Полицейский участок района Каннам
— Как он смог пройти мимо вас, идиоты? Ким Сокджин — старший следователь по особо важным делам, заслуженный следователь года и ответственный за дело «Данте», как один из самых опытных сотрудников гневно смотрит на «своих ребят» и в который раз качает головой. Потому что ровно до этого дела раскрываемость в этом участке была стопроцентная, пока не появился этот психопат и не запорол им всю статистику к чёртовой матери. Сегодня утром нашли ещё один труп — пятнадцатилетней Им Бонсан, дочери известного в городе врача. Её тело обнаружила выгуливающая собаку пожилая женщина и сразу же сообщила в полицию. И теперь весь участок вынужден гадать, как этот «Данте» смог проскочить мимо дежуривших по всему участку копов и оставить тело под деревом, на самом видном месте. Каким же человеком нужно быть, чтобы провернуть такое и бросить полиции вызов? Убийца аккуратно посадил девочку и вложил ей в ладони огромный букет амарантов. Эти цветы символизируют безнадёжность. И не сложно догадаться, что Данте хотел этим сказать. — Босс, мы не знаем. Его не было, а тело появилось утром, — двое мужчин потупляют глаза. — Четвёртое тело, — хмурится Сокджин и ставит ещё одну отметку на карте. Напряжённо вздыхает, подписывая имя. Это дело уже начинает его раздражать. Наверное, вся проблема в преступнике или, как тут у них говорится, злодее. Он с ними играет. Хочет показать свою безнаказанность и власть, выставить их дураками, в лишний раз напомнить, что полиция ничего не может. Что ж, прекрасно, Сокджин любит сложные загадки, потому что всегда находит на них ответы. И в этот раз найдёт. Обязательно найдёт. — Нельзя, чтобы журналисты узнали, что преступник проскочил мимо наших сотрудников. Это наведёт на людей панику, и мы в лишний раз получим по шапке, — следователь отмечает что-то в своей записной книжке и кивает мнущимся парням, чтобы они шли. Нужно ещё раз осмотреть прошлое место преступления и дождаться отчёта патологоанатома. Что-то они всё равно упускают. Джин уже всю голову сломал, думая, что именно. Поэтому и нужно съездить, развеяться. — Что думаешь? — он поворачивается в сторону спокойно и тихо сидящего за своими бумажками Пак Чимина — младшего следователя и личного помощника Сокджина. Парень поднимает свой космический и мечтательный взгляд, пристально смотрит на коллегу и нежно улыбается. Дёргает левой бровью и откладывает документы. — Я думаю, что светлый цвет тебе к лицу, — радостно заявляет Чимин, вставая из-за стола. Медленно его обходит и облокачивается, сложив руки на груди. Джин недовольно поджимает губы и опять обречённо вздыхает. Пак Чимин как всегда в своём репертуаре — снова витает в облаках и о чём-то думает в рабочее время. Хотя парень он умный, сообразительный, много чего знает и понимает, но молчит. Ведёт себя как те восточные мудрецы — если и говорит, то загадками. К тому же, слишком сложно его понять. Чимин словно живёт в своём выдуманном мире и никого туда не пускает. Но, не смотря на это, Джину иногда всё-таки удаётся заглянуть в щёлочку, ведь парень ему доверяет. — Я уже давно блондин, а ты только заметил, — грустно говорит улыбающемуся Чимину, который сразу же пожимает плечами. Мол, ну и что, заметил же. Теперь они с Джином прямо как Инь и Ян — чёрно-белые. Ему это нравится. И Джину тоже нравится, но только не в пределах участка — у них уговор. — А вообще, я не понимаю, почему ты так сосредоточен на месте преступления, когда гораздо важнее понять, каким образом Данте выманивал своих последних жертв, учитывая, что весь город уже знал про страшные убийства, — Чимин смешно морщит нос, задумчиво смотря на Джина. — Ты думаешь, что обе жертвы были знакомы с преступником? — у Сокджина даже глаза загорелись от