Терновый аромат

      А если он маньяк какой-нибудь? Или того хуже... Негодование клокочет в душе, норовя то и дело низвергнуться на незваного гостя. Да как вообще можно так? В порыве эмоций хлопаю дверью. Раздражает. Аж зубы сводит, как хочется выкинуть все его пожитки в окно и этого приживалку следом. Со всего размаху валюсь на родную кровать, да так, что тону в матраце и подушках. Ай! Мгновенная карма, как... сельскохозяйственным орудием по мужскому органу. Плохо мне, плохо. Тоже мне вино за десятку. Да за три сотки лучше покупали... и голова потом не болела. И вообще, я одолжение сделала, когда забрала эту гадость! Прижимаю холодную ладонь ко лбу и закрываю глаза. Да чтоб я ещё раз... Праведный гнев прерывается внезапно хлопнувшей входной дверью. Тяжело, но любопытство всегда было мне присуще. Заинтересованно сажусь на постели. Свалил что ли? Краем глаза замечаю своё отражение в зеркале. Господи! Ну, и видок! Волосы спутались, мешки под глазами, красное пятно на щеке належала.       Проклиная всё и вся поднимаю собственную тушку и тащусь в ванную.       А этот действительно ушёл. Только вот вещички прихватить забыл. Средних размеров чёрная сумка стоит посередине гостиной. Ну, его, собственно, никто не просил так вызывающе оставлять её здесь. Природное любопытство хлёстко подгоняет пошариться в поисках интересного. Уже сидя на ковре воровато оглядываюсь. Точно никого. С характерным звуком "ящик Пандоры" открывается. В сумке скопом лежат футболки, штаны. Быть не может, чтобы не было хотя бы паспорта. Сую руку внутрь. Долой мешающую одежду. Футболка. Другая футболка. Джинсы. Спортивки. О, это что-то новенькое. Трусы?! Чуть не переворачиваюсь на спину, отскакивая от взятой находки. Придурок, блин. Кто вообще таскает с собой нестиранную одежду?! Чертыхаюсь. Точно. Те, кто вытаскивают вещи из огня. Подбираюсь обратно. Уверена, документы выносили в первую очередь. Брезгливо сторонюсь нижнего белья. Паспорт обнаруживается на самом дне в папке с прочими бумагами. Посмотрим, с кем мы имеем дело. Максим Андреевич Филатов, 25 лет. Что там с пропиской...       В тишине щелчок дверной ручки звучит, как выстрел из стартового пистолета. Позабыв про всё на свете, пихаю комом одежду и папку обратно в сумку. Горе на мою голову! Змейку заклинивает. Но времени возиться с ней нет. Подрываюсь и пулей скрываюсь в ванной. Чуть не попалась, блин. Пока перевожу дух, припадаю к щели приоткрытой двери. Максим принёс четыре пакета с небезызвестного продуктового магазина. Что ж, кушать я люблю. Сосчитав до десяти, покидаю укрытие. Филатов одаряет меня мимолётным взглядом и возвращается к распаковке покупок. Что-то перекладывает сразу в холодильник, что-то в кухонные ящики. Гордо прохожу мимо, незаметно разведывая, что он там накупил. - Как вообще можно жить с одной пачкой перемороженных пельменей и остатками копченой колбасы в холодильнике? - Максим встаёт в позу, выставляя руки в боки и хмурится, да так, будто под его взглядом я должна немедленно пасть ниц и пробивать лбом пол, вымаливая прощение, - ты же абсолютно несамостоятельна.       Охреневший. - Получше, чем некоторые, - фыркаю в ответ, да как он вообще смеет в моём же доме читать мне нотации, - я хотя бы у себя дома живу, в отличие от некоторых.       Ну, что выкусил? Тот только хмыкает. - Тебе бы повежливее быть, особенно с людьми, которые старше и умнее.       От возмущения хватаю чистый стакан и наливаю воду из-под крана. Первой мыслью становится окатить мерзавца, но с громким звоном ставлю его на столешницу. Попридержу козырь в рукаве на потом. Он ещё не знает, с кем связался. - Может хотя бы попытаемся нормально поговорить? - и голос такой спокойный-спокойный, будто на съезде дипломатов, бесит.       Максим отодвигает стул и усаживается напротив меня, подперев подбородок рукой. Выжидает, что я его примеру последую что ли? Фигушки. - Нет, не попробуем, - зло шиплю, а пальцы сами обхватывают прохладное стекло, - я вообще не понимаю, какого чёрта должна терпеть здесь левых личностей!       