***
Беседку в самой глубине сада, скрытую от посторонних глаз пышными ветвями старых дубов, где Тэхён прячется в компании книги от папы и брата, окружает вечерняя лёгкость и тишина с изредка долетающими до слуха звуками плеска воды в фонтане, пением птиц где-то в глубине молодой листвы и музыки, плавно льющейся из окна чиминовой комнаты — видимо, брат снова решил попрактиковаться в игре на фортепиано. Оранжево-розовые лучи заходящего солнца ярко подсвечивают каждую травинку, каждый пышный цветок пиона, каждую пылинку, заставляя всё вокруг сверкать и гореть, и пробиваются сквозь ярко-салатового цвета листья на деревьях, что шумят на лёгком, почти незаметном ветерке. В воздухе стоит тот самый июньский аромат трав, цветов и свежести остывающей после долгого жаркого дня воды в реке, на берегу которой находится их летний особняк, где они, всей семьёй, обыкновенно проводят около пяти месяцев: с начала весны, того самого момента, когда только-только показываются молодые салатовые листочки на деревьях, и до того, как упадёт последний из них, до поздней осени. С этим местом у него связаны самые лучшие воспоминания — долгие летние вечера на берегу реки, когда Чимин играет на фортепиано в своей комнате, и мелодия проникает даже в самые отдалённые участки сада, вечера, когда отец впервые учил его танцам, кружа по комнате, мерцающие на небе звёзды, что видно с балкона его комнаты, первые книги о любви, найденные в домашней библиотеке, которые он прочёл здесь, которые навсегда приобрели аромат его любимых пионов и роз, свежести реки и дождя. Он безумно любит прогуливаться по саду в сумерках, спускаясь к реке и гуляя между липами, тонкие листочки которых дребезжали и пропускали миллионы солнечных лучей к земле, любит засиживаться в комнате допоздна, встречая рассвет и делая зарисовки в подаренном папой блокноте, любит завтракать в хорошую погоду под яблонями. Здесь он вырос, и место это, подарившее так много тёплых воспоминаний, отпечаталось глубоко в его сердце. Сад, дом, беседка, качели, спуск к реке, деревья, тропинки — всё это его дом, то место, где он чувствует себя спокойнее всего. Юноша, отрываясь от чтения очередного французского романа о любви, прикрывает глаза, откидывает голову и вслушивается в жизнь сада, думая о своём. Мысли его витают где-то далеко, поэтому прочитанные страницы книги забываются, переплетаясь с юношескими мечтами и пожаром в душе. Около часа назад папа с отцом снова говорили с ним о его женитьбе, словно это самое важное, что есть в его жизни. Несомненно, он понимает волнения родителей — ему совсем скоро восемнадцать, и у всех омег его возраста в округе уже есть женихи, но он не понимает, как можно полюбить того, кого тебе навязывают. Вот и сегодня родители его вновь заговорили о том, что завтра к ним на ужин вновь приедет многоуважаемый и любимый всеми в округе граф Мин Юнги, что так понравился Чимину (стоит признать, что это оправдано — юный граф Мин Юнги хорош не только внешностью, но и своим характером), со своим далеким другом. Юноша мягкий, почти незаметный намёк папы обратить внимание на друга юного графа понял, но отказался, как это было всегда. Родители юноши бьют тревогу, ведь сын их внимания на альф совсем не обращает. Какими бы умными, какими бы начитанными, какими бы красивыми, какими бы богатыми претенденты на сердце и душу вокруг него ни были, юноша никогда не чувствовал ничего сродни тому чувству, какое описывается в книгах, а потому избранника до сих пор не нашёл, хотя сам является одним из самых миловидных омег в округе. Джин, папа его, с одной стороны сына понимает, сам таким был когда-то, но позволять Тэхёну вечно ждать того самого непозволительно, не ровен час, и об их семействе будут говорить не в самом лучшем свете. Они с мужем, Намджуном, и так пошли против правил, позволив своим детям самим выбирать себе спутников жизни. Но что же делать с сыном? Остаются считанные месяцы до восемнадцати, время идёт, а дело никак не движется, и родители омеги опасаются, что юноша и не найдет никогда того, кто заставит сердце биться чаще, но ещё молчат об этом, договорились дать ему время до осени: вдруг всё же появится альфа, который украдёт сердце и душу их сына. Его не привлекают альфы-ровесники, или хотя бы немного старше, так как все они чрезвычайно глупы, считая, словно достаточно купить несколько дорогих подарков, и его, тэхёново, сердце будет в их руках. Омегу это злит ужасно, потому что он не из тех молодых юношей, которые привыкли к роскоши настолько, что жить без неё не могут и готовы в буквальном смысле продать себя ради драгоценностей. Читая романы великих романтиков, он мечтает о таинственном, всепоглощающем, о том, что намного дороже золота и самых дорогих и ярких камней. Ему важны далеко не подарки, но альфы его возраста, испорченные светским обществом и новыми ценностями, не понимают это, зачастую обращаясь с ним так, словно он самое капризное дитя на свете, когда как ему всего лишь нужно настоящее, живое чувство любви. Так было со многими альфами, с которыми его знакомили на протяжении вот уже полугода: ни с одним из них у Тэхёна не совпадали интересы, никто не смог тронуть его сердце чистотой мысли и эмоций. Ни один взгляд в его сторону или комплимент, ни один альфа, будь он самым завидным женихом с прекрасной внешностью и манерами не заставлял сердце юноши, жаждущее любви, настоящей, всепоглощающей и вечной, трепетать. Чимин, брат его, когда слушал тэхёновы мечтания о том самом альфе, поначалу смеялся всё, говорил Тэхёну забыть об этом, ведь в жизни так не бывает, но когда Юнги встретил, почему-то младшего брата отговаривать перестал. Тэ знает, это от того, что брат его сам влюбился по уши, найдя своего альфу, и это по одним только глазам его видно. Конечно, папа его часто говорил «Стерпится, слюбится», но Тэхёна такие перспективы совсем не радуют. Он любви хочет, настоящей, чтобы в животе бабочки, чтобы от одного только взгляда на того самого становилось жарко, чтобы море заботы, нежности и прогулки под луной. Быть может, это глупые мечты, и так не бывает, но омежка искренне верит в такую сказочную, невероятную любовь, когда весь мир заменяет другой человек. Юноша вечно ждёт чего-то, мечтает, глядит в окно с замиранием сердца, представляя, что вот, сейчас, в этот самый миг появится мужчина на коне, а сердце его волнуется, когда предстоит очередной выход в свет или встреча с новым людьми, гадает вместе с братом поздно ночью, зачитывается романами допоздна, а после засматривается на звёзды в надежде на то, что, быть может, завтра появится тот самый. Его молодое, горячее, но вместе с тем тонко устроенное робкое сердце колотится быстрее каждый раз, когда он представляет, что где-то там есть альфа, которому он однажды отдаст своё сердце.***
Вечер следующего дня выдаётся тёплым и безветренным: плавающие по небу весь день пушистые белые облака к вечеру уходят далеко к горизонту, ветер стихает, лишь изредка играясь с ярко-зелёной, в солнечных лучах салатовой листвой, а место в саду под яблонями, где собираются встретить гостей и подать ужин, освещается предзакатными лучами, которые заставляют белую беседку и кружевной тюль, висящий в ней, откидывать причудливые тени. Лето в самом разгаре — тёплое, накатывающее волной, уносящее с собой все переживания и волнения, дарящее тёплые вечера с бесконечными встречами, знакомствами и разговорами. Лето, заставляющее молодое сердце трепетать перед встречей с новым, ведь все новое в семнадцать лет кажется судьбоносным, каждая встреча оставляет неизгладимый отпечаток в душе. Тэхён хмурится, оценивающе осматривая себя в зеркале во весь рост — как бы он ни был против затеи отца и папы познакомить его с другом Юнги, он не может отказаться, так как мнение родителей для него всё же на первом месте. Кроме того, от чего-то его сердце сегодня бьётся весь день быстро-быстро, словно ожидая чего-то, и он, живущий обычно ощущениями и предчувствиями, верящий в то, что всё не случайно, не может оставить это без внимания. В глубине души омега, когда надевает в уши жемчужные серьги, надеется на что-то большее, надеется, что этот раз будет тот самый, который перевернёт его жизнь с ног на голову и покажет то, о чем он ещё не подозревает, ведь душа его желает, просит и надеется, что совсем скоро с ним произойдёт то, о чём он так много читает — влюблённость. Довольно просторная комната его освещена предзакатными тёплыми лучами, а сквозь тюль на окнах просвечивает розоватое небо, когда омега выглядывает в открытое настежь окно, вглядываясь вдаль, выискивая взглядом всадников и зная, что брат его старший наверняка сейчас точно так же в надежде всматривается в дорогу. Должно быть, Чимин надеется и ждёт даже больше, потому что ему предстоит долгожданная встреча с женихом, но Тэхёну, у которого внутри всё трепещет, так не кажется. Ему кажется, словно тело знает о чём-то, о чём не знает его душа, когда он вглядывается вдаль, отдаваясь новым ощущениям. Деревья