CucumberPlane's Adventures in an Extended Existential Crisis

Несколько дней спустя, в эту странную, меланхоличную годовщину прибытия Шэнь Цинцю в новый мир, они вручили ему два подарка. Первым, как и было обещано, действительно был массивный веер — примерно с половину его роста — из дерева и металла. Художники в городе были и вправду так же хороши, как о них говорили, как и Вэй Ин, который предоставил им первый проект дизайна: сцену с раскинувшимися на бумаге горами, знакомым бамбуком и поднимающимися в небеса туманными вершинами. На каждой спице была вырезана запутанная печать: для счастья, для силы, для отвода демонических сил и т.д. и т.п. Шэнь Цинцю: — … у нас достаточно денег, чтобы делать подобное? Возмущённый Шан Цинхуа: — Говори за себя! Я копил на него месяцами! Оба поняли, что именно он только что произнёс, и отвернулись друг от друга с расцветаемым на щеках румянцем. Шэнь Цинцю тихо откашлялся и начал: — Спасибо, Цинхуа. Это…. Жалея о короткой перепалке с обычно красноречивым спутником, Шан Цинхуа улыбнулся: — Знаешь, руку к подарку приложил не только я. А-Ин тоже очень помогал! Шэнь Цинцю с лёгкой улыбкой повернулся к ребёнку. Заметив обращённый на него тёплый взгляд старшего, Вэй Ин не мог не почувствовать точно такой же румянец: мягкие глаза одетого в зелёное человека заставляли его чувствовать муки смущения и счастья. Шэнь Цинцю же в свою очередь внимательно осматривал ребенка перед собой, ощущая волны удовлетворённости в сердце. Несмотря на все опасения, они, казалось, хорошо справлялись с его воспитанием: ранее худые кости обросли здоровым жирком и кожей, жидкие и слабые волосы стали густыми и неуправляемыми (с каждым днем причёсывать их становилось всё больнее и больнее) и печальный, полный слёз взгляд сменялся улыбками, которые становились все более и более привычными… Сердце болезненно кольнуло, пока сам он изо всех сил пытался не улыбаться как сумасшедший от распирающей его любви. — А-Ин, ты… Вэй Ин глубоко вздохнул. Второй подарок: более маленький веер, который он мог просто держать в руках, и расписанный той же сценой. Хорошо, возможно, официально было только два подарка. Неофициальный же третий подарок заключался в следующем: — С днём ​​рождения, отец! Карие глаза расширились от шока. Важно отметить, что Шэнь Цинцю всегда был очень слаб к улыбкам главных героев. За все эти годы вдали от Бинхэ он почти забыл об этом, забыл, насколько мощными они могут быть. Шан Цинхуа, который довольно наблюдал за этой сценой, испуганно вскрикнул, когда его компаньон покачнулся, и вытянул руку, чтобы поддержать его. — Цинцю?! — Отец??!!!! Как только Шэнь Цинцю очнулся от своего внезапного «сна», первым делом ему пришлось утешать его ребенка, настаивающего со слезами на глазах на том, что он перестанет называть его отцом, если ему это так сильно противило, что аж заставило потерять сознание. (Нет!! Слезы главного героя были даже хуже, чем его улыбки!!!) Убедившись в том, что он принял своё новое звание («Нет, А-Ин, когда ты называешь меня так, это делает меня очень счастливым, правда, никогда не называй меня как-нибудь иначе, хорошо? Всегда называй меня отцом, ладно?), младший из троицы быстро начал расти в проявлении чувств. Уверенный в своём незаменимом месте рядом с ним, он взбирался все выше и выше по деревьям, уверенный в том, что его поймают, если он случайно оступится; забегал вперёд в путешествиях, чтобы разведать территорию, зная, что его родители будут идти прямо за ним. Не отставать от его энтузиазма и энергии было очень