неожиданного озарения. — Возможно, — следователь склоняет голову к правому плечу и хмыкает. — Однако Данте — это молодой симпатичный парень, я в этом уверен. Скорее всего, даже сынок какого-нибудь богача, потому что такие девушки не общаются с простыми парнями. Только какого дьявола он их убивает? — Детская травма? — прикидывает Джин, но Чимин качает головой. — Херня. Потому что он тогда бы раньше начал убивать. — А откуда тебе это известно? — Чимин стреляет обжигающим взглядом в сторону Сокджина, на секунду задумавшись, и вновь качает головой. Ниоткуда. Он просто это знает, чувствует, предполагает. Да какая разница, никто ведь этого всё равно не поймёт. Наверное, именно поэтому, даже не смотря на Джина, Чимин чувствует себя невыносимо одиноким. Странный. Фрик. Что в школе, что в универе, что здесь — везде одиночка. Не такой, как все, неправильный. По крайней мере, так думает отец и младший брат, и, быть может, они не ошибаются. — Вы совершенно не шарите в психологии, старший детектив Ким. А вам бы пошла роль психиатра, — с плохо скрываемой обидой говорит Чимин и отворачивается. Представляет Джина в медицинском халате и сам себя чуть ли не бьёт по лицу. Нечего мечтать о таком. Не на рабочем месте, только в спальне, только вдвоём. — Айгу, я бы чокнулся, — усмехается Сокджин и подходит сзади. — Только, Чимин, прошу, будь осторожней. Этот психопат убивает только детей местных богатеев. А ты сам знаешь, кто твой отец, я волнуюсь. Чимин блаженно жмурится и улыбается, когда Джин обнимает его хрупкие плечи и опускает голову на одно из них. Пока никто не видит, можно себе позволить. Всего лишь на несколько секунд, но ощутить тепло любимого тела. Становится сразу лучше. И погода не такая мрачная, и положение не такое безвыходное. Сокджину это просто необходимо. — Я не общаюсь с отцом, и ты сам знаешь, почему, — Чимин оборачивается и ловит короткий жадный поцелуй в губы. Отец Пак Чимина — судья, который променял правосудие на деньги, жену — на любовницу, а своих детей — на престижность. Он хотел, чтобы Чимин женился на дочери знакомого чиновника, но старший сын не оправдал чужие надежды и взбунтовался. Потому что ебал он в рот такую жизнь со всеми её сомнительными прелестями. Вторым отцом Чимин становиться не собирался, уничтожать свою жизнь — тоже. Любовь к правде и закону всё-таки победила, парень пошёл в полицию и встретил Ким Сокджина, который просто покорил его сердце своей неотступностью и смелостью. Так Чимин привязался к нему, позволяя пользоваться своим телом и душой. Телом — на все сто, душой — лишь на пятьдесят. (Потому что кто-то навсегда разучился доверять людям.) — Но этот ублюдок-то про это не знает, — Джин с тревогой заглядывает в глаза и гладит между лопаток. — Хорошо, я буду осторожней, — обещает Чимин. — Но он меня не тронет. Я это знаю.☠☠☠
— Джун-и, давай сыграем в прятки? Маленькая, слегка пухленькая девочка со смешными длинными косичками старательно выдувает лопающиеся мыльные пузыри и широко открывает глаза, когда огромный пузырь взлетает и уносится в голубое небо. Девочка радостно пищит и тянет смотрящего вверх мальчика за собой. Дети бегут к небольшому цветному фонтану, переливающемуся сотнями цветов, тянут ладошки, черпают втайне от родителей кристально чистую воду и прикладывают её к розовым губам, делая пару несмелых глотков. Вкусно. И ничего страшного не произошло, так почему её нельзя пить? Взрослые никогда не объясняют своих запретов. — Мэйли пришла. Мэйли, давай сыграем в прятки? Мальчик с восхищением смотрит на пришедшую улыбчивую девочку и, не думая ни секунды, соглашается с младшей сестрой, потому что очень красивая длинноволосая Мэйли кивает и смеётся. Значит, они будут сейчас играть в прятки, да хоть во что