…Зевок слетел с губ малышки. Она потёрла глаза, переводя взгляд с плюшевого медведя, вывалившегося из рук, на старшего брата. Нобу улыбался ей абсолютно доброжелательно. В синих глазах, так похожих на папины, плескалась нежность, когда он наблюдал за маленькой Кариной. Такая хрупкая и маленькая, она напоминала тех фарфоровых кукол, что сидели на полках в её комнате. Особенно в этих её пышных кружевных платьях. Сначала он был не очень-то рад новости о скором появлении у него сестры, ведь будучи единственным и любимым ребёнком в семье, он получал всё внимание своих родителей. Частенько от друзей он слышал, что младших детей любят больше. Он боялся, что его станут любить меньше, или вовсе забудут о его существовании, особенно учитывая, что отец уж очень хотел дочь. Но когда эти большие циановые глаза уставились на него; когда этот маленький, пока бескрылый, комочек засмеялся своим медовым голоском у него на руках, все опасения растворились. Подержать малышку ему, ещё такому ребёнку, едва разрешили, боясь, что он её не удержит. Но мальчик удержал. Она была меньше любой девочки в его классе. Намного меньше. Даже голову сама держать не могла. Но тянулась своими маленькими ручками к старшему брату, ярко улыбаясь. Тогда, очарованный этой крошкой он думал, что такую нельзя не любить… Однако он ошибся. Почему-то мама совсем не любила сестрёнку. Пусть никогда и не кричала на неё, но такой ледяной взгляд от неё он видел впервые в жизни… Она никогда не отвечала на улыбку Карины, почти не брала её на руки. А со временем стала наряжать в эти кукольные платья. Подолгу не выпускала совсем ещё маленькую девочку из комнаты, заставляя вновь и вновь переписывать диктуемый текст, пока он хотя бы отдалённо не начнёт удовлетворять Мариэллу… А для этого было нужно сделать всё идеально. И для дитя, что толком не способно было удержать в пальцах ручку, это было сущим издевательством. И сколько бы не ругался папа, сколько бы не пытался вытащить из комнаты сестру сам Нобу, всё повторялось снова и снова… — Братик, — произносит девочка, вырывая последнего из раздумий. Сегодня Мариэлла ушла на встречу с подругами, а он очень удачно был дома. А потому, зная, как Карине не нравится быть послушной куколкой на этих посиделках, вызвался остаться с ней. Да и любил он играть с этой прелестной девочкой. — Что случилось? Устала? — спрашивает мальчик, делая вывод из того, как сестра потирает по-немногу закрывающиеся глаза. Кивок послужил ему ответом. Аккуратно подхватив девочку, взял её на руки. На несколько секунд Нобу задумался. Отнести сестрёнку в её комнату, чтобы ненароком не разбудить, или оставить тут? Однако мысль о том, что Карина может проснуться раньше прихода мамы и пораниться, в попытке слезть с кровати, склонила чашу весов ко второму варианту. Как только детская голова коснулась подушки, она закрыла глаза и почти сразу заснула, заставив братишку умилённо улыбнуться.
Мечтательно приподнялись уголки её губ. Брат заботился о ней, как о самой любимой хрустальной статуэтке. Карина, несмотря на юный возраст, понимала, что он касается её очень аккуратно, стараясь не навредить детскому телу ненароком. Словно она может рассыпаться от лишнего касания. «Вот бы и матушка так любила…» Карина помотала головой, избавляясь от дурацких мыслей в голове. Нельзя ей так думать… Ведь она бы точно разозлилась, снова услышав подобное из уст малышки. Взгляд зацепился за тонкую полоску света из гостиной. Её ведь разбудили именно те, кто внутри, если так подумать. Пусть и не было в их действиях ничего такого, да и говорили тихо, но что-то заставило её проснуться. Это ощущение девочка объяснить не могла… Просто будто поняла, что что-то не так. А уже проснувшись, услышала отголоски диалога. И вот она здесь. С одной стороны, подслушивать нельзя, и если поймают, то точно прибьют… С другой стороны, что может быть настолько важного, чтобы прийти к ним в такую рань? Любопытство с лёгкостью взяло верх над здравым смыслом, и Карина замерла у двери. От волнения даже задержала дыхание. — Как ты поживаешь, дорогая? — Голос показался малышке знакомым. Она точно слышала его не так давно. — Я в порядке, Госпожа Анджела. Что привело Вас ко мне столь рано? — А этот голос принадлежал уже Мариэлле. «Ох, Анджела… Это не та ли леди, что приходила к матушке недавно?» — Озаряет светлую головушку догадка. — Твоя