чуть слышно шумят, когда ими играется ветер с реки, когда зоркий взгляд замечает невдалеке двух всадников на тёмных лошадях — гости прибыли, и почему-то сердце юноши замирает, когда он тут же определяет, кто из двоих тот самый незнакомец. Прежде, чем выйти, юноша вновь осматривает себя в зеркало: тёмно-бордовые брюки с высокой талией, в которые заправлена нежно персикового цвета с кружевными вставками блузка с открытыми плечами, жемчужные серьги в ушах, выгодно подчёркивающие его светло-русые, вьющиеся от природы волосы. Омежка чуть хмурится, поправляет блузку, поворачивается то одним боком к зеркалу, то другим, когда в комнате появляется Чимин: — Тэхён-и, ты видел? Видел, скажи же, что видел! Приехали! — у него глаза горят от предвкушения и лёгкого волнения, и это легко понять — он не видел жениха около двух месяцев и успел очень соскучиться, о чём вчера поздно ночью рассказывал Тэхёну. — Как я выгляжу? — омега крутится, ожидая оценки младшего брата и смотрясь в зеркало издалека, оценивая свой внешний вид и поправляя светлые волосы. — Всё чудесно, — улыбается Тэ, умиляясь старшему и подходя к нему, чтобы поправить блузку. У него самого почему-то внутри переворачивается всё, когда он понимает, что совсем скоро они увидят того самого друга Юнги. Чимин вчера ночью, когда они никак не могли уснуть и дышали свежим ночным воздухом на совмещающем их комнаты балконе, много рассказывал о нём, и Тэхён соврёт, если скажет, что он не заинтересован в том, чтобы увидеть этого альфу вживую. Наоборот, интересно и по непонятным причинам очень волнующе, но непонятно, поэтому омега отвлекает себя, поправляя уже идеальный образ брата. Они спускаются по деревянной лестнице с резными перилами, должно быть, слишком быстро, потому что немногочисленная прислуга успевает немало испугаться, когда омеги пролетают мимо них. Когда они выбегают на улицу, всадники уже подъезжают к дому, и как только Юнги слезает с коня, Чимин набрасывается на него с объятиями, зарываясь носом в шею и вдыхая любимый аромат, пока Тэхён, смущённо наблюдая за сценой воссоединения соскучившихся друг по другу влюблённых и незаметно дарящих друг другу поцелуи, мельком разглядывает второго всадника, который наблюдает за теми же влюблённым с улыбкой на лице. Мужчина безумно красив: широкоплечий, статный, высокий, тёмные волосы его открывают красивый лоб, с тёмно-карими, такими, что зрачки пропадают в их глубине, глазами, большеватым носом острой линией челюсти, что делает его в глазах юноши ещё более мужественным. На нём чёрные ботинки, тёмно-коричневые, обтягивающие крепкие бёдра брюки для езды, заправленная в них самая простая хлопковая белая рубаха, завязанная по горло несмотря на тепло. Тэхён мысленно восхищается мужчиной, признавая, что всё, что говорил о нём вчера Чимин из своих воспоминаний и слов Юнги — неправда. Чимин, как кажется юноше, преуменьшил красоту альфы, потому что нельзя не признать, что он великолепен. Тэхён, словно ошпаренный, отводит взгляд в сторону сразу же, как только гость замечает его, но несмотря на смущение, всё же вновь направляет его в сторону альфы, кланяясь в качестве приветствия, когда тот подходит ближе. У омеги от чего-то сердце стучит быстрее прежнего, так, что кажется, словно оно вот-вот выпрыгнет из груди, когда он удерживает пронизывающий взгляд тёмных глаз на себе, и только подошедшие родители помогают отвлечься от странных ощущений. Альфа кланяется, и, как подобает воспитанному мужчине, представляется: — Думаю, по причине искренней радости моего друга встрече со своим женихом, я буду вынужден представиться сам, за что прошу меня простить. Я — Чон Чонгук, рад познакомиться с вами, — голос у него мягкий, глубокий, с еле заметной хрипотцой, что не уходит от слуха Тэхёна. Не уходит от его внимания и то, что альфа невероятно хорошо воспитан и вежлив, что после наверняка будет обсуждать его папа, всегда восхищающийся хорошими манерами мужчин — в их время это не редкость, но зачастую молодые альфы слишком наглы и самонадеянны, чего нельзя сказать об их госте. Он пожимает руку его отцу, после чего тот представляет себя и своё семейство: — Рад встрече с вами, Чонгук. Юнги довольно много рассказывал нам о вас, но все наши представления не идут ни в какое сравнение с реальностью, — смеётся альфа, оглядывая Чона. Юнги рассказывал им о Чонгуке много хорошего, говорил, что тот участвовал в боевых действиях последних лет, поэтому видел довольно много для своих двадцати восьми лет, что он увлечён искусством, что много путешествует, но он никогда не говорил, что он настолько хорош собой, оставляя в описаниях лишь характер. Наверное, от того Чонгук и произвёл на всё семейство, в том числе и на Тэхёна, огромное впечатление. — Меня зовут Ким Намджун, а это мой муж — Сокджин, и наш младший сын — Тэхён, — как только Намджун представляет юношу, альфа вновь обращает свой взгляд на него, словно до этого ждал подходящего случая, и наконец-то он появился. Тэ робко подаёт руку вперёд, когда Чонгук, осторожно беря тонкие омежьи пальцы в свою тёплую широкую надёжную ладонь, легко, почти мимолётно и даже незаметно касается губами медовой бархатной кожи, впервые вдыхая весенний нежный аромат цветов и смотря прямо в его глаза. У Тэхёна от этого взгляда мурашки по спине разбегаются, а кончики пальцев покалывает словно разрядами тока, но так приятно, что он несколько разочаровывается, когда альфа всё же отпускает руку, но при этом продержав её в своей чуть дольше положенного. Только после юноша замечает, как Чимин, находящийся в объятьях Юнги, хихикает, наблюдая за ними, а его папа довольно улыбается, и всё это заставляет его смутиться. — Что ж, думаю, вы проделали немалый путь к нам, так как судя по рассказам, вы много путешествовали, и это ваша первая длительная остановка на родине, — начинает Намджун, на что альфа ему кивает. — Ну, рассказы о ваших путешествиях мы услышим чуть позже, когда подадут ужин, а сейчас позвольте показать вам ваши комнаты, — Чонгук с Юнги идут следом за Намджуном, но прежде, чем войти в дом, Чон оборачивается, вновь обращая свой взгляд в сторону Тэхёна, к которому уже подлетел Чимин, что-то шепча на ухо с озорной улыбкой. Омежка тёмный взгляд ловит, словно чувствует, но тут же в смущении свой отводит, прикусывая пухлые алые губы и заставляя альфу улыбнуться краешками губ.***
Сверчки уже поют свою песню, когда садятся за накрытый стол после того, как альфы, проделавшие большой путь, обосновались в выделенных им гостевых комнатах и немного отдохнули. Вокруг — сгущающиеся светлые сумерки, и только свет керосиновых ламп над головами освещает белую беседку, над которой возвышается огромное, высокое, ярко-синее небо, где загораются первые, самые яркие и заметные глазу звёзды. Слышен плеск воды в реке, шелест листьев над головами, редкие разговоры засыпающих птиц — вечер наступает, окутывая особняк Кимов теплом и ароматом трав. Наступает один из тех летних вечеров, когда не хочется, чтобы он заканчивался, когда всё кажется волшебным, а не влюбиться в мир и тех, кто разделяет с тобой этот момент, невозможно. Тэхёна усаживают рядом с Чонгуком, что, впрочем, нисколько не странно и даже не удивляет юношу. Он только смущается очень, когда Чимин играет бровями, хитро улыбаясь, и когда альфа ухаживает за ним, подливая соку и подавая еду, которая приглянулась омежке. А увидев в буквальном смысле влюблённый взгляд юноши, направленный на шоколадный пудинг, поданый в качестве десерта, альфа без сомнений отдаёт его омеге под несколько осуждающие, но всё же довольные переглядки Джина с Чимином, которые весь вечер глаз не сводят с Тэ и гостя, нарадоваться не могут, ведь как альфа, так и юноша явно проявляет знаки внимания, смеётся, когда альфа шутит, и они пару раз даже говорили о чём-то своём. Они быстро находят общий язык, и это несколько удивляет Тэхёна, который раньше с альфами так себя не ощущал. Тэхён узнаёт, что Чонгук, оказывается, художник, до сих пор был в отъезде — путешествовал по миру в поисках чего-то нового, так как реальность и светское общество успели его изрядно утомить, а если говорить проще — он потерял свое вдохновение где-то между двадцать восьмым и двадцать девятым однообразно безвкусным заказом богачей, которые в искусстве не смыслят ровным счётом ничего, но диктовали ему, как нужно, а если быть точными, как они хотят. Юноша, неравнодушный к творчеству, с пылающими искренними заинтересованностью и сочувствием глазами попросил альфу после показать ему работы, на что тот сразу же согласился, хотя сказал, что в его последних картинах нет ничего примечательного. Ещё Чонгук, путешествовавший около года и насмотревшийся многого, по мнению омеги, может рассказать довольно интересные истории, поэтому он всё спрашивал его о том, как живётся в других странах, на что альфа, смеясь с воодушевления юноши, пообещал рассказать в другой день, как бы намекая, что он явно намерен продолжить общение. Так же омега узнал, что мужчина