угодно, главное, чтобы девочка так же ярко всегда улыбалась. Кто вода, они решают с помощью старого проверенного метода — «Чи-чи-ко», или «Камень, ножницы, бумага», кому как удобнее. — Джун-и, ты опять выиграл, — недовольно вскрикивает младшая сестра, мальчик улыбается и пожимает плечами. — Ладно, сейчас мы с Мэйли тебя ищем, а потом ты ищешь нас. Решив, что это просто замечательная идея, он убегает, чтобы спрятаться. Долго место не ищет, забегает за мансарду и тихо там сидит, представляя, как долго будут его искать. (Только он не должен был выигрывать.) Потому что никто так его и не нашёл и, видимо, не искал больше. Просидев долгое время в своем очень «сложно находимом» месте, мальчик всё-таки выбежал, чтобы самому теперь искать девочек. Должно быть, они пошутили. Ну, или обиделись, что не могут его найти и сидят теперь где-нибудь в укромном местечке и лопают конфеты. К тому же, что это только что были за странные звуки? Он где-то уже их слышал. Ах да, в телевизоре, когда… стреляли в людей. Ребёнок заходит в дом и, оглядевшись по сторонам, примерзает к полу. Кровь. Море крови. (Целый океан.) Он идёт по её следу и останавливается около двери. Открывает. Из-за порога вываливается детская окровавленная тонкая рука. Рука Мэйли. Он делает ещё один шаг и с огромным трудом не вскрикивает. Некогда прекрасное белоснежное лицо девочки залито ярко-алой кровью, мёртвые глаза зияют необъяснимой пустотой. Смерть так ужасна — она забирает себе не только чужую жизнь, но и красоту. Лёгкое платьишко изорвано пулями, кровь отвратительным красным пятном растекается по полу, впитываясь в паркет. Мальчик в ужасе следует взглядом дальше и замечает лежащую на паласе младшую сестру. Её любимая жёлтенькая кофточка превратилась в красную, а и без того бледное лицо — в меловое. — Ты выиграл, — слышится хриплый голос. Ребёнок смотрит на убийцу и в ужасе распахивает глаза. Это невозможно. Но… — Отец, — вскрикивает. И просыпается. Намджун тяжело дышит и скидывает с себя чужую руку какого-то красивого парня, которого подцепил вчера в клубе, чтобы хорошенько развлечься. Сонно привстаёт и трёт кулаками глаза, прямо голышом идёт в душ, чтобы смыть страшное похмелье. Долго стоит под тёплыми струями воды, думая о сегодняшнем дне как о ещё одном препятствии к долгожданной смерти. Потому что разозлившийся Минхёк теперь насылает на него египетские козни. Сегодня, например, он должен встретиться со своей наипрекраснейшей невестой, чтобы назначить дату свадьбы. Будто ему делать больше нечего, как встречаться с этой безмозглой курицей и ещё что-то с ней обсуждать. Всё равно за всю их «счастливую» семейную жизнь они увидятся лишь дважды — на свадьбе и на похоронах. Её похоронах. Ведь лучше быть богатым вдовцом, чем бедным обманутым разведённым идиотом. Намджун, выйдя из душа, чистит зубы и, завернувшись в полотенце, идёт в гардеробную. Утреннею пробежку он благополучно проебал, значит, осталось одеться и выпить горячий кофе. Тоже неплохое начало дня. Посмотрев на себя в зеркало, он хмыкает. Всё-таки дурной сон и нервозность дают о себе знать, нужно будет после универа заехать к стилистам, пусть сделают цвет волос посвежее, хотя навряд ли это ему поможет. Люди напрасно не уделяют должное внимание душевным травмам. Все думают, что они проходят и забываются, но нет. Порой это просто невозможно. Намджун тоже раньше считал, что боль — вещь исчезающая. Однако вскоре понял, что (суровая правда жизни) ничего не исчезнет. Прошло целых двенадцать лет, а он всё ещё вздрагивает при упоминании младшей сестры. Никакие мозгоправы и лучшие психиатры Америки не смогли излечить его от кошмаров и жгучей ненависти к своему отцу и самому себе. Хотя это уже было неважно. Гораздо важнее то, что эта ненависть