Месть

Хлоя

Сейчас Я просыпаюсь раньше Райта. Он спит, уткнувшись носом в подушку и мило сопит. Я потягиваюсь и встаю с постели, поцеловав его в щеку. Райт щебечет какую-то тарабарщину, и я тихо посмеиваюсь. Во сне он такой...спокойный. Беззаботный. Каждая морщинка разгладилась на мирном лице. Я ещё недолго разглядываю его и все-таки заставляю себя собираться. Сегодня я не поеду в колледж. Я собираюсь пойти домой, и, наконец, лицом к лицу встретиться со всеми своими проблемами. Я вызываю такси, в спешке собираясь. Боюсь, что Райт проснётся. Тогда мой отъезд точно затянется, или вообще не свершится. Затягиваю волосы в небрежный пучок, умываюсь, натягиваю голубые джинсы и накидываю серый свитшот. На пороге я прислушиваюсь к звукам, надеясь не услышать скрип кровати на втором этаже, а затем вызываю такси и юркаю на улицу. Меня слегка потряхивает, но я умоляю нервы успокоиться. Через час я стою около ворот своего дома. Моя рука трясётся, словно у меня Паркинсон. Я тяжело проглатываю волнение и тяну металлическую дверь на себя. Вот и все. Я крадучись подбираюсь к парадной двери, оглядываясь по сторонам. Серебристый Порше Макан мамы припаркован у гаража, а чёрного Шевроле папы я нигде не вижу. Я захожу в дом, но в нем кромешная тишина. Ни звука. Сначала я зову нашу экономку Сару и прохожу в кухню. На столе стоит тарелка со стопкой банановых панкейков нашей кухарки Пен. Я беру один и закидываю его в рот по дороге в свою комнату. В своей комнате я подхожу к окну, и, наконец, замечаю маму, которая неудобно сидит на шезлонге возле открытого бассейна. Рядом с ней стоит Сара, записывая что-то в свой блокнот. Я оглядываю свою комнату, задёрнув штору: здесь абсолютно ничего не менялось с момента моего переезда - меняется только постельное белье на моей кровати, покрытое пылью. В шкафу остались некоторые мои вещи, ещё осталось несколько книг на полках... Телефон пищит в моем кармане и я смотрю на экран. Райт. Я выключаю звук и вновь убираю телефон в карман. Не сейчас. Выхожу из комнаты, оглядывая коридор и иду к лестнице, ведущей на третий этаж, где находится кабинет отца, домашний кинотеатр и наша домашняя библиотека. Дверь в рабочую отца приоткрыта и я заглядываю внутрь. Строгие деревянные стены, покрытые лаком, жуть как меня раздражали всю мою сознательную жизнь. Эта чопорность заставляла меня избегать эту комнату - в ней мне всегда было неуютно и не комфортно, поэтому я почти не заходила сюда в детстве. Став постарше я осмелела и иногда сюда заглядывала, но только затем, чтобы позвать отца, или просто поговорить с ним. Я захожу внутрь, оставляя дверь открытой на случай, если кто-то зайдёт и надумает пойти сюда. Я разглядываю чёрный кожаный диван, компьютерный стол с большим эпловским экраном на нем, фоторамки и благородности, развешанные на стене. Я подхожу к столу и беру рамку, стоящую возле экрана. На ней я и мама, стоим в обнимку возле нашего первого дома на Тейп-стрит. Мне здесь не больше десяти. Мои волосы на фото на тон светлее, чем сейчас. Я усмехаюсь, глядя на себя - в моем рту не хватает как минимум ещё пары зубов... Я тяжело вздыхаю. Мы никогда не были идеальной семьей...хотя, нет, возможно, все-таки были. До того, как папа и мама получили все. После они стали постоянно где-то пропадать, наседая на меня. Заставляя меня посещать дополнительные занятия по английскому, французскому, физике и математике, будто мечтали изнурить меня под конец дня, чтобы я не стала их допекать после того, как они приходят поздно ночью. Единственным моим провожатым всегда была Сара, которая допекала меня не хуже, чем родители, своей бдительной слежкой. По приказу родителей она докладывала о каждом моем шаге: во сколько я проснулась, поела, поехала в школу, какие задания мне задали, на какие занятия я ходила после, сколько часов провела у Вик и во сколько вернулась домой... Я ставлю фотографию в рамке на место, а потом мой взгляд натыкается на монитор экрана. Компьютер включён, на главном экране