останется здесь как минимум на месяц, когда Намджун лично пригласил его погостить у них подольше под предлогом, что здесь невероятно красивые места и Чонгук, как художник, наверняка оценит это. Чонгук с удовольствием согласился, сказав, что ремонт в его доме продлится довольно долгое время, и было бы довольно удобно, но главное, чтобы хозяевам он не помешал, на что ему ответили, что всегда рады принять его как гостя, так как Чон понравился всем, от главы семьи до прислуги. От внимания Тэхёна не ушло, что папа его после того, как отец пригласил Чонгука погостить подольше, посмотрел на Намджуна с благодарностью, равно как и Чимин, и скорее всего всё это их замысел. Чонгук, в свою очередь, наблюдает весь вечер за омегой с нескрываемым восхищением: все его движения пропитаны естественной грацией, он безумно очаровательный, когда ярко улыбается или смущается, когда мужчина позволяет себе на некоторое время забыть об остальных и смотреть лишь на него. Омежка, когда смущается, принимается тонкими пальцами перебирать края блузки, взгляд опускает вниз, губы кусает, стараясь сдержать улыбку, а щёки его краснеют и наверняка горят, и альфе ужасно хочется узнать, правда ли они горят, прикоснувшись. В этот тёплый июньский вечер, наполненный разговорами обо всём, переходящий в ночь, странное дело, но у мужчины, год назад уехавшего из родных краёв в поисках вдохновения, но так и не нашедшего его, загорается сердце, и всё благодаря нежному цветочному аромату и улыбке одного семнадцатилетнего юноши, которая проникает глубоко в сердце, пока обладатель его даже не замечает волны, накрывающей его. Взгляды Тэхёна необычны, ведь омегам его возраста обычно нужны лишь украшения, одежда подороже и побольше, сплетни посвежее, да альфа побогаче, но юноша совсем не такой. Из того, что Чон успел узнать за короткое время — он мечтает побывать у моря, читает много книг, увлекается искусством, даже рисует кое-что сам, как понял альфа из слов Чимина, когда тот буквально сдал брата, сказав, что рисунки Тэхёна довольно хороши. Чонгук уверен, что ему легко удастся обойти тэхёново смущение и взглянуть на его акварели, о которых положительно высказался даже Юнги, обычно к искусству холодный. Около десяти часов вечера, когда сумерки сгущаются, а сквозь деревья видно, как туман опускается на реку, Юнги всё же уговаривает Чимина сыграть на фортепиано под предлогом, что очень любит его игру, но так как давно не слышал и очень соскучился по ней. Омега, чуть смущённый просьбой и всё говорящий о том, что у него получается не так хорошо, как говорит его жених, всё же уходит в дом, где в гостиной стоит инструмент, открывает окно настежь, а спустя мгновение из него уже льётся мягкая мелодия. Тэхён в это время наблюдает за мотыльками, которые всё время летят на свет лампы, как бы играясь со светом и тенью — невероятно красиво. Он смущённо улыбается Чонгуку, когда ловит его взгляд, и тогда мужчина вдруг говорит: — Ваш брат довольно хорошо играет, — хвалит Чонгук, вслушиваясь в уверенную игру и подмечая, что Юнги нисколько не преувеличил, ведь игра Чимина и правда на высоком уровне для того, кто, нужно признать, вырос не в самой богатой семье. — Чимин увлекается музыкой с детства, — рассказывает омега. — Когда ему было около девяти лет, отец нашёл преподавателя-француза, который за довольно короткое время научил его игре на фортепиано. Я очень люблю, когда он играет, потому что получается у него действительно прекрасно, хотя он довольно часто говорит, что это совсем не так, — Тэхён на время замолкает, слушая грустную мелодию — одну из самых любимых композиций Юнги. — Мне тогда было всего семь, поэтому я не заинтересовался, а сейчас очень жалею, так как безумно хочу научиться. Чимин пытался научить меня этой весной, но, увы, кажется, я не создан для этого, — немного грустно заканчивает Тэхён, кусая губы и думая, не слишком ли много он рассказал. — Думаю, это не страшно. Как сказал Юнги, вы хороши в рисовании, и я полностью доверяю его вкусу. Во Франции, когда гулял по старым улочкам одного города, мне попался музыкант, играющий на скрипке. Это было чудесно, настолько, что я нарисовал его, хотя это было ещё в начале моего путешествия и сил на рисование у меня не было. Произошло перегорание к собственному делу, как это иногда случается. Должно быть, тогда я и понял, что находить вдохновение в людях намного интереснее, чем в вещах, которые нас окружают, — отвечает альфа. Он наблюдает за омегой ещё немного, пока тот вновь направляет внимание на мотыльков, стремящихся к яркому свету, а после внезапно находит в себе желание, которое не в силах остановить. — Потанцуете со мной? — спрашивает так внезапно, что у Тэ перехватывает дыхание, а сердце гореть принимается с новой силой. Альфа в надежде на согласие ждёт ответа, а Тэхён воспротивиться самому себе не может, ведь Чонгук ему понравился, пусть даже это очень смущает — танцевать на глазах у родителей, но хочется, безумно хочется, потому что вечер прекрасный, потому что у Чимина получается как никогда хорошо, потому что отказать Чонгуку кажется невозможным. Юноша кивает, тихо отвечает «Буду рад станцевать с вами», когда альфа встаёт и подаёт ему руку, в которую Тэ, чуть поколебавшсь, вкладывает свою. Когда они стоят посреди сада, под яблонями, на мягкой траве, когда половинки лиц скрываются в тени, делая очертания мягче, а глаза ярче, Тэхён осторожно, даже робко кладёт ладонь правой руки на широкое плечо альфы, а пальцы его сами собой сжимают тонкую ткань рубахи на альфе, и когда тот кладёт свою ладонь на его талию, Тэ ощущает тепло его кожи даже сквозь ткань, из-за чего по его телу проходятся мурашки, а прохлада ночи вмиг забывается. Омега, замерев, вкладывает левую ладонь в альфью, после чего тот её чуть сжимает. Юноша не решается поднять взгляд до тех пор, пока не начинает играть новая композиция: он осторожно скользит взглядом от губ альфы до его глаз, впервые имея возможность рассмотреть так близко и впервые находясь настолько близко, что кедровый лесной аромат забивает лёгкие полностью, но и тогда его кажется мало. Мужчина улыбается, глядя прямо в его глаза, пока ведёт в танце и крепко удерживает за талию, а тэхёново сердце бьётся слишком быстро, и голова начинает кружиться, а тело становится ужасно лёгким, когда Чон поднимает его в воздухе, кружа. Рука омеги в такие моменты сама собой перемещается с плеча альфы на его шею, касаясь горячей кожи, и тогда щёчки омеги покрываются румянцем, а взгляд его опускается, заставляя альфу улыбаться ярче. Он, восхищённый лёгкостью, грацией и красотой омеги, не может от него взгляда отвести, словно прикованный наблюдает за каждой эмоцией на то скрывающемся в тени, то освещаемом наполовину личике, желая, чтобы музыка никогда не прекратила литься из окна, желая иметь возможность касаться юноши, который привлекал его внимание на протяжении всего вечера, не давая отвести взгляд от себя. Тэхён танцует невероятно хорошо для своего возраста, что не уходит от внимания Чонгука: его спина в нужные моменты выгибается назад, а тело словно превращается в натянутую струну, готовую в любой момент сорваться. Его движения плавные, мягкие и грациозные — за весь проведённый в путешествиях год Чонгук ни разу не встречал омегу, способного танцевать настолько по-настоящему, что цепляет за душу. Невероятно простой, но загадочный, безумно милый, заставляющий улыбаться, с ярким, полным желания жить, полным искреннего восхищения простыми вещами, взглядом, с яркой улыбкой, нежно пахнущий полевыми цветами юноша за один короткий вечер, которого оказывается ужасно мало, возвращает мужчине, искавшему вдохновение далеко от дома, но не нашедшему и вернувшемуся домой, желание творить — это чудо. Чонгуково сердце разрывается от переполняющих его эмоций, когда музыка прекращается, и он не отпускает юношу чуть дольше положенного, чем вновь смущает его, но из-за чего ни капли не жалеет. После он оставляет на Тэхёновой руке поцелуй, чем снова заставляет юношу смутиться, и шепчет: — Вам совсем не обязательно уметь играть на музыкальном инструменте, так как вы превосходно танцуете, и было бы грехом не показать этого. Вы прекрасны.***
