Агрессивно зависимый

      — Ты просто сказочный идиот, — Киришима аккуратно водил пальцем, обвитым влажным бинтом, по изувеченному лицу Бакуго, намереваясь то и дело надавить сильнее, дабы неповадно было, однако зудящая забота брала вверх. — Слабоумный и отважный.       — Закрой рот, — рявкнул Кацуки в ответ, тут же пожалев об этом, когда боль от резкого движения разрядом пронзила его тело.       — Нет, это ты закрой рот, — Эйджиро поменял бинт на чистый, окунул его в йод и выжидающе взглянул в глаза товарищу. — Не смотри на меня так, будто хочешь меня убить, я тебя действительно прошу закрыть рот, у тебя тут ссадины везде, нужно обработать, а ты шевелишь лицом, мешает.       Кацуки недовольно хмыкнул, но послушался. Попытался, по крайней мере. Соображать получалось плохо, в голове все еще галдела толпа, вибрировали отзвуки ударов, от которых черепная коробка, казалось, покрывалась трещинами, эхом отдавался воодушевленный голос, считающий секунды до момента, когда, наконец, можно отключиться и прекратить терпеть. Состояние покалеченного опьянения притупляло все, кроме ощущений самой физической боли, которой, как все знают, практически невозможно сопротивляться.       — Чем ты только думал? — а вот у Эйджиро сил причитать было предостаточно. — Страх потерял совсем.       Нервное рычание Бакуго, честно говоря, даже как-то успокаивало. Дышит, а это главное. Развалился тут, упершись о стену спиной, раскрашенной в космические узоры из синяков, задрал голову, из которой только минуту назад удалось остановить кровотечение, и всем своим видом все еще демонстрирует свою гордость.       Решив, что лицу нужен отдых от целебных обжигающих махинаций, Киришима переключился на расцарапанные руки. Господи, до какой же степени они изношены. Вот почему Кацуки носил пиджаки и рубашки с длинными рукавами даже в такую жару. И кожаные перчатки уже неизвестно сколько времени покрывали сбитые в кровь костяшки.       — И давно ты… этим занимаешься?       Бакуго ответил не сразу. Его взгляд с грозного переплыл в оценивающий и слегка надменный. В его побитой голове происходили мыслительные процессы, в ходе которых он таки решил, что с другом можно поделиться. Либо же просто придумывал, что соврать, но ничего не получилось. Медленно, с неподдельным усердием, он прохрипел:       — Месяц.       Киришима завис, широко раскрыв глаза. Вот уже месяц его друг участвует в подпольных мордобоях, а сам завалился к нему на скошенных ногах только сегодня. Шок медленно перешел в злость. В том числе и на самого себя за то, что он в конце концов поверил, что периодические возникающие синяки на лице — результат неуклюжести и опрометчивой вспыльчивости. Это, в принципе, зная характер Бакуго, легко принять за правду, чем Кацуки успешно пользовался. Однако этой ночью, видимо, все настолько вышло из-под контроля, что из взрывного парня совсем выбили мозг, и он лично явился с безнадежно чумазым от крови и грязи лицом к тому, кого всеми силами пытался не беспокоить.       — Совсем кретин! — в этот раз Эйджиро действительно уже потонул в злости и обрабатывал ссадины на руках столь агрессивными нажатиями, заставившими Бакуго рефлекторно подпрыгнуть на месте и завопить, тратя остатки сил. — Какого черта? Зачем ты туда полез?       Ответа он ждать не стал, поднялся и выбежал из комнаты, через секунду вернувшись с бутылкой воды. Хрип истощенного голоса раздражал уши, так что надо помочь ему прорезаться, если тот таки станет вновь словесно препираться.       Но Бакуго не стал. Он отключился, скатившись ниже по стене. Киришима молча смотрел, копаясь в своей пустой и одновременно загруженной голове.       — Завтра из тебя все выбью, — прошептал парень, уколовшись о свою же фразу. Выбивать ничего не хотелось — хотелось залечить, уложить в удобное место и не выпускать в жестокий свет, пока последняя царапина полностью не затянется.       Он взял Бакуго на руки, напряженно пыхтя, и с ворчанием «Тяжелый, зараза», донес до постели и потушил свет.       В эту ночь Эйджиро не смог уснуть, бодрость поддерживали волнение и страх, что если он провалится в сон — очнется слишком поздно, упустит неуловимого Кацуки и снова придется искать возможность для разговора, упустив шанс, так великодушно прыгнувший ему в руки.       Стянув с Бакуго грязную и рваную одежду, Киришима даже стирку решил отложить, дабы лишний раз не выходить из комнаты.       Обработав и перебинтовав кровоточащие раны еще раз, он уселся рядом с кроватью, ослепив себя экраном смартфона.       