CucumberPlane's Adventures in an Extended Existential Crisis

Они решили научить Вэй Ина материться. Если честно, то «ими» был почти полностью Шэнь Цинцю. — Похоже на то, что крутые родители делают с алкоголем, — сказал он между делом, — ну, знаешь, пьют со своими детьми, чтобы потом они знали, как перепивать людей. Шан Цинхуа осуждающе посмотрел на него. — Ты просто не хочешь отказываться от ругательств, да? — невозмутимо сказал он. Его собеседник зашипел, зашипел, черт возьми на него, будто переросший плешивый кот. — Ругательства, — сказал Шэнь Цинцю, растягивая букву "с", — были моей единственной нитью здравомыслия в этом богом забытом мире. И никто, абсолютно никто, не заберёт их у меня! Шан Цинхуа был умным человеком. Он взглянул на своего собеседника, потрёпанного ночами, проведёнными с Вэй Ином, над которым он носился словно курица-наседка, и спокойно подсыпал ему в чай снотворное. Позже той же ночью, когда рядом вырубился Шэнь Цинцю, он переосмыслил то, что происходило ранее. Вэй Ин был удивительно лёгким ребенком в плане ухода. За исключением случайного кошмара и приступа паники никаких серьёзных инцидентов больше не произошло. Тем не менее, было легко понять, что ребёнок был травмирован жизнью на улицах: он был тихим и далёким от весёлого и беспечного главного героя, описанного в «Основателе Тёмного Пути». Но всё было в порядке: в конце концов, он недавно потерял своих родителей. Весь его мир изменился за несколько месяцев. Имело смысл, что и он тоже изменился в ответ. И кроме того, они оба могли видеть, что эти изменения не были близки к завершению. Они решили продолжить путешествовать как бродячие совершенствующиеся, не сумев выбрать место, где можно было бы остаться надолго. Вэй Ин с легкостью влился в их повседневную жизнь: его родители тоже жили таким образом, и он к этому привык. У них больше не было ресурсов крупного ордена, на которые можно было бы опереться в обучении ребёнка. Всё, что у них было, это земля. В соответствии с романом, Вэй Ин быстро показал себя гением. Ему, естественно, было любопытно, какие места они посещали, какое совершенствование практиковали и какие методы использовали. И вот, наряду с уроками о ругательствах, литературе и ругательствах над литературой, Шэнь Цинцю и Шан Цинхуа начали относиться к своим походам как к образовательным, часто позволяя Вэй Ину наблюдать за их ночными охотами и теми несколькими случаями, когда люди в посещённых городах просили их исправить ситуацию. (Это было чисто образовательное занятие, ладно?! Это никоим образом не было вызвано тем фактом, что ни опекуны, ни опекаемый не могли отдалиться друг от друга более чем на несколько минут, боясь, что что-то случится, что-то пойдет не так, как всегда…) Вэй Ин был тихим ребёнком, и он только начинал понимать, как общаться со взрослыми, ухаживающими за ним. Вероятно, то, что эти люди были такими же неловкими в общении с ним и не уверенными в том, что можно было и нельзя спросить у ребёнка, не помогало. Тем не менее, медленно, со временем, они видели, как он становился теплее, прося большего уже без напоминания, озвучивая вопросы, которые мучили его активный ум, а не проглатывая и скрывая их. Медленно они смогли найти в себе возможность отдавать всё больше и больше, приходя в место, которое называли домом, с рынков и заданий с полными руками подарков: свитков, лент и странных игрушек, принесённых с одной лишь мыслью: «Вэй Ину это понравится». На самом деле было прекрасно смотреть за тем, как ребенок медленно расцветал. День ото дня он всё чаще улыбался, и вместе с ними улыбались и Шан Цинхуа с Шэнь Цинцю, решившие быть причиной этих улыбок и защищать их. Колыхание теней привлекло внимание Шан Цинхуа. Он оглянулся и увидел быстро ставшее знакомым зрелище. Вздохнув, он похлопал по небольшому свободному пространству рядом с собой на кровати, улыбнувшись, когда Вэй Ин, одетый в нижнюю одежду для сна, нетерпеливо залез на неё. — Не можешь снова заснуть, А-Ин? — спросил он ребёнка, внимательно разглядывая его руки на предмет дрожи, которая часто сопровождала его после долгих снов с плохими воспоминаниями. К счастью, её не было. Неслышно вздохнув с облегчением, он поднял глаза, встретившись со взглядом серых глаз, и ободряюще улыбнулся, чтобы прогнать нерешительность. Ребёнок покачал головой. — Можно мне... — он нервно облизал губы, — можно мне остаться здесь? С тобой? Что-то в сердце Шан Цинхуа сжалось, да настолько плотно, что он едва смог удержать задушенный стон. Он боролся с желанием закрыть глаза и свернуться калачиком, как Шэнь Цинцю на другой стороне кровати. Серьёзно, этот ребёнок ... этот ореол главного героя ... ...