в итоге никто не испугался, лишь мы, когда нас буквально толкнули к дверям кабинета директора. Я смеюсь, то и дело кивая головой и постоянно добавляя новые детали – например, то, что тогда я впервые надел купленный моей мамой свитер, и все смеялись надо мной, а Энди уже тогда хвастался своей первой татуировкой перед девчонками. Девчонки и Энди – как я и постоянные косяки, – идеально дополняют друг друга. Они всегда лезли к нему, а если бывало такое, что одна подходила ко мне, то разве что спросить номерок «моего симпатичного друга в татуировках». И даже когда моего друга выгнали из школы, ситуация не поменялась – девчонки продолжали выяснять у меня, как поживает Энди и не собирается ли он вернуться. И он не собирался. Выгнали его, на самом деле, из-за банальщины – он нагрубил важной шишке, которая была в гостях у нашего директора, и тот попросил выгнать этого «наглого молодого человека», а совет учителей, взвесив все его «шалости» и нарушения, начиная от пирсинга и тату и заканчивая его воспитанностью, принял решение. Я всё ещё помню раскрасневшееся жирное лицо того мужика в смокинге, когда он настойчиво требовал вышвырнуть Энди. Словно он был против. Мы долго смеялись, даже тогда, когда родители Бирсака пообещали отправить его в школу для трудных подростков, а уже когда я вернулся домой и внезапно осознал, что теперь, во всей школе, я – один, я начал плакать. Знаете, как обычно, сидя на кровати и утыкаясь лицом в тот стрёмный свитер. Бирсак никогда не был привязан к нашей школе, а я всегда был привязан к его общению. Мне всегда нужен был кто-то, с кем я могу вытворять всякую чушь, не являясь её инициатором. Теперь эти люди – Рэй и Боб. Они терпят мои выходки, прикрывают меня, когда я курю в школьном туалете, и просто общаются со мной – этого достаточно. — О’кей, пошли, — отставляя куда-то в сторону пустую бутылку из-под пива, говорит Энди и слезает с высокого стула. Я лишь снова киваю и молча плетусь следом за ним. Когда мы поднимаемся наверх, свежий уличный воздух наполняет лёгкие, а слишком громкая музыка перестаёт стучать по ушам, я облегчённо выдыхаю – можно выкурить сигарету, пойти домой и лечь в тёплую постель, в голове отметив галочку напротив пункта «ещё один день» и мысленно обрадоваться тому, что до большого рок-фестиваля остаётся всего-ничего, а мой план почти выполнен. Самый большой и самый крутой рок-фестиваль Нью-Джерси – то, ради чего и создан этот немного придурковатый, но план. Может, я говорю не совсем правду, и этот фестиваль, наверное, не самый большой, но крутой – определённо. Как бы то ни было, у меня есть план. — По домам? — неожиданно для меня, спрашивает Энди, когда я плечом опираюсь на каменную кладку, чтобы зажечь сигарету. От него пасёт пивом, и я невольно зажмуриваюсь. — Ага, — мычу я, зажимая зубами сигарету и пытаясь усмирить как о обычно дрожащие руки. — Пошли. — Наконец, у меня получается. По тёмному парку мы идём молча, каждый занимаясь своими делами – я курю и пытаюсь разглядеть сквозь пелену темноты скамейки, а Бирсак напевает какую-то мелодию, которая кажется мне знакомой, но я слишком расслаблен, чтобы угадывать. Мы доходим до перекрёстка, и я вижу около фонарного столба мелкую фигуру в чёрном. Наверное, местный наркоман или просто такой же подросток, как и мы, возвращающийся домой с очередной тусовки. Мы с Энди тоже подходим к столбу, чтобы перейти дорогу, и теперь я могу разглядеть эту фигуру – на голову ниже меня, в джинсах и какой-то полосатой