Все, что удалось выудить из полумертвого бойца — он вернулся с драки, и до дома ему явно не хватит сил доковылять. Удивительно, Бакуго настолько превысил лимит своих сил, что даже не стал придумывать отговорку. Какой-никакой, а все-таки плюс. Этой информации для начала вполне достаточно, чтобы чуток покопать глубже самостоятельно. Покопаться там, куда всеми силами убеждал себя не лезть.       Киришима Эйджиро в сети.       Эйджиро: Эй.       Эйджиро: Прием!       Эйджиро: Спишь, что ли?       Каминари Денки в сети.       Денки: Обижаешь~       Денки: Что-то случилось?       Эйджиро: Да так. У тебя все в порядке?       Денки: Ну, как всегда. К чему такой вопрос?       Киришима задумался. Напрямую говорить о своих тревогах не хотелось, как и ввязывать в обсуждение Бакуго, ибо если эта деталь всплывет (а все рано или поздно всплывает), Кацуки будет в бешенстве. Никому не нравится, когда за глаза разговаривают о тебе в третьем лице. Уж ему тем более.       Денки:?       Эйджиро: Просто спросил. Ты что-нибудь знаешь о подпольных боях?       Красный Бунтарь прикусил губу, будто произнес этот глупый вопрос вслух и попытался себя остановить. Но сообщение уже отправлено. Благо, Каминари особой вдумчивостью и придирчивостью к словам не отличается, так что логическую цепочку додумывать не стал. Быть может, именно поэтому написать Денки показалось неплохой идеей.       Денки: Оу, конечно. Ты новости не читаешь совсем?       Эйджиро: У меня завал в учебе, брат, не до этого. Только краем уха что-то слышал.       Денки: Ооох, мне бы так уметь не отвлекаться~~ Но тема интересная, пусть и пугающая.       Денки: Я реально удивлен, что ты спрашиваешь, об этом даже в школе говорят.       Денки: Хотя ты какой-то потерянный в последнее время, в своем мире где-то. Тоже из-за учебы?       Киришима соврал:       Эйджиро: Да ^^ Не хочу снова оставаться на дополнительных, пока остальные тусуются где-то в более крутых местах.       На деле же парень был занят беспокойством о поведении Бакуго. Тот начал резко пропадать сразу после уроков, не отвечал на сообщения, приходил каким-то сонным, а иногда и не являлся вовсе. И, конечно же, самое странное — он вел себя достаточно тихо. Не срывался на Деку, не препирался с Тодороки. Суть его характера никуда не исчезла, но степень ее проявления наталкивала на мысль, что Кацуки истощен и чем-то встревожен. Но проследить и уж тем более поговорить с ним задачей являлось невыполнимой. Он отмахивался. Тысяча сообщений оставалась прочитанными, но без ответа, подкинутые в ящик угощения не тронуты. Лезть в душу из-за боязни расковырять эту загадочную рану, мучавшую его, еще глубже, когда, очевидно, человек не желает, казалось диким неуважением. Но и просто так забыть и забить также не выходило. Тревожность размножалась и перетекала из Кацуки в тело Эйджиро, утяжеляя голову и ноги, закладывая уши. Действительно поражало, неужели больше никто не заметил? Ведь даже окна вот-вот могли полопаться от напряжения. Подобные метаморфозы не способствовали рациональности и внимательности, а потому и новости об организации побоищ (да и вообще любые новости) долетали размываясь сквозь туман. Они пугали, заставляли волноваться — срабатывал защитный механизм, ограничивающий возможность связать Бакуго с этими нелегальными событиями. Ведь он точно не может быть в этом замешан. А потому и разбираться и понапрасну волновать себя нет нужды. Проблема в другом. Проблема в другом?       Из-за постоянной тревоги и невозможности сконцентрироваться успеваемость скатилась еще ниже, так что получилось звучать убедительно. Очень удобно.       Денки: Давай я тебе лучше ссылку на репортаж скину, а то у меня пальцы сотрутся все описывать, хаха.       Денки: Только, это самое, не вздумай втягиваться. Там, конечно, вроде как, большие деньги крутятся, но это явно того не стоит.       Киришима почему-то зацепился за слово «деньги». Втягиваться из-за денег. Для молодежи, естественно, это прекрасная мотивация, чуть ли не сильнейшая. Внутри зажегся болезненный огонь заинтересованности, будто парень наконец нащупал нужную нить, но то, что может ожидать на ее конце — вероятно, не самый приятный расклад.       Эйджиро: За кого ты меня принимаешь :)       Денки:Вот, нашел. Скажешь потом свое мнение, а то не общаемся почти Q_Q       Эйджиро: Естественно! Спасибо.       Киришима Эйджиро не в сети.       