У бурных чувств неистовый конец.
— Давай сыграем в прятки. Намджун кладёт ствол на стол и внимательно обводит взглядом стоящего на коленях мужчину лет тридцати. Усмехается и, по привычке, трогает пальцами гравировку. «Так сладок мёд, что, наконец, и гадок», — в тысячный раз читает и приподнимает уголки губ. Если бы только Шекспир знал, что им будет восхищаться жестокий убийца, то он навряд ли бы захотел писать свои восхитительные поэмы. Он, скорее всего бы, застрелился. И если бы Намджун знал, что он станет убийцей, то он, скорее всего бы, не стал любить Шекспира, дабы не оскорблять память великого человека. Но грёбанная сентиментальность и, какой конфуз, он убивает, цитируя классиков. Сумасшедший. Но зато как. Медленно нажимает на курок, всматриваясь в обезумевшие от страха глаза злостных неплательщиков, нож никогда не использует — много крови и криков, а это слишком раздражает, с этим нужно заканчивать быстро. Одна пуля, одно тело, одна фраза (их нужно беречь) и никаких ответов на эти идиотские: «За что?», «Почему я?», «Вы же не станете?» — это его идеология. Монстр приходит только ночью, ближе к двенадцати, и не оставляет после себя ничего, никаких надежд, никакой памяти. Жестокий. — Если сможешь спрятаться от моих собачек, то ты свободен, если нет, то мне… даже не жаль. Клан «HYYH», или «Хва Ян Ён Хва», славился своей изощрённой жестокостью, но крайне аккуратными и чистыми убийствами. Людей HYYH называли призраками, карающими абсолютно всех без разбору, ужасным проклятьем, охватившим страну и окутавшим гнетущим мраком. Первый лидер клана — Ким Минхёк. Деспот и тиран, имеет связи в правительстве. Второй лидер — Ким Намджун, единственный сын Минхёка и первоклассный снайпер, попадающий всегда прямо в сердце. Официальный символ клана — окровавленная корона — символ их кровавой и безудержной власти. И если ты получил карточку с такой короной, это значит, что за тобой уже выехали, сбегать и прятаться бесполезно, Намджун всегда находит свою жертву. — Ты думаешь, что всемогущ, но ты ошибаешься. Такого урода, как ты, ждёт жалкая судьба. Вы же ублюдки, стадо тупорылых голодранцев. Раковая опухоль, от которой рано или поздно избавятся, — мужчина отлетает на пол собственного кабинета и вытирает выступившую после удара холодным стволом кровь. Кажется, носовая перегородка сломана. Жутко больно. Он поднимает пылающий ненавистью взгляд на Намджуна и сталкивается с дьявольской усмешкой на чужих губах, которые в любую секунду могут огласить его приговор и даже не запнутся. — Знаешь, кто это? — второй лидер слегка наклоняется вперёд и кивает в сторону трёх словно омертвелых мужчин, одетых в куртки с символикой HYYH. — Это мои собачки, и они давно уже не ели свежего мяса. Должник пытается плюнуть ему в лицо, а Джун лишь смеётся, приложив ещё раз свою любимую «детку» о чужую челюсть. От этого раздался просто божественный хруст, Намджун такие мелочи всегда примечал, слишком многогранное послевкусие. — Наш порошок самый чистый, а таблетки самые яркие. Разноцветная дорожка в преисподнюю. Минхёк никогда не прощает только две вещи — предательство и долг. За первое он сам лично язык вырывает и скармливает его тем, из-за кого его предали. Со вторым разбирается уже его сын. Это полностью и безоговорочно его «клиентура», таков был договор, который не нарушить — считается за предательство. Оба лидера не лезут друг другу во двор и не вмешиваются в чужие дела (недостаточно компетенции). Если появляются вопросы, просто встречаются и обсуждают конкретную проблему, больше нигде не пресекаются — не сходятся интересами. — Люди теряют рассудок, превращаясь в безвольных животных. Моих животных. И стоит мне приказать, как собачки разорвут и сожрут твоё прогнившее изнутри тело, — Намджун улыбается и с гордостью обсматривает своё собственное творение. Это тоже своего рода творчество, которое постигается не каждым. Ведь оказывается, что человеческий мозг очень внушаем, и если правильно воздействовать, то из любого абсолютно адекватного человека можно