Эмоции бьют ключом. С вызовом смотрю прямо в глаза... И натыкаюсь на абсолютное равнодушие. То есть ему всё равно что ли? От возмущения набираю в лёгкие побольше воздуха. - Меня вообще никто не спрашивал, хочу я, чтобы здесь околачивались всякие бездомные или нет? - лицо горит, пальцы свободной руки сжимаются в кулак, впиваясь ногтями в кожу, - почему бы тебе не собрать монатки и не свалить в какую-нибудь другую квартиру?       Ни разу оппонент не повёл даже бровью. Он, как каменное изваяние, сверлил меня глазами, всё так же подпирая подбородок ладонью. Слушал. Что-то обдумывал, но при этом даже дышать чаще не стал. И это выводило из себя ещё больше. А когда я замолкаю, чтобы набрать ещё воздуха, Максим поднимается со своего места. Медленно, с непоколебимым спокойствием. - Послушай, Ася, - с высоты своего роста он смотрит на меня уничижительно, даже с долей снисхождения, - ты всего лишь маленькая девочка, возомнившая о себе невесть что. Я не собираюсь, никуда съезжать. И не только потому, что заплатил уже Насте за четыре месяца вперёд, мне здесь удобнее. А свои подростковые капризы можешь записать в тетрадку. Позже я обязательно их прочитаю.       Даже не успеваю сообразить, что творю, а рука уже рывком выплёскивает воду. Я заворожённо наблюдаю, как прозрачные капли взмывают в воздух и по инерции мчатся дальше. Чем ближе они подлетают, тем больше недоумения проявляется на лице Максима. Всего за пару мгновений оно вытягивается, губы приоткрываются, глаза расширяются. Прозрачные капли врезаются единым потоком в кожу. Волосы Филатова в миг намокают, прилипая к его лбу. Излишки одинокими ручейками соскальзывают вниз, огибая брови, по скулам и завершают полёт на полу, где набираются маленькие лужицы. Медленно. Очень медленно Максим стирает воду с лица тыльной стороной ладони. Озадаченность ему идёт. Не скажу, что сердце в пятки уходит, но на задворках сознания проскальзывает мысль, что могу огрести. - Оригинальный ответ, - усмехается вынужденный сосед, уже активнее избавляясь от воды, взъерошивает мокрые волосы, - вот, что, Ася, нравится тебе или нет, а жить я буду здесь. После твоей выходки ещё с большим удовольствие.       Хмурюсь. Псих ненормальный. Никаких сомнений. Ни один адекватный человек не будет таким спокойным, если ему гадостей наговорят, а потом ещё и водой окатят. А этот стоит, как будто ничего необычного не произошло и речи толкает. - Для тебя я - Алисия, - фырчу и злюсь, как жаль, что под рукой нет ничего небьющегося, - Ещё посмотри как тебе здесь понравится.       Разгневанно направляюсь на выход. Мне нужен воздух, подруги и покурить. Рывком хватаю портфель, натягиваю кроссовки. А вдогонку доносится: - Тогда я - Максим Андреевич, - и ведь точно издевается, гад.       Даже не повернувшись выбегаю в подъезд, не забыв при этом хлопнуть дверью. Чуть не вырываю собачку, распахивая маленький отдел портфеля. Благословение судьбы - сигареты я оставила в нём. Остервенело сжимаю губами фильтр. Чёртова зажигался загорается только со второго раза, от чего чуть не отправляется прямиков в стену. Дым густым клубком врывается в лёгкие. В этот раз я даже не закашливаюсь, лишь на секунду прикрываю глаза. Снова и снова вдыхая в себя. Даже не замечаю, как половина уже прогорает. И лишь заканчивается первая, тянусь за второй. Так я слетаю по лестнице, гонимая гневом. В дверях чуть не сбиваю Нику с ног. Почему чуть? Потому что меня перехватывает Ксю. - И тебе привет, - усмехаюсь, переводя в объятия нашу ситуацию.       