Когда только около одиннадцати вечера Чонгук возвращается в выделенную ему комнату, он, не переодеваясь, тут же садится за стол, при зажжённых свечах быстрыми штрихами карандаша легко намечая будущий портрет, словно с натуры рисует, настолько хорошо запомнил. Он вырисовывает глаза первыми — то, что запомнилось больше всего, то, что притягивало его сильнее всего, а после вглядывается в нарисованный портрет: легко спадающие на лоб мягкие пряди волос, увлекающие глубиной светящиеся от радости глаза, пухлые губы, родинка на кончике носа, которую он успел заметить во время танца. Получилось как никогда раньше правдоподобно, но этого недостаточно для того, чтобы уменьшить пыл, возникший в груди художника и захватывающий его волной неописуемой силы. Альфа подходит к открытому настежь окну и вдыхает свежий ночной воздух, стараясь успокоить бешено бьющееся сердце. По возвращению домой он ожидал чего угодно, но не появления в его жизни юного омежки, аромат которого моментально свёл с ума, а сам он разбудил в художнике желание творить, и это всё сбивает с толку. Чонгук собственное тело и желания не контролирует, как будто бы вернулся назад на десять лет, когда чувства затмевали разум, а одна лишь встреча переворачивала жизнь с ног на голову, не давая оглянуться назад и заставляя забыть о том, что было. Внезапное знакомство с Тэхёном, принёсшее пожар в душе, именно такое. Казалось бы, он — взрослый альфа, но сейчас словно подросток сходит с ума из-за одной лишь смущённой улыбки. У него было достаточно омег, и он не раз испытывал чувства, схожие с любовью, но никогда раньше он не ощущал того, что чувствует сейчас. А когда альфа слышит бархатный голос юноши чуть выше себя, он даже думает, что ему это мерещится, и он ищет взглядом, пока не находит омегу на его балконе. Он на некоторое время забывает, как дышать: Тэхён, оперевшись на перила, по видимому, рассказывает Чимину о чём-то, и на нём уже не та одежда, что была в саду за ужином, а белая сорочка, доходящая до пола, но даже сквозь неё мужчина может разглядеть очертания идеальной фигуры. Худые неширокие плечи, за которые так хочется обнять, спрятать от прохлады ночи, белая полупрозрачная ткань, которую лёгкий ветерок заставляет прижаться к телу сзади и показать изящный силуэт — Тэхён великолепен и изящен в своей простоте, а глаз художника цепляется за него, высматривает мелочи, пока альфа внутри рычит и рвётся наружу. — Но, Чимин-и, ты не можешь говорить об этом так просто! Он только приехал, и мы только познакомились, поэтому того, о чём ты говоришь, не может быть, — слышит Чонгук несколько смущённый голос омеги и хмурится: о ком они говорят? Голос омеги немного смущённый, а ещё он, кажется, возмущается. Голову посещает мысль о том, что разговор вполне может идти о нём, но сказать с точностью альфа ещё не может, поэтому, зная, что подслушивать чужие разговоры, тем более омежьи, лучше не стоит, он всё же не может отказать себе в удовольствии послушать голос и узнать мысли Тэхёна. — Но он так смотрел на тебя весь вечер, Тэхён-а! Я не видел, как вы танцевали, но Юнги сказал, что никогда ещё не видел, чтобы господин Чон был увлечён танцем настолько. Наверняка ты понравился ему, иначе и быть не может! И даже не говори мне о том, что вы только познакомились, и что быть такого не может. Чувства не подчиняются времени, кому, как не тебе знать об этом? Ты же всегда читаешь подобные книги, должен знать, что такое правда случается, — отвечает ему второй голос, судя по всему, принадлежащий Чимину, и из всего сказанного Чонгук точно понимает, что речь идёт именно о нём, а поэтому он никак не может упустить то, что будет сказано дальше. — Но это так смущает! — восклицает юноша и, кажется, закрывает наверняка горящие щёки ладошками, на что альфа улыбается. — Что бы ты ни говорил, нельзя торопить события. Но моё сердце, ох, Чимин-и, моё сердце бьётся так бешено весь вечер из-за него! А когда мы танцевали… Ох… — взволнованный голос говорит о том же, о чём думает и чем дышит альфа. — Я должен признать, что вместе вы смотрелись просто великолепно. Он понравился тебе, ведь так? — вопрос, ответ на который оказывается так важен Чонгуку, что он пальцами впивается в отделку окна сильнее, а сердце его бешено ухает в груди. Ему кажется, что проходит слишком много времени, прежде чем Тэхён отвечает. — Очень! — Чону кажется, что его накрывает раскалённой лавой, настолько горячо становится внутри от испытываемого счастья, когда Тэхён взволнованно признаётся. Пусть даже не ему, не Чонгуку, но это пока что. Однажды омежка признается и ему наверняка, потому что упустить такого омегу он не может никак, не позволит себе сделать это. — Очень понравился, и это смущает больше всего. Я не знаю, как вести себя рядом с ним, не знаю, что говорить, боюсь показаться смешным, и это так волнует! Но вместе с этим я хочу увидеть его вновь, а когда понимаю что это случится завтра, сердце замирает. Это всё так неожиданно, Чимин-и, что мне кажется, что неправильно… Но я так счастлив! — Чонгук уже услышал всё, что хотел, но всё же не отходит, решаясь дождаться, когда омеги закончат разговор, а вместе с этим наслаждается бархатным голосом. Знал бы омега, что мужчина слышит его, наверняка бы от смущения убежал и спрятался, и мысль об этом заставляет Чона усмехнуться. — Вовсе не неожиданно, а ещё ни капли не неправильно! Это должно было случиться с тобой однажды, и случилось наконец-таки. Чонгук — очень хороший альфа, даже несмотря на вашу разницу в возрасте. К тому же, никто не заставляет тебя завтра же выходить за него. Помни, что он остаётся здесь на целый месяц, а значит, у вас будет достаточно времени, чтобы точно понять, что вы чувствуете, — однажды Чонгук должен будет поблагодарить Чимина за оказанную ему помощь, потому что, наверное, если бы не он, юноша бы наверняка не принял возникшие чувства сразу. — Не всякое чувство зарождается со временем, бывает и так, что оно возникает неожиданно, помни об этом. — Спасибо тебе, Чимин-и, — отвечает омега, после чего брат его, заботливо советуя не засиживаться ночью, уходит, оставляя Тэхёна одного. — Доброй ночи, — желает ему напоследок омега, а после опирается руками о перила и вглядывается в звёздное небо, пока альфа всматривается в его силуэт. — Какая прекрасная ночь, — сам себе говорит омежка, протягивает руку вверх и рисует одному ему известные узоры в ночном небе, пока альфа запоминает его позу, чтобы десятью минутами позже, когда Тэ, не подозревающий, что за ним всё это время наблюдали, всё же уходит в комнату, зарисовать его, светящегося изнутри в кромешной темноте летней ночи с её ароматами трав и реки.***
Тэхён, кончиками пальцев касаясь всего живого, ведёт Чонгука к лесу на берег реки, чтобы показать альфе свои излюбленные места для чтения и рисования. В липовом лесу намного прохладнее, чем на солнце, а лучи, пробивающиеся сквозь кроны деревьев, играются, переплетаются и оставляют солнечные зайчики на медовой коже омеги, привлекая внимание Чонгука, который покорно следует за юношей. На Тэхёне сегодня, в силу нестерпимой жары после недели дождей, которые зарядили на следующий день после приезда Чонгука и Юнги, заставив обитателей особняка прятаться по комнатам и коротать время либо у фортепиано, либо в библиотеке, надета лёгкая нежно-голубая блузка и белые шорты с высокой талией, выгодно показывающие его тонкую талию и дающие мужчине беспрепятственно разглядеть худые стройные ноги. — Так, значит, вы были в Италии? — восхищается омега. За прошедшую неделю, которую они провели вместе, юноша стал намного более открытым в своих эмоциях, что не может не радовать альфу. Они с Тэхёном, пока за окном угрюмо ползли тёмные рваные тучи, и лил дождь, часто проводили время в библиотеке, по вечерам перебираясь в гостиную, где играл Чимин на фортепиано. — А море, море видели? — альфа кивает в ответ: — Видел, и очень много раз. Оно невероятное, и я не уверен, что смогу передать словами всё его великолепие. Быть может, мои рисунки помогут вам понять? Я взял их собой, поэтому, когда мы придем, покажу. Но, что я должен сказать, море никогда не бывает одинаковым — каждый день оно было разным, в этом его прелесть. Хотя, честно говоря, спустя месяц нахождения в гостях у своего друга, я устал от него, даже несмотря на то, что оно настолько прекрасное, — усмехается альфа в конце, вспоминая, как буквально сбежал на север Европы. Он вдруг думает о том, что, будь в тот момент рядом с ним Тэхён, ему бы никогда не наскучило ни одно место на планете, и в следующий раз, он обещает самому себе, что возьмёт омегу с собой. Их отношения с каждым днём становились всё теплее, а не заметить влечение было невозможно не только им, но и остальным обитателям дома, даже управляющей хозяйством госпоже Хан, поэтому Чонгук с уверенностью может сказать, что однажды юноша станет его, и тогда он обязательно возьмёт омегу в путешествие. С каждым днём мужчина пропитывается к юноше всё большей и большей нежностью, позволяя себе говорить на пылающее алым ушко комплименты в тишине домашней библиотеки, пока находятся наедине. Тэхён же часто взгляда не может отвести от альфы, слушает его с интересом, расспрашивает обо всём, пока сердце стучит быстро-быстро, особенно, когда тот касается его ненароком. Вот и сейчас он часто смотрит на Чона, разглядывая его профиль, когда как раньше обращал внимание лишь на природу вокруг. А день и правда выдаётся чудесным, и ни омега, ни альфа не жалеют о том, что утром, после завтрака решили выбраться на природу на день, чему очень обрадовались родители юноши, давшие им плед с корзинкой, полной еды. Вокруг них невероятной красоты лес, а между деревьями уже проглядывает довольно широкая река, и если прислушаться, можно услышать плеск рыбы в ней и стрекот