Пальцы молниеносно ударили экран, на экран выползла страница с репортажем крупного новостного канала. Теперь понятно, почему Каминари удивился. Сведения с такого источника распространяются быстрее и глобальнее чумы. Можно было просто самому найти эту статью в интернете, ни перед кем не светясь. Вот же идиот, но ладно, когда под боком столь ценный человек в таком ужасном состоянии — думать действительно сложно. Глаза забегали по экрану, пытаясь выхватить куски информации с той жадностью, с которой утопающий глотает драгоценный воздух. Через минуту Эйджиро осознал, что ему необходимо успокоиться. Он сделал несколько глубоких вдохов, раздувая легкие до боли, на несколько секунд опустил веки и поднял их уже сосредоточив взгляд. Взор впитывал буквы, рисуя из них красочные и чудовищные картины:       «Полиция в сотрудничестве с героями усердно борется с проблемой периодичных подпольных боевых игр. Никто не знает, кто стоит за организацией этого рассадника садизма и алчности, но из показаний свидетелей и по данным расследования удалось выяснить, что суть мероприятий заключается в системе боев, где нет никаких правил, кроме одного — победитель забирает все деньги, которые находятся на территории в этом раунде. Огромнейшие суммы, которые набираются из составляющих: деньги, которые вносят сами участники, которые платят зрители за просмотр и ставят на участников и фиксированная сумма от организаторов за победу. Жизнь там берется лишь в качестве победной единицы, и никто не брезгует ее сломать или даже отнять. «Ведь так намного интереснее!» — высказал мнение один из пойманных очевидцев. Люди с причудами и безумцы без нее вступают на импровизированный ринг и дерутся до момента, пока один из них либо не сдастся, либо не погибнет. Ходят туда отчаявшиеся люди, с низших слоев общества, обедневшие, сумасшедшие, либо обманом затянутые. Мероприятия подобного плана, как казино, участникам дают призрачную и иллюзорную надежду на лучшее, возможность показать себя хотя бы там, заставляя возвращаться снова и снова, а зрителям, как наркотик, дают азарт и адреналин от жестокого зрелища. За последнее время выявлено более двух десятков тяжело раненных, находящихся в реанимации, двенадцать погибших. Но реальные цифры могут оказаться куда более пугающими. Ведь команда во главе сего беспредела может похвастаться оперативностью в своей скрытности: площадки проведения меняются каждодневно, места проведения выбираются тщательно, чтобы никто не мог мешать процессу, а потому полных сведений и статистики никто дать не может. Любая связь с данной организацией считается незаконной из-за неоправданной жестокости происходящего. Но бойцы в рядах этой подпольной секты пополняются неумолимо, количество обращений в больницы растет с каждым днем. Появляются опасения, что вскоре в обществе это смогут называть еще одной социальной болезнью.»       Киришима погасил экран и запрокинул голову, крепко зажмурив глаза. Какой же идиот. Проблема в его стране настолько масштабна, а он, запутавшись в себе и своем замешательстве, не разглядел в ней того, за кого, собственно, так сильно переживал. Он почувствовал, как внутри, где-то в животе, что-то скребется и царапается. Он все еще сомневается. Хочет сомневаться в том, что нашел правильный ответ. Если Бакуго влез в такое опасное болото, то проблем теперь не оберешься. Повернув полумраке глазами он нащупал это изувеченное лицо, которое даже во сне принимало напряженную гримасу.       Эйджиро бы крикнул, но не стал, дабы не будить несчастного преступника. Да и винил он вовсе не Кацуки. Винил себя. Насколько нужно быть слепым идиотом, чтобы сложить картинку только сейчас, когда твой друг уже лежит, содрогаясь от боли при дыхании, потому что ребра отбиты и горят. Умышленно отталкивать очевидный вывод. Если где-то на подкорках несколько минут назад Киришима еще мог радоваться тихой радостью, что Кацуки пришел к нему, именно сюда, а не к кому-то другому, то сейчас в голову ударила мысль о том, насколько он недостоин этого. Не достоин обрабатывать раны, забинтовывать, поить из бутылки и укрывать в своем доме того, кого так хотел, но не смог уберечь. Эйджиро резко наклонился, осознавая, что образы в полумраке начинают плыть. Еще бы заплакать, чтобы окончательно себя возненавидеть, не хватало.       — Так… — прошептал он пустоте. — Держать себя в руках. Это все еще может быть ошибкой, — но он себе не верил.       Он разблокировал экран и вновь глянул на репортаж. Точнее, на дату публикации. Две недели назад. Все слишком хорошо соединяется. Черт.       Киришима намеревался встать и отойти от кровати, ибо стало противно от самого себя, будто само его присутствие может оскорбить Бакуго, но в последний момент передумал. Хотя бы теперь он точно глаз с него не спустит, пока не разберутся в ситуации и не разрешат ее. И потом тоже.       Ночь длилась бесконечно долго, но утро в конце концов наступило. Солнечный свет вонзился в глаза, от чего уставший Киришима опустил голову на колени. Ночью Бакуго то и дело стонал, вздрагивал, но ни разу не проснулся. Эйджиро ни разу не встал. Не сомкнул глаз. Чувствовал себя мертвее, чем его покалеченный товарищ.       