Лихой ветер

— А теперь ты убьёшь меня? — напрямую спросила Меламори. — А надо? — прошелестело над самым её ухом. Складки одежды будто гладила невидимая рука. Легчайшее дуновение заставило волоски на шее встать дыбом. Сердце забилось чаще и мучительнее, как будто пыталось бежать наперегонки с рассудком. — Ты должен быть на меня зол. — Я никому ничего не должен. И злости в том числе. Но знаешь… Теперь ощущение осязания сделалось сильнее. Это были руки, самые настоящие, большие и тяжёлые мужские руки на её плечах. — Я хотел тебя убить. Когда я стал… «лихим ветром», — он рассмеялся, и она ощутила его дыхание, — я увидел всё. Что было, что будет, что могло быть. Каждую травинку, каждый танец, каждый блик солнца. И я мог быть везде. Я видел тебя в колыбели, следил за твоими первыми шагами, стоял за твоим плечом, когда ты пришла на собеседование к Кеттарийцу — такая взволнованная и гордая, что обвела родителей вокруг пальца… Он вздохнул, и сердце Меламори снова пропустило удар. Впрочем, оно и так билось хаотически, не разбирая ритма, будто кто-то запустил пригоршню металлических шариков в трубу, и теперь они отскакивали от стенок, выдавая вместо пульса тёмные магистры знают что. — Но вряд ли я теперь смогу кого-нибудь убить. Потому что теперь я знаю, что они все настоящие. И я тоже настоящий. Он развернул её к себе. Чёрные глаза, что она помнила. Лицо, что она считала принадлежащим другому. И волосы — белые как морская пена. Против воли, это пересилило страх. Она протянула руку и дотронулась до его головы. — Давно? Сильные колдуны не седеют. Если только не испытают какое-то совсем уж нечеловеческое горе. — Ты знаешь.