помогла ему открыть этому миру то, что навсегда его изменит — YH. И выживут только сильнейшие. Как говорится, во имя нашего будущего, которое будет доступно только для избранных. Недолго думая, Джун надевает чёрный классический костюм и белую, с вышитыми на груди крыльями, рубашку. Загибает длинные рукава поверх рукавов пиджака и зачёсывает светлые волосы, открывая лоб. Тонкая цепочка на шее и массивные кольца, золотые маленькие серёжки и непробиваемая уверенность во взгляде, всё вместе — это великий лидер Ён Хва, тот, в чьих руках благополучие всего населения, но ему на это плевать. (И он уже повсюду, просто оглянитесь и узрите свой жалкий конец.) — Господин, — на пороге кухни появляется его правая рука — Ли Мин. Он учтиво кивает головой и подходит ближе. Намджун бросает короткий взгляд в его сторону и отпивает крепкий горячий кофе, периодически поглядывая на часы. Рядом копошится домработница, которая, как только на горизонте возникает Мин, сразу же уходит. Ведь ей платят не за то, чтобы она стояла и грела уши, да и тайны бывают разные. За некоторые можно даже больше с этой кухни и не выйти. — Ну, давай, обрадуй меня. Расскажи что-нибудь хорошее, — Намджун пронизывающе смотрит в глаза. Мин от этого практически незаметно теряется и с трудом выдерживает, чтобы их не опустить. Потому что Ким Намджун слабаков не любит. И как только чувствует мягкотелость, сразу же вынимает пистолет. — Первый лидер ограничил финансирование Вашего продукта. На данный момент производство приостановлено, — спокойно отчитывается Мин. Намджун какое-то время молчит. Вот, значит, как. А он ведь предупреждал Минхёка, хотел как лучше. Но отец не послушал, решил показать ему, кто здесь главный. Хотя, возможно, это даже к лучшему, ему давно уже нужно было убрать отца и вообще всех, кто стоит на его пути. — Неужели у нашего великого первого лидера всё-таки появилась смелость и он объявил мне войну? Чашка с кофе летит на холодный паркет, вдребезги разбиваясь. Мин вздрагивает и тихонько стоит, хмуро смотря на то, что от неё осталось. — Финансирование немедленно возобновить, — железным тоном приказывает Намджун. — А что касается отца, то… Я думаю, заморозка тайного капитала достаточно его оскорбит. Ли Мин кивает. Что ж, ближайшие перспективы едва ли радуют. Ведь если начнётся битва за власть, начнут гибнуть и простые люди. Они всегда страдают больше других. Почему лидеры не могут просто сесть и обсудить все свои проблемы, принять общее решение и пойти хоть на какие-нибудь компромиссы? Это ведь намного проще, чем купаться в кровавых реках и пополнять кладбище. Когда-нибудь на Земле уже не останется свободного места — везде будут одни могилы. — И да, купи какие-нибудь цветы. Неважно какие. У меня сегодня вечером встреча с невестой, — вспоминает Джун, проходя мимо мужчины. Плевать, подарит веник, посидит минут десять и съебётся, скажет, что дел много, он же человек занятой, некогда ему лясы точить. А сейчас — в универ, потому что он хороший добропорядочный гражданин своей страны. Любит учиться и познавать что-то новое. К тому же, галочка об образовании нужна каждому, без неё в нашем мире никак. Открыв дверь, Намджун застывает, увидев за ней испуганного бледного парня, который всё это время стоял за дверью и подслушивал чужой разговор. И, вероятно, он не думал, что Джун так стремительно и тихо подойдёт, поэтому не успел отскочить. Только поздно, он уже всё слышал, а Намджун всё видел. Не в тот момент этот ребёнок (парню было всего около семнадцати) включил любопытство. Очень, очень жаль. Ведь мальчик был красивым, нежная маленькая куколка, какая потеря. Связался с Ким Намджуном. — Я ничего не скажу. Я… — парень с трудом подбирает слова, натыкаясь на острый взгляд