Приложив усилия, Киришима заставил себя подняться и взглянуть на свое горе сверху вниз уже при хорошем освещении. Неугомонная мимика Кацуки оставалась таковой даже во сне: разбитая губа вновь кровоточит от постоянных закусываний, растягиваний и искривлений. Решив, что этот драчун все равно не собирается просыпаться ближайшие часы, Эйджиро вновь схватился за скудную аптечку и сочно выругался сам на себя от того, насколько не предусмотрительно он живет. Должен был предположить, что однажды к нему в дом ввалится его ненаглядная проблема, истекающая кровью. Но делать нечего: смочил в перекиси кусок бинта и навис над Бакуго.       Но стоило пальцу красноволосого плавным движением приблизиться к разбитым губам, как будто пробудившаяся захлебывающая гордость взяла контроль над ослабшим телом. Ладонь Бакуго сжала запястье вздрогнувшего от неожиданности парня. Тот уже был готов открыть рот, дабы снова начать оправдываться, что это необходимо, нужно успокоиться, но глаза Кацуки все еще оставались закрытыми, пусть и зажмуренными с явной силой. Сквозь зубы со слабым свистом просочился воздух, выдавая сильное напряжение. Но он определенно еще спал. Киришима вновь завис:       — Вот же гордость головного мозга, оно у тебя на инстинктивном уровне. Вчера на подобное сил не хватило. Радует, ты восстанавливаешься, — скорее, он утешал самого себя.       Пальцы крепкой хваткой вцепились в запястье, становилось даже больно. Но сбрасывать руку этого человека, к тому же, добровольно схватившую его запястье, чертовски не хотелось. Выдохнув, Киришима применил причуду на руку, с глупым сожалением наблюдая, как разбитые пальцы не справляются с твердым препятствием и, ослабляясь, раскрываются. Рука безвольно упала на кровать рядом с телом.       Надо закончить начатое. Для удобства Эйджиро уселся на кровать, телом почувствовав жар Бакуго. Лишь бы этот чурбан еще лихорадку не схватил. Стараясь не отвлекаться, Киришима аккуратно, предельно медленно коснулся скомканным куском бинта губ, выжидая, пока он покраснеет, впитая в себя кровь. Вчера таких ощущений не было. Вчера был страх, смятение, даже злость, но не так, как сейчас. За окном уже можно было услышать умиротворенное щебетание птиц, усугубляющее отвратительно спокойную обстановку. Киришима глазами гулял по лицу Бакуго. Ведь никогда еще не было возможности так хорошо рассмотреть его. Он всегда отворачивался, дергался, а сейчас лежит почти неподвижно. Взгляд вернулся на залитые краской губы. Бинт уже можно отнять. Осталось обработать ранки и как-нибудь заставить этого истерика угомонить свою мимику. Похоже, сейчас, раз в, наверное, вечность, это не составит особого труда. Бакуго стал дышать ровнее, гримаса боли постепенно разгладилась.       Помешкав, Киришима осторожно провел пальцем по губам. Он намеренно обмотал его всего одним слоем бинта, хотя сам себе не сумел объяснить зачем. Кожу обожгло горячее дыхание. Настолько горячее, что рефлекторно захотелось отдернуть палец, но Киришима не стал этого делать. Он медленно водил по губам Бакуго, даже по той стороне, что была невредимой, провалившись в прострацию, где в поле его зрения было лишь одно лицо.       Кацуки резко выдохнул, обдав Эйджиро разрядом стыда. Лицо мгновенно залилось сияющим румянцем от понимания, что он неосознанно склонил голову ближе. Возможно, непозволительно близко.       «Как же хорошо, что ты этого не узнаешь».       Киришима отошел от кровати к противоположной стене. Глаза Кацуки, содрогаясь, приоткрылись. Как вовремя. Живот Эйджиро заныл, в голове отчаянно пронеслась ужасающая мысль, что Бакуго проснулся именно из-за этих неловких действий с его стороны.        Несколько секунд ему потребовалось на изучение окружения, дабы понять и вспомнить, где он находится.       — Не вставай! — немедля сказал Киришима, заприметив, что мышцы Кацуки напрягаются. — Тебе лучше отдохнуть.       — Я сам решу, что мне лучше, — сквозь зубы процедил тот, однако послушался и сильнее вжался в кровать.       — Вода на тумбочке. Что-нибудь нужно? — волнение захлестнуло, стоило разглядеть в глазах Кацуки потерянность и какую-то безнадежность, которая пронзала сердце. Нужно убрать этот взгляд. Пусть лучше смотрит на мир так, будто вот-вот готов его взорвать, ведь в этом настоящий Кацуки. А этот Кацуки надломлен.       — Сможешь поесть?       — Нет, не хочу, — тон его голоса понизился. Он ответил совершенно спокойно. Или же устало.       — Ты отключился вчера, я не смог тебя заставить переодеться, возьми, — Киришима достал из шкафа красную футболку и метко бросил на кровать, попав прямо в живот Кацуки. — Штаны сейчас дам.       Неуклюже, рваными движениями, Бакуго сел в кровати. Киришима поспешил помочь, мигом оказавшись рядом с кроватью и подложив подушку к спинке кровати. Мягко положил руку на плечо, осмотрительно избегая мест с синяками, и помог опереться.       — Выглядишь паршиво, — произнес Бакуго. Похоже, бессонная ночь заметно сказалась на лице.       — Кто бы говорил, — ответил Киришима с улыбкой, в которой не было ничего веселого, но он и правда постарался выглядеть ободряюще, насколько мог.       — Будешь выпытывать?       — Естественно, — улыбка растянулась шире, в животе заныло сильнее.

