Непреодолимое влечение

      На Берлин медленно и неумолимо надвигалась осень. Как и везде в западной Европе переход из августа в сентябрь был практически незаметен, но вечера уже были прохладны, в кронах деревьев золотились пожелтевшие листья, а воздух стал так по-особенному прозрачен и чист, как бывает только на излёте лета. Пауль любил неторопливые прогулки в такую пору. В это время он ощущал особое единение с городом, с его тротуарами, уже начинающими покрываться опавшими листьями, молчаливыми и пустынными парками, открытыми площадками кафе, доживающими последние недели. Дышалось легко и свободно, было тихо, только обрывки мыслей в голове сливались в едва слышный гул. Хотя, если быть честным, Ландерс отправился бродить по городу как раз для того, чтобы отвлечься от раздумий. Он остановился у скульптур купальщиц напротив Берлинского собора и опустил взгляд вниз на набережную. Традиционная очередь туристов в музей ГДР заставила его улыбнуться. Стоять на улице прорву времени ради того, чтобы посидеть в Трабанте, поглазеть на убранство восточногерманских квартир и сделать фотку, словно тебя заперли в камере тюрьмы Штази. Сомнительность развлечения вряд ли компенсировали открытки с известным на весь мир поцелуем глав держав, в изобилии продававшиеся в сувенирном магазине на выходе. Пауль прикрыл глаза, подставляя лицо ещё тёплым солнечным лучам. Если не его молодость, то юность точно закончилась вместе с падением стены. И именно из-за возраста, в котором он тогда был, воспоминания приобретали скорее светлый оттенок. Уж точно, он относился к тем временам спокойнее Рихарда. Мужчина вздрогнул и безрадостно улыбнулся. Интересно, будет ли день, когда он перестанет к месту или нет думать о Рихарде Круспе? Сегодняшняя прогулка не помогла. Хорошо, что существуют более крепкие методы.

***

      Восемь часов вечера — уже стемнело, только догорающий закат подсвечивает половину неба. Фонари давно зажглись, вокруг них клубятся мотыльки, то и дело слепо налетая на разогретые лампы. Пауль находит свободный столик, подзывает официанта. Спустя несколько минут в ладонях оказывается бокал с янтарной жидкостью. Напиток приятно согревает изнутри, но быстро заканчивается. Да, ему повторить. Можно сразу дважды. Словно издалека слышатся разговоры и смех вокруг, присутствие людей почему-то раздражает. Домой, впрочем, идти не хочется. Мужчина замечает, что незаметно свернул из салфетки бумажный самолетик, маленький и жалкий, к тому же, заваливающийся на одно крыло. Он кладет его в пепельницу и осторожно поджигает — взметнувшееся пламя на несколько секунд охватывает неказистый летательный аппарат, а затем огонь тухнет. Столики рядом постепенно пустеют, опускающаяся на город ночь отрезвляет прохладой. Обрывки мыслей складываются в уже ставший привычным поток, над которым у Пауля не было власти. Почему все именно так? Правильно ли он поступает? И, самое главное, когда все началось?

***

      Он закрывает глаза и вспоминает события прошлых лет. В памяти всплывают образы и лица, обрывки фраз и ощущения от мимолётных прикосновений. Вот Рихард лучисто улыбается и обнимает его, поздравляя с успешно отыгранным шоу. Он любит сцену и по-настоящему создан для неё. Паулю нравится, когда его друг такой воодушевлённый и счастливый. Хочется подольше остаться в крепких объятиях, но воображение рисует новое воспоминание. Вот они не могут решить, кто первый взойдёт по ступенькам на мостик и берутся за руки, ступая нога в ногу. Рихард смеётся и сжимает его ладонь. Невинная шутка, так понравившаяся зрителям. Но для Пауля это не игра. Он внимательно смотрит на мужчину рядом, ловит каждый его взгляд, движения губ, чувствует его учащенный пульс кончиками пальцев. Кажется, Рихард что-то говорил ему, но слова растворялись в шуме многотысячной толпы. И вот они уже стоят на сцене спиной к спине. Пауль кладёт голову на чужое плечо, старается прижаться сильнее, почувствовать напряжение каждой мышцы, слиться воедино, словно вокруг никого, кроме них. На мгновение показалось, что Рихард тоже подался к нему, тоже почувствовал их единение. Интересно, о чем он тогда думал, и думал ли вообще? Как давно это было? Три года назад или больше? В круговороте городов и лиц подробности меркнут, остаются лишь ощущения, тесно переплетенные с фантазиями. А уж последнего Паулю Ландерсу было не занимать. Чей-то тихий и далекий голос словно возвращает в реальность. Нет, повторять больше не нужно, на сегодня, пожалуй, достаточно.

***

      Рука привычным движением тянется к выключателю, но так и не коснувшись его опускается. Сквозь окна пробивается свет фонарей, выхватывающий из полумрака предметы в гостиной. Привычность обстановки успокаивает, отгоняя самоуничижительные мысли о собственной слабости и неправильных эмоциях. Сейчас все кажется гиперболизированным и смешным. Уж кто-кто, а Пауль Ландерс всегда мог разобраться с собственной жизнью. Он уютно устраивается на диване и улыбается недавним раздумьям. Кто сможет обвинить его в том, что он находит Рихарда привлекательным и желанным? Тем более, что об этом никто никогда не узнает. В своих фантазиях он никогда не заходил дальше поцелуев и объятий. Словно он подросток, который не понимает, что делают после. Знакомые воспоминания наполнили его, по обыкновению лаская воображение. Улыбка, едва касающаяся чувственных губ, язык, тянущийся к микрофону, длинные пальцы, перебирающие струны. Все это совсем не опасно. Просто Пауль любит, когда красиво. Воображаемый язык уходит из-под контроля и касается шеи, оставляя влажную дорожку. Сидящий на диване мужчина сглатывает. Теперь чужие губы обхватывают член, обдавая головку жарким дыханием. Рука тянется к паху раньше, чем Ландерс успевает осознать происходящее. Он сжимает себя сквозь ткань джинсов, полностью отдаваясь во власть образов в голове, а затем встаёт и нетвёрдой походкой направляется в гостевую ванную. Он больше ни о чем не думает, только быстро и ритмично двигает сжатой ладонью, пока наконец из груди не вырывается тихий стон. Ему одновременно и стыдно, и хорошо. Пауль долго и тщательно умывается, расплёскивая воду. Кажется, сегодня он особенно успешен в своих попытках бороться с влечением. Кажется, дальше будет только хуже.