10 сентября.
«Осталось пять дней», — повторяла Гермиона про себя, пытаясь успокоиться в тот момент, когда Рональд вновь принялся кричать о том, что она не сумела сварить его любимый кофе. «Скоро ты будешь мёртв», — думала девушка, с испугом смотря на мужа, который резко собирался на работу. Он вновь был не в настроении, испортив его вдобавок и Гермионе, даже не заметив, что спала она сегодня на диване в гостиной. Больше не сталкиваясь за это утро с супругом, девушка неспешно успела собраться на работу. Её грела только мысль о возвращении Помощника. Гермиона не могла поверить, что такой человек, коим являлся он, мог успевать делать свою работу и попутно помогать ей. Да и с чем? С убийством. Он, поставив под угрозу свою личность, решил протянуть ей руку и вытащить из этого болота, именуемого «Семейная жизнь с Уизли». И Гермиона желала убить собственного мужа. Теперь эта мысль не страшила её, как это было раньше. Напротив, девушка желала этого больше всего на свете. Она мечтала увидеть его стеклянные глаза, в которых больше не будет той злости и жестокости. Он вдруг станет неопасным для неё. Под большим крылом защиты Помощника Гермиона верила, что у них всё получится. Главное, чтобы не сорвался этот чёртов план. Выглянув из ванной комнаты и увидев, что Рональда не было в их спальне, девушка прошла к шкафу без опаски. А затем — увидела на подоконнике продрогшую сову Помощника. «Сколько она здесь сидит? Рон видел её? А если видел, наверняка мог прочесть!», — в её голове одна мысль была опаснее другой. Но девушка быстро метнулась к окну, открыла его и впустила птицу в спальню. — Ты очень неосторожен, — прошептала она, снимая с лапки совы маленький клочок пергамента. Птица, лишившись своей ноши, тут же вылетела в окно, оставив девушку наедине с посланием.«Сегодня. В час дня. Дырявый котёл. Избей себя».
Гермиона замерла. Он вообще в своём уме? Помощник предложил ей навредить себе и прийти к нему на свидание? Что, Мерлин дери, в его голове? Девушка, погружённая в свои мысли, опустилась на кровать и задумалась. А не холил ли Помощник заветное желание увидеть её избитой? Нет, он не способен на такое. «Не обманывай себя, Гермиона. Ты знаешь его слишком хорошо. И если он просит об этом, значит, на это есть своя причина», — поправило её сознание, становясь на сторону Помощника. Но как она должна была это сделать? Как она могла избить сама себя? Гермиона ещё раз посмотрела на записку и увидела, что буквы Помощника были написаны какими-то дёргаными. Словно ему было самому противно писать это всё. Но, если он просил об этом, значит, игра продолжалась. И она должна ему подчиниться.***
Кормак сидел у себя в кабинете в Мунго, погружённый в свои мысли. Гермиона Грейнджер, которую он повстречал вчера в Министерстве, выглядела просто ужасно. Из красивой девушки с боевым характером она превратилась в загнанного зверька, который боялся любого шороха или звука. Но синяки на запястьях Гермионы, оставленные её собственным мужем, ему не померещились. Более того, Кормак пожелал на мгновение подойти к Рону и как можно сильнее приложиться кулаком к его наглой роже. Но Маклагген понимал, что вмешиваться в жизнь Гермионы очень опасно. Рональд бы заподозрил девушку в измене и просто-напросто убил бы её. Тем не менее, мужчина не мог оставить её в беде. Сколько времени она уже терпела побои от мужа? День? Несколько месяцев? А может все эти пять лет? Кормак не знал. Его только недавно перевели в Мунго, работать с умалишёнными пациентами. Больше всего Маклаггена пугало то, что Гермиона стала похожа на его пациентов всего лишь за какие-то три дня. За три жалких дня Рону удалось практически уничтожить некогда боевую подругу Гарри Поттера и победительницу Магической войны. «А если это было постепенно? Если у Гермионы уже развился стокгольмский синдром?», — взволновано подумал мужчина, быстро бросая взгляд