сложно. Но даже несмотря на то, что они начали учить его основным приёмам с мечом и самозащите из-за растущей озабоченности по поводу того, как далеко он забегал, Шан Цинхуа и Шэнь Цинцю не могли не улыбаться друг другу. Поистине, именно так должен вести себя ребенок: жить без забот, с уверенностью в том, что мир принадлежит ему. Судя по растущему доверию и комфорту ребёнка рядом с ними... возможно, было даже удивительно, что он не задал этот вопрос раньше. — Отец, папа, вы ведь муж и жена, да? Лишь много лет отращивания самой толстой шкуры в стремлении защититься от наитупейшего сюжета «Пути Гордого Бессмертного Демона» не позволили Шэнь Цинцю выплюнуть чай: он лишь слегка закашлялся, проглатывая его одним большим глотком. Шан Цинхуа не так повезло: его рука дёрнулась от чистого шока, испачкав бухгалтерскую книгу, в которой он писал. В комнате воцарилась тишина. Оба старших совершенствующих разделили тяжёлый, неловкий взгляд. Я, блять, знал, что мы не были готовы к такому дерьму! Через некоторое время Шан Цинхуа деликатно прочистил горло. — А-Ин, — начал он серьёзно, — во-первых, если двое мужчин поженятся, они будут просто мужем и мужем. Вообще, в действительно хорошем браке роли мужа и жены не так уж и различны, — снова начал он болтать чепуху, о боже, — поэтому не нужно, чтобы один человек в отношениях выполнял какую-нибудь жёсткую социальную роль... Вэй Ин уже знал, как справляться с такой нервной болтовнёй. — Хорошо, — равнодушно сказал он, — так вы муж и муж? Сверчки. — А-Ин, — беспомощно произнёс Шэнь Цинцю, стараясь изо всех сил сменить тему разговора, к которой они были совершенно не готовы.— Как ты думаешь, как должны выглядеть супруги? Вэй Ин несколько минут обдумывал этот вопрос, опираясь на воспоминания о своих родителях. — Ну, — начал он, — они должны хорошо ладить и быть очень добрыми друг с другом — когда один хочет что-то сделать, другой должен всегда помогать и подбадривать его! Даже когда они ссорятся, они всегда должны пытаться помириться друг с другом! Они должны много смеяться и всегда быть вместе! Шан Цинхуа и Шэнь Цинцю обменялись безнадежно умилительными улыбками. Ааа, этот ребенок был таким милым! Таким умным! Таким прелестным! Сорт — белый лотос !!! — И они должны много обниматься и целоваться! Чашка скрипнула под рукой Шэнь Цинцю. Кисть Шан Цинхуа покрылась трещинками. Не заметив этого, Вэй Ин продолжил: — Так мама всегда говорила папе! ...это многое объясняло. Неудивительно, что этот главный герой вырос таким бесстыдным и наглым! — Х-хорошо, — начал Шан Цинхуа, поспешно откладывая в сторону кисть, прежде чем она бы полностью сломалась, — мы же не делаем всего этого, верно? Вэй Ин нахмурился. — Делаете! Папа, ты даже так много работал над подарком для отца, чтобы он не расстраивался из-за своего веера! Шан Цинхуа прикусил язык. Чёрт бы побрал его за то, что он старался быть милым! Он повернулся к своему спутнику, умоляя взять ситуацию в свои руки, прежде чем ему удалось бы сделать её ещё более катастрофической. Шэнь Цинцю вздохнул, закатывая глаза. Он поставил чашку на стол и сосредоточился на Вэй Ине, как делал во время обучения его особенно сложному персонажу или стихотворению. В ответ Вэй Ин несколько бессознательно выпрямил спину. — В этом мире, — начал он, — существуют разные виды любви. Любовь к дорогому другу, любовь к дорогому супругу, — тут он улыбнулся, — любовь к дорогому ребенку, — он протянул руку, нежно щелкнув Вэй Ина по носу. — Понимаешь? Ребенок хихикнул, скрестив глаза, чтобы нормально видеть палец. — Вроде