Монстра. Перепугано жмётся и шмыгает носом, когда Джун нежно касается его щеки. — Конечно, не скажешь. Иначе я зашью твой очаровательный ротик, — обещает и проводит пальцем по пухлым губам. Слегка надавливает, осматривая тонкую шею и ключицы, покрытые его метками. Этой ночью было весело. Поэтому он сохранит ему жизнь, но только пока что. Следующая ошибка станет для него последней. Он не добрый волшебник и не Санта-Клаус, чтобы держать рядом с собой глупых людей. Потому что быть умным сексуально. Быть красивым — идеально. А быть и умным и красивым просто божественно.☠☠☠
— О, привет, ты новенький? — высокая и симпатичная девушка останавливается около Хосока, с интересом его разглядывая. Рыжеволосый и необычно стильный парень привлёк к себе внимание, как только зашёл. То ли яркий запоминающийся образ (на нём были чёрные узкие джинсы, огромная тонкая светлая рубашка, спереди заправленная в штаны и чёрная кожанка), то ли независимый, но мягкий и доброжелательный вид, светлая улыбка, производили на людей должное впечатление. Он словно прекрасно знал себе цену, однако вежливо и уважительно относился к окружающим. — Привет, да, я перевёлся из Японии, — Хосок поправляет лямку огромной чёрной сумки, которая удивительным образом вязалась со всем образом. Хотя никто бы никогда в жизни не подумал так совмещать подобные вещи. Девушка улыбнулась ещё шире при слове «Япония». Сразу стало понятно, почему вокруг этого красавчика витает какая-то другая аура, он словно с другой планеты — инопланетянин, не иначе. — Я могу тебе помочь, — необычный парень от этих слов с благодарностью кивает, но продолжать общение — вот это поворот! — не планирует. Замутить с какой-нибудь длинноногой куклой Барби — это, конечно, здорово, но невыгодно. Иначе чей-то обворожительный и загадочный образ может лопнуть, потому что, как говорится, всё красиво, когда смотришь издалека. Вблизи можно и разочароваться. — Нет, спасибо. Я как-нибудь справлюсь сам, — немного прохладно говорит Хосок, теряя какой-либо интерес к этой девице, которая просто купилась на его фальшивый образ идеального парня. Он продолжает идти дальше, так и не дождавшись брошенного ему вслед: «Ну, ты, если что, обращайся». Естественно, он не обратится. Даже чтобы по пьяни переспать не обратится. Ему достаточно проблем, чтобы вешать на себя ещё одну. Переводиться всегда сложно. Его это ещё со школьных времён, когда они мотались туда-сюда по Японии, жутко достало. Чувствуешь себя постоянным музейным экспонатом, на который все пялятся. Тут, собственно, не легче. Ведь если кто-то думает, что в универах обитают уже взрослые и самостоятельные люди, то они в большинстве случаев ошибаются. Здесь шныряют такие же школьники, только размером побольше и понтами покруче. Хотя в Корее, на самом деле, всё же студенты думают об учёбе, а не о всяких глупостях. Только жаль, что не все. Потому что вот этот вот слишком самоуверенный и нагловатый парень в чёрной полупрозрачной блузе и с ярко-синими идеально уложенными волосами явно обеспокоен не экономикой или психологией. Он кривит малиновые губы и усмехается, сложив руки на груди, смотрит в сторону стоящего напротив такого же красавца и пожимает плечами. Второй парень был высоким широкоплечим блондином, с абсолютно ледяным взглядом и хамским видом. Наверное, он считал, что весь мир принадлежит только ему и это здание, кстати, тоже. Хосок с интересом разглядывает парней и неосознанно тянет шею, когда те резко разворачивается и не спеша уходят. Все почему-то отходят с их пути, только, что очень странно, в голове не возникает никаких вопросов, как будто всё так и должно быть. Даже Хосока это почему-то не смутило, хотя он терпеть не может такое поведение. «Где я мог видеть того блондина?»☠☠☠