От подруги исходит еле уловимый аромат духов, которые мы с Никой подарили ей на день рождения, от чего на сердце непроизвольно теплеет - угодить Ксю с подарком, это ещё постараться нужно, хотя напрямую она никогда не скажет. Что ж, настроение обещает улучшиться. ***       За разговорами мы идём без какой-либо конкретной цели по улицам нашего небольшого города. А когда чуть ли не вплотную оказываемся к вчерашней пятиэтажке, холод пробегает по спине, уверена, не у меня одной. Там, где ночь назад был добротный балкон, сейчас обуглившиеся останки. Краем уха улавливаю, как стайка бабулек у подъезда охают про то, какой ужас и как жаль такого хорошего мальчика. - Пойдёмте отсюда, - шепчет Ника, утягивая остолбеневшую с задранной головой меня, - нечего нам здесь делать.       Твою мать, просто твою мать. Куда я дела тот окурок? Под давление адреналина память никак не поддаётся. Снова и снова прокручиваю в голове каждый свой шаг, но упираюсь в непроницаемую стену. Я не помню! Попала, ой, как я попала. Сжимаю и разжимаю кулаки, кусаю губы. Нужно что-то делать, как-то спасать наши шкуры.       Кажется, что сейчас на меня уставились все прохожие, тычут пальцами и взволнованно перешёптываются: "она, да, это точно она виновата". Хрена с два. Фантазии, это всё мои фантазии. Никто из них не может знать, чем мы вчера занимались. Чёрт, так параноиком станешь! Телефон звонит, как всегда, в неподходящее время. От неожиданности вздрагиваю, но выуживаю мобильник из заднего кармана джинс. Неизвестный номер. ***       Звонила Крис, сказала, что через полчаса нужно встретиться в "Висконсине" и сразу сбросила. Если бы не жопа, в которой мы все оказались, я бы её послала сразу и очень далеко. Но дело и правда дрянь. А судя по голосу нервы у неё тоже не в порядке. Значит, речь пойдёт, о той квартире. До кафе наша троица добралась на автобусе всего за двадцать минут и, чтобы не толкаться неприкаянными, мы выбрали самый дальний столик в углу зала, там ещё и очень удобный угловой диван. Заказанное кофе и салаты уже принесли, а Крис всё не появлялась. Напряжение Дамокловым мечом висит над нашими головами, и это чувствуют, конечно же, все. - Так, - голос звучит хрипловато, наверное, от долгого молчания, - паниковать ещё рано, - говорю, а сама себе не верю, всё же настолько очевидно, но рефлекторно с деланным усердием перемешиваю салат. - Ася права, - Ксю берёт свой кофе, чтобы сделать глоток, но так и держит чашку около губ, - это банальная случайность.       Стараемся говорить тихо, но внутренний параноик каждый раз шикает - кто-то ведь может понять, о чём мы говорим. Отправляю пару листков салата в рот. А кусок в горло не лезет однако. Ксю, наконец, делает глоток. Ника же вся в собственных мыслях. Оно и понятно, она самая невиновная из нас. Становится ужасно стыдно перед ней. Ведь Вероника всегда была хорошей девочкой, но из-за Ксю или меня (чаще, конечно, из-за меня) попадала в истории. И вот опять. Только теперь это не идёт ни в какие сравнения с нашими детскими шалостями вроде прогулов уроков или исправления оценок в журнале. - Ник, - не могу смотреть ей в глаза, - прости, что не послушала тебя тогда. Ты всегда отличалась разумностью, в отличие от меня.       Подруга удивлённо таращиться на меня, будто впервые видит. Сердце замирает. А что если она сейчас скажет: "я же говорила тебе. Ася, ты никогда не слушала меня и теперь из-за твоего безрассудства нам всем грозят крупные проблемы". А потом уйдёт. Навсегда. Нет, нет, нет. Слегка мотаю головой. Такого не произойдёт. Они ведь мои самые близкие люди. - Романова Алисия Дмитриевна, - медленно тянет Ника, прищуривая свои глаза, - неужели вы повзрослели? - Что ты говоришь такое, - смеётся Ксю и сгребает Нику рукой, прижимает к себе и легонько треплет волосы, - наша Ася никогда не повзрослеет!       Уф! Напряжение понемногу спадает и даже дышать становится легче. ***       Крис пришла намного позже, чем через полчаса, которые, кстати, сама назначила. А потом нас ждал очень напряжённый разговор до самого закрытия кафе. За ним я оставила всю заначку в портфеле. Даже на автобус денег не хватило. А поняла я это, только когда стояла одна на остановке.       