сделать жестокую и неотступную машину для убийств, ограниченную несколькими командами каннибала, который зарубит и съест хоть собственных родителей. Достаточно просто три раза в день кормить его красными или синими (у кого какие предпочтения) таблеточками и колоть хорошенькие психотропные. Агрессия прививается с помощью ежедневной порции боли, а послушание — благодаря разработанному Намджуном психическому навязыванию. «Собачек» страшно избивают, а жестокий гений избавляет их от этой им же созданной боли, ласково гладит и добродушно принимает новых рабов в свои ряды, где существует только один девиз — «Во славу великого Ён Хва» и никакой дороги обратно. — Я даю тебе ровно десять секунд, чтобы спрятаться. Но учти, у моих собак очень хороший нюх, они за версту чуют кровь. Намджун громко хохочет вслед ковыляющему к двери мужчине, поудобнее облокачивается на стол и склоняет голову к левому плечу, начиная считать. Сегодня у него просто замечательное настроение. Производство тяжёлого, созданного самим Намджуном, наркотика YH (в народе его зовут просто «Джун-ни») окупилось. А это значит, что он опять оказался прав и огромные десять миллионов долларов были потрачены не в пустую. На трёхлетнее создание YH его вдохновил мефедрон, и именно он лёг в основу, а точнее, его составляющие. Амфетамин, катинон, психостимулятор (он ему поклонялся) и эмпатоген — 4-метилметкатинон. Намджуну пришлось изучить все бензодиазепины и барбитураты, чтобы найти правильную добавку к своему личному мефедрону, прежде чем что-то вышло. Для этого он прибегнул к поистине страшным методам — приказал испытывать образцы на людях, работающих на его оружейном складе. Потому что искусство требует жертв. И оно их получило. Много, очень много, но второй лидер не останавливается из-за таких «мелочей», он действует всегда до самого конца. И из-за использования всё новых добавок и примесей (на которые он потратил более десяти миллионов, только Минхёк об этом знать не должен) постепенно над человечеством нависла новая угроза под названием «Джун-ни», высококачественный и дорогой яд, противоядие от которого было только в руках у Намджуна. Медленно тикающая тротиловая бомба, которую выдают за красивую подарочную коробку, разукрашенную черепами и бабочками. Он бы и сам такую купил, если бы не знал, что внутри. И именно YH делали из людей страшных зверей, готовых выполнять любой приказ «Великого Ён Хва». — Я считаю до пяти, не могу до десяти. Раз, два, три, четыре, пять — я иду тебя искать. До этого неподвижно стоящие парни словно очнулись, среагировав на кодовую фразу. Все трое отвратительно и мерзко оскалились, разворачиваясь и выбегая из кабинета. «Раз, два, три, четыре, пять» — топот и дикое рычание. Кровь сильно манит, потому что только она может подарить благословение, забрать все сожаления и облегчить страшные муки совести. Всё становится сразу намного проще, легче, честнее. Ведь Ён Хва может подарить тебе целый мир, но может и забрать его у тебя. «Я иду тебя искать» — нечеловеческие крики настигнутой жертвы. Тайна, что будет погребена здесь и сейчас, без права на память. Рвущаяся неровная плоть, окровавленные капающие слюной зубы и ломающиеся кости. Сладость человеческой плоти, которая раз и навсегда их изменила. Вот, что такое YH, настоящее оружие, созданное только с одной целью — убивать. «Так сладок мёд, что, наконец, и гадок. Избыток вкуса отбивает вкус. Не будь ни расточителем, ни скрягой:» — Лишь в чувстве меры истинное благо, — громко говорит Намджун и убирает пистолет за пояс. Сегодня у его «детки» выходной, в конце концов, можно убивать без единой пули, при этом даже не запачкав руки. Именно этого он и добивался. Ведь никому и никогда не следует быть в должниках у Ким Намджуна.☠☠☠