головная боль, — Тенши слышит, как слова леди перестали сочиться сладостью. «Головная боль…? Матушку терзают мигрени? Я никогда не замечала, что ей больно… А… Быть может, поэтому она и злится на меня?» — Улыбка непроизвольно вылезла на фарфоровое личико. Но почти тут же потухла. — А, моя… дочь… — Фыркает недовольно Мариэлла, буквально выплёвывая последнее слово. — Именно. Ты ещё желаешь избавиться от этого чудовища? — Конечно, — легко пожимает плечами женщина и не задумавшись. — Почему Вы спрашиваете? — Я заберу её. Бывшая архангел заходится в кашле. — Что Вы имеете в виду? — Это и имею. Я заберу её и буду наблюдать за её поведением. Что тебя не устраивает? Тебе ведь будет лишь в радость избавиться от этого дитя, разве нет? — Да, но… — Так что же тебя останавливает? Мелкая вспышка надежды загорается в сердце Тенши… Быть может вот сейчас мама скажет, что любит… Или, что хотя бы привязалась… — Это… Так сумбурно, Госпожа Анджела. Что скажет Шин, когда узнает, что её нет? Как отреагируют окружающие? В их-то глазах она чудесная куколка. Вы ведь сами учили, что репутация превыше всего… — Не переживай, Элли. Тебе будет нужно лишь сыграть, что ты не хотела расставаться с ней перед остальными. Всё остальное будет моей заботой. Сердце упало в пятки и с треском разбилось на мелкие части… Дальнейший разговор услышать она была не в силах. Беспомощно съехала по стеночке вниз, прокручивая всё в голове. «Нет… Мамочка ведь не может отдать меня, верно? Это кошмар… Да, кошмар… Я сейчас проснусь и всё станет лучше, верно…? Станет же…» — Глаза начинают пощипывать подступающие слёзы и, не желая себя выдавать, малышка идёт куда глаза глядят, пытаясь сдержать вырывающиеся всхлипы. В попытке подняться по лестнице на пути обратно к себе в комнату, в который раз путается в волосах и падает. Не замечает боли от ушибленных коленок. Роняет солёные слёзы на пол, периодически рвано всхлипывая и желая остаться тут. «Что…? Что я делаю не так? Почему мамочка хочет отдать меня? Я провинилась?» — Вопросы льются непрерывным потоком, так и не находя ответов на себя. — Карина? Что случилось? — Родной голос, который она ужасно хотела бы слышать чаще, выдернул из размышлений. Стоило ей поднять голову и сморгнуть слёзы, как она встречается с тёплым, обеспокоенным взглядом синих глаз её отца. — Папочка… — Желание плакать наростает, заставляя всхлипнуть уже громче. Она пытается стереть влагу с глаз, ответить, но продолжает лишь всхлипывать, не в силах связать и двух слов. — Ну… Ну… — Шин аккуратно берёт дочь на руки и прижимает к себе, аккуратно обнимая, — всё в порядке… «Нет, папочка, нет! Не в порядке!» Карина продолжает ронять слёзы в объятиях отца, не способная прекратить собственную истерику. И бесконечно корит себя за это. Она не имеет права так рыдать… Должна ведь стать великим архангелом, а они никогда не плачут… Всхлипывания собственного ребёнка терзают Шину сердце… Это несчастное дитя всегда так ярко улыбается, даже зная о ненависти матери. И это ему не понятно… За что любимая, всегда уверенная и сильная Элла так яро возненавидела невинное дитя…? И за своими размышлениями, в какой-то момент он пропускает, что Карина прекратила рыдать. Осознаёт, лишь когда звенящая тишина начинает давить на виски, а дочь — печально смотреть куда-то в ночную пустоту. — Так что случилось? — Спрашивает он максимально мягко, стараясь не спугнуть только установившееся спокойствие. — Кошмар… — Девочка и сама не понимает, почему сказала именно это. Вероятно, потому-что не желает признавать жестокую правду… — Кошмар, да? — Кивок. — А на лестнице ты что делаешь? — Не знаю… Я не помню… Я-я просто испугалась, папочка… И очнулась тут с тобой… — Ложь непроизвольно срывается с языка сама по себе. Она не верит, не верит и ещё раз не верит. Да, всё было именно так… Ей приснился страшный кошмар, а очнулась уже на лестнице. — Ясно. — Шин понимает, что дочь недоговаривает что-то. Слишком невинна она, чтобы хорошо врать. Но расспрашивать не решается… Она расскажет, если пожелает того. Но сейчас слишком уязвима. Мужчина тепло улыбается и встаёт с пола, продолжая держать вцепившуюся в него, как путник в пустыне во флягу с водой, доченьку. — Я уложу тебя, хочешь? Неуверенный кивок служит ему ответом, а затем Карина интересуется ещё хриплым голоском: — Папочка, ты же побудешь со мной, пока я не засну? — Конечно, как мне тебя оставить?***