кузнечиков со взмахами крыльев стрекоз. Слышно пение птиц, раздающееся эхом, слышно, как между цветами летают и жужжат пчёлы и шмели, а белых бабочек вокруг так много, что иногда, ступая на мягкую зелёную траву, Тэхён пугается, когда они взлетают к небу. Альфа только смеётся на это, улавливая возможность и беря юношу за руку, который при этом смущается безумно, но хватается крепче, переплетая тонкие пальцы с чужими, пока в его сердце пожар разыгрывается, а на лице глупая, но счастливая улыбка появляется. Когда они находят любимую тэхёнову поляну под липами на берегу реки, наконец останавливаются и расстилают плед, после садясь на него. Чонгук откидывается ненадолго и некоторое время лежит, наслаждаясь природой вокруг — шуршащими листьями высоко над ним, свежестью реки, мягкостью травы под рукой и невероятным теплом. Но, пожалуй, самое главное то, что рядом с ним сейчас Тэхён. Чон обращает своё внимание на омегу, привставая и удерживая вес на локте: юноша листает собственный альбом с карандашными рисунками, которые, кстати говоря, очень понравились мужчине, его светлые вьющиеся волосы колышатся на ветерке, и омега смешно и мило хмурится, когда они мешают. Он сидит, скрестив ноги, и это вызывает безумное умиление в альфе от того, насколько маленьким выглядит омежка. Юноша, словно почувствовав взгляд тёмных глаз на себе, поднимает голову, тут же встречаясь с чоновыми, а щёки его краснеют в смущении, и он не выдерживает, отводит взгляд в сторону, не зная, что сказать. Альфа же улыбается, протягивает руку к омеге, а после убирает прядь мешающих ему волос за ушко, позволяя себе ещё недолго понаблюдать за Тэхёном. — Вы обещали показать мне свои этюды, — напоминает омега, словно пытаясь избежать неизбежного, чему альфа вновь умиляется. Он отдаёт в руки юноши альбом, где хранятся одни из лучших его этюдов, сделанных за все время путешествия, не переставая следить за каждым его движением и эмоциями, с которыми Тэ разглядывает работы. Омега, восхищённый и слишком увлечённый для того, чтобы думать о направленном на него взгляде, касается кончиками пальцев переходов цветов, мазков, подмечает настроение каждого этюда: от яркого, взрывного, когда брызги моря находятся в долях секунды от того, чтобы разбиться о влажный мягкий песок, до угрюмого, полного печали пейзажа такого же, но уже другого моря, когда в каждой его волне читается что-то одинокое, а в самой работе преобладают тёмные тона. После в альбоме идут карандашные зарисовки, и пейзажи, которые изображены на них, уже больше походят на их родину. Тэхён с каждым новым рисунком убеждается всё больше, что художник и правда наделён безумным талантом в самых лёгких штрихах передавать настроение, форму и свет, и ему даже не верится, что эта самая рука, которая несколько минут назад поправила его волосы с такой нежностью, может сделать что-то подобное, по-настоящему волшебное. Он листает страницы дальше, а после видит то, чего не ожидал увидеть, и что заставляет его смутиться ещё сильнее: свой портрет. Он поднимает голову, чтобы посмотреть на то, как отреагирует альфа, потому что уверен, что увидеть этого не должен был, но из-за смущения не может даже удержать его взгляд, обращается вновь к портрету и рассматривает его. Удивительно, но сходство идеальное, хотя омежка точно знает и помнит, что ни в один из вечеров мужчина не рисовал его — он сидел рядом и видел это. Значит, нарисовал по памяти? Но это невероятно, нарисовать с такой точностью по памяти, хотя больше сейчас юношу волнует смущает то, что Чонгук рисовал его, не Чимина, не его папу, который отличается невероятной красотой, а его, Тэхёна. Нарисовал он его ещё в первый вечер своего пребывания здесь, в их особняке, о чём говорит тонко выведенная в уголке дата 17 июня, 18** года, за которой следует подпись альфы, широкая, с завитками. — Это… — омега открывает рот, чтобы описать, что думает, но не находит слов. — Это невероятно! — единственное, что он может сказать. — Вы нарисовали его по памяти? — он всё же решается поднять взгляд на альфу. — Всё верно, — кивает Чонгук. Он немного боялся, что омега разозлится за то, что он нарисовал его без разрешения, и поэтому следил за его реакцией с замиранием сердца. — Должно быть, вы слышали, что я отправился в путешествие не просто так, а в поисках вдохновения. Мне не удалось найти его за весь прошедший год, хотя я видел довольно много, но, как ни странно, я нашёл его здесь. В Вас, — омега смущённо кусает губы, вновь касаясь кончиками пальцев каждой выведенной линии и не решаясь поднять взгляд. Можно ли считать эти слова признанием? — Но нарисовать вас по памяти мало для меня. Я хотел бы спросить вас, — альфа вдруг берёт его руку в свою. — Согласны ли вы позировать мне? Я бы очень хотел нарисовать ваш портрет, если вы согласитесь, — нет, далеко не только портрет художник хочет нарисовать, но это потом, если всё между ними сложится так, как как он этого хочет. Он бы хотел нарисовать тело Тэхёна в мельчайших подробностях, но для начала хотя бы портрет, этого будет достаточно. — Ох, я… — юноша теряется и, разглядывая переплетённые пальцы их рук, заминается, не зная, что ответить. Для него это так неожиданно, что он правда не уверен, стоит ли соглашаться. — Что от меня потребуется? — ведь наверняка для этого он будет проводить время с альфой ещё больше, и он не против, наоборот, только за, но ведь тогда мужчина будет рассматривать ещё чаще, и это действительно безумно смущает. Настолько, что иногда хочется спрятаться от его пронзающего взгляда. — Всего лишь ваше время и желание, всё остальное я сделаю сам. Это займёт довольно много времени, так как я хочу выполнить портрет в масле, но я всё же надеюсь, что вы согласитесь. Вы вполне сможете читать, пока я буду рисовать, или вышивать, главное — быть рядом со мной, — в этом заключается одна из главных сложностей. Одновременно с этим юноше безумно приятно быть рядом с Чонгуком и ощущать его лесной аромат. К тому же, он не потеряет ничего, если всё же согласится позировать. — Я согласен, — отвечает омега, чем заставляет Чонгука так сильно обрадоваться, что он заключает омегу в свои сильные объятья. Он вдыхает цветочный аромат, а носом еле заметно проводит по шее, пока оцепеневший от неожиданности омега осторожно обвивает тонкими руками его крепкую шею. — Тогда, — воодушевлённый, Чон сразу же берётся за карандаш и открывает в альбоме новый лист, — Для начала мне нужно сделать некоторые зарисовки, чтобы решить, как именно и в каком освещении я хочу это сделать, хорошо? — душа художника в альфе радуется и торжествует, а Тэхён откровенно заглядывается на огоньки вдохновения, пробежавшиеся в его глазах. Омега кивает, а после садится так, как нужно альфе, наблюдая за тем, как быстро чонова рука намечает первые линии. За этот день, что они проводят на природе, поедая фрукты и булочки, альфа делает так много рисунков омеги, что в конце концов листов в его альбоме становится намного меньше, но когда он заканчивает последний — отдельно взятый глаз Тэхёна, несмотря на это остаётся довольным, как никогда. Все рисунки получились шикарными, и они правда стоили того, чтобы уделить этому целый день, тем более учитывая, что Тэхён часто смущался в моменты, когда Чон рисовал его, особенно глаза, заглядывая глубоко в него и не давая закрыть. Омежка, когда мужчина впервые потянулся к нему так близко, что их носы почти столкнулись, широко раскрыл глаза, смутившись и тут же отодвинувшись, чем безумно рассмешил художника, после пояснившего, что он хочет нарисовать его глаза, поэтому вглядывается в них. В конце концов, когда все рисунки закончены, они решают ещё немного прогуляться по берегу реки, и Чонгук в оставшиеся часы с восхищением наблюдает за омегой, поддерживает его за руку, когда приходится взбираться выше, а ещё искренне смеётся, когда омежка крутится вокруг себя, рассматривая мелькающий перед ним залитый закатным солнцем лес и речку, гладь которой сверкает розовым, когда отражает горящее небо. Художнику приходится поймать юношу, у которого от подобного закружилась голова, в свои объятья, что заставляет сердца обоих забиться чаще. Чонгуку кажется, что он впервые ощущает себя настолько живым.***
