***
Лежа головой на плече подостывшего Энтони, Азирафаэль медленно выводил пальцами по груди известные только ему узоры, опаляя чужое плечо спокойным горячим дыханием. В порыве страсти они оба свалились с узкого дивана, переместившись на ковер под ним, отчего чувствительная к любым поверхностям спина букиниста слегка побаливала. Крупно вздрогнув от внезапно прошедшего по всему телу холода, будто получив разряд тока, он сильнее прижался к рыжеволосому, отчего тот только крепче его обнял за спину, медленно ее поглаживая, пытаясь согреть. — Ну, не так уж и страшно, да? — тихо спросил Кроули, продолжая незамысловатые ласки. — Сначала было страшновато, признаться честно. Я просто, м-м, никогда не занимался любовью, — так же тихо сказал он в грудь парня, внезапно смутившись тем фактом, что первый секс у него был в 27, черт его дери, лет. Хотя, если хорошенько подумать, то черт его все-таки дёрнул. Рыжий такой черт. — Надеюсь, свой первый раз ты запомнишь надолго, — усмехнулся рыжеволосый. — Несомненно, дорогой, — поцеловал он шею Энтони, откинув свои лишние переживания и собираясь встать, чтобы одеться, но его потянули обратно за плечи. — Э-эй, куда ты, ангел? Чем тебе пол не нравится? — несерьезно возмутился парень, широко улыбнувшись и с какой-то надеждой в глазах смотря на белокурого. — Тем, что это пол, — парировал Азирафаэль, присев рядом, поддавшись давлению снизу. — Я просто замерз, Энтони. — Да ладно, мы тут у тебя так надышали, что создается ощущение, будто мы сидим в бане, — удивился Кроули но, увидев немного обидчивый взгляд букиниста, сдался. — Ну хорошо, хорошо. Пошли в душ, погреемся. Могу тебе спинку потереть, если хочешь, — все же поднялся он, помогая встать на ноги букинисту. — Спасибо, дорогой, — улыбнулся белокурый, потянув рыжего парня за руку на второй этаж, где и находилась ванная.***
Азирафаэль и Кроули сидели в наполненной горячей водой ванной. Как барабанщик и обещал, он растирал мыло по спине букиниста, не торопясь очерчивая немного выступающие позвонки и ребра, будто записывая в свой мозг каждую деталь на немного покрасневшем от горячей воды тела. Натерев на ладони побольше мыла, Энтони начал медленно массировать затвердевшие, вечно напряженные в идеально прямой осанке плечи. Услышав тихий расслабленный стон со стороны белокурого, Кроули только усмехнулся, притягивая парня ближе к себе и кладя его голову с немного мокрыми от пота у корней волосами, продолжая водить ладони с мылом на них уже по ключицам и ниже. Очертив мыльными ладонями слегка выпуклую грудь Азирафаэля, тот слегка вздрогнул, когда загорелые тонкие пальцы коснулись таких чувствительных розовых сосков. — Кстати, я хотел у тебя кое-что спросить, — услышав вопросительное мычание сбоку, Энтони продолжил. — Сегодня вечером у меня концерт. Ты