Спокойствие — сильней эмоций. Молчание — громче крика. Равнодушие — страшней войны. М. Лютер
Говорят, что по глазам можно прочитать душу, каждую эмоцию… Каждое удерживаемое слово. Но здесь, в этой Вселенной, и не нужно заглядывать глубже.
Есть мир, в котором ни один человек не задумывается о надписях, украшающих его тело. Ведь они появляются, когда друг, кто-то из семьи, знакомые либо незнакомые тебе люди говорят или думают о чём-то, что связанно с тобой. И это слово, словосочетание или же предложение убивает либо, напротив, помогает взлететь. Девушка, что идёт по коридору Экономического университета Сеула в неприметной одежде, покрывающей всё её тело тканью, не оставляющей ни единого открытого места, доброжелательная, обязательно поздоровается с тобой в ответ и низко поклонится. На семинаре всякий раз тянет руку, зная ответ на поставленный вопрос. Выполняет всю домашнюю работу, успевая помогать маме по дому. Однако никто не знает, что каждую ночь среды, пятницы и субботы она переодевается в самую открытую одежду и отдаётся в горячие руки разных парней, пока в один прекрасный момент на её щеке не прописывается такое до жути страшное и обжигающее:«Ты моя шлюха».
А вот парень, что сидит у большого окна и зависает в своём смартфоне - любит футбол, рисовать и других парней. Он не скрывает свои исписанные руки, дарит улыбку каждому и держит голову прямо, даже если кричащее «Педик» заставляет людей скривиться, прежде чем узнать его лучше. Ведь где-то под сердцем греют душу три слова «Я люблю тебя», от человека, что поддерживает его и вытирает слёзы каждый тяжёлый день. А это самая популярная девушка на потоке. Не первый раз она завоёвывает звание лауреата в многочисленных конкурсах, как и получает подарки от поклонников. Её любят абсолютно все, но лишь за власть и деньги. Всю ночь она водит подушечкой пальца по чернилам на теле, стирая солёную воду с уголков глаз и успокаивая себя тем, что нежных и ласковых слов больше, чем уродливых, слетевших с уст родных и близких, тех, кто дал жизнь, воспитал и губит, обвиняя во всех грехах. Но среди всех этих людей был один парень. Никто не знал, что с ним не так. Мальчишка далеко не глупый, понимает всю теорию первого курса уже спустя месяц учебного года. Он только поступил на экономический, и если его однокурсники развлекаются в клубах, прогуливая пары, то сам он усердно зубрит каждую лекцию, тайком бегает в зал, где выплёскивает свои эмоции в танце. Загружает себя работой, лишь бы не думать об одном и том же. У него деньги лежат пачками в семейном сейфе и немного в шкафу в собственной квартире на мелкие расходы и платёжки. Однако никто об этом не знает. Ведь парень носит мешковатую совсем не дорогую, не модную, как сыны богатых папиков, одежду. Она не сияет от популярности, как у этих с задранным носом, нет..., обычные красивые тряпки. Главное греют, а как выглядят, неважно. Он надевает круглые очки, хотя может позволить себе дорогие линзы, чтобы казаться не таким уродливым, но тогда в его глазах увидят боль… Очки помогают лишний раз не чувствовать лижущих его лицо взглядов. Он замкнут, он ранен душевно, слаб физически. С ним никто не общается, да он и сам не стремится к кому-то приближаться. Он сам по себе. Его не волнует чужое мнение, да, противно слышать огрызки в свою сторону, плевки и насмешки, но его хотя бы не трогают. Парень никогда не был злым, агрессивным и, упаси Боже, никогда никого не бил. Его исхудавшее тело не имело стольких сил. В душе он милый и скромный первокурсник, находящийся в сложном адаптационном периоде вот уже как три месяца. Единственное, чем он выделялся и чему он не изменял, это покраске своих отросших волос в молочный блонд. Волосы беспорядочно лежали длинными прядками по всей голове, слегка завиваясь и падая на глаза, на подобие маллета. Он красится так, как любила она. Та, которая подарила ему жизнь. Вся процедура напоминает ему о ней, то, как она весело улыбалась ему в зеркало, когда он первый раз взял кисточку в руки, и как каждый раз она с солнечной квадратной улыбкой, которую перенял от неё мальчишка, восхищалась молочным цветом волос. Раньше он улыбался ей в ответ, а сейчас, смотря в пустую отражающую поверхность, пропускает через приподнявшиеся уголки губ солёные дорожки слёз, шепча:«Это для тебя, мама»
Ким Тэхён, так звали парня, что в свои восемнадцать уже приобрёл кучу денег, отцовский бизнес, который сейчас заморожен на время, собственную квартиру и машину в гараже родительского дома, но потерял самое дорогое, что у него было, что нельзя купить ни за какую цену. Год назад, когда Тэ было ещё семнадцать лет, чёрный Range Rover, в котором сидели его родители, переехал КамАЗ. За несколько часов до аварии Ким повздорил с ними, ведь его не отпускали на самую крутую вечеринку года (!), от чего он, хлопнув входной дверью, сбежал. Парень до сих пор жалеет, что не отвечал на звонки матери, не позвонил ей, не извинился и не успел сказать, как любит… О смерти ему сообщила горячо (в кавычках) любимая тётя, когда сам мальчик только вернулся домой, не обнаружив родителей. Сказать, что ему было больно — ничего не сказать. Он не ел и не спал двое суток до похорон. Сидел один, забившись в угол, слегка покачиваясь. Не устраивал истерик, нет. Знаете, когда только узнаешь ужасную новость, ты не принимаешь этого, не чувствуешь. Ты вроде всё так же живёшь, дышишь, делаешь привычные для тебя вещи, а потом......потооом.