Тэхён заворожено наблюдает за движением чоновой руки, когда он оставляет мелкие мазки на деревьях, которые расположились на фоне его портрета. Работа над портретом спустя три недели почти закончена, и остаётся поработать только с фоном, над которым альфа сейчас трудится под пристальным наблюдением Тэ. Омежка улыбается ему, когда тот смотрит на него с такой же тёплой улыбкой, и он пусть смущается всё так же, но уже не отводит взгляд в сторону сразу же, как только встречается с чоновым, а только спустя какое-то время, когда становится по-настоящему неловко. Они сидят в их саду в тени яблонь на траве, Чимин с Юнги сидят недалеко, в беседке, обсуждая какие-то свадебные подробности и часто целуя друг друга, наивно полагая, что их никто не видит, когда тэхёнов взгляд случайно натыкается на влюблённых, щёки его краснеют, что не уходит от зоркого взгляда Чонгука. Альфа усмехается невинности омежки, пока рисует, а ещё часто отвлекается на рисунок самого Тэхёна: омега, сидя рядом с ним, рисует особняк акварелью, а Чонгук, когда нужно, подсказывает ему, даже помогает. Прошедшие три недели стали для Тэхёна, без преувеличения, самым ярким временем в его жизни. Охваченный нежным чувством, которое с каждым днём накрывает его всё больше, словно волна уносит с собой, он наслаждается каждой секундой, а романы, которые он собирался прочесть, были отложены в сторону, так как всё, что происходит в его жизни, что он чувствует, не идёт ни в какое сравнение с романом. Они теперь казались блёклыми, не захватывали сердце так, как это делали прикосновения, взгляды и комплименты художника. Не было ни одного дня, когда они бы не виделись друг с другом, и с каждым днём всё больше казалось, что данного им времени мало, даже учитывая, что Чонгук продлил своё нахождение в особняке Кимов ещё на месяц, чем обрадовал омежку настолько, что тот кинулся в его объятья. Мужчина тогда ещё рассмеялся громко, а после закружил юношу над землёй, не замечая ничего вокруг. Все уже знают об их чувствах друг к другу, потому что не заметить нежные взгляды и не понять это невозможно хотя бы потому, что каждый день они проводят вместе. Джин нарадоваться не может, делясь по вечерам с мужем своими мыслями по поводу того, что, судя по всему, сразу после свадьбы Чимина им нужно настраиваться на вторую свадьбу, а Намджун уже успел провести с Чонгуком в тайне от всех омег дома серьёзный разговор на эту тему. Альфа тогда твёрдо высказался о том, что у него серьёзные намерения касаемо Тэхёна, но пока не время, с чем отец омежки полностью согласился. Но главное — то, что и Тэхён, и Чонгук о своих чувствах друг к другу знают, только не признавались ещё, и омежка с трепетом этого ждёт, пока Чонгук смелости пытается набраться, потому что заявить о своих чувствах к такому омеге совсем не просто, даже если знаешь, что он ответит взаимностью. Альфа хочет сделать это красиво, так, чтобы было достойно Тэ, но так же он не хочет торопиться, прекрасно понимая, что омежке нужно дать время. Ведь Тэхён, в отличие от него, испытывает всё это впервые, и впервые может насладиться мгновением, когда душа замирает в предвкушении вечерней встречи в саду, объятий и касаний. Он же, Чонгук, взрослый мужчина с пылким творческим сердцем, успел отдать часть души не один раз, имеет немало опыта с омегами, даже при этом впервые по-настоящему наслаждается чувством, разрывающем сердце и заставляющем каждое утро собраться вновь, чтобы вновь увидеть его, того, кто заставляет хотеть летать. Поэтому Чонгук даёт Тэхёну время насладиться только им понятной томной сладостью, когда вы оба уже знаете, когда это читается в движениях, во взглядах и касаниях, но когда вы ещё молчите, не решаясь заговорить. Торопиться бы в этом случае не хочется, как бы Чонгук ни желал наконец-то поцеловать пухлые губы и шептать слова любви на ушко. Но с каждым днём становится всё сложнее, а терпение альфы иссякает, когда хочется наконец-то иметь право поцеловать, когда хочется сказать заветное «люблю» и получить в ответ не менее исполненный чувством ответ. За эти три недели после той самой первой прогулки по лесу произошло так много: наблюдение за звёздами, выезд в свет, где Чонгук, впервые проявивший ревность и собственничество, в буквальном смысле не позволил Тэхёну танцевать ни с кем, кроме себя, бесконечные прогулки по окрестностям, прогулка на лошадях, много разговоров, когда Чонгук учил Тэхёна итальянским, французским и немецким словам. Всё это сблизило их настолько, что расставание теперь кажется чем-то невозможным, и только теперь Тэ сполна понимает чувства Чимина, который на протяжении двух месяцев ждал Юнги, так как при одной только мысли о разлуке становится нестерпимо печально. Тэхён внимательно следит за каждым движением руки Чонгука по холсту, а глаза его горят в восхищении перед альфой и его талантом. Портрет у художника получился действительно великолепным — идеальное сходство с реальным Тэхёном. Чонгук в ходе рисования учёл всё, даже маленькую родинку на кончике носа, и это трогает молодое омежье сердце. Юнги, когда увидел портрет, ещё даже не готовый, сказал, что это, должно быть, будет одной из лучших его работ, но тем, кто всеми его работами восхищается, является именно Тэхён. Мужчина, замечая это, находит себя каждый раз несколько смущённым, так как редко кто смотрит на его картины таким взглядом, и это безумно приятно, когда на твоё творчество отвечают не односложными и общепринятыми фразами, а по-настоящему ценят. Каждый раз, когда Чонгук рисует, омега с восторгом тайком наблюдает за тем, как он раскладывает кисти, как точит карандаш, как открывает тюбики, как смешивает краски на деревянной палитре, это не остаётся незамеченным Чонгуком, и очень греет его сердце. — Хотите попробовать? — вдруг предлагает он, протягивая кисть удивленному донельзя омеге, который выпучивает глаза, а после мотает головой. — Ну же, хотите ведь, я по взгляду вижу. Так почему бы не попробовать? — улыбается мужчина, а Тэхён в нерешительности кусает губы. — Но как можно? Я ведь не умею ничего, что, если испорчу портрет? Нет, не думаю, что могу взять на себя такую ответственность, — вновь мотает головой омега, словно сам себя пытается уговорить. Это правда — он бы с удовольствием прикоснулся хотя бы один разочек, хотел бы оставить свой след, но так боится испортить что-то в великолепном портрете, что не может позволить самому себе. — Ну же, решайтесь! Ничего вы не испортите, я уверен в этом, к тому же, я буду управлять вашей рукой, когда вы будете рисовать. Ну же, я вижу, что вам хочется, — уговаривает его альфа, и тогда юноша всё же соглашается, но до сих пор неуверенно кусает губы. Однако, уверенность Чонгука в нём, как ни странно, вселяет уверенность, помогая Тэхёну собраться с силами. — Садитесь, — Чон указывает на место между своих ног совершенно серьёзно, но Тэхён безумно смущается и колеблется, осматриваясь по сторонам до тех пор, пока альфа не берёт его за руку и не усаживает на предложенном месте, тут же кладя свою голову на плечо омеги, чем заставляет его смутиться ещё сильнее — они никогда не были настолько близко друг другу, за исключением танца и нескольких объятий. Художник вкладывает в тонкие пальцы кисть, подмечая в который раз, что ладошка омежки меньше его, и это безумно очаровательно, а после берёт руку в свою, прижимаясь крепкой грудью к спине Тэхёна, когда юноша устраивается удобнее. Чонгук медленно направляет его руку, накладывая первый мазок и замечая, что юноша задержал дыхание в волнении. — Вы можете дышать, Тэхён. Расслабьтесь и доверьтесь мне, — усмехается альфа, заставляя его щеки загореться, замечая, как он кусает губы, когда кисть ложится снова и снова, добавляя окружению большей живости и реалистичности. — Вот видите, у вас прекрасно получается, — хвалит Чон, откладывая кисть на палитру. Омега уже хочет выбраться из довольно смущающего положения, когда сильные альфьи руки удерживают его за талию, прижимая ближе к крепкой груди. Юноша теряется и снова забывает дышать, когда мужчина незаметно утыкается носом в его шею, вдыхая аромат цветов глубже и проводя кончиком носа незаметную линию, что заставляет омегу задрожать от новых ощущений и смутиться, оглядываясь по сторонам в надежде на то, что их не заметят. Омега смущён до предела, ведь альфы рядом с ним никогда ещё не вели себя так, не касались так, и не вызывали в нём желание чего-то большего, поэтому он не знает, как вести себя, и теряется. Он часто-часто дышит, но легкие наполняются древесным ароматом с примесью сладковатости красок полностью, и это только распаляет сильнее, не помогая вовсе. Чонгук же, вовсе не думающий об аккуратности, так как полностью сражён близостью омеги, опаляет тонкую кожу на шее дыханием, ведёт носом от шеи к открытым плечам и оставляет первый, еле ощутимый, но в глазах невинного Тэхёна откровенный поцелуй на медовой коже плеч. Омега дрожит от довольно откровенных прикосновений к своему телу, его сердце бьётся быстрее, а аромат незаметно усиливается, когда руки сами собой ложатся поверх чонгуковых, а голову он откидывает назад, чем вызывает на губах мужчины усмешку. — Нас могут заметить, господин Чон, — смущённо напоминает Тэхён, когда художник, не сдержавшись более и уже попробовав раз, не может остановиться, оставляя на плечах всё больше поцелуев тихонько рыча. Он утыкается в плечо омеги, когда до него доходит смысл его слов, разочарованно выдыхая в желании получить больше. Ведь Тэхён не сопротивлялся, наоборот, кажется, подался ему навстречу, и пусть даже он смущался, это не так страшно, когда он не против. — Вы правы, — кивает альфа, но отпускать из объятий юношу не спешит, так как это выше его сил. Получив, он уже не может так просто отпустить, поэтому сплетает их руки вместе, пока омежка рассматривает их, ощущая горячее дыхание альфы на ухе и поворачивая голову так, что Чонгук оказывается так близко, что юноша видит только его глаза. — Но вы безумно красивый, и рядом с вами я теряю голову. А ваш запах… Боже мой, вы прекрасны, — шепчет он на ушко юноши. Он хотел бы сделать больше, хотел бы прикоснуться сильнее, хотел бы поцеловать щеку, а после губы, но ещё не может, увы, не может. Не сейчас, не днём, когда другие могут увидеть. — Прошу, давайте встретимся сегодня в двенадцать здесь, в саду, — альфа, наконец сдаваясь под напором чувств и решая, что ждать больше нечего, решает действовать. Тэхён шепчет «Я обязательно приду», а после, смущённый и раскрасневшийся, но безумно довольный, с улыбкой во всё лицо, всё же выбирается из объятий мужчины.***
