Us

I really want you to find That I am far from a lady That I'm an animal inside

      Полураспад Ру Беннет начинается с благой идеи о том, что подгадить Нейту – значит, вернуть кармический долг, заставить его, мудака – нет, с большой, блять, буквы – Мудака расплатиться, выложить бабки на стол, достать папину золотую карточку с вытесненной на ней фамилией «Джейкобс» и высосать до последнего цента. Быть может, буквально, думает Ру, кончиками пальцев утирая раскрасневшиеся ноздри, если выйдет – взять кэшем. А там и прижучить, гремит в голове, и, боги, небеса, или что есть выше, у нее зудит в носу, но не пробивает на чих. Загребая расклеившимися носками кед щебенку на аккуратно выложенной подъездной дорожке, Ру падает в мыслях, дно, казалось бы, найдено, дальше – хуже, сразу лимб или адские ледяные озера, но вместо этого – кнопка звонка и съехавший коврик «Добро пожаловать».       Она пишет с порога «пошелтынахуй» и стирает, не обнаруживая подвоха. Не лучшее время для Нейта Джейкобса, так долго пялившегося в отражение, что и лицо перестало быть своим. Запавшие в память фразы Мэдди о том, что им-пожалуй-так-не-стоит, разливается приступом агрессии, разбившейся о стену ударом кулака, и смехом в отражение, он не ждет гостей, ему никто не нужен, он и себя-то не помнит, сжимая дрожащие веки до боли в глазах, вдавливая глазные яблоки пальцами.       Выжатый как лимон, забитые мышцы отзываются болью, Нейта ведёт ещё в коридорах, и через витражное стекло поплывшим силуэтом он угадывает девчонку подружки-трансушки, маленькой радужной твари, зависшей над его шеей как топор на гильотине. Он не говорит – прожигает ядом каждого слова, выплюнутого под ноги, и Ру, поплывшей по краям восприятия зрительной картинки во все стороны, на секунду мерещится, что грязно-белые носки кед разъело от кислоты.       − Я, блять, словила глюк, Нейт Джейкобс, − она скабрезно ржёт ему в лицо, сгибается пополам, прижимая ладони к торчащему между краем футболки (детская что ли?) и джинсов пупку, твою мать, свистит, спуская воздух из лёгких как из двух воздушных шариков.       − Я тебя поздравляю, − Нейт, клавший болт на болт при виде такого жалкого, вмазанного, ничтожного и незначительного, как Ру Беннет в петле, не считает нужным тратиться на слова, взглядом он держит её на месте и не пускает дальше, с высоты его роста она не больше жука на пожухлой осенней траве. − Ещё что-нибудь?       − Ты такой еблан.       На слове «еблан» её уносит дальше некуда, гласная «а» растягивается до комичной музыкальности, звонкий хлопок по напрягшемуся смуглому животу как удар в там-там, ехидная рожа Ру Беннет вынуждает его принять решение без промедления. Дать ей карт-бланш на проведение самосуда и представление в закрытую дверь одновременно, предоставив точившим на семейку Джейкобсов зубы шанс развлечься посреди ночи, или вытряхнуть из неё дерьмо, притопить как нашкодившего кота мордой в холодную воду, пока не придёт в себя.       Нейт, сам того не осознавая, доведя привычку до рефлекса, степенно спрашивает мысленно, что бы сделал отец, и уверенно обводит в кружок вариант Б. Значит, позволить Ру Беннет, превратившей мозг в скисший кисель коктейлями из опиатов и синтетики, устроить шабаш в пустом доме. Он тащит её за край толстовки, получает по руке, Ру царапает обломанными ногтями по налитому свинцом предплечью, потому что нельзя, папино, замызганное, изношенное и ставшее второй кожей, отъебись, психопат.       − Скажи мне одно, какого хуя ты о себе возомнила, что припёрлась сюда в такое время? − он тычет ей в лицо наручными часами, или Ру кажется, а часы на самом деле на книжной полке в трех метрах, под веками мигают неоновые цифры, два-десять, время не для пугливых котят. Сползая по стенке, дёргаясь в хватке, как рыба, выброшенная на золотой песок − в этом доме все, блять, золото, − Ру отмалчивается. Язык тяжёлый и ватный, присохший к небу, в глотке скребется жажда.       − Не против, если я попью? − её непринуждённость и податливость расслабленного приходом тела бьёт концом оголенного провода, сам Нейт так не может, он заряжен и взвинчен, столько ярости, сила, льющаяся через край, пружинящая в мышцах. Нейт Джейкобс мог бы раздавить ей череп руками, если бы захотел, а стало бы легче? По швам расходятся хирургические нитки зашитой раны − так Ру расцарапывает-открывает дыру в груди размером с грейпфрут, пришла за Нейтом, чтобы помог, ведь ему не привыкать питаться чей-то болью, диета «Заебатая» по индивидуальному рецепту: протеин, таблеточки и Ру Беннет на ужин после силовой тренировки, через месяц детки прибегут плакаться на похороны ради бесплатной кормежки.       − Я знаю, что тебе хуево, а ещё ты такой сладкий, что я бы вмазала тебе по роже, − он настолько не готов это услышать, что, ошарашенный, получивший по башке новой бредней, даёт девчонке отлепиться от стены, звук удара её затылка похож на стук орешка в скорлупке, во рту у Ру солено от крови прикушенного языка. − Я знаю. Я же припёрлась не просто потрындеть или блевануть на твой охуительный ковёр.       Ну, конечно, это не рационально, Нейт хуже «Большого Лебовски», удушится за половичок в прихожей, под ударной дозой сразу после кое-как набранных дней воздержания маленькие вещи выходят на уровень пиздец какой глобальной важности. Ру захотела поднагадить Нейту, но ведь не существует способа лучше, чем пустить богу крови, сдуть золотое напыление с поцелованного ангелочками в лобик мистера Совершенство, то есть, сбросить его с небес на самое дно туда, где Ру Беннет устроилась с помпезностью и шиком на горе из колёс ксанакса и фена.       − Так вот, − когда она гримасничает, то это почти смешно, как заглянуть на херовый стенд-ап Эми Шумер с закадровым смехом. − Хочешь вмазать? За мой счет, я угощаю.       Нейт вначале усмехается, не веря своим ушам, мол, да ты ебнулась, если не понимаешь, о чем я, но, по серьёзной натуге на её лице, возникшей в момент напряжённой паузы, смекает сразу, что предложение не про тонкую подъебку, а про настоящее приглашение к пиру на кислоте.       Нейт снова на рефлексах. Выступающий кадык дергается, когда он заглатывает слюну, Ру считает, эти углы, из которых Джейкобс собран, отлит в металле, высечен рельефом мышц, ямкой на подбородке, разворотом плеч и профилем – все это такое уродливое, и с чего вдруг девчонки выжимают трусы при виде школьной мечты под два метра ростом?       − Заходи, − он собирает пальцы в кулак, запоминая тепло ее горла, не задержавшегося в хватке. Ру не возится долго, шарит по карманам, оправдывает заминку любопытством, рассматривая серо-белую спальню, и наконец подбрасывает на ладони смятый полиэтиленовый зиплок с немного размельчившейся в матовую пыль горошиной таблетки.       Все начинается с благих намерений, Ру хотела назвать себя карающей рукой, раздающей по заслугам, но вместо этого она бескорыстно и с почти искренним желанием помочь предлагает Нейту Джейкобсу путешествие в один конец. Он не особо в теме, хотя и его опыта достаточно, чтобы заранее приготовить кредитку и предложить Беннет мамино зеркало из родительской ванной.       У него потеют ладони, когда Нейт снова случайно ловит свое отражение: горящие как у загнанной собаки глаза, угрюмо поджатая прямая рта и стиснутые зубы – вечно готов к броску.       Первым делом как раз лицо и немеет. Такое бывало, когда Нейт перепивал, мешая пиво, водку, другую дрянь, заливался по самые глаза с одной целью: утром не вспомнить событий ночи. Губы переставали слушаться, страдала дикция, холодели щеки и тяжелели веки, вмазанная усмешка с кривым заломом ямочек – очередное согласие. Он держит Ру Беннет в своих руках, ее ладони обжигающе-холодные, скользят по пояснице, лицом к лицу, его потряхивает, последняя надежда – забыть все завтра.       У Беннет наждачные губы в бахроме сухой кожи, за резинкой трусов, похожих на мальчишеские, она горячая и влажная, и, твою мать, сорванный стон – что-то вроде пробуждения, Нейт отклоняется назад и смотрит, оставляя блестящий след из смазки по бедру. Что. Они. Делают.       Это не Мэдди Перес, насаживавшаяся на пальцы с томлением и сладкими сбитыми выдохами, с напряжением мягкого живота и очаровательно дрожащими ресницами, отбрасывающими тени на бархатные как персики щеки. Ру такая же угловатая, как и он сам, жесткая, криво склепанная и прячущаяся под безразмерным нечто, чтобы скрыть руки-спички, по-мальчишески узкие бедра и крошечную острую грудь, ее тело лишено плавности, а потому и привлекательности.       − Беннет, − он давит еще сильнее, когда Ру пускает в ход зубы, кусает по-звериному его нижнюю губу, оттягивает и ждет крови.       − Заткнись, пожалуйста.       − Ты же не девственница? – ему по трезвяку в голову не пришло бы спросить об этом, но тут откуда-то, блять, просто удивительная обходительность, потому что у него стоит колом, болезненно, а Ру хлюпает как в графическом порно.       − Просто, блять, заткнись.       «Я тебя ненавижу», − повторяет Ру, отрицая эту ноющую наполненность, скребя пальцами по бледной коже спины там, где Нейт, загоравший только на футбольном поле посреди палящего солнца, усердно потел в тренировочной футболке.       Полураспад Нейта начинается в/с Ру Беннет.