— Ким Намджун. Значит, я не ошибся. Хосок с широко раскрытыми глазами смотрит на своего старого лучшего друга. Пришлось немного схитрить. Он наблюдал за этой звёздной парочкой почти всё время. Даже спросил их имена у какого-то сидящего рядом одногруппника, но тот лишь покрутил пальцем у виска и отвернулся. Как грубо. Только ему всё равно повезло — интересующие его личности оказались на одном с ним факультете, можно было пялить на них во время лекции. Сдалека сложно было понять, но вблизи озарение накрыло слишком внезапно. И, вскрикнув, Хосок сразу же подошёл к тому, кого все так старательно обходили стороной. Намджун вскинул вверх густые брови и посмотрел на Хосока так, что ему тут же захотелось вновь ничего не знать и не вспоминать. Просто исчезнуть и неважно куда. Притвориться идиотом и выбежать из полупустой аудитории. (Просто ахуенная идея, на самом деле.) Но он же не тряпка, чтобы бояться какого-то, пусть и жуткого, взгляда. Поэтому он дружелюбно улыбается, видя, как в чужих глазах просыпается красноречивое удивление. — Это я — Чон Хосок, ты меня не помнишь? — обрывисто. «Мэйли», — страшной болью колется сердце. Намджун давится воздухом и цепко хватается за парту, расфокусировано смотря на стоящего перед ним красивого парня. Чон Хосок. Кровавое небо разверзлось в эту секунду, опадая на землю каплями кислоты, разъедающей обуглившееся сердце. Из страшных трещин потекли чернила, рисующие образ этой доброй улыбки, которая была созданная только для того, чтобы разрушать. Эта улыбка вызывает сильнейшую непреодолимую ломку. Он ей все свои заслуги посвятил, прах в душе закопал и навечно попрощался. Но Чон Хосок. То второе солнце, что всё ещё также ярко светит, в то время, когда его солнце давно уже потухло. Вот уже двенадцать лет Намджун живёт в непроглядной темноте с резкими красными просветами — и ему это нравится. Потому что ад, он не после смерти, ад — он в сердце. А такие вот люди ничего, кроме сомнения и искушения, не дарят. — И? Чон Хосок = боль; Чон Хосок = прошлое; Чон Хосок = ненависть. (И Намджун раздавлен его улыбкой.) — Какое облегчение, это ты, — Хосок радостно выдыхает и подходит ближе, не понимая, почему все так смотрят. Что в этом такого? Два старых друга встретились и разговаривают. Да и этот синеволосый уж слишком насмешливо присвистнул. Он похлопал по плечу застывшего в раздражении Намджуна, сказав напоследок: «Отдай потом мне его труп, такого даже мёртвым трахну». Хосок решил не воспринимать серьёзно эти слова, мало ли у кого какой юмор. Парень, подмигнув, гибко прошмыгнул мимо окоченевших от исходящего от Намджуна холода людей. Сердце почему-то начало наполняться странной тревогой. — Действительно, какое облегчение, — звучит жутко. От друга детства веяло гарью, железом и кровью. Словно он вырос на поле боя. Ходил после сражения и собирал тысячи сломленных страшной разрухой душ. Словно он и есть сама смерть. Хосок нечто подобное уже встречал в глазах Юнги. Только это Намджун, его Намджун, он ко всем относится предвзято, кроме тех, кого любит. Хосок совершенно ничего не понимает. — Только мне абсолютно похуй, кто ты и как тебя зовут, — Намджун горько усмехается, видя, как чужая улыбка меркнет, сыпется сквозь тонкие пальцы. Или не Намджун. Не его Намджун. (Теперь всё стало сложнее.) — И если ты ещё раз так со мной заговоришь, я вырву твой язык и… Хосок облизывается, будто кидая вызов. И Намджуна бы это взбесило, если бы не необычайно сильный ток, плавно пронёсшийся по всему телу. Даже кончики пальцев свело. Всего лишь одно движение, скользящий по блестящим алым губам юркий язык. По-блядски распутная картина. Неожиданно. Милый и смешной мальчик из детства вырос в сладкого соблазнительно парня. И это сексуальное гибкое хрупкое