— Фу, как грубо, — Тэхён протяжно стонет от горячего языка, ласкающего ушную раковину. Вдыхает терпкий одеколон Намджуна, выгибая позвоночник навстречу подтянутому телу, откидывает голову назад и умоляюще подставляет шею для кровавых болезненных засосов, которые будут потом венчать ключицы вместо самых дорогих бриллиантов. Намджун зарывается пальцами в ядерно-синие волосы, оттягивает их у корней и вылизывает медовую кожу, свободной рукой обвивает талию и до синяков впечатывается в левый бок парня. Срывает тонкую белоснежную блузу и резко переворачивает Тэхёна, пахом соприкасаясь с обнажёнными оголёнными ягодицами. Парень подаётся вперёд, специально задевая чужое возбуждение и ещё больше распаляя вскипающего Намджуна. Хрипло смеется, когда тот вжимает его лицом в рабочий стол и оставляет небольшой укус между лопатками. Заканчивает свой шедевр ярким засосом на месте укуса, от которого Ким шипит и жмурится, скребя ногтями низ столешницы. Клан «Нобара», или клан «Дикой розы», — ещё один крупный синдикат в Южной Корее. Лидер — дальновидный и вероломный Ким Вантэ, настоящее имя которого никому не было известно. Кроме Намджуна. Вантэ любил только деньги и себя, поэтому всегда носил с собой нож, а в машине, в бардачке, возил чёрный Colt M1911, хоть и часто промазывал — не его это. Куда легче вставить нож по самую рукоять и повернуть его несколько раз — надёжней. Клан специализировался на подпольных казино, нелегальной торговле оружием, проституции и отмывании денег. Вантэ скупал крупные участки земли по всей стране и перепродавал их по более высокой цене. Символом являлась красная роза с острыми блестящими на солнце золотыми шипами. Из чего следует, что как бы нежен и беспомощен не был этот цветок, это не значит, что он не сможет тебя уколоть. На кончиках шипов собран смертельный яд, и попробуй тронь розу, если не боишься. — Моя малышка сегодня тебя осчастливит, — Намджун с восхищением смотрит на плавно изгибающуюся спину, на которой с помощью неровных засосов расцвело истинное имя Ким Тэ: «Сука». Лживая похотливая сука. И не он сейчас будет трахать эту сучку — его драгоценная бита. Лидеру «Розы» это понравится, Намджун будет нежен и ласков. Вантэ усмехается и облизывает прокусанную в порыве нижнюю губу. Хорошо, что он уже успел снюхать пару дорожек, иначе было бы очень больно. А так похуй, Намджун всегда придумывает что-то новое, балуется. Травит душу умелыми и душными ласками, а потом вместо члена вставляет всё что угодно. — Единственное, что меня осчастливит, это земля в Пусане, — Тэхён вгрызается зубами в свою руку, когда рукоятка биты без всякой подготовки и смазки тупым колом входит в дрожащее тело. Выступают почти незаметные слёзы, но он их старательно прячет, самостоятельно насаживаясь и хрипя. Потому что ему нужна земля, а Намджуну — насилие. Боль током пронзает худенькое тело, от неё необъяснимо мутит, но парень старательно себя изводит, чтобы потом отметить хорошее вложение лучшим в мире шотландским виски. — И… ах… твой член. Тонкая струйка крови течёт по внутренней стороне бедра. Она смягчает боль, однако нисколько её не убирает. И Намджун начинает медленно водить левой ладонью по спине, щекотать поясницу. От этого Вантэ содрогается и закатывает глаза, выдыхая громкий сладостный стон. Двигается на встречу хлюпающей в собственной крови рукоятки, накрывает ладонью собственный член и забывается. Намджун улыбается своим сумасшедшим мыслям и загребает руки парня, держа их над головой. — Давай будем играть честно. Если кончишь только от биты — земля твоя. Тэхён скалится и ещё сильнее подаётся вперёд. Да хоть от ножки стола. Он, сука, вырвет эту землю. Сам ментально выебет Намджуна. Так, что этот ублюдок надолго ещё запомнит, кто такой Ким Вантэ. — И всё-таки это очень грубо, но мне… ха… так похуй, — Тэхён открыто усмехается и насаживается ещё глубже, выбивая с собственных губ неприлично громкие стоны и всхлипывания. Намджун специально с ювелирной точностью меняет углы проникновения и сам почти что не кончает от пробирающих до нитки стонов и слаженных движений. К сожалению, Вантэ — это не только его личное открытие. Он для всех. Точнее, для тех, кого он считает достойным. В универе, куда пришлось поступить для прикрытия, они просто лучшие друзья, короли и не более. Ничего нигде