Тэхён с волнением оглядывает себя в зеркале, кидая взгляд на часы — без десяти минут двенадцать. За окном уже не июньское светлое, а июльское, довольно тёмное, глубоко-синее, с яркими мерцающими звёздами, небо, а очертания деревьев на его фоне кажутся омеге великанами, когда он выглядывает в открытое настежь окно, чтобы остудить пылающие щёки. Всё внутри него переворачивается, когда думает о том, что скажет ему альфа этой ночью, всё внутри трепещет перед встречей, а когда он слышит скрип двери альфы, что находится на другом конце коридора, и его тихие шаги, перехватывает дыхание. Сколько раз он мечтал о тайной встрече ночью, сколько раз представлял себе, как будет ощущать себя, но всё это не идёт ни в какое сравнение с тем, что он чувствует сейчас. Кажется, словно внутри всё горит от запретности и тайности встречи — только он и Чонгук, совсем наедине, это смущает безумно. Омега догадывается, о чём именно будет говорить мужчина, только не верит ещё до конца, потому что всё это кажется нереальным. Он вдыхает свежий ночной воздух глубже, а когда замечает тёмный мужской силуэт, идущий по тропе глубоко в сад, прикрывает глаза. Через несколько минут он будет рядом с тем, чей взгляд, чьи касания и комплименты дарят невероятное счастье. Юноша вновь подходит к зеркалу, осматривая себя: свободные белые брюки с высокой талией, заправленная в них блузка с пышными рукавами в крупный яркий цветок — Чимин, перед тем как уйти спать, сказал, что это идеально, особенно вкупе с тэхёновыми светлыми волосами, но сейчас омега сомневается, не слишком ли просто он одет для ночного свидания. Когда в мыслях его проскальзывает слово «свидание», он вновь краснеет, пряча щёки в ладошках. Он выходит из комнаты без двух минут двенадцать, осторожно и несколько боязливо осматриваясь, и даже его вечный страх темноты в эту секунду забывается и притупляется. Более волнительно то, что его ждёт уже так скоро, в саду под яблонями, где он встретится с тем самым, единственным, который украл и сердце, и душу. Юноша прикрывает дверь и легко, бесшумно идёт к лестнице, молясь, чтобы управляющая домом госпожа Хан не услышала шума и не подняла тревогу в доме. Лестница освещается лунным светом, когда он успешно спускается вниз, но даже при этом он боится упасть — ноги его подкашиваются. Омега, закрывая за собой дверь дома, спокойно выдыхает — самое сложное осталось позади. Он оглядывает с веранды дома сад, пытаясь в серебряном лунном свете разглядеть мужчину, но не находит его, поэтому чуть хмурится. Тэхён, наслаждаясь свежестью ночи, её звуками и лунным светом, осторожно, с некоторым страхом оглядываясь назад, ступает на тропинку и в восхищении рассматривает ночной сад — он никогда раньше не выходил в него ночью, так как страх темноты и его отличное воображение всегда не давали даже спуститься на первый этаж особняка, не говоря о том, чтобы выйти на улицу, где тени от деревьев тут же превращаются в невиданых чудищ из тех сказок и легенд, которые папа рассказывал ему когда-то. Он всегда разглядывал ночной сад лишь с балкона и никогда не становился частью его, не мог разглядеть всего, что хотел, а теперь осторожно заходя под яблони, поднимает голову, всматриваясь в тёмную листву, отдающую фолетово-серебристым. Юноша проходит дальше, осматривается в поисках Чона, но нигде не замечает даже намёк на белую рубаху, в которой вышел альфа, словно он растворился в воздухе, как только зашёл под деревья. Становится немного прохладно и чуть-чуть жутко, когда дует тёплый ветерок, шурша листьями, и поэтому омега охватывает себя руками, осматриваясь по сторонам и осторожно идя по тропинке. Когда в нём появляются мысли о том, вдруг мужчина солгал и вовсе не хотел встречи с ним, играя с его чувствами и желая только лишь позабавиться его страхом и разочарованием, сзади его внезапно обнимают, укладывая голову на плечо — совсем как днём. Омегу тут же окутывает лесной древесный аромат, и он расслабляется, нежно улыбаясь, в то время как его сердце грозит выскочить из груди. Он поворачивает голову так, что сталкивается кончиком носа с чонгуковым, и поэтому смущается, отводя взгляд и вызывая в альфе улыбку. — Я думал, вы решили пошутить надо мной, — юноша дует губки, робко укладывая руки поверх рук художника, что легли на его талию. Чонгук посмеивается, разворачивая омегу в своих объятиях лицом к себе и вглядываясь в любимые черты лица, которые в ночи стали ещё более сказочно-очаровательными и мягкими. Тэхён в это время робко кладёт ладони на широкие плечи альфы, в смущении отмечая, что на Чонгуке простая спальная белая рубаха, верх которой совсем не завязан, чуть открывая вид на голую кожу крепкой груди и шеи. — Ни в коем случае, свет мой, — улыбается альфа, не веря, что этот момент и правда настал. Атмосфера тайны опьяняет, а омежий сладкий аромат только усугубляет состояние альфы, когда он прижимает тело юноши к ближайшему стволу дерева и сжимает руки на тонкой талии сильнее, подмечая, что они идеально подходят к телу омеги. Альфа с упоением и даже благоговением всматривается в освещённые серебристым светом луны черты лица: пухлые губы, которые омежка вечно кусает, вынуждая Чона сжимать кулаки ради того, чтобы не сорваться и не попробовать их, наверняка сладкие и мягкие, идеальный нос, на кончике которого красуется милая родинка, которую так и хочется поцеловать, окрашенные румянцем щёчки, светящиеся нежными чувствами к нему, к Чонгуку, глаза, обрамлённые густыми ресницами, в которых утонуть мало будет, перед которыми Чонгук бессилен, в плен которых он сдался сразу же, как один раз взглянул. — Ты безупречен, настолько красив, что я теряю голову, — альфа ласково касается нежной кожи на щеке омеги, ведя линию к губам, пока юноша закрывает глазки, а длинные реснички его подрагивают. — Ты чудесный, — выдыхает художник рядом с щекой омеги и оставляя на ней первый поцелуй. — Господин Чон… Вы… Вы так смущаете… Ох, я… — омега теряется и прикрывает личико ладошками после совсем невинного поцелуя и комплиментов альфы, чувствуя себя при этом самым счастливым. Чонгук не менее счастливо улыбается, целуя уже тонкие пальчики, скрывшие лицо, а вместе с тем шепчет, чтобы юноша открыл личико, что его не нужно стесняться. — Но как же мне не смущаться, когда вы… — Я — твой, поэтому не смущайся меня. Я тот, кто восхищается тобой так сильно, поэтому не думай о том, как выглядишь, или что сказать. Просто позволь мне иметь возможность видеть, целовать и обнимать тебя, Тэхён-а, — говорит альфа, отводя руки юноши в сторону и открывая его пылающее алым личико, вновь принимаясь оставлять нежные поцелуи на щеках и заставляя юношу жмурить глазки от яркости ощущений и мурашек по всему телу. — Прошу, называй меня на «ты», — просит его альфа. — Можешь называть меня как угодно твоей душе, но только не на «вы». Ну же, скажи «Чонгук»! — заглядывает мужчина ему в глаза, дожидаясь, пока омега совладает со смущением. — Чонгук, — омега кладёт ладонь на скулу альфы, оглаживая, пока тот смотрит на него с обожанием. — Чонгук… Любимый, — шепчет омега, после чего сильные руки сжимают его талию с ещё большим напором, а сам художник прислоняется своим лбом к омежьему. Они дышат одним воздухом на двоих, смотрят глаза в глаза с лёгкими счастливыми улыбками, пока сердца бьются в унисон. — Я люблю тебя, — тихо признаётся Чонгук, заставляя сердце Тэхёна взлететь высоко-высоко от счастья, смущения и от осознания того, что тот, кто вызывает мурашки по телу, тот, чьи касания приносят величайшее наслаждение, тот, чьи красноречивые взгляды намного важнее слов, любит его не меньше, чем он сам. Тэхён задыхается, когда альфа вновь оставляет на его щёках сотни поцелуев, не позволяя себе прикоснуться к губам — ещё рано. — Я так люблю тебя, что не хочу отпускать никогда. Ты дал мне так много, что я готов отдать всего себя… Прошу, если ты чувствуешь то же самое, если согласен стать моим омегой, скажи сейчас. Знаю, я всего лишь художник, знаю, что мы знакомы мало, но я так сильно люблю тебя, Тэхён, что сделаю всё для твоего счастья. Я покажу тебе море, посвящу все картины одному тебе, буду любить всю жизнь только тебя, дам всё, что ты захочешь. Обещаю, — Тэхён