Как же я устала. Еле волочу ноги по давно истоптанным улочкам. А до дома ещё так далеко. Останавливаюсь, чтобы передохнуть, а заодно и музыку включить. В портфеле наощупь нашариваю провода от наушников и тяну их на себя. Ох уж мой вечный бардак. Приходится перегруппировываться и опирать портфель на поднятую коленку. Да я спокойной могу йогой заниматься! Справившись с нехитрым делом, с ужасом понимаю, что идти-то ещё ого-го. А если... Взгляд падает на тропинку между домами. Уже час, как солнце скрылось, но и этот путь я знаю вполне хорошо. Могу так сэкономить полчаса времени. Поколебавшись явно понимаю, что усталость берёт верх. Закидываю портфель за плечи и быстрым , насколько это возможно, шагом направляюсь в дворы. Скорее, скорее домой в мягкую постельку.       Поначалу я ещё внимательно осматривалась, чтобы в случае опасности дать дёру. Но время идёт, я иду, а вот силы уходят. И теперь я уже плетусь, посматривая по сторонам в полглаза. Музыка ещё, как назло, пошла успокаивающая. Нет, надо с этим что-то делать. Останавливаюсь, сразу же ощущая, как гудят ноги.Привычно разблокировав телефон, листаю плэй-лист. Это не то, это не хочу, а вот она очень даже. Энергичные ритмы вселяют в меня дополнительные силы. Немного ускорившись, я совсем упускаю из виду, как за кустами мелькает крупная тень. Когда огромная ощерившаяся собака выскакивает прямо передо мной, я даже не сразу понимаю, что происходит. Противный страх сковывает все мышцы. Что делать? Что делать-то?! Животное взъерошивает шерсть на затылке, становясь ещё ужасающе. Из его оскаленной пасти капает слюна, а глаза остервенело следят за каждым моим движением. Музыку в наушниках перебивает стук сердца. Колючий ком встаёт в горле. Если закричу, кто-нибудь услышит в такое время? Стараясь не делать лишних движений, плавно снимаю портфель. Шансы невелики, что отобьюсь им, но есть, а пока... еле заметный шаг назад. Пёс оскаливается ещё угрожающе, переставляя одну за другой массивные лапы. Боже. Никогда не обращалась к тебе, пошли кого-нибудь сюда, я не хочу так умирать. Животное всё приближается, а моих отступлений не достаточно, чтобы восполнять безопасное расстояние. Да и что я могу в конце-то концов против этой псины?! Сейчас или никогда. Изо всех сил срываюсь в сторону подъездов. Только бы они были открыты. Адреналин разгоняет кровь, скрежет когтей по асфальту подгоняет не хуже хлыста. Я дёргаю ближайшую дверь и чуть не плачу от счастья, когда она открывается. Не успеваю осознать, как залетаю в подъезд и намертво вцепляюсь в ручку, чтобы держать здесь оборону до последнего.       Не чувствуя времени, я всё так же тяну на себя дверь, хотя за ней уже давно не слышно рычание и метаний пса. Никогда не считала себя трусихой, но сейчас никак не могу решиться выйти. А в телефоне уже двенадцать ночи и по иронии судьбы двенадцать процентов зарядки. Музыка до сих пор играет в одном ухе, но я только недавно снова начала замечать её. Приоткрыв небольшую щель, осматриваюсь насколько это возможно. Но там только пустынная улица и целлофановый пакет, гонимый ночным ветром по дороге от ближайшей помойки. Уже более решительно открываю дверь наполовину. Нет, всё ещё никого.       Словно на иголках чуть ли не перебежками добираюсь до родных стен. Вот он мой подъезд. Домофон приветливо сигнализирует об открытии. Не веря, что я, наконец, добралась, захожу в лифт. Как же долго он едет. Но знакомая дверь уже в двух шагах от меня. Открыв её ключом вхожу. А происходящее дальше вводит меня в такой шок, что иначе, чем матом описать просто невозможно! Поток ледяной воды окатывает с ног до головы, а на последнюю ещё и пластмассовое ведро приземляется. Волосы мокрые, одежда насквозь. С отвратительным щекочущим чувством ручейки стекают по покрывшейся мурашками коже. Я убью тебя, Филатов!!! Даже не сняв кроссовки хлюпаю через гостиную прямиком к отдельным комнатам. Чуть ли не с ноги открываю первую. Пусто. Что ж хана тебе. Следующая оказывается заперта. Сжимаю ручку и кручу её из стороны в сторону при этом колотя ладонью по деревянной поверхности. - А ну открывай, придурок! - плевать на соседей, сейчас я зла, как демон из преисподней, и готова убивать.       