Приходит осознание. И когда оно приходит, оно сбивает тебя с ног, ставит на колени, как Тэхёна в день похорон перед могилой. Оно вынимает из тебя душу, опустошает, заставляет кричать так громко, чтобы весь мир услышал о твоей проблеме. И Тэхён кричал, не обращая внимания на текущие слёзы и сопли, на людей, что со страхом смотрели на обезумевшего мальчишку и качали головами. Его оттаскивали от холодной матери и отца, ведь целовать лоб умершего на прощание так положено, так нужно. А Тэхён цеплялся за крепкое полированное дерево гроба, срывая ногти в кровь, ведь ему всего лишь хотелось лечь с ними рядом, обнять и не отпускать никогда. Люди кричали ещё что-то, но Тэхён не слышал. В ушах звенело до жути противно. Но не противнее того, что творилось внутри. Там в голове, стояла, будто большая колокольня, где после большого колокола раздавались маленькие колокольчики. И так по кругу. Внутри него творилось тоже настоящее месиво. Он задыхался не от исчезающего кислорода в лёгких, а от самой, что ни на есть, безысходности.Больно?
Больно.
На похоронах был чуть ли не весь город, но честен перед родителями в слезах был только Тэхён. Всё остальное — лицемерие. И только лишь когда все разошлись и на кладбище остался сын, чья кожа горела от чёрных, выжженных по всему телу: «Бедный»«Притворщик»
«Как же жаль»
«Не повезло»«Остался–то один»
«Соболезную»«Сирота»
И куча других, жгущих душу угольков, к нему подошла та самая тётя, которую он не видел несколько лет, да и не увидел бы ещё столько же, если честно. Она погладила его по макушке и слабо улыбнулась. — Всё пройдёт, Тэхён-а, — шептала тогда она. — Ты справишься, ты же сильный, как твой папа… — и зря она упомянула последнее слово. Мальчик ещё пуще залился слезами и уже севшим, охрипшим голосом застонал протяжно и еле слышно: «Папа-а», что горечью отдалось на языке, а на тыльной стороне кисти проявилось «Подранок*» И Тэхён обратил бы на это внимание, как и посмотрел бы на её искривившиеся губы, если бы не знал, как к нему относится тётя. Да и больнее было там, где сердце. Но не думал он, что тяжелее всего будет после… Тогда, когда каждую ночь он стеклянными глазами, в которых застыли слёзы, смотрел в белый потолок, когда слышал колыбельную, что пела ему мама в детстве.Вот только мамы больше нет, и её никто больше не споёт.
Безмолвно кричал, зажимая зубами подушку, ощущая, как молочные пряди фантомно гладят, перебирают, словно успокаивая, как пробирает холодом спину и до ушей доносится мамин голос: «Тэхён-а, не плачь».Больно?
Больно.