***

      — Ты ведь понимаешь, что ты теперь преступник по факту, — Киришима напряженно мешал чай, стуча ложкой по керамическим стенкам кружки, от чего Бакуго раздраженно рычал, призывая прекратить. И так каждые три минуты. — Я так надеялся, что ошибаюсь, но ты все-таки втянулся в эту подпольную заразу.       — Именно поэтому никто не должен знать. Иначе меня точно повяжут, а я не такой огласки себе хотел.       — Зачем? Ты хоть и азартен, но совсем не похож на того, у кого хватит глупости ввязываться в нечто подобное.       — Конечно, я не тупой, у меня нет зависимости, о которой так яро пишут. Я прекращу, как только накоплю нужную сумму.       Все-таки дело в деньгах. Интуиция не подвела. Озвучивать вопрос не пришлось, глаза Киришимы выражали его достаточно красноречиво.       — Я в дерьме. В полном дерьме, и у меня осталось чуть больше месяца, чтобы из него выбраться. Но уже больше половины есть. Вчера попался слишком крепкий ублюдок, не свезло. Нужно быстрее восстанавливаться, чтобы не терять темп.       — Ты шутишь? — ложка снова сердито застучала о стенки. — Никуда ты больше не пойдешь. Ты переворачиваешься с трудом, о каком возвращении, черт возьми, речь.       — Твоего мнения не спросил, Эйджиро!       — Давай по порядку. Зачем тебе деньги?       Минуту они молчали. Бакуго формулировал слова в голове заранее (что несвойственно ему), чтобы тратить как меньше сил на их произнесение. На выдохе он начал:       — Все началось примерно полтора месяца назад. Знаешь, в центре есть район для богатых, для высшего уровня иерархии в нашей стране. Мы с тобой часто ходили туда просто потому, что там атмосфера другого мира, даже запах другой. И часто происходят представления, на которые интересно глянуть.       Речь шла об элитном районе, в котором в солнечные дни возможно было ослепнуть от отражений солнца от панорамных окон небоскребов. Находиться там было настолько же некомфортно, насколько увлекательно.       — Там действительно есть, где развернуться преступникам. Всю жизнь можно грабить, и все равно еще на десять жизней останется, — кивнул Киришима.       Они часто бродили по району, ибо для будущих героев было полезно наблюдать за тем, как работают профессионалы, у которых работы невпроворот. Наибольшая концентрация героев и полиции находилась именно там, следовательно, и наглядных примеров устранения преступников возникало предостаточно. Не только полезно, но и действительно интересно чуть ли не каждый день быть свидетелем геройских операций. Этих двух ребят в лицо там знал чуть ли не каждый — настолько постоянными зрителями они стали. Правда, Бакуго не особо любили из-за вспыльчивого нрава и желания ввязаться в процесс, он иногда даже намеренно выискивал воришек и подозрительных личностей, дабы самому залезть в шкуру героя, но, к счастью, Киришима всегда был рядом и вовремя успевал захватить его под руки и не позволить нарушить правила, напоминая об отсутствии лицензии, мешаться под ногами у героев, делающих свою работу. Вслух, конечно, слово «мешаться» не произносилось, иначе бы уже и Эйджиро не сумел бы сдержать взрывного энтузиаста.       — А еще этот район славится тем, что живут там высокомерные и совершенно не заслуживающие такой тщательной геройской опеки лицедеи.       Интонация набирала обороты, грудь вздымалась реще и чаще, Киришима машинально протянул уже не единожды заполненную заново бутылку воды, дабы таким нехитрым способом вынудить Кацуки сделать паузу в несколько вдохов, пока он будет глотать жидкость, заодно смачивая горло, которое с безумной скоростью пересыхало от бессилия и эмоций.       — Я на своей шкуре это испытал. Какое же гнилье там живет, прикрываясь красивой оболочкой. Люди в дорогих костюмах, а снять их — монстры во плоти, те же злодеи, только хуже, ибо у злодеев хотя бы совести хватает не скрывать свою черную сущность.       Говорить тяжеловато, ярость подступает к горлу, а на нее нет сил ни физических, ни моральных. Но перебивать и останавливать этот поток — себе дороже.       — Тебя тогда оставили после занятий. А я не удержался и отправился познавать эту вопиющую алчность в одиночку. День был довольно мирный, ничего интересного, я долго бродил и заплутал. Забрел туда, где прежде мы с тобой не были, какой-то жилой участок. Там были не многоэтажные дома, а коттеджи, видимо, для совсем неприлично богатых. Уже темнело и я собирался возвращаться, но я зацепился взглядом какие-то тени, подозрительно шатающиеся около одного гаража.       — И ты не мог этого проигнорировать, конечно же? — вопрос риторический. Киришима прошептал это сам себе. Бакуго не услышал.       — Я подбирался ближе, чтобы рассмотреть, что они собираются делать. Даже не рванул сразу, и в этом, наверное, была моя ошибка. Быть может, я бы успел их задержать и не подставил бы себя.       — Подставил? — Киришима сглотнул.       — Я упустил их из виду, подошел совсем близко, как вдруг гараж взорвался. Меня зацепило осколком, правда, теперь на мне слишком много других отметин, так что конкретно уже не смогу показать, куда именно он меня ударил. Когда я продрал глаза, надо мной стоял угадай кто?       — Ни одной мысли…       — Ну как же, — Бакуго откинулся головой назад, но тут же вернул ее в обратное положение, сморщившись от возникшей от резкого движения боли, — тот самый тип, который меня взбесил в тот день, когда мы свидетельствовали грабежу в одном из магазинов. И который однажды — в другой день — выругался на меня, когда я хотел помочь при задержании.       — Ты выругался на него намного сочнее, — приподняв бровь, заметил Эйджиро и тут же вскинул ладони, как бы извиняясь перед злобной гримасой Бакуго. — Я понял, кто это. Неприятный такой, высокий и безобразно худой, смотреть противно.       — Он много раз ко мне цеплялся. И вот везло же встречаться так часто.       — Понравился, наверное, — не удержался Киришима.       — Ревнуешь?       — Пфф… — прыснул красноволосый, но Кацуки уже был поглощен возвращением в монолог.       — Я не сразу понял, чего он от меня снова хочет. Я был оглушен взрывом, даже видел с трудом. Он нагло потащил меня куда-то, я даже противиться не смог, настолько контужен был, — он начал сбавлять темп, говоря размереннее. Видимо, повествование подходило к переломному моменту, о котором не хотелось говорить, а потому Киришима сконцентрировался на осторожности и внимательности, чтобы — не дай бог — не спугнуть рассказчика. — Я очутился у него дома. Оказалось, это его гараж. Он яростно проклинал меня, нелепыми жестами указывая на экран плазмы, где четко видно на записи, как я приближаюсь к гаражу, а потом — взрыв. Как назло, я еще руки наготове держал, ибо желал атаковать тех ублюдков. Честное слово, не понимаю, как так вышло, но зрелище настолько правдоподобное, что я сам чуть было не поверил, что так ослеп от ненависти и решил спалить его машины к чертям собачьим. После турнира в Юэй все в курсе о том, что моя причуда — взрыв. Смотри-ка, как пазл гармонично складывается.       — Но ты же не знал, что это его собственность…       — Вот именно, потом я сообразил и начал оправдываться. Требовал отмотать запись, чтобы доказать, что на месте были и другие люди, а я просто случайная жертва.       — Были?       — Нет, — кулак Бакуго с глухим звуком агрессивно опустился на кровать рядом с его ногой, — они будто знали о какой-то слепой зоне, ничем себя не выдали. Это подстава, дьявольская подстава, а этот кретин и поверить в это рад, ведь у нас с ним с самого начала отношения не сложились.       — Вы препирались, будто ваши семьи уже в поколении пятом воюют, — Киришима опустил взгляд. Печальность и безысходность накатывала, давила и заставляла сгорбиться.       — Я клянусь, это какой-то злой розыгрыш, — Бакуго схватился за голову, сдавливая вновь вспыхнувшие роковые воспоминания. — У меня даже были мысли, что там с монтажом поколдовали, чтобы меня виноватым выставить. Да вот доказать я ничего не смогу.       — Почему? Стоило обратиться в полицию или к профессиональным героям, нужно разбираться!       — О-о-о, Эйджиро, святая наивность. Гниль в этом районе процветает, ты не забыл? И органы охраны там под стать, жалкое алчное отродье. Я не буду пересказывать весь наш разговор, а то от яркости образа его кривых зубов, произносящих отвратительные лживые вещи, меня стошнит. Суть в том, что я в дерьме. Этот мудак чудовищно богат, он сможет купить справедливость, вывернутую в его сторону. Он так и сказал, что мне конец, моей репутации конец, обо мне будут говорить как о террористе, и ведь поверят же — у наших стычек полно свидетелей. Не будет ничего удивительного, если он и свои угрозы о том, что на меня и несколько убийств повесят, воплотит в жизнь. Был бы ты в его доме, видел бы эту неприлично богатую обстановку — тоже не сомневался бы, что он может. Может купить мне обвинения. А полиция и рада — несколько дел можно будет просто закрыть, ведь преступника просто принесут им в руки.       — Ты много раз кричал, что однажды прикончишь его…       — Прикажешь мне следить за языком?!       — Не собирался, но вообще должен, да! — Киришима встал и энергично начал мерить комнату шагами взад-вперед. Сонливость как рукой сняло, осталось лишь удушающее чувство озлобленности и ядовитого отчаяния, от которого першило в горле. — Ты бы убавил себе проблем, если бы просто умел вовремя остановиться. Все плохо, очень плохо, и ты сам против себя играл, забивал в свои ворота.       — И что, я теперь виноват, по-твоему?       — Нет, боже, конечно, нет, — Киришима больно упал спиной на стену и скатился вниз. — Деньги нужны для компенсации ущерба?       — Да, — Кацуки сжал кулаки так сильно, что ранки на разбитых костяшках растянулись и снова засияли алым из новых образовавшихся трещин. — Он пообещал, что никому не скажет, если я отдам деньги за гараж и три спортивных автомобиля, что были в нем. Удивительно, взрыв был небольшим, но эффективным — пострадало все, что находилось внутри, однако столб дыма и даже шум оказались не настолько большими, чтобы привлечь много внимания. Он не вызвал полицию, но поставил ультиматум: либо я за три месяца выплачиваю все — и мы спокойно расходимся, либо он передает запись и информацию обо мне в СМИ — и мне конец, — пальцы со скрежетом впились в лохматую голову. — Узнают родители, учителя, все, просто все. У него есть деньги и нет совести, чтобы это устроить. И я не могу доказать свою невиновность, даже пытаться не стоит — у меня денег нет, чтобы стереть с себя клеймо преступника.       — Это действительно похоже на какую-то спланированную операцию. Будто кто-то знал, что ты там будешь. И этот тип не хочет разбираться? — даже глотать уже больно, настолько ситуация вклинилась поперек горла. Эйджиро не стал озвучивать, что знаменитый на всю страну образ Бакуго только поспособствует убедительности этой наглой безысходной лжи. Кацуки, очевидно, сам понимает.       — А зачем ему? Такие, как этот ублюдок, плевать хотели на справедливость. Лишь бы карман не был пуст. А почему бы не стрясти с подростка, которому некуда бежать? А если не получится — можно будет компенсировать ущерб забавой от того, как жаждущего стать героем ученика лучшей академии будут заплевывать и клеймить. Три спортивных тачки равносильны разрушенной жизни?       Повисло тяжелое молчание. Это явно не конец разговора, но оба мальчика уже истощились, обмякнув сидели один на полу, другой на кровати. И оба давились унынием.       — Эти плакаты были везде, — хриплый голос разрезал тишину, — или мне так казалось в моем положении. Плакаты на столбах, зазывающие на платные сражения. У них даже названия нет, просто — бои. За победы обещали чуть ли не золотые горы. И быстро — стоит просто прийти и выиграть. Взгляд цеплялся за эти фразы, спустя какое-то время я обнаружил, что в моей голове больше ничего нет, кроме них. Тогда эти бои еще не считались катастрофой, пока плакаты не срывались, они не были популярны и распространены, так что и выйти на них оказалось не так сложно, пусть и пришлось решить ребус, оставленный на рекламе. Теперь, конечно же, когда они преследуются законом, все намного скрытнее, через черные пути, анонсы приходят по зашифрованным серверам от одного получателя к другому. Все молчат, но у каждого третьего в вагоне, в котором ты едешь, вероятно, в смартфоне есть информация о следующей встрече, только в защищенном виде, чтобы никто не догадался, случайно увидев. Теперь причастность к этой жести — преступление. И если ты думаешь, что меня это не колышет — ты идиот.       Киришима впитывал каждое слово, болезненно проникающее в его уши. Голос Кацуки выдавал его разбитость, он говорил негромко, с паузами. Другой бы, наверное, не заметил, но Эйджиро точно услышал даже еле уловимую дрожь.       — Я идиот, потому что остался тогда из-за промахов в учебе. Если бы я пошел с тобой — сценарий бы поменялся.       — Да откуда ж ты мог знать? Не нужно высасывать из пальца причины, которые все равно уже ни на что не повлияют.       — Ты ведь точно не зависим от этих боев? Дело только в деньгах?       — Я адекватный человек. Я герой. Я не наркоман и не денежный маньяк. Как только скоплю нужную сумму — больше не буду возвращаться.       — Ты с этого дня не будешь возвращаться, — твердо заявил Киришима.       — Я тут полчаса зачем распинался?       — Ты потонешь в проблемах с законом. Не поймали сегодня — поймают завтра. Ай, черт, да даже не в этом суть. С этих мордобоев пострадавших фурами вывозят, там умирают, понимаешь, умирают!       — Я все продумывал и оценивал. Неделю я ходил и следил за завсегдатаями. У меня даже тетрадь с анализами есть, стыдно признаться, но тупой Деку подсобил идеей. Я выходил на ринг только с противниками, которых насквозь видел, чьи действия мог предугадывать. Они монстры, Эйджиро, чертовы безжалостные монстры, только знание о них меня и спасало. А результат плохо неподготовленного боя ты видишь.       Да. Киришима всю ночь его видел. И он стоит перед глазами, даже когда они закрыты. Вдруг тело пронзило острой болью, словно током:       — Погоди. Если ты побеждал… Ты ведь никого не убил?       — Ты оскорбляешь меня! Я просто вырубал всех или вынуждал сдаться, я не хочу закапывать себя настолько глубоко.       Киришима облегченно выдохнул, закашлявшись от застоявшегося напряжения:       — Все равно тебе больше туда нельзя. Еще одного подобного избиения ты не переживешь, исходы в таких мероприятиях непредсказуемы.       — Может, и к лучшему. Умру, пытаясь, зато не увижу своего позора.       — Как ты можешь говорить? — вскочил Киришима. Эти слова, произнесенные этим голосом, вызвали дичайшее сердцебиение, которое больно ударяло по ребрам.       — А варианты получше имеются?       Эйджиро не думал:       — Что угодно лучше! Я дам тебе денег. Вернешь, когда сможешь, хотя нет, не возвращай. У меня есть сбережения, я подрабатываю, можем оба попроситься на платную стажировку и… Сколько тебе нужно?       От озвученной суммы челюсть устремилась к полу. Это неподъемно, Киришима даже в таком состоянии это осознавал, но все же выпалил:       — Справимся. Еще полтора месяца, да? Я много лет копил и ни копейки не тратил, я тебе отдам. Остатки заработаем.       — Ты себе-то веришь? В каком бункере заначку свою хранишь, раз у тебя столько денег? Столько честным путем не заработаешь.       — Я не вру, — соврал Эйджиро. — Насобиралось достаточно, — потом разберется, главное, убедить Бакуго больше не подвергать себя опасности.       — Мне не нужны ничьи подачки.       — Ты можешь хотя бы сейчас засунуть куда-нибудь подальше свою гордость? Зачем ты мне тогда вообще все рассказал, если отказываешься от помощи? Столько времени испытывал меня своим странным поведением и молчанием, затем ввалился среди ночи полуживой с заплывшим взглядом, отрубился прямо в прихожей, вывалил на меня столько, что я теперь спать не смогу, а еще и упираешься. Раз уж я теперь в курсе, то я не оставлю тебя, я с тебя не слезу, пока четко не будет ясно, что ты и твоя репутация в безопасности, — щеки пылали.       Бакуго молчал, сминая в руках край одеяла. Стало слышно, как усердно трутся друг о друга шестеренки в его голове.       Непонятным для них обоих образом в воздухе повис ответ — больше идти было не к кому. Еще несколько дней хранения тайны — Кацуки бы разорвало. Он сам подорвал бы себя, сорвался, оступился, погиб. Инстинкт самосохранения привел его в этот дом, к этому человеку.       Часы тиканьем, содрагающим тишину, привлекли внимание.       — Ох, черт.       Киришима Эйджиро в сети.       Эйджиро: Хэй, братан, меня сегодня не будет.       Каминари Денки в сети.       Денки: Что-то случилось?       Эйджиро: Кацуки приболел, я за ним присмотрю.       Денки: Ох, вот так. Если будут спрашивать, я вас прикрою~       Денки: Мидория просит передать, чтобы Каччан поправлялся. Вас после уроков навестить?       Эйджиро: НЕТ!       Эйджиро: Не надо. Кацуки плохо себя чувствует, ему не до гостей. Потом как-нибудь.       Эйджиро: Изуку привет.       Денки: Ладно… Потом расскажешь, что да как. Бакуго был сам не свой в последнее время, даже облегчение какое-то, что это просто болезнь.       Денки: Это ведь не опасно? Ребята предлагают хотя бы привезти что-нибудь, лекарства там.       Киришима недовольно выдохнул и закатил глаза.       Эйджиро: Ты уже всем рассказал?       Денки: Мидория увидел имя Каччана у меня в экране, поинтересовался. И как-то громко он заволновался, вот и другие услышали…       Денки: Эта какая-то секретная болезнь? о_о       Эйджиро: Хаха, нет, просто незачем понапрасну волновать людей.       Эйджиро: Все в порядке, я обязательно буду держать в курсе.       Эйджиро: Как только у Кацуки будет настроение — вместе затусим.       Денки: Заметано!       Денки: Все, чувак, звонок.       Эйджиро: Удачи^^       Каминари Денки не в сети.       Киришима Эйджиро не в сети.       Эйджиро отложил телефон на пол экраном вниз. Повернул голову к Кацуки, вопросительно взирающего на него.       — У нас есть время подумать, что нам делать. По крайней мере, сегодня я прослежу, чтобы мы занимались только этим. И ты не встанешь с кровати, ясно?