и никогда не афишируют. Тем более, Намджун вскоре должен жениться на наследнице какого-то крупного магната, чтобы подмять под себя ещё один внушительный участок земли. Журналистов и так полный двор, поэтому нужно тщательнее скрывать то, что творится за дверью. Рукоять ритмично исчезает в кольце плотных мышц, всё больше разрывая плоть изнутри, но Тэхён всем нутром пытается дотянуться до той точки кипения, после которой станет так хорошо и чудесно, что сотни планет и галактик взорвутся внутри тела, разносясь звёздной пылью по венам. Колени подгибаются, и парень, ударившись лбом о стол, кончает, пачкая спермой его край. Замечательно. Это просто ахуенно. Земли в Пусане очень хорошие, скупятся моментально. Намджун дёргает бровью и откидывает больше ненужную биту. Что ж, в этот раз он проебался, Вантэ, как обычно, его удивил. — А, кстати, дочь министра Тана убили, — вспоминает Тэхён, застёгивая обтягивающие чёрные джинсы. — А мне не похуй ли? — Ты такой милый, когда злишься, — парень накидывает тонкую блузу на плечи, заметив небольшие пятнышки крови — она валялась прямо под ногами. Намджун подкуривает толстую сигару, блаженно затягиваясь, и откидывается на любимое громоздкое крутящееся кресло, наблюдая, как Вантэ собирается. — Только я бы не стал про это пиздеть, если бы в этом не было бы смысла. — Ха, — усмехается Джун. Прикольно. — Заебал, — психует Вантэ и ищет в телефоне фотографию. — Третий труп детей высокопоставленных, третья надпись. Кино продолжается. Намджун внимательно смотрит на экран телефона и недовольно хмурится. Тэ, как всегда, чертовски правильно подметил — кино продолжается. На посиневшей из-за трупного окоченения коже была вырезанная ножом слегка неровная надпись. «Данте». Какой-то очередной свихнувшийся психопат, режущий молоденьких девочек или мальчиков, которые имеют очень богатых родителей. Грустная история с необычайно печальным концом, а всё опять из-за тех же классиков. Намджуна толкает на красивые убийства Шекспир, этого маньяка — Данте. Интересно, почему? Мотив тут весьма ясен — месть зажравшимся, упивающимся чужим горем богачам, которые не оправдали оказанное им доверие, но как это между собой связано? Убийца хочет, чтобы они прошли через ад? Нет, что-то здесь определённо упущено. Какая-то важная улика. Сто процентов. — Хуйня, найдут, — отмахивается. Полиция всегда находит таких отморозков. Ну, или в восьмидесяти процентах случаев. А если и не найдут, то абсолютно плевать, он в этом, вроде как, не заинтересован. — Завтра я привезу бумаги на подпись, — Вантэ поправляет свою синюю шевелюру и очаровательно улыбается курящему Намджуну. — Передашь Юлю, я завтра занят. Вантэ хмыкает и подмигивает. — Как скажешь. Завтра он обязательно напьётся.☠☠☠
— Привет, Чонгук-ки, проходи, — Хосок добродушно и весело улыбается мнущемуся на пороге парню, потому что он и правда рад видеть лучшего друга своего младшего брата. — Ты заходил к мелкому? Всё передал? Чонгук, вытянувшись по струнке, смешно кивает. Он вешает чёрную толстовку в прихожей и, нацепив свои персональные тапочки, которые хён выделил ему по доброте душевной, проходит на кухню. Сразу же без спросу плюхается на стул и вдыхает аромат любимого свежесваренного кофе. Окидывает стол в поисках невероятно вкусных рассыпчатых печенек, но их, увы, он не находит. Только засахаренный разноцветный мармелад, который он просто терпеть не может. — Что Юнги говорит? — Хосок щедро наливает в большую кружку горькое тёмное кофе и следом немного сливок. Чонгук так любит, Хосок его уже изучил. Ставит чашку на стол и сразу же затирает мелкие капли кофе на столешнице. — Что это, наверное, не закончится никогда, — грустновато палит лучшего друга Чонгук и делает пару глотков обжигающего напитка. Хосок кивает и ничего не говорит. Его мать умерла двенадцать лет назад от лейкемии. Женщина и так держалась из последних сил, но как только узнала, что младшую сестру Хосока, восьмилетнюю Мэйли, хладнокровно убили в результате нападения на особняк их давних друзей, она сразу