прикрывает глаза, а по его щеке скатывается слеза перед тем, как он открывает глаза, полные слёз и радости. — Я согласен, Чонгук, — шепчет омежка, а в душе альфы ураган всё разносит, сметает всё, что было до, вулканы взрываются, опаляя, но огнём даря новую жизнь. — Люблю тебя, — признаётся омега со слезами счастья на глазах, а Чонгук сцеловывает слёзы, смеётся и подхватывает омегу на руки, кружа в воздухе, после чего останавливается и вновь прижимает его к дереву, чтобы спросить: — Могу я поцеловать тебя? — их лица в этот момент так близко, что они видят лишь глаза друг друга и море любви в них, а дыхание превращается в одно на двоих, когда кончики носов сталкиваются. Смущёный омега кусает губы, сжимает пальчики на рубашке Чона сильнее от нарастающего волнения, ведь это его первый поцелуй, и принадлежать он будет тому, кто дарит ему искреннюю любовь, тому, кого он любит — высшее счастье. Юноша не отвечает, а вместо этого жмурится, вцепляется в его плечи и подаётся вперёд, оставляя на губах альфы невинный короткий поцелуй, но этого достаточно для того, чтобы Чонгук понял — можно. Альфа тут же прижимается губами к чужим, и в этот момент для них обоих перестаёт существовать всё вокруг. Важно лишь то, что они рядом, что любят друг друга. Чон осторожно сминает мягкие сладкие губы, не выдерживая и тут же проводя по ним свом языком, из-за чего омежка, пытающийся ему отвечать, постанывает, обвивая крепкую шею руками. Альфа, вкладывающий в поцелуй все свои нежные чувства, с ума сходит от податливости омеги, кусает его губы уже сильнее и целует с большим напором до тех пор, пока юноша не начинает задыхаться от нехватки воздуха. Он тяжело дышит, смущённо прикрывает глаза, словно если сделает это, то Чонгук его не увидит, а альфа покрывает поцелуями всё его пылающее огнём личико перед тем как снова поцеловать. Он целует то нежно и медленно, то, не сдерживая внутреннего зверя, властно, с большей страстью, после зализывая укусы, но всегда с любовью и лаской, пока омега цепляется за его плечи и жмется ближе. Эта ночь становится для них обоих одной из лучших: признания в любви, смущение вперемешку с нежностью и лаской, долгие поцелуи до утра в беседке, где альфа усаживает омегу к себе на колени, позволяя себе запустить руки под тонкую ткань, чтобы согреть юношу теплом своего тела. Они вместе встречают рассвет в комнате Тэхёна, куда пробираются тайком, где альфа снова его целует, пока омега счастливо улыбается в поцелуй, оглаживая скулы мужчины и смущённо пряча личико на его груди.***
Спустя два года Мазок за мазком, альфа осторожно наносит краску на холст, пытаясь уловить яркие ранние утренние лучи солнца, падающие на груши, лежащие на белой ткани в складках, которые принёс вчера Тэхён из их сада. На часах около шести утра, а альфа, вставший пораньше, вновь проводит время в мастерской, обоснованной в старой части дома. Чонгук, хмурясь, отходит от получающейся картины, рассматривает её издалека, а после вновь подходит, увлечённо погружаясь в процесс, пока в комнате рядом, где шторы ещё не открыты, спит его омега. Они с Тэхёном женаты уже целый год, и даже не верится в это, хотя метка на тонкой омежьей смуглой шее, поставленная год назад во время медового месяца на берегу моря, а так же древесный аромат Чонгука, навсегда идеально смешавшийся с цветочным, доказывают это. Доказывает это и обстановка в доме, поменявшаяся с того момента, как омега год назад переехал к нему в дом: теперь в каждой комнате на окнах вместо старых тёмных штор висит прозрачный тюль с нежно-бежевыми шторами, в комнатах стало намного уютнее, а заросший за то время, пока хозяин дома отсутствовал, сад превратился в одно из самых любимых Чоном мест в доме. Но все эти перемены ничто в сравнении с тем, как изменилась атмосфера в доме: Чонгуку кажется, словно дом стал светлее и намного уютнее после того, как юноша переехал к нему после свадьбы. Теперь они спят вместе, и каждое утро Чонгук видит перед собой безумно очаровательное личико юноши, чуть опухшее ото сна, каждое утро он оставляет на его щеках множество поцелуев, каждое утро имеет возможность касаться любимого тела, даря любовь и тепло — это ли не счастье? Чонгук уже не раз рисовал омегу, и в его мастерской хранятся даже картины, где его личное вдохновение, где его муза, где его омега изображен обнажённым в лучах утреннего солнца — альфа до сих пор помнит, как сильно тогда смущался Тэхён, всё время прикрывая интимные места ладошками и краснея. Помнит он и то, как не мог сдержаться во время процесса рисования, набрасывался на мужа и выцеловывал его тело полностью, даря неземное наслаждение, потому что сдержаться перед Тэхёном и его привлекательностью невозможно. С каждым годом омега становится всё краше, хорошеет, а фигура его приобретает более плавные линии, особенно сейчас, когда он носит в себе их ребёнка, чему Чонгук бесконечно рад. По груди альфы разливается тепло всякий раз, когда он прижимается щекой или ладонью к уже выросшему животику омежки, где растёт их чудо. Вот и сейчас, стоя у мольберта, охваченный вдохновением, и радостью отцовства, альфа с теплотой на душе накладывает мазок за мазком, вкладывая в картину самые светлые чувства. Он вновь отрывается от работы и отходит подальше, выискивая недочёты, когда ощущает аромат цветов, смешанный с древесным, и оборачивается на дверь, где в лучах утреннего солнца, которые падают и освещают всю комнату, пробираясь через высокие большие окна во всю стену, стоит ещё сонный Тэхён. Его омега, спрятавший обнажённое тело в большом пуховом белом одеяле, осматривается по сторонам, нежно улыбаясь Чонгуку, когда тот подходит к нему, обнимая и ласково целуя. — Свет мой, уже проснулся? — Тэхён редко встаёт так рано, тем более теперь, когда беременный. С того момента, как они узнали, что у них будет малыш, омега всё время спит так много, что иногда Чон, привыкший вставать рано, поражается этому, но вместе с этим умиляется, успевая делать зарисовки спящего мужа. — Прости, я снова ушёл, да? — художник виновато опускает взгляд. Знает, что юноша не любит просыпаться один, но всё равно уходит работать над картиной под воздействием вдохновения. Тэхён проходит вперёд, заостряя внимание на картине, которой занимается муж, и только после нескольких минут созерцания отвечает: — Ничего страшного, я ведь знаю, что тебе это нужно, — улыбаясь и легко откидывая немного отросшие светло-русые мягкие волосы со лба. Чон подходит сзади, обнимает его за талию и утыкается носом в макушку, вдыхая смешанный аромат, который всегда напоминает о том, кому Тэ принадлежит, и приносит мужчине невероятное удовольствие. Альфа каждый раз ощущает прилив небывалого удовлетворения и даже эйфории, когда к нему вдруг приходит осознание, что этот шикарный омега — его. Вот и сейчас, когда тело окатывает волна тепла нежности, он обнимает крепче, покрывая смуглую кожу на тонкой шее, там, где виднеются чуть фиолетовые пятнышки от его ночных укусов, нежными, почти неуловимыми поцелуями. Омега подставляет шею под поцелуи, расслабляясь, позволяя себе закрыть глаза и тая в сильных руках любимого. Чонгук, улучивая момент, переворачивает омежку к себе и принимается покрывать его личико, пылающее алым, поцелуями, пока омега хихикает. Сколько бы времени не прошло, он всегда будет смущаться, особенно в моменты близости, но всегда будет отзывчивым и невероятно чувствительным, из-за чего у Чона иногда сносит голову, так как бархатные стоны его омеги по ночам опьяняют. — Ты — моё чудо, — шепчет альфа и нисколько не привирает. Тэхён, уже на протяжении года являясь его мужем, никогда не жалуется на то, что Чонгук всегда уходит спозаранку в свою мастерскую, относится с пониманием, заботится об альфе, если тот засиживается, и это дорогого стоит, он знает. Чонгук ценит это и безумно благодарен омеге. Тэхён не любит просыпаться один, но не ругает альфу, прекрасно понимая, что с вдохновением ничего не сделать. Однако, Чонгук всегда платит Тэхёну больше, чем простым «спасибо». Платит длинными, нередко затягивающимися до утра, страстными ночами с глубокими поцелуями, нежностью, лаской, жаркими прикосновениями и с громкими стонами, платит любовью, купает своего омегу в ней, как и обещал когда-то. — Как ты себя чувствуешь? Голоден? — с заботой спрашивает Чон. Тэхён много-много раз кивает, заставляя альфу рассмеяться, потому что его безумно умиляет, как много стал кушать омега, забеременев. Он подхватывает его на руки, заставляя обвить шею руками, а после несёт в сторону их комнаты, чтобы там одеть и унести в столовую, где будет наблюдать за пухлыми щёчками мужа и смеяться, когда тот испачкается. Их чувства, зародившиеся так внезапно, горят до сих пор ещё большим огнём, чем прежде, и Тэхён ощущает себя самым счастливым, когда Чонгук дарит ему утренние ленивые поцелуи, когда дарит наслаждение по ночам, когда купает в любви, а Чонгук, когда Тэхён с улыбкой на лице отвечает ему взаимностью и по прежнему восхищается им.