Не возымев никакого отклика, оставляю в покое уже настрадавшуюся ручку и уже двумя руками колочу в дверь. - Что ты, как баба спрятался, - шиплю, рычу и готова плеваться ядом, если такое вдруг получиться сделать, - сраный приживалка, или думаешь, что раз я младше, так постоять за себя не смогу?!       В последний раз с чувством ударяют по дереву. А потом навостряю уши. Этот придурок давиться смехом где-то в районе кровати. Смешно, значит? Посмотрим, кто будет последний смеяться! Разворачиваюсь на пятках и шагаю в ванную. Срываю с себя мокрую, холодную одежду и закидываю её в корзину для грязного белья. Стаскиваю ногами кроссовки и, ополоснув под краном, кладу обувь на батарею. Волосы прилипают к спине, вызывая отвратительные ощущения. Идиот! Оставшись в одном нижнем белье, распахиваю настежь дверь и иду к себе в комнату. Губы поджаты от злости, ногти впиваются в кожу ладоней, ещё немного и пар из ушей пойдёт. - Больной придурок, вот я тебе устрою, попляшешь у меня, - бубню себе под нос, смотря на дорогущий паркет и как босые ноги шлёпают по нему.       Не знаю, кто проклял меня, но... я врезаюсь во что-то тёплое и твёрдое. Нет, пожалуйста, пусть это будет не то, о чём я думаю. Лицо вспыхивает. Чуть не плача от злости вскидываю голову. Немая сцена. Филатов в полном шоке таращиться на меня во все глаза и смотрит абсолютно точно не в мои! Рычу. Я просто в бешенстве! Вскидываю руки, стараясь вцепиться в лицо в конец обнаглевшего типа! Выцарапаю его глазёнки к чёртовой матери!!! Признаю, реакция изумительная. Этот придурок перехватывает меня, крепко сжимая запястья. Брыкаюсь, пинаюсь, норовя попасть в пах. - Извращенец! Маньяк! Я на тебя заяву накатаю за домогательства! - верещу не своим голосом, а самой жутко стыдно, что сейчас сверкаю перед ним в мокром нижнем белье, какое же счастье, что я сейчас не в кружевном, а в спортивном. - Успокойся, полоумная, - старательно отворачиваясь от меня и при этом пытаясь не отхватить Филатов одним резким движением разворачивает моё тельце спиной к себе, выкрутив назад руки, - скажешь, когда обострение пройдёт, - но откашлявшись всё же добавляет, - ничего нового я всё равно не увидел.       Ну, не кобелина ли?! Нового он не увидел! - Ах, нового не увидел? - убивать, убивать, убивать, моя душа требует расправы, - значит, рассмотреть уже всё успел!       Так просто я не сдамся. Извиваясь бью ногами, куда придётся. Эффекта немного, но хоть пар выпущу. Сволочь! Гад! Извращенец! Его руки крепче сжимают мои запястья. Мотаю головой так, чтобы мокрые волосы били по наглой роже. Я так просто не сдамся. ***       Статуя каменная. Я уже выбилась из сил, а он хоть бы хватку ослабил немного. Устало опускаю голову. Слегка подсохшие волосы облепляют лицо, создавая импровизированную ширму. Что ни говори, а от тепла человеческого тела рядом клонит в сон. - Отпусти уже, - вымученно тяну, а сама ещё думаю, что бы колкого сказать, но в голову больше не приходит ничего, вся фантазия уже давно растрачена на первых порах брыканий.       Слышу усталый выдох со спины. - Точно больше кидаться не будешь? - деланное недоверие, как награда за старание: значит, ему тоже не так легко далась эта битва; хватка незначительно ослабляется, похоже, проверка реакции.       Просто продолжаю стоять. Отвечать не приходится. Руки освобождаются и я, наконец, могу выпрямиться. Ух, как же хорошо. Растираю запястья, слегка наклоняясь из стороны в сторону, чтобы размять тело. Почему-то поворачиваться совсем не хочется. Злость уже выплеснута, и на её место стремительно приходит смущение. - Кстати, - чуть поворачиваюсь на голос и натыкаюсь на уставший от недосыпа взгляд, - можешь так не волноваться, - кивает на мой вид, - меня малолетки не интересуют.       Как пыльным мешком по голове дали. Чего? Только открываю и закрываю рот в беззвучном возмущении, пока Филатов удаляется на кухню. Я так и стою, когда он невозмутимо проходит с кружкой в свою комнату.       