слегла в постель и через несколько дней скончалась. Ему тогда было десять, Юнги всего лишь семь. Их забрал родной отец Юнги (у Хосока и Мэйли был другой отец). Он увёз детей в Японию. Казалось бы, всё наладилось, и только дети начали оправляться от такой страшной потери, как у Юнги выявилось подозрение на ту же самую болезнь, из-за которой скончалась их мама. С тех пор всё, о чём мечтает Хосок, это полностью излечить младшего брата и поскорее всё забыть. Всё, что он делает, так это страшно пашет, чтобы оплачивать дорогие медикаменты и больничные счета. Хотя и про учёбу не забывает. С помощью знакомых и высоких баллов смог перевестись в Корею, в один из престижных университетов. — Юнги знает, что ему необходима очень дорогостоящая операция, — нарушает напряжённое молчание Чонгук и хмурится. Хосок на это лишь хмыкает и потихонечку потягивает свой кофе. Что ж, действительно необходима, только что с этого? Ведь, по правде говоря, он ещё пока что не знает, что ему делать. — Именно для этого мы и вернулись на родину. Здесь ему помогут, — пожимает плечами. — Но как? То есть, где взять столько денег? — Чонгук задумчиво подпирает щеку кулаком и смотрит на дно полупустой чашки. Сложно сказать, какие мысли одолевают этого милого и по-детски невинного парня. Хосок вздыхает и, смотря только перед собой, говорит: — Я попробую связаться с Намджуном. Слышал, он учится в том же университете, куда я перевёлся. Думаю, он мне поможет. — Категорически исключено. Ким Намджун — конченный отморозок, в городе каждая собака боится его имени, — Чонгук громко ставит чашку на стол и качает головой. Нет, хён ни в коем случае не должен пересекаться с такими опасными людьми, потому что кончиться это может плохо. У него нехорошее предчувствие. Говорят, что если увидишь Ким Намджуна, то лучше взгляда не поднимать, сторониться, а то он через глаза твою душу высосет и превратит в безвольную куклу. — Чонгук-и-и, и сколько раз тебе говорить, чтобы ты перестал уже слушать эти грязные слухи? Я знаю Намджуна, мы всё детство с ним вместе провели, — Хосок встаёт и треплет парня по тёмной макушке. Заботливо забирает чашку и моет её, включив тёплую воду. — Хён, это не слухи. Он не станет тебя слушать, — упрямо заявляет школьник, обиженно поджав губы. Вот думаешь о людях, переживаешь, а ты потом ещё и сплетником оказываешься — несправедливо. Хотя Юнги, в отличие от Хосока, говорит совершенно другое. Ким Намджун больше им не друг и никогда им не был. Не стоит заблуждаться и унижаться перед такими как он. В нём просто до сих пор жива обида за прошлое. Ведь Мэйли убили именно в особняке Кимов. Этого он, несмотря на оптимизм старшего брата, никогда не забудет. — Чонгук-ки, — строго говорит Хосок, показывая жестом, чтобы он перестал об этом говорить. В конце концов, это только его дело. Этот смешной и слегка нелепый школьник и так делает для них слишком много. Почти каждый день навещает Юнги, потому что сам Хосок страшно занят, развлекает его, не даёт грустить и впадать в очередную страшную депрессию. Ведь, если подумать, то именно благодаря немного неряшливому и неуклюжему Чонгуку, который вечно что-нибудь теряет или забывает, ненавидящий всю эту несправедливую жизнь Юнги вновь стал улыбаться. Ведь Чонгук, наверное, единственный человек на этой планете, кто ещё искренне верит в то, что справедливость восторжествует и Юнги полностью излечится. И не понятно, как это у него получается, но он смог убедить в этом даже самого Юнги, а это многого стоит. — Чонгук-ки, иди пока телевизор посмотри, я сейчас приду, — Хосок вздыхает и старательно улыбается повернувшемуся в его сторону парню. Нужно собраться с мыслями и перестать жевать сопли. К тому же, нельзя, чтобы школьник видел его расстроенным или грустным, потому что Хосок — это неугасаемый луч света, настоящее живое солнце. Людям всегда было с ним комфортно, ведь лучи, исходящие от парня, слишком тёплые. Да и как говорила мама, улыбаться тогда, когда у тебя всё плохо, — это признак профессионализма. А Хосок в своём