А днём к нему приезжала тётка. Тэхен знал, что ей нужно было. Хотела все деньги да бизнес отцовский на свою сторону переманить. Ну, не из-за доброты же душевной да любви родственной она навещала его. Вот только Ким не дурачок, не глупый, знал, что папа давно переписал на него наследство, и, пока ему не стукнет восемнадцать, никто не сможет его ни переписать, ни забрать, ни спиздить, как говорится. Вы спросите, почему мальчишку не забрали в детдом, ведь ему только семнадцать? Всё просто. За него решили, за него всё сделали. И Тэхён только рад, что его водитель оформил опекунство, а уже по исполнению восемнадцати лет маленький господин сам сможет решить: отказываться от него или нет. Спустя месяц Тэхёновских мучений к нему пришёл тот самый водитель, которому надоело видеть побитого исхудавшего мальчишку. Он вздёрнул его за шкирку и потащил в ванную. Включив холодную воду в душе, он подставил его голову под холодные струи, прочищая тем самым мозги. Тэхён брыкался, хватался за предплечья мужчины, но всё тщетно. И только когда водитель услышал твёрдое: «Хватит!», перекрыл краник. Уже сидящему в полотенце парню мужчина вдалбливал в голову, что тот губит себя. И тогда он произнёс то, что стало отправной точкой. — Чего ты сопли развозишь, лучше вспомни слова отца! Ты будущий наследник! Через год у тебя поступление в универ, а ты гниешь в этом доме!«Я хочу, чтобы ты пошёл по моим стопам, возглавил мой бизнес, сынок»
И ничто другое не привело бы его в чувства. Тогда младший Ким взялся за учёбу, загружал себя предметами, просил водителя помочь ему нанять репетиторов, чтобы было проще. Тэхён поступил в Экономический университет на факультет бизнеса и менеджмента. Он смог поступить на бюджет, хотя мог платить каждый месяц за учёбу, но выделяться не хотел. Встал на ноги, с наступлением восемнадцати лет приобрёл квартиру, но дом продавать не стал, там все воспоминания о родителях, все их вещи и всё счастье осталось там… Он записался сразу на все дополнительные занятия по экономике, высшей математике и физике. Он вроде как начал жить и делать то, что обещал родителям, а водитель, тот, который его опекун, исчез. Так скажем, пропал без вести. Теперь Тэхён остался один. В его жизни он больше не появлялся, как и тётя. На первом месяце учёбы Тэхёну предложили посещение психолога, но разве он может залечить то, что спрятано глубоко в душе и терзает? Парень ни с кем не дружил, да с ним и не хотели, проходили мимо и осуждали, это ведь проще, чем понять. А через месяц он нашёл танцевальный зал. В перемены он любил наблюдать за танцорами, он ведь и сам танцевал когда-то. Тогда, когда ещё всё было хорошо. Да, он был весёлым дурашливым мальчишкой, приносил хорошие оценки родителям и дарил самые искренние улыбки им. Ходил на танцы и вечерами показывал маме новые движения, которые давались с трудом, а где-то позади у косяка стоял папа, с блеском в глазах смотрящий на своего сына. Его любили все родственники, одноклассники называли его заводилой и чудаком. И на теле были только лучшие надписи, те, что приносили удовольствие и свет в жизнь. Он умел красиво одеваться, всегда подкрашивал глаза подводкой, делал стрижку и улыбался каждому прохожему. Тем не менее авария подкосила его, превратила в замкнутого, никому не нужного мальчика. Заставила рано повзрослеть… Свет, который придавал сил, закрыли тьмой. Такого весёлого, сильного мальчишку сбили с пути, подстрелили и не оставили выбора. Но носил он мешковатую одежду и по другой причине. Однажды его увидели в душе, после физ-ры. В университетской душевой, где он всегда оставался последний, чтобы никто не видел его израненное и так похожее на женское из-за худобы тело. Он никогда не плакал на людях, держал всё в себе. И тогда он лишь окинул усталым взглядом парня, что смотрел на него с омерзением.Чужой узнал то, чего не должен был знать.
Увидел то, чего не должен был видеть…
Тогда Тэхён увидел и почувствовал ещё одно ненужное и, как осколки, впивающееся «Омерзительно», под сердцем. Говоря в голове это слово, обзывая им Кима, парень не знал, как и все остальные такие же, что, придя домой, первокурсник первым делом снимает с себя одежду, берёт запрятанное новое лезвие за треснутым зеркалом в ванной и вычёркивает ещё одну ненужную почерневшую надпись. Вычёркивает лезвием так же, как и все остальные тысячи слов. С глаз стекают слёзы, а под сердцем, смешиваясь с чернилами, стекает кровь…чёрная. Это своё лечение, которое заглушает моральную боль физической. Вот только чернила исчезают со временем, а шрамы, оставленные им, нет. Шрамы, которые напоминают Тэ о каждом слове. Всё его тело покрыто белыми, искореженными полосками, наложенными друг на друга, ведь надписи появляются в одном и том же месте. Каждый день на его теле проявляются сотни слов, которые он вычёркивает, а после