не слишком ли это? Как можно отказать этим широко распахнутым глазам? Если бы Вэй Ин вошёл в Цишань прямо сейчас и с таким же лицом попросил бы Вэнь Жоханя спрыгнуть в Курганы, то предстоящая война, несомненно, закончилась бы ещё до своего начала! — … Да, — с опозданием ответил Шан Цинхуа. Он прочистил горло, пытаясь вернуть голос, звучащий немного высоко, в нормальное состояние. — Конечно можешь, А-Ин, — он немного помолчал, глядя в эти большие серые глаза, прежде чем нашёл в себе силы продолжить. — Ты можешь оставаться с нами когда и сколько захочешь. Мы никогда тебя не отвергнем, — поклялся он. Глаза Вэй Ина еще сильнее распахнулись, заблестев от нахлынувших слёз. Прежде чем Шан Цинхуа смог по-настоящему запаниковать, он снова заговорил тихим дрожащим голосом: — Обещаешь? Сердце Шан Цинхуа задрожало: оно не было предназначено для такого. Тем не менее, он преодолел боль, рефлекторно подняв согнутый мизинец в воздух. Вэй Ин посмотрел на палец, будто ожидал, что он нападёт на него. Шан Цинхуа не смог удержаться от тихого смешка, согнув точно так же палец ребёнка другой рукой. Он соединил оба мизинца, быстро поцеловав их сплетение. — Обещаю, — ответил он шёпотом. Глаза Вэй Ина наполнились слезами, и он быстро взглянул на другую сторону кровати, сжав руки в маленькие кулачки и изо всех сил стараясь замедлить дыхание. Шан Цинхуа проследил за взглядом, где калачиком спал его спутник, и попытался не дать губам изогнуться в лёгкой улыбке. Шэнь Цинцю всегда спал в ужасной позе. В отличие от Шан Цинхуа, который в большинстве своём не спал, а дремал, готовый проснуться при малейшем шуме после целой жизни паранойи и тревоги, Шэнь Цинцю спал как мёртвый, раскидывая конечности по всей кровати. Бóльшую часть времени он спал либо на боку, либо вытянув руки за голову, либо, как сейчас, свернувшись в маленький шарик. "Как кошка, серьёзно", — думал Шан Цинхуа, но не собирался когда-либо говорить об этом с другими. Он всё ещё ценил свою жизнь. "Вообще не удивительно, что он всё время жалуется на спину", — снова подумал Шан Цинхуа, с болью наблюдая за спящим. — Он… — Вэй Ин резко одёрнул себя, покачав головой, будто пытаясь избавиться от случайной мысли. — Мастер Шэнь в порядке? — О, он в порядке, — рассмеялся Шан Цинхуа. — Он просто очень устал, — "и вусмерть накачан снотворным", — мысленно добавил он, но это такому впечатлительному ребенку знать не нужно. Пока что. Вэй Ин нахмурился. — Его веер… Шан Цинхуа вздохнул. Разве это было главной проблемой? Они столкнулись с несколькими особенно дикими мертвецами рядом с деревней, изолированной от главных земель орденов совершенствования густым лесом. Видя бедственное положение жителей, которые слишком долго ждали помощи от соседнего ордена Цзинь, они оба взяли на себя задачу по усмирению трупов. Это был не хороший бой, хотя было ясно, что они победят. Без мечей, вооруженные в основном только талисманами... вести ближний бой явно было не отличной идеей, и это столкновение послужило ясным примером, почему именно. Увидев труп, приближающийся к дереву с Вэй Ином, Шэнь Цинцю встал между ребёнком и мертвецом. Не желая терять преимущество и лишиться свободной руки, вытаскивая талисман из рукава, он решил использовать свой обычный веер, разрисованный знакомым бамбуковым лесом. Естественно, он победил. Веер, однако, был повреждён и ремонту не подлежал, что немало поспособствовало ухудшению настроения Шэнь Цинцю. Серьёзно, неимение мечей — отстой. Особенно для Шэнь Цинцю, потому что было очевидно, как он безумно любил Сю Я. Хотя, всё было в порядке. Шан Цинхуа планировал исправить это. — Да, это грустно, — произнес он. — Этот веер очень долго был с ним. Вэй Ин прикусил губы. — Я… мне жаль, — тихо выдохнул он. — Если бы мертвец не пошёл за мной... Шлёп. Вэй Ин недоверчиво моргнул, увидев мягко ударившую его по голове кисть. — Не глупи, — упрекнул мальчика Шан Цинхуа. — Мы оба с радостью откажемся от таких мелких вещей, чтобы обезопасить тебя. Улыбнувшись смотрящему на него ребёнку c дрожащими