Диалог Гондора с Королем

      Когда Таургон видит Минас-Тирит, входит в него, поднимается по многолюдному городу, счастливый и ошеломлённый, ассоциаций с "Некоронованным" уже не возникает. Переход завершён, и началась другая история.       А потом ловишь себя на мысли: постойте, ведь Аранарт вспоминал эти ярусы. Он был ребёнком, не то что понял - запомнил мало. А Арведуи, когда он впервые приехал в Минас-Тирит. В "Некоронованном" об этом мало, город - скорее фон для Ондогера, Фириэль, Арведуи... он входил - так же? С поправкой на столетия?       Не так. Арведуи и юный Аранарт ехали в столицу Гондора из столицы Арнора; Арахад - из лесов и пещер. Домами и уютом его не удивить, учился в Ривенделле, и в городах бывал, только горожанином - не был. Да и Брыль от Минас-Тирита отличается не одним размером и высотой зданий: жизнь другая.       Правда, и в Форносте была другая: без гондорских лат и гондорских интриг. С последними Таургон успевает встретиться очень скоро. Не важно, что к советникам и военачальникам не вхож: и в Четвёртом Ярусе, в разговоре со стражником и купцом, можно не заметить, как влипнуть в очень гондорскую историю. В Первом наверняка нет, там люди другие и нравы другие...       Первый ярус читатель вначале пробегает мимо вместе с Таургоном: это - не ярус, это - город. Чтобы увидеть его, с его ремесленниками, тачками, шумными толпами и детворой, нужно вначале увидеть следующие: и Ярусы Суеты, до Четвёртого с его купцами, и немноголюдный Пятый, где знатная молодёжь возвышает игру до искусства, и тихий Шестой, где о жителях говорят дома - изысканные, гордые, учёные дома, хвалящиеся древностью и знающие квэнья - а жителей на улицах почти и нет... Высокое и низкое положение здесь обретают буквальный смысл: чем ближе к земле, тем проще люд, чем ближе к Цитадели, тем больше прав смотреть свысока. Что создаёт и иные из столичных историй - все знают, на каком ярусе кому подобает жить, как обращаться, что покупать... Так сложны гондорские игры и правила, что Таургон видит их и там, где их нет, уверенный, что нельзя просто так прийти в Хранилище, чтобы читать. Ведь Хранилище - это уже Цитадель...       И в Цитадели снова чудо, к которому мы прикасаемся вместе с Таургоном - Белое Древо. Прикасаемся в первый, но не в последний раз. Сейчас - узнавая город. Параллельно с городом Таургон узнаёт... не Денетора, конечно, но уже о Денеторе. Имя, родство, детство, сбор налогов (мы говорим "налоги" - подразумеваем "Денетор", мы говорим " Денетор" - подразумеваем "налоги")... А город узнаёт Таургона.       Самой остроглазой оказалась трактирщица Хириль. Пока другие видят в северянине или дикаря лесного, или отличного воина, но не более - Хириль первой признаёт в нём лорда. Большего признать в чужаке не могла - это немыслимо.       То, что Таургон пока узнаваемо чужой, не местный, подчёркивается даже через язык. "Лотошники" - прекрасная находка: диалектное слово, отличающее приезжего от столичных жителей и одновременно не вызывающее ассоциаций с крестьянами и вообще простонародьем в противопоставлении образованным горожанам. Зато вызывающее, пусть и мимолётную, ассоциацию с противопоставлением старого Петербурга, затянутого в мундир, блестящего и чопорного, и старой Москвы, где знати и учёности не меньше, зато куда больше искренности и тепла.       Когда сам Таургон впервые встретится с гондорским лордом Маблунгом, последний лорда в нём не увидит, зато увидит дунадана...       На примере обстоятельств этого знакомства можно увидеть, как сложно в истории встречи Гондора с Королём с событиями и делением текста по событиям. На шести страницах умещается не менее пяти событий:       - Таургон побеждает в состязании;       - его как победителя приветствует народ;       - он впервые встречается с гондорским лордом, военачальником Минас-Тирита;       - знатный гондорец впервые узнаёт, что дунэдайн Севера живы;       - Таургон получает доступ в Хранилище, выяснив, что барьер был психологическим.       Всё это переплетено друг с другом, одно из другого следует или вытекает, что-то дано только парой реплик в разговоре. Между тем это не мелочи.       Без прихода Таургона в Хранилище не было бы всей последующей истории - он так и остался бы в основном в пределах Четвёртого Яруса, видел знать мимоходом или изредка, в особых случаях, и так и знал о Денеторе примерно то же, что знают о нём стражники и купцы...       То, что вначале Маблунг (очевидно, только первым - это не тайна) узнаёт о дунаданах Севера - пожалуй, что и в масштабе столетий перемена. А совершается она почти незаметно: пробежит читатель этот диалог быстро, ожидая ярких деяний и событий, хотя бы того, что сейчас наследник Исилдура закончит лотошников гонять, а начнёт - врагов Гондора, как Торонгиль много позже... И упустит то, что куда важней. Такой читатель не избежит разочарования - Таургон встретился аж с военачальником Минас-Тирита, а что случилось или переменилось от этой встречи? Даже в Хранилище мог и без него попасть.       Всё встанет на свои места, если не упускать из вида главную задачу героя: узнавание. А не военные победы или возвышение. Встреча с Маблунгом более значима для узнавания Гондора (и узнавания Гондором, и незаметного и неспешного приготовления страны к принятию Короля...), чем получение от него звания сотника или даже тысячника. Которое для законного наследника Исилдура - всё равно такое же прикрытие, как и звание стражника.       Даже рукоплескания "новому чемпиону" не так уж малозначимы: это часть того же упрямого диалога Гондора с Арнором.       - Гондору не нужен Король. Поговорка "Когда Король вернётся" - синоним слова "никогда" (каково было Таургону это узнать!) Королевские гербы стражников у Белого Древа - не более, чем формальность, дань традиции.       - Король вернётся. Наследник Исилдура уже в столице. Уже в Цитадели. И эти стражи с королевскими гербами стоят не только рядом с Белым Древом, но и рядом с ним, пусть и едва его замечая. А затем - Короля наконец замечают те, кто мог бы, должен бы быть его подданными. Имя Наследника Исилдура, его гондорское имя, возглашают герольды, в его честь играют трубы, ему рукоплещет народ. Пусть и не зная, в чью честь он ликует.       Заметить, что ликование на самом деле было не в честь лучшего лучника из стражи Шести ярусов, а в честь неузнанного Короля, помогает ещё одна перекличка с прошлым (тут сложно сказать - с "Приложениями к "Властелину Колец" или с "Некоронованным"): рассуждение об Эарнуре. Тогда, во времена Аранарта (в контексте "Холодных камней Арнора" Эарнур жил во времена Аранарта, а не наоборот), мы видели, как конь принца Гондора испугался назгула и чем это для Эарнура обернулось. Сейчас - Эарнур появляется в размышлении Таургона о его любви к ристалищам и победам в состязаниях, о том, зачем нужны были эти рукоплескания тому, кому и так рукоплескали как Королю...       А какое значение можно увидеть в самой победе, в этом блестящем для гондорского стражника и обычном для арнорского воина выстреле - первом по хронологии из пяти перечисленных событий?       По крайней мере, то, что без него не случилось бы остальных четырёх.