как, — ответил он, — не совсем, — тут же признался ребенок. Шэнь Цинцю снова улыбнулся. — Все в порядке, — сказал он, — чтобы понять такие вещи, нужно время, — глубоко вздохнув, он продолжил. — Твои родители любили друг друга как муж и жена. Но мы с твоим папой просто любим друг друга, как очень близкие друзья, — он сделал паузу. — Это влияет на то, как ты думаешь о нас? Вэй Ин покачал головой. — Нет! Папа все еще папа, а отец всё ещё отец! Как Шан Цинхуа должен был себя контролировать? Он схватил ребенка за талию и притянул к себе, крепко обнимая. — Хороший ребенок, — пробормотал он ему в шею, — ты такой хороший, хороший ребенок, А-Ин. Никогда не уклоняясь от проявлений симпатии, Вэй Ин повернулся в объятиях и обвил руками шею своего папы, уткнувшись носом в щеку старшего. — Папа тоже хороший, хороший папа! Размахивая веером, чтобы скрыть улыбку, настолько широкую, что болело лицо, Шэнь Цинцю смотрел на то, как они оба растворяются в объятиях друг друга, и думал, что жизнь удалась. Позже той ночью они вновь решили позволить Вэй Ину спать в своей постели. Это действительно становилось привычкой, как и их тенденция просто время от времени держать Вэй Ина. Они, вероятно, должны прекратить делать это для развития ребенка или ещё чего, но. Но. Вэй Ин милый! — Папа, отец, — сонно сказал лежащий между ними сонный ребенок, — у вас был кто-нибудь, кого бы вы любили, как мама и папа? Находившиеся по бокам от ребенка Шан Цинхуа и Шэнь Цинцю застыли. Шэнь Цинцю отвернулся, слегка смазывая спицы своего оружия, чтобы оно открывалось легко и плавно, а Шан Цинхуа лежал на кровати, слегка касаясь волос Вэй Ина. Они уже задули свечи, но даже в скудном свете полумесяца могли увидеть моменты другого времени. Шан Цинхуа закрыл глаза, зная, что видит другой мужчина: знакомый дом, запах еды, новый, но всё ещё уютный. Человек с большими глазами и мужественными несравненными чертами, красная метка на лбу, сияющая, как маяк. Он не мог завидовать Шэнь Цинцю. В конце концов… ...большое тело, слегка синеватая кожа, грубо и мягко обращающиеся с ним руки... — Об этом мы поговорим позже, А-Ин, — тихо сказал Шэнь Цинцю. Он обернулся, улыбаясь сонному ребенку. — А пока отдыхай, — он приблизился к нему и мягко поцеловал ребенка в лоб, — нам надо рано просыпаться. Вэй Ин зевнул. — Спокойной ночи, — пробормотал он. — Люблю вас… Шан Цинхуа хихикнул, все еще медленно расчесывая неуправляемые чёрные волосы. — Мы тоже любим тебя, малыш. Он ещё долго бодрствовал после того, как Вэй Ин уснул, наблюдая, как его напряжённый друг обмахивается веером, полностью отдавшись мыслям о потерянном. Внезапно он сказал: — Мы должны найти Вэй Ину друга. Шэнь Цинцю сделал паузу в своих движениях, обернулся и приподнял бровь. — Оу? Шан Цинхуа рассеянно кивнул, и разум его зажужжал от всех тех возможностей, которые они могли бы реализовать. — Да, то есть... он же должен общаться с людьми своего возраста, верно? Шэнь Цинцю опустил свой веер. — О ком ты думаешь? Медленная нехорошая улыбочка расползлась по лицу Шан Цинхуа. — Тебе понравится, — сказал он своему другу. В тот день он почти не надеялся на сон: не со всеми потревоженными призраками прошлого. Тем не менее, они потратили слишком много времени, прежде чем увидели то, что было прямо перед ними, слишком увлеченные собственными мечтами и мыслями и не обращающие внимания на реальность. И теперь, когда их ребенок спал в постели, невинный, доверчивый, не подозревающий о подстерегающей его судьбе, они не могли позволить себе повторить эти ошибки.