Приходит пора неизбежной развязки, И сказочник к новой дороге готов. И, стало быть, нам до конца нашей сказки Осталось не больше, чем десять шагов... (Финальная песня из к/ф " Тень", 1971)
После того нескончаемого вечера за тайрой с мясным пирогом, который Эл прихватил из столовой, жизнь потекла своим чередом. Я боялась думать, как брат воспримет новость о том, что моя драконица уже вылетела, а ему ждать первого оборота еще неизвестно сколько. Но это его, казалось, не интересовало. Гораздо больше брата заботило, что мы с Сашкой влезли в опасную авантюру, да как влезли... Что там тот дракон в посудной лавке! А спустя несколько дней пришло сообщение от родителей. Оказывается, Нейли был ранен, обмануло меня драконье чутье. Или не обмануло? Он, как истинный Лоо'Аллен, конечно, оказался в самом горячем месте, там, куда меня тянуло, как магнитом, и куда не пустил нас Небесный Меч — теперь я знала имя антрацитово-огненного дракона, который на прощанье просил полечить нервы Эшли. Последнее выполнить никак не представлялось возможным: Эшли тем же вечером вновь исчез из школы, и, сидя на крыше под лучами весеннего солнца, я день за днем подолгу вглядывалась в горизонт, золотой в лучах закатного светила. Родители свалились нам на голову спустя неделю после памятного дня битвы, а с ними и Шон, замученный, с запавшими глазами, но довольный, и тогда у меня отлегло от сердца. Оказалось, наш Бранн тоже попал под раздачу, но "уже все хорошо, а будет еще лучше". Бывший наставник ерошил ежик полуобгоревших волос, смешно морщил длинный кривоватый нос, который привык совать во все мыслимые и немыслимые авантюры, и вид имел донельзя довольный. Меня поздравили с вылетом дракона, поинтересовались, как я пережила первый оборот, это ведь впервые дается с трудом. Но я не могла толком вспомнить, тошнило ли меня, кружилась ли голова, прочую фигню для беременных, и от меня быстро отстали. Гораздо больше их интересовал Сашка, и ему все-таки пришлось показать, как все было, чего ради мне вновь выпало поработать заземлением. Когда стихли возгласы и комментарии, матушка спросила шепотом: — А жениху вы это показывали? — и заговорщицки хихикнула. — Что показывали? — не поняла я сначала, но тут же вспомнила очередной "брудершафт" под сводами древнего храма, который скрыть не удалось, как мы ни пытались, и покраснела. Мама еще похихикала и потрепала меня по затылку. А потом они всё рассказывали и рассказывали — о прорыве, о Нейли, который с отрядом прибыл первым, потому то находился где-то недалеко, и чуть не погиб; о том, что драконы поверили пророческому дару маленькой герцогини с Севера и были наготове, когда один из древних Целителей дал знать демиургам о прорыве, а те подняли свои народы; о том, что никто не понимал, почему с неба упал огненный шар, но в древних пророчествах было сказано, что мятежного демиурга покарает солнце, и вот оно покарало, всё как по писаному; что Тин оказалась там каким-то неведомым лихом — вот уж правду говорят в простонародье: "Ладо да лада — и войска не надо", а Бранн... Что там случилось с Бранном, я уже не слышала — измотанная Сашкой, позорно уснула, привалившись к маминому плечу. И не чувствовала, как меня подняли, куда-то перенесли, уложили...✧ ☙ ✧ ☙ ✧ ☙ ✧
Когда я проснулась, закат уже догорал, но даже в легких сумерках понятно, что нахожусь я не в своей комнате. Знакомый запах заставил сердце забиться часто, даже болезненно. Рука сомкнулась на янтарном сердечке, и я позвала — его. Эшли оказался совсем рядом — висок и щеку обожгло горячим дыханием. Я обернулась и увидела его лицо близко-близко. Оказывается, боги весть сколько времени проспала на его кровати под мерный стук его же сердца. Он смотрел очень внимательно и как-то так, что щеки начали гореть и тело самым бесстыжим образом объяснило мне, что я ему не хозяйка, что отныне оно, как и душа, хочет принадлежать этому дракону, нашей законной добыче. Внутри нетерпеливо заворочались и благостно застыли, когда пальцы дракона скользнули по шее, легко поиграли пуговками рубашки и рука потянула прочь ненужную сорочку. А губы наперебой шептали что-то нежное, глупое, но такое правильное по сути своей, такое долгожданное, что все оно только и значило: "Я люблю тебя", — а больше ничего. Больше этого ничего и не бывает, и не будет вовек. Я еще стану досаждать ему непослушанием, а он мне — долгими отлучками, потому что это жизнь, но мы всегда будем едины, как капля малая в мироздании, как кусочек янтаря на моей груди — частица Древнего Дракона. Не было в целом мире силы, способной остановить этот первозданный танец. Эшли вел — и замирал на вдохе, когда, угадав его желания, я забывала стыд, предлагая самое заветное, самое запретное, самое желанное. И власть над ним была сладка, ведь это власть дарить наслаждение, и нежность неизбывна, а боль мимолетна — только чтобы запечатлеть тот миг единения, после которого мир уже не будет прежним. Я принимаю его всего, с болью и наслаждением, вырастающим из этой наполненности, из стона и лепета, из первобытного ритма, биенье которого подобно копью, пробивающему весенний лед. И там, в глубине, вдруг нарастающей тяжестью начинает биться и сладко пульсировать что-то спавшее во мне с самого рождения — сильное, первозданное, невыносимое наслаждение, со стоном, с криком рождающееся в мир, как младенец. И в волнах сладкой истомы я прижимаюсь крепче, врастая в мужчину, моего единственного, моего... моего... навек... Мы так и лежали в сгустившейся темноте, ленясь затеплить светлячок. Слушали мир, в который пришла весна, и знали, что без нас у него, у этого мира, ничего бы не получилось. А с нами — получится.