На сегодня я слишком устала, чтобы снова идти в бой. Кивнув сама себе, направляюсь в собственную комнату. С жалобным стоном валюсь на кровать, даже не разобрав её. За какие такие заслуги на меня столько свалилось-то?       Прикрываю глаза. В полудрёме тревожные мысли всплывают в голове. Я по новой прокручиваю сегодняшние слова Крис:       "Если кто ещё не знает, мой отчим работает в полиции. Сегодня я случайно подслушала, как он говорил по телефону. Ночью сгорело три квартиры. И одна из них та, в которую залезала Ася. Говорят о поджоге. Я знаю, что никто из нас этого не делал, но сам факт, что мы были там той ночью ничего хорошего не сулит. Если хоть полслова о нас где-то всплывёт, то самое меньшее - нас обвинят в краже в крупном размере, а могут и поджог повесить. Вы не идиотки, но на всякий случай предупреждаю - держите языки за зубами. Иначе не отвертится никто. Если ещё что-то узнаю, вы тоже об этом узнаете".       Переворачиваюсь с бока на бок, мучительно то утопая во сне, то снова возвращаясь к мыслям о той злополучной ночи. Сейчас думать, если бы, да кабы бессмысленно, но я никак не могу перестать винить во всём себя. Столько раз зарекалась не ввязываться ни во что криминальное, но всё равно вляпалась.       Как проваливаюсь в сон даже не замечаю.       Только вдруг обнаруживаю себя в какой-то мрачной комнате. Здесь отовсюду сквозит. Пахнет сыростью, а ноги вмиг леденеют - оказывается я босиком стою на мокром бетоне. Сглатываю образовавшийся в горле ком. Какого чёрта происходит? Обнимаю себя руками и растираю тело, вмиг покрывшееся мурашками, чтобы согреться и иду на выход. Ужасно не хочется делать этого, но и оставаться на месте бессмысленно.       Оказывается, это заброшенное здание. Причем очень давно заброшенное: местами штукатурка уже обвалилась, в углах кое-где обосновалась плесень. На улице тем временем бушует нешуточная гроза. Во многом благодаря вспышкам молний я и могу разобрать получше пространство вокруг. Но от этого жуткого завывания ветра мороз по коже.       Ведомая неизвестным чувством поднимаюсь через два этажа вверх. От озноба зубы стучат друг об друга. Омерзительный металлический запах усиливается с каждым подъемом по ступенькам. Меня уже пугает происходящее, и тот факт, что я почему-то не могу повернуть назад только ухудшает ситуацию.       По мере приближения к чердаку паника усиливается. Иногда просто не можешь объяснить почему, но на подсознательном уровне безумно боишься грядущего. И уже сейчас я знаю, что увижу нечто ужасное. Обшарпанная, посеревшая от времени и постоянной влажности дверь зловеще шатается из стороны в сторону с жутким скрипом. От страха почти перестаю дышать. "Это не по-настоящему, это всё не по-настоящему", - шепчу, как молитву, способную уберечь меня от всего на свете.       Подозрительная тишина. Темнота, из-за которой не видно даже очертаний предметов. Делаю шаг в эту темноту, оставляя дверной проём позади. Чавк. Сердце чуть не останавливается. Нечто совсем рядом, предположительно в центре помещения, что-то пожирает с отвратительными чавкающими звуками. Хочу бежать назад со всех ног. Но упираюсь спиной в мокрую стену. Не может такого быть! Не может! Не может! Выход исчез. Растворился. Я не вижу даже собственных пальцев, а звуки пожирания становятся всё резче, всё остервенелей. Могу поклясться, что слышу, как разрывается плоть с каждым укусом. Нет, нет, нет. По щекам льются обжигающие слёзы от осознания собственной беспомощности. Дышать становиться невозможно от стиснувшегося в попытках подавить всхлипы горла. Нужно просто затаиться. Если я этого не вижу, то и оно меня тоже. Достаточно только... Всплеск воды, будто кто-то резко вступает в лужу. Если бы умела, остановила биение сердца - так громко оно стучит. Шаги приближаются. Потеряв возможность видеть, я становлюсь очень чуткой на слух. До меня ЭТОМУ идти ещё метров пятьдесят. Его дыхание хриплое, рот или пасть ляскают после сожранного мяса. Хочется выть и биться в истерике, но почему-то не выходит. Я просто сильнее вжимаюсь в стену и слушаю, слушаю, представляя всё больше деталей. Вот оно выпрямляется во весь свой немаленький рост. Волочит за собой одну конечность.       