губами, он указал на бумаги, разбросанные на его стороне кровати. — Веер можно сделать заново, починить или купить новый. Но тебя, малыш, нет. Слёзы навернулись на глаза Вэй Ина, но он сдержал их, решив лучше посмотреть на указанные бумаги. — Ты... хочешь сделать ему еще один веер? — М-м-м, — хмыкнул согласно Шан Цинхуа, взяв кисть и поднеся её к губам. — Скоро у него день рождения, — заговорщически прошептал он. Это была, по крайней мере, энная годовщина дня его прибытия в этот мир: одновременно празднование дня смерти в одной вселенной и возрождения в другой. — Так что я собираюсь подарить ему самый большой веер, который только смогу. "Большой" было главным словом. Веер, достаточно большой, чтобы его пришлось привязывать к талии или спине наподобие меча, и наполненный самым большим количеством печатей, которые Шан Цинхуа только осмелился бы в него вложить. Идеально подходит как для дальнего, так и для ближнего боя. Что-то среднее между веером и оружием, украшенное любимой сценой Шэнь Цинцю, над воссозданием которой и бился Шан Цинхуа. Ремесленники в соседнем городе считались лучшими в этих землях. Если он сможет сообщить о своём прибытии вперёд, вместе со списком вещей, которые ему нужны для веера, и, возможно, даже черновиком дизайна, мастера смогут сделать его довольно быстро... Руки, потянувшие его за рукава, вырвали его из мыслей. Он положил кисть, которой постукивал по губам, и посмотрел вниз, на Вэй Ина, смотрящего на него с решимостью во взгляде. — Можно мне… — он посмотрел на разбросанные материалы и клочки бумаги, лежащие тут и там. — Я хочу помочь! Хватка на рукаве стала крепче. Шан Цинхуа в ошеломленном молчании смотрел, как ребёнок перед ним взорвался потоком слов, оживленнее, чем когда-либо. — Мама говорила, что я хорошо рисую! И... и... и папа тоже! Хотя я не очень хорошо помню, — он перевёл взгляд на руки, будто бы от стыда, и пальцы, прежде цепляющиеся за рукава Шан Цинхуа, переплелись друг с другом в нервозности. — Если ты скажешь мне, как он выглядел, я определенно смогу… Его сбивчивую речь отрезали руки, осторожно поднявшие его за талию. Они посадили его на колени Шан Цинхуа, лицом к бумагам, что позволило ему мельком увидеть записи и зарисовки. Ребёнок почувствовал давление на затылке, когда человек позади нежно поцеловал его в волосы. — Я думаю, — медленно произнес Шан Цинхуа, тщательно обдумывая слова, — ничто не сделает его счастливее, чем то, что ты приложишь свои руки к этому подарку. Он разжал один из кулачков Вей Ина и вложил в неё кисть, тут же подтянув ребёнка поближе к себе и прижавшись грудью к его спине. — Я предлагаю тебе начать рисовать то, что можешь вспомнить, — сказал Шан Цинхуа, — а я дам знать, хорошо ли выглядит. Вэй Ин кивнул так быстро, что Шан Цинхуа забоялся, как бы он не повредил шею. — Да! Ночь на улице была холодной, да ещё и с сильным ветром. Они работали при свете одной только свечки, боясь разбудить Шэнь Цинцю, даже несмотря на то, что его сон выглядел довольно крепким. И всё же, несмотря на скорую зиму, переплетённые вместе, более крупные руки направляли меньшие в мазках кисти, и тепло меж ними напоминало о грядущем лете. (Луна была уже высоко в небе, когда Шан Цинхуа задул свечу и положил Вэй Ина на середину кровати — между собой и своим спутником. Он повернулся обратно к столу, работая под лунным светом, чтобы убедиться, что бутылка чернил была плотно закрыта, а бумаги — должным образом прижаты. И тут он почувствовал, как его тянут за рукав. Он обернулся и увидел, что Вэй Ин смотрит на него затуманенными сном глазами, улыбаясь теплее, чем когда-либо ранее. Полусонный ребёнок пробормотал: — Спасибо, папа, — а затем повернулся к лицу Шэнь Цинцю и быстро заснул. Шан Цинхуа сидел там, замерший и оцепенелый, смотря за тем, как его спутник и ребёнок инстинктивно приближаются друг к другу. Одна из рук Вэй Ина вцепилась в одежду Шэнь Цинцю, когда тот обнял ребенка за талию и подтянул его к себе. Он сидел там в течение нескольких часов, и его парализованное тело совершенно не соответствовало яростному стуку сердца. — В любое время, малыш. Приглушенный шёпот разлетелся по тихой комнате. Никто не услышал его, кроме Цинхуа и луны, и всё же... всё было хорошо. В конце концов, им предстояло долгое путешествие. У них ещё было время, чтобы поговорить и услышать то, что лежит в их сердцах.