тело совсем не вязалось с доброй и открытой улыбкой. Не по назначению он использует эти губы, Намджун бы их с удовольствием на член натянул, чтобы испортить, чтобы утащить на свою сторону разврата и похоти. Там его примут как родного. — Намджун, ты… — когда слов мало, они становятся на вес золота, да и говорить больше нечего. Никакое слово не опишет то, что он сейчас чувствует. Разочарование? Удивление? Недоумение? Нет, жалость. Жалость к самому себе и к загубленной, нежной, как цветок, надежде. Хосок верил в то, что Намджун ему поможет, думал, что друг детства будет рад их неожиданной встрече, но в реальности оказалось, что это не более, чем разбушевавшаяся фантазия. — Ты ещё и тупой. Какая жалость. — Я писал тебе письма, — вспоминает Хосок. Звучит, конечно, слегка комично и совсем никак не помогает общему делу, но он, правда, писал ему письма каждый месяц. Отправлял обычной почтой, потому что сначала не было возможности пользоваться электронной, а потом привык. Было в этом что-то такое родное, романтичное, сокровенное. Ведь куда приятнее видеть почерк близкого человека, чем напечатанные ровные буквы на экране компьютера. — А я их не читал, — безжалостно заявляет Намджун и усмехается. Интересно. Никто из людей, даже собственный отец, не может выдержать его взгляда, а этот стоит и смотрит прямо в глаза как ни в чём не бывало. Разве остался ещё человек, не видящий в нём настоящего монстра? Таких уже не существует априори. Последний. Но лишь на какой-то миг. — Я тебе не верю, — твёрдо говорит Хосок и упрямо поджимает губы. Намджун от этого громко хохочет. Потому что бесит, эта смелость беспочвенна, она не стоит и ржавой копейки. Чтобы её уничтожить, нужно всего лишь сжать эту тонкую шею, переломать позвонки и выкинуть останки под ноги. И плевать, что смотрят люди, он их всех перестреляет. А этого наглого самоуверенного мальчишку трахнет своей любимой винтовкой. Будет просто божественно наблюдать, как он плачет и сопротивляется, медленно теряя всё то, что так любит. Собственными руками сорвать с неба солнце, погасить его яркой кровью и оставить гнить в пучине сильной ненависти и непереносимого ужаса. Он ведь и не за такое карал. Превращал людей в отбросов. В мусорную канаву. Без будущего и прошлого. Добро пожаловать в жизнь. — Мне похуй. Ещё раз увижу рядом, пристрелю, — обещает. И пристрелит же, совсем не шутит. Ведь даже в универе среди таких же студентов, он всё равно другой. Великий Ён Хва — второй лидер клана, который скоро станет первым. И тогда никто не спасётся. Чистое безумие уже растеклось по этому городу. Даже не посмотрев напоследок на всё ещё шокированного Хосока, Намджун окидывает замерших людей взглядом и громко рявкает: — Интересно? Народ, подобно бушующей реке, двигается с места и спешит покинуть аудиторию. Намджун тоже выходит своей любимой вальяжной походкой, по пути замечая, как бледнеют все, кто попадаются ему на пути. Чёрный Ягуар заводится, как всегда, быстро. Машина срывается с места и буквально летит, обгоняя остальных. «Я писал тебе письма.» Лжец. Никаких писем не было. Он исчез, предал. Оставил тогда, когда Намджун так нуждался в лучшем друге. Такое не забывается никогда, теперь не забудется тем более. Психанув, Джун стучит по рулю и кричит. Пусть Хосок хоть на секунду почувствует его боль, пусть ощутит, каково это — оглядываться по сторонам и понимать, что у тебя никого не осталось. Пусть насладится разрушенной горькой жизнью без своего смеха и улыбок. Намджун покажет ему такую жизнь. Но прежде: — Вантэ, пришли ко мне трёх шлюх. Эту дыру нужно чем-нибудь заполнить. (Читаем, как «наебать систему».) А потом уже заняться «любимым» старым другом. (Только Намджун не знал, что своими словами уже разрушил жизнь Хосока.)