— Голову ровнее, Карина. — Бросает Мариэлла, сидя в мягком белом кресле и пристально наблюдая за осанкой дочери, что уже продолжительное время пытается удержать несколько тяжёлых книг на голове. «Я бы предпочла их прочесть…» — Думает малышка, но никогда не произнесёт этого вслух. — Да, матушка. — Кратко произносит Карина и пытается выпрямить спину. Но этот холодный взгляд то и дело заставляет испуганно сжаться и сгорбиться. А это в свою очередь — женщину поджать губы в немом недовольстве. Отчего ядовито-голубые глаза чуть сверкают и всё вновь повторяется… В попытке отвлечься и расслабиться, девочка отводит взгляд… Но в голову снова приходит тот ночной диалог. Вспомнив, с какой лёгкостью родная мамочка отказалась от неё, она оступается и валится на пол, роняя и все книги. Зажмуривается и закрывает голову руками, моля судьбу не получить ни одной из них по голове. И лишь убедившись, что звук падения книг стих, открывает глаза. Конечно, Мариэлла даже не дёрнулась со своего места. Она лишь недовольно фыркает, потирая переносицу: — Неуклюжая девица. — Прости, матушка… — Тихо мурлычет себе под нос девочка и поднимается с ковра. — Вместо своих бесполезных извинений лучшее бы хоть раз вынесла урок из своей неудачи. Ты обязана стать архангелом. И там твоих извинений слушать никто не станет. — Женщина поднимается со своего места и малышка вздрагивает. — Убери книги и прекрати трястись как кролик на охоте. Совсем скоро к нам придёт гостья. Не вздумай опозорить меня перед ней. Она поднимается и идёт к выходу из гостиной. — Матушка… — Колкий, недовольный взгляд матери даёт девочке понять, что она слушает, но долго ждать не намеренна. — Ты меня любишь? — Отец Всемогущий, за что мне это несносное создание…? — Истерически вздыхает Мариэлла. — Я уже ясно дала тебе понять, что нужно сделать незамедлительно. И в моих словах не было пункта «задавать идиотские вопросы матушке». Ясно? — Кивок. — Прекрасно. И, скрипя зубами от раздражения, женщина, наконец, покидает комнату. Карина закусывает губу, будто пытаясь этим заглушить желание в который раз заплакать. Ей нельзя. Матушка разозлится ещё больше. Выполнив приказы матери, поправляет платьице да завитые локоны. Внезапная идея забирается в голову сама по себе. Быть может, если и в этот раз она выступит хорошо — матушка передумает бросать её… Натягивает на себя улыбку и садится в кресло, в котором совсем недавно сидела Мариэлла, а спустя несколько мгновений и сама она возвращается. Оказалось, лишь подкрасила губы едва заметным блеском и собрала волосы. Она придирчиво оглядывается и утвердительно кивает самой себе. — Хорошо. — Кидает взгляд на дочь. — Надеюсь, ты уяснила, чего я хочу. — Да, матушка, — лучезарно улыбается ей Карина в ответ. — Я не разочарую тебя. Спустя несколько минут, в дверь раздаётся стук и женщина, кинув что-то вроде «как раз вовремя», отправляется встречать гостью. Тенши вскакивает с кресла, чтобы не отнимать время представления и в который раз поправляет платье. — О-ох, какая же твоя дочь очаровашка! Я никогда к этому не привыкну, Элли! — Во всегда открытые двери гостиной влетает уже знакомая Карине женщина. Лучшая подруга её матери — Лилиан Камеллия. На лице её всегда играла улыбка и она никогда не упускала возможности потрепать малышку за щёчки. Тенши-младшая дружелюбно улыбается с закрытым ртом и приседает в реверансе, что, помнится, учила, пока не валилась с ног от усталости. — Добро пожаловать, леди Лилиан! — О, прошу, зови меня тётушкой, ну какая из меня леди? — Умиляется она, продолжая рассматривать девочку, словно большую фарфоровую куколку и каждый раз пищать всё громче от восторга. Карина бросает краткий взгляд на мать, что молчаливо стоит у входа в комнату и придирчиво следит за каждым её даже малейшим движением. Заметив на себе спрашивающий взгляд, она кратко кивает. — Конечно, тётушка Лилиан! Мы так рады видеть Вас! Не выпьете с нами чаю? — Конечно! Элли, Боже, какая же она милая! Так надеюсь, что у меня будет дочь хоть сколько-то похожая на малышку Карину! — Поверь, ты этого не пожелаешь… — Тихо произносит Мариэлла, зная, что подруга не расслышит. А затем уже громче: — О, уверена, она будет куда прелестнее. Лёгкая улыбка касается её уст. И пусть Лилиан не видит тонкого намёка в одном лишь движении губ, Тенши понимает — она всё сделала правильно.