горе уже давно профессионал, самое время стать им уже в каких-нибудь других областях. Чонгук, усевшись на большой угловой диван, лениво переключает каналы. Краем глаза цепляет копошение на кухне и по своей давней привычке подпирает ладонью румяную щёку, бездумно смотря в телевизор. «Народ Сеула страшно обеспокоен чередой страшных убийств. Тело ещё одной жертвы — семнадцатилетней Тан Джиён — было найдено сегодня утром в парке, недалеко от района Каннам. По официальным данным, возвращающуюся с вечерних занятий школьницу зверски зарезали и оставили умирать. Девушка скончалась от потери крови, так и не дождавшись помощи. Сейчас семья министра Тана находится в глубочайшем трауре и не желает отвечать на какие-либо вопросы. Сам министр отказался выходить на связь с нашими журналистами. Неужели эти страшные события — только начало? Давайте послушаем, что говорит по этому поводу начальник полиции района Каннам Чве Мингён...» — Хочешь ещё кофе? Чонгук вздрагивает и роняет пульт. Испуганно снизу вверх смотрит на своего хёна и кивает. Хосок улыбается, ставит перед ним чашку и, бросив секундный взгляд в сторону экрана телевизора, уходит. Чужая реакция его насмешила. Чонгук-ки слишком пуглив, а ещё собирается идти в госслужащие. Парнишка явно себя переоценивает. — Жалко её, — обжигаясь кипятком, громко говорит школьник. — Я её знал, она вроде была неплохой девчонкой. — А мне — нет. Нечего вечерами шляться, где попало, — доносится с кухни. В жизни всегда так. Для того, чтобы умереть, тебе не нужно быть настоящим ублюдком. Достаточно просто оказаться не в то время и не в том месте. Наверное, это и есть проявление судьбы, а может, и нет. Она ведь не случайно оказалась дочкой министра финансов, должно быть, убийца давно её выслеживал. Никто уже этого не узнает. «На сегодняшний день у нас недостаточно улик, чтобы делать хоть какие-нибудь выводы. Но мы над этим работаем. Наши люди целыми днями обследуют место преступления и близлежащие районы, проверяют камеры видеонаблюдения и опрашивают местное население. Поэтому я призываю всех граждан к бдительности и осторожности...» — Капец, всего лишь три трупа, а столько шумихи, — Чонгук спокойно тянет горьковатый кофе и сосредоточенно пялит в экран, где полноватый серьёзный начальник полиции вещает о том, как они работают и стараются. Так и хочется сказать: «Смотрите, не надорвитесь». — Дети высокопоставленных, — как бы между прочим замечает Хосок, выглядывая из-за дверного косяка. Чонгук качает головой. Смешно, потому что маньяк выбрал очень правильный метод. Ведь если хочешь, чтобы о тебе заговорили, убей дочку какого-нибудь министра, а ещё круче — президента. И тогда слава настигнет тебя моментально, не успеешь и оглянуться. «И не сомневайтесь, убийца будет наказан по всей строгости закона.» Чонгук слизывает языком потёкшую по кружке каплю кофе, а Хосок, услышав громкую фразу, замирает и усмехается. Естественно, будет. Ведь все, у кого есть деньги, получают абсолютно всё, даже сочувствие. Только близких им всё равно не получится вернуть. Потому что смерть не берёт деньги. И с того света за эти же деньги тоже не возвращают.☠☠☠
— Чем обязан такому великому гостю? — Намджун, деловито откинувшись на спинку, покачивается в своём кресле и весело наблюдает, как высокий холёный мужчина в дорогом чёрной пальто и кожаных перчатках кивает своим громилам и садится напротив, поправляя костюм. Он медленно снимает перчатки и кидает их на стол, поднимая холодный цепкий, как у акулы, взгляд. — Кем ты себя возомнил, щенок? — громогласно раздаётся по кабинету, но Намджун открыто усмехается и поудобнее устраивается. — Как ты смеешь игнорировать собрания и скрывать от меня то, что твоя дурь имеет такую побочку? — Ах, отец, мы так давно с тобой не виделись. Не стоит портить такой момент разговорами о работе, — издевающе тянет Намджун, замечая, как Минхёк багровеет. Наверное, стоило и вправду прийти на то бесполезное собрание, на котором ничего по сути не решается и не принимается. Все люди Минхёка — тупоголовые бараны, поддерживающие любую идею своего великого лидера. Только на деле первый лидер уже давно ничего не предлагает. Он просто восседает в своём огромном кресле и слушает о том, какой он ахуенный и как много делает для клана, по несколько раз на дню меняет шлюх и развлекается в собственном казино. Все ведь прекрасно знают, что если бы не Намджун, то их лавочку давно бы уже прикрыли. Только Минхёк слишком тщеславный и завистливый, чтобы это признать. — Я ещё могу вынести то, что ты трахаешь мужиков и твой хамский характер, но твою больную фантазию я терпеть не собираюсь, — Минхёк стучит по столу и бесится из-за чужого откровенно наплевательского поведения. Раньше ему нравились мысли, что его сын вырос таким жестоким и беспринципным, но теперь же это начинает пугать. Потому что то, чем он занимается, не иначе как ужас не назовёшь. Опыты на людях, пытки, сомнительные и леденящие кровь развлечения. Он помог появиться на свет настоящему чудовищу, которое уже невозможно сдерживать. — Моя больная фантазия, отец, приносит нам очень много денег, — глаза Намджуна начали наполняться неистовым безумством. — К тому же, тебя никто и не просит меня терпеть. Объяви мне войну и закажи себе лучший гроб. Похороним с почестями. — Следи за своим языком, мальчишка. Так можно его и лишиться, — вскипает Минхёк, внутренне напрягаясь из-за кровожадного взгляда собственного сына. — А ты попробуй, забери, — рычит и, заметив чужое замешательство и зажатость, усмехается. Такой смелый и отвязный вначале, но как только стоит показать зубы, вся спесь сразу же исчезает. Вот она человеческая природа во всей её красе. Всё-таки люди ничем не отличаются от животных, только если мозгами, да они тоже не у всех имеются и, наверное, это печально. Именно поэтому Намджун не видит ничего плохого в том, чтобы превращать людей в тех, кем они и являются. И он прекрасно знает, какие последствия могут возникнуть, пусти он по городу экспериментальную продукцию YH, только он этого делать не собирается. Люди получают чистый готовый продукт, без побочки и добавок, но как только кто-то начинает сопротивляться — таблетки подменяются страшным ядом, и никто ничего не заметит. В этом и заключается вся трагедия: все сойдут с ума прежде, чем обнаружат причину. — Если я захочу, то уничтожу этот мир, и никто меня не остановит. А пусть кто-нибудь и попробует. А то так совсем неинтересно будет. — Кстати, я, вот, знаешь, что вспомнил? — Минхёк подленько улыбается. — Не у тебя ли был конфликт с министрами? А теперь их дети умирают... Намджун вскидывает брови и, не выдержав, хохочет. Ведь если бы это он их убивал, то сначала бы выслал карту и потом только пришёл. Иначе, какой в этом толк? Он свои деяния не прячет, своё имя не скрывает. — Скажи прямо, — кивает и ждёт самой нелепой части их не менее нелепого разговора. — Мне теперь называть тебя Данте? — злобно интересуется первый лидер. — Называй «мой король», — небрежно, отмахнувшись рукой, говорит Джун. Минхёк свирепо смотрит на своего сына и сжимает кулаки. Только Намджуну на его взгляд как-то особенно наплевать. — Ты доиграешься. Все ведь знают, что это ты. Потому что только ты догадался подарить мэру на день рождения чёртового Данте со словами: «Если синица пойдёт дорогой аиста, то сломает ноги». — И правильно сделал. Он забыл, кто дал ему эту власть, — зато с тех пор господин мэр всегда рад Намджуну, зовёт на все праздники и мероприятия. Ведь с великим Ён Хва лучше дружить, враги всегда умирают. — Я думаю, разговор закончен. У меня ещё много дел, у тебя, должно быть, тоже. Минхёк презрительно щурится и встаёт. Стоило в детстве его хорошенько пороть, чтобы он научился уважать своего отца, а теперь уже поздно. Намджун проводит рукой по блондинистым волосам и лукаво улыбается. — Отец, — мужчина оборачивается. — Не полагайся слишком сильно на кого-нибудь, ведь даже твоя собственная тень покидает тебя в темноте. Минхёк на секунду замирает, обдумывая услышанное, а Намджун скалится. — И не совершай больше никаких ошибок.