на капли дождя, которые медленно скатывались по стеклу. «Нет, тогда бы она стала защищать его. Это не тот диагноз». Вздохнув и прикрыв глаза, Кормак попытался успокоиться. Но мысль о том, что девушке, которую он безмерно любил в Хогвартсе, грозила опасность. Мужчине было сложно осознать, что Гермиона обручилась с настоящим монстром. А ведь даже не было и ни намёка на жестокость со стороны Рональда. Его мысли перебил стук в окно. Мужчина тут же подскочил на ноги и посмотрел на улицу. На его подоконнике сидела чёрная сова с одним единственным белым пятном на спинке. В лапах птица держала письмо. «Интересно, от кого это может быть?», — подумал Маклагген. В его голове всплыл образ безумной старушки, которая хотела поскорее забрать обратно домой своего сынишку. А он оказался двухметровым детиной, умудрившимся убить нескольких магглов! Обменяв у совы письмо на крекер, мужчина увидел на конверте надпись «К. Маклаггену от Г. У.». И в этот момент у Кормака что-то оборвалось внутри. Он явственно ощущал опасность, которая исходила от этого письма. И волнение, которое бешеным цунами ворвалось в его тело, касалось того самого загнанного зверька по имени Гермиона Грейнджер. Присев в своё кресло и опершись локтями на стол, мужчина вскрыл письмо.«Здравствуй, Кормак. Жду тебя сегодня в Дырявом котле в час дня. Мне очень нужна твоя помощь. Спаси меня. Гермиона Уизли.»
Маклагген летел в этот чёртов кабак около Косого Переулка так, словно за ним гналась сама Смерть. «Что-то случилось», — мелькало в его голове и он понимал, что был прав. Гермиона никогда бы не попросила у него помощи, ещё и в такой форме. Это значило одно — что-то случилось и это что-то непоправимое. Кормак чувствовал, как его сердце билось где-то в районе глотки, а от страха, что Гермионе навредили, мутило. Ему хотелось остановиться, перевести дух, но вдруг она уйдёт? Вдруг поймёт, что осталась одна в этом большом мире и никто не может ей помочь, кроме него самого? Это открывало в мужчине второе дыхание. За несколько минут преодолев длинный путь к Дырявому котлу, Кормак на мгновение остановился. Он так боялся увидеть её… «Нет», — настойчиво остановил его разум, в котором уже мелькали страшные картинки. Он словно чувствовал её боль и потерянность. Гермиона вдруг стала для него настолько маленькой и хрупкой, что чувства, которые вроде как потухли после школы, ворвались в его душу с таким рвением, что, казалось, стало трудно дышать. Вдохнув поглубже и выдохнув, он открыл скрипучую дверь и вошёл внутрь кабака. Глаза тут же нашли её — в самом дальнем углу. Она сидела, опустив плечи и сгорбившись, опустив голову. Он узнал её по силуэту, так как Гермиона была одета в тёмную мантию и капюшоне. Её кудрявые волосы, отливавшие медью при свечах, дали Кормаку возможность удостовериться, что это была она. Медленно, на ватных ногах он прошёл вперёд, приближаясь, казалось, к чему-то страшному. Она пряталась в эту мантию, как в защитный панцирь, и сейчас ему особенно остро захотелось обнять её. Остановившись лишь в шаге от неё, он рухнул на колени и протянул к ней ладонь. — Гермиона, — прошептал он, пытаясь увидеть лицо любимой девушки из-под капюшона. — Не здесь, — прошептала она в ответ осевшим голосом. Казалось, что она много кричала, из-за чего мужчину передёрнуло. Чувство беспокойства сменилось злостью. Он явственно ощутил злость по отношению к Рону Уизли. Ведь, когда Гермиона подняла на него глаза, он увидел рассечённую бровь, из которой продолжала течь кровь по её нежной коже; разбитую и покрывшуюся коркой рану на губе и ссадины на скуле. И глаза. В них больше не было огня. Лишь боль и слёзы, медленно стекавшие по расцарапанной щеке. В этот момент Кормак осознал, что сделает для Гермионы всё, о чём она только попросит. Даже, если эта просьба будет касаться Уизли. Он сотрёт в порошок его ради того, чтобы забыть её избитое лицо.