Прикрыв веки, Джессамина наслаждалась песней волн. Она слышала их шум вдали, мягкий, умиротворяющий, дразнящий скалы, о которые они бились. После долгих дождливых дней погода стала милосердной, и, несмотря на поздний час, женщине не было холодно.
Когда императрица открыла глаза, она оказалась лицом к лицу с небытием: ночь поглотила весь мир. Хотя не совсем: иногда, вдалеке, Луна освещала пенистые борозды волн, заставляя их мерцать.
Их песня гипнотизировала. Слышала ли это Эмили? Или она сочинила это?
— Джессамина, — Корво опустился на колени рядом с ней, но она отвернулась, стараясь исчезнуть в тени. — Иди спать, пожалуйста.
— Я так волнуюсь, Корво. Прошло уже шестнадцать месяцев.
— Я знаю. Но твой сон на балконе ей не поможет, она…
«
Она в ловушке между волнами,» — Королевский Защитник оборвал предложение, подавившись вздохом. Его пальцы заскользили по руке любимой, скудное утешение: они не были ни счастливыми родителями, ни опечаленными. Они потеряли дочь, но Эмили ещё не умерла.
Наконец, Джессамина встала и повернулась спиной к чёрной воде. Она возненавидела её.
В Башне Дануолла, в огромной личной комнате она начала раздеваться за ширмой, но почувствовала на себе взгляд Корво и попросила его отвернуться. Прошло несколько месяцев с тех пор, как у них был этот обмен, или, скорее, это отсутствие обмена.
— Но ты…
— Корво, я не хочу, чтобы ты смотрел на меня.
Он отвернулся, действуя как верный телохранитель, потому что как любящий мужчина, он не мог её утешить. В тени Джессамина сняла с себя брюки и блузку. Портной уступил место нижней части, а нижняя часть — шрамам. В зеркале она заметила царапины на ее плече: шипы розы невообразимого размера оставили отметины на ее коже. Один из них ударил по щеке, и Джессамина с тех пор чувствовала, будто эта часть её лица была из ваты. Ведьмы Далилы с большим удовольствием смотрели, как изуродованная императрица истекает кровью. Они смеялись, задаваясь вопросом, будет ли их работа представлена на монетах и мраморных бюстах.
Рядом с её письменным столом огромный портрет изображал императрицу и её десятилетнюю дочь. Антон Соколов, автор работы, сумел уловить материнскую любовь, которая сияла на лице Джессамины в то время. Но сегодня ни один художник, каким бы талантливым он ни был, не мог уловить её горькие слёзы.
— В моих глазах ты всегда будешь прекрасной, Джессамина.
Императрица приближалась к пятидесяти годам: ей казалось, что её пометили морщины или коричневые пятна. Теперь ещё и свежие раны обезобразили её портрет. Она искренне сомневалась, что Корво всё ещё видел в ней красоту, или хотя бы мог найти её симпатичной, но услышав его слова, она почувствовала облегчение. Знание того, что он все еще любит ее, с той же страстью, что и тридцать лет назад, заставило ее улыбнуться.
Она легла с ним рядом, оказавшись в его руках, и позволила ему прижать себя к сердцу. Корво снова сказал, как сильно любит её, с шрамами или без, как любит всю их семью, и что завтра, он обещает ей это, они найдут решение.
— Джессамина, обещаю тебе, я сделаю всё, чтобы вернуть Эмили.
— Я люблю тебя, Корво.
— Я тоже тебя люблю.
***
А снаружи все еще пели волны, повторяя их шепот. Они катились на многие мили, ударяя по корпусам лодок, неся ракообразных, бросаясь на пляжи. Эмили почувствовала, как ее трясет. Она не слушала музыку моря, она принимала в ней участие. Ее тело обогнуло изгибы воды, ее голова погружалась и всплывала с признанной легкостью. Под лучами Луны сверкали чешуйки ее рыбьего хвоста.
Обратив её, Далила лишила её возможности унаследовать трон, но она дала ей возможность стать императрицей морей. Иногда печаль одолевала её, но эта ночь была одной из тех ночей, когда Эмили чувствовала огромную радость от того, что тёплые течения, окружавшие Серконос, охватывали её.
Она скучала по родителям, скучала по Дануоллу, но теперь Эмили привлекала вода, а вся её жизнь была сплошным приключением. Она исследовала руины, забытые под поверхностью, она плавала, согретая солнцем, она смотрела на китов, прислушиваясь к их романтическим песням. Эмили больше не была наследницей престола, она стала мифическим существом, из захватывающих историй, которые всегда очаровывали её.
Не эгоизм прогнал ее из Дануолла, но она давно приняла свой рыбий хвост и свой новый соленый мир. Эмили не знала, как далеко может зайти ее отец, чтобы найти лекарство, она не знала, что старик Соколов напрягал глаза и суставы, сидя за книгами, но всё было напрасно. Она не знала, что голова бедного профессора среди ночи склоняется над энциклопедией, не в силах найти ответ.
Её голова была лёгкой, и она снова нырнула вглубь.
***
Уставший, измученный, полный противоречий, Антон Соколов закрыл книгу и заворчал. Далила показала богатое воображение, когда сделала Эмили русалкой — редким и нереальным существом. Не было книги по анатомии рыб-женщин, и, пока они не выпустили Далилу из ее живописной тюрьмы, Соколов не знал о заклинании, которое могло освободить Эмили.
Могут существовать другие методы, деликатные, особенно аморальные и неопределенные. Со своими морщинистыми руками, своими стеклянными глазами и своим возрастом Соколов не мог ничего сделать, кроме чтения старых книг. Затем учитель подпрыгнул, вспомнив абсолютно блестящего ученика, которого он когда-то знал.
Абсолютно блестящего и абсолютно непредсказуемого.