высвечивается рамка запроса пароля. Я ввожу имена отца, мамы, даты их рождения, но все три попытки неудачны - поэтому компьютер блокируется на 30 секунд. Я терпеливо жду, пальцем постукивая по правой клавише на компьютерной мыши. Потом я ввожу дату моего рождения и снова промахиваюсь. Мой взгляд падает на документы на столе и я замечаю контракт, заключённый с африканской авиакомпанией. Я смотрю на дату, указанную в документе и ввожу ее в графу. Получилось. Я почти ликую вслух. На экране сияет значок загрузки, уведомляющий о выходе компьютера из спящего режима. На панели снизу есть несколько свернутых папок и документов. Я кликаю на первую попавшуюся и натыкаюсь на...черт возьми. На изображении я и Райт, выходящие из того злосчастного мотеля. Райт тащит меня за руку, а я оглядываюсь в направлении, где предположительно стояла машина. Но я не видела камер. Значит, та, что сняла нас - была установлена на столбе у парковки. Я бегло листаю фотографии - все они были сделаны снаружи. Я вижу на одной из них машину. Нет ни одной, где Райт поджигает постройку позади. Точнее, есть фотографии, где сзади что-то горит, но Райт бежит на вход с другой стороны. Значит, установлена только одна камера, которая не зафиксировала Райта. Я рвано вдыхаю, перелистывая фотографии, а затем открываю документ. Там чеки о переводе электронной валюты Биткоин. Суммы заоблачные, но все они переведены в штате Род-Айленд, в городе Ньюпорт. Я не знаю, за какие заслуги ему переводят такие деньги, но смею предположить, что то, что я видела в мотеле, то, что знаю про Африку и то, что вижу сейчас - связано. Я сворачиваю документ и папку, начиная перебирать документы на столе. Ни слова о мотеле. Только белые бумаги, на которых чёрным напечатаны юридическая терминология. А ещё пара договоров и одна справка о приватизации имущества. Я заглядываю под стол, открывая ящик за ящиком. В одном в хаотичном порядке валяется канцелярия, в другом - чистая бумага, а третий не открывается. Я изо всех сил тяну его на себя, но все без толку. Я наклоняюсь вниз и начинаю стучать по нему сбоку, а потом шарить пальцами сзади. Я царапаю руку о что-то острое, и зашипев вытягиваю ее к себе. Порез небольшой, но кровь все равно выступила на кончике пальца. Я облизываю палец, а затем залажу под стол полностью, в маленькую щель пытаясь разглядеть, чем порезалась. Там так темно, что не видно абсолютно ничего, поэтому я достаю телефон и свечу в маленькую щель между ящиком и стеной. Что-то, похожее на охотничий нож (или канцелярский), торчит в малюсенькой щели между ящиками. Я протягиваю руку и пытаюсь потянуть его на себя за плоские стороны ножа с обеих сторон и он поддаётся. Лезвие ползёт наружу, цепляя с собой кончик глянцевой бумаги. Я подцепляю бумагу двумя пальчиками, вытягивая ее наружу. Это фотография. Я выползаю из под стола, и подхожу к свету, чтобы внимательно изучить фотографию. Палец немного пощипывает, поэтому я беру бумажный стикер для заметок и прижимаю его к ранке. Отдёрнув штору и приоткрыв жалюзи, я наконец поворачиваю фотографию к себе, чтобы детально рассмотреть изображение. Сначала я замечаю женщину, лежащую на постели спиной, с вывернутой головой под неестественным углом, а затем замечаю руку мужчины на ее спине. Моя голова горячеет, кажется, на несколько десятков градусов по Цельсию, ноги становятся ватными, а во рту пересыхает. Желудок бунтует, в попытке выплюнуть обратно несчастный панкейк, который я в спешке закинула в рот, поднимаясь сюда. Меня тошнит. Тело отяжелело и я тяжело приземляюсь в кресло за компьютерным столом. Мои руки хотят уничтожить фотографию, а мозг бунтует, мечтая навсегда стереть свою память. На фотографии рука моего отца с его ювелирными часами. Часами - реликвией моей семьи. Я поворачиваю фотографию обратной стороной и читаю печатный шрифт : «Лилит Прескотт». Я зажимаю рот руками, надеясь не закричать. Мои глаза уже утонули в слезах, а телефон в кармане снова начинает звонить. На фото мама Райта.