Время превращается в густой студень. Я теряю ориентацию, а эта тварь почти что подобралась. Оно слонялось по помещению от одного угла до другого, жутко кряхтя и иногда посмеиваясь. Как можно тише сажусь на бетонный пол, поджимаю под себя окоченевшие ноги. Стать ещё незаметнее, раствориться, исчезнуть.       И вдруг ослепительная вспышка. Как только перед глазами проясняется, я ору, что есть мочи. Почти вплотную ко мне стоит горбатое человекоподобное существо. По его лицу-морде размазана кровь, гнилые зубы торчат из-под сумасшедшей улыбки, застывшей, как на кукольной голове. Глаза навыкате безумно пялятся на меня, а перепачканные в крови и грязи руки с кривыми ногтями тянутся ко мне. Не перестаю верещать не своим голосом, ещё немного и он точно сорвётся. Кидаюсь вперёд, чтобы вцепиться первой этой твари в глаза, выцарапать, вырвать и бежать, бежать, куда понесут ноги. ***       Задыхаясь от ужаса, распахиваю глаза. Ещё не придя в себя инстинктивно размахиваю руками и ногами. По лицу стекают липкие капли пота вперемешку со слезами. Снова. Кошмары вернулись. Сворачиваюсь калачиком, крепко прижимая руками ноги к груди. Непрерывным потоком горячие слёзы всё льются и льются, образовывая под щекой небольшую лужицу, которая сразу же впитывается в одеяло. Проснулась я на середине кровати. От метаний покрывало валяется на полу, подушка спихнута к самому краю. Больше всего на свете я боялась, что снова вернусь в это ночное безумие, когда сон превращаются в настоящую пытку.       Такое уже было три года назад, мне только исполнилось четырнадцать, когда мама уже лежала в больнице при смерти. Рак съел её за считанные месяцы. Никогда не забуду, как из сильной, жизнерадостной женщины, она превратилась в ходячий скелет. Волосы осыпались сразу после первого курса химиотерапии. А она всё смеялась, что всегда хотела увидеть себя лысой. До последнего мама бодрилась. А за неделю перед смертью, она запретила пускать меня в палату. Настя сказала, что так будет лучше для всех. Но лучше не было. Каждую ночь я не хотела засыпать, ведь в любой момент мамы могло не стать. После это переросло в привычку. Я стала бояться снов. И засыпая от ужасного переутомления видела ещё более ужасные сны. Тогда, наивной, мне хотелось верить, что если я не буду спать, дни не будут отсчитывать свой срок.Тогда я перестала верить в Бога. Тогда я навсегда разочаровалась в этом мире. И самое главное - тогда я поняла, что после маминой смерти я не буду нужна никому.       Отец же бросил нас, ещё когда мне было пять с половиной. Просто ушёл, не объяснив никому причину. Но я его и не особо помню.       После одиннадцатого апреля жизнь превратилась в один сплошной смазанный день сурка. Настя сразу же забрала меня к себе, сказав, что дочь её сестры ни за что не попадёт в детский дом. Но тётя очень молода, она старше меня всего на четыре года. Ей приходилось невероятно тяжело учиться и тащить нас. В силу возможностей я, конечно же, помогала ей.       А потом, словно компенсация за страдания, на нас свалилось огромное наследство от какого-то далёкого родственника из-за границы. Большая часть акций его успешной компании так же входила туда. Тогда Настя спешно начала вникать в дела. Времени на меня совсем не осталось. Было жутко одиноко. А засыпать и просыпаться в пустой квартире страшно. Через полгода мы продали жильё моих бабушки и дедушки, добавили денег из наследства и переехали уже в этот город. Я пошла в частную школу, Настя наняла подходящего человека, передала бразды управления и теперь просто наслаждалась жизнью. Только после смены обстановки, ночные кошмары перестали мучить меня. И вот снова...