обрабатывает и заклеивает БФ-клеем* На втором месяце обучения Тэхён после дополнительных вечерних занятий всё-таки решился и пролез в студию, где на него смотрели десятки таких же Тэхёнов через зеркала. Он не стал включать свет, лишнее внимание ему не нужно, а камер, как ни странно, в зале не было. Он вошёл через актовый зал, который никогда не запирают, а там дверь, ведущая в студию, которую было проще всего открыть отмычкой. От студии, конечно, есть ещё одна дверь, но та закрыта на два замка, да и позади неё коридор, спрятаться будет негде, если поймают. Он надевал наушники и включал музыку, под которую выплёскивал все эмоции в танце, он не предавал значения движениям, ему было плевать — красиво получается или нет, он лишь хотел, чтобы боль прошла. Вместе с движениями по щекам стекали влажные дорожки, что брали начало с длинных ресниц.***
*наше время*
Тэхён с протяжным звонком незамедлительно встал со своего места. Ручка и тетрадь полетели в раскрытую сумку, которую он после закинул на одно плечо и начал спускаться по лестнице. Дополнительные занятия выматывали до звёздочек в глазах, а дома ещё ждёт домашка на завтра. А завтра…тяжёлый день. Но об этом Ким подумает потом. — Тэхён, подойдите, — его останавливает профессор Чхве и парню только и остаётся, что устало выдохнуть и развернутся. — Вы слишком много себя нагружаете, нужен отдых, — Тэхён лишь устало улыбается, ничего не говоря, и кивает — Берегите своё здоровье… — Я могу идти? — не заинтересованно спрашивает парень. — Идите… — выдыхает преподаватель по математике и встревожено провожает сутулую спину взглядом. Блондин и сам знает, что ему нужно, а что нет. Причём он не чувствует себя устало настолько, что идти тяжело. Да, устал, он не спорит с этим, но по-другому никак, по-другому уже не то. Он достаёт из кармана тёплой худи запутанные (как всегда собственно) белые наушники пытается их распутать, одновременно спускаясь по лестнице на первый этаж, вспоминает, что по дороге нужно зайти в магазин за продуктами, ведь в холодильнике мышь повесилась. На улице конец осени, прохладно и темно для восьми часов вечера. Тэхён ёжится и выпускает пар изо рта, что улетучивается ввысь, хах, хотел бы Тэ так же. Испариться и больше не существовать… Беря сумку поудобнее, он идёт по темноте к своему велосипеду. До дома двадцать минут пешком, а на велике всего пять. Он специально выбирал квартиру поближе к учёбе. Ещё бы горели все фонари у универа, было бы прекрасно. С матерками он дошёл до стоянки велосипедистов, отстегнул замок, который никак не защитит в случае кражи, и выехал на тротуар. У дороги свет был везде, чтобы, не дай Бог, вечером студенты не попали в неприятную ситуацию. Тэхён всегда смеялся над этой мыслью, как будто свет спасёт их от бед. Наивные… Ким всегда носил с собой баллончик с газом. Да, по-бабски, зато эффективно. Он ведь не умеет драться, хотя стоило бы научиться. Но его никогда не трогали, поэтому он рассуждал, что никому не нужен и никто его не обидит физически, неважно, есть свет или его нет. Подходя к пешеходному переходу, Ким глянул на светофор. Так и знал. Мигает желтый. Пока он собирался, пока вышел и дошёл до стоянки, время дошло до половины девятого, а в эти минуты все светофоры отключают, давая водителям полную свободу действий. В наушниках льётся плавная и приятная мелодия, расслабляющая и наводящая на будничные мысли по типу «Что бы приготовить на вечер», «Покупать кофе или нет», «Помыть голову сегодня или завтра». Тэхён останавливается около длинной двойной зебры и осматривается по сторонам. Крутит головой сначала влево потом вправо, как учила его мама. Удостоверившись, что машин нет и дорога чиста, как тёмно-синее небо без единой звёздочки, он двигается с места, переезжая первую зебру. На улице позднее время, да и на этом перекрёстке машин обычно либо нет, либо их слишком мало. В любом случае, Тэхёна не собьют. Да и что ещё может быть хуже его нынешней унылой жизни? Что ещё может её подпортить? Блондин усмехается своим мыслям и затыкает себя, не то накаркает себе проблем, их ведь и так достаточно. Но, видимо, поздно он это понимает… Доезжая до второго перехода, парень не придаёт значения внезапно появившемуся из ниоткуда свету, причём яркому и приближающемуся. Он делает рывок вперёд, крутя потяжелевшие педали, как поворачивает голову на неожиданный громкий сигнал автомобиля… Он ещё успеет уйти. Отскочить. (Или нет). Но разве… Разве это не шанс? Вот сейчас, сейчас всё закончится, все его мучения прекратятся. Он же так долго об этом мечтал. Он замирает в двух шагах от бордюра, с округлёнными глазами смотря прямо в лобовое стекло несущегося автомобиля. Всё происходит в считанные секунды. Звук треснутого стекла фары, визг резины колёс, оглушающий сигнал автомобиля.Страшно?
Страшно…
А больно?
Больно.
…но не больнее смерти.