толстовке. — Эй, малой, закурить есть? — вдруг подаёт голос Энди, и незнакомец оборачивается, чем заставляет меня едва не проглотить сигарету. На нас смотрят ореховые глаза, в которых отражается бледный синеватый свет уличного фонаря, да так красиво, что я невольно засматриваюсь. Фрэнк выглядит слегка напуганным и уставшим, и первое я даже понимаю – когда на тебя перегаром дышит странный тип в татуировках и с жутковато-пронзительными голубыми глазами, страшно станет в любом случае. Мне вдруг становится не по себе от того, что Бирсак напугал его – ему же лет пятнадцать или даже меньше, а тут взрослый парень, который к тому же в какой-то степени уголовник, просит сигареты. Уверен, он даже не курит. Уж больно невинное у него личико. — Эй, ты чего встал-то? — Голос друга звучит уже мягче, чем в первый раз, но мне всё ещё некомфортно. Айеро вдруг переводит взгляд на меня и слегка щурится, то ли пытаясь вспомнить меня, то ли ожидая чего-то. Я неловко откашливаюсь и, сам не зная, зачем, кидаю свою сигарету на бордюр и убираю замёрзшие руки в карманы джинс. — Энди, отвянь от него, — как-то вяло произношу я, толкая плечом друга, на что он громко усмехается. — Это Фрэнк, из моей школы. Не курит он, пошли. — Я хватаю Энди за рукав его кожаной куртки и тяну на ту сторону дороги. — Вообще, иногда курю, — слышится за нашими спинами, и я с усмешкой разворачиваюсь. — Да неужели? — Ага. Я уже вовсю улыбаюсь, когда замечаю, насколько он смущён, когда говорит что-либо. Ей богу, первоклашка. — Пошли, — кратко киваю я и разворачиваюсь к Энди. — Проводим. Я не могу сказать точно, уверен ли я в том, что этот Фрэнк пойдёт за нами, но тут же мысленно ликую, когда слышу его шаги за спиной. — Ты чего так поздно гуляешь, Фрэнк? Неужели отличники тусуются? — Меня так и подмывает посмеяться над темноволосым, пока Энди идёт где-то рядом, едва не засыпая на ходу. Парень скрещивает руки на груди и останавливается, заставляя меня тоже встать на месте. Я смотрю на него сверху вниз. — Вообще-то, я в девятом, и да, я тусуюсь, — как-то слишком уверенно говорит паренёк, и я тоже скрещиваю руки на груди. — Правда? А чего один бродишь? Думаешь, ночью на улице мало взрослых парней, которые насилуют симпатичных мальчиков? Вот же чёрт. Что на меня нашло вообще? Какие насильники в нашем районе? Я назвал Фрэнка симпатичным? Ореховые глаза парня сразу становятся круглее и ещё удивлённее. — Забей. — Я киваю и оборачиваюсь на Энди, который стоит, спиной прижавшись к стволу какого-то дерева, и похрапывает. — Так чего гуляешь-то ночью? Это мы взрослые, можем гулять, сколько влезет. А тебе учиться ещё, отличником быть. — Просто пошёл гулять, — спокойно отвечает Фрэнк, и мы снова начинаем идти. — Дома просто... Забей. Я щурюсь, пытаясь разглядеть в глазах брюнета что-то, и задумываюсь: может, он вообще из дома сбежал? Вот это бунтарь растёт. За всё время, что мы идём втроём (я кое-как разбудил Бирсака), я изредка поглядываю на Фрэнка. Он идёт, взглядом буравит собственные ботинки, а тёмные волосы, выглядывающие из-под капюшона, аккуратно падают ему на глаза. Он действительно симпатичный, но, что самое важное, создаёт впечатление обычного милого школьника, весь день упорно работающего в классе на уроках, а вечерами мирно выполняющего домашнюю работу. Он выглядит, как идеальная «компания». Если бы моя мама увидела меня, дружащего с таким парнишей, как Фрэнк, она бы приятно удивилась. Кажется, я придумал, чем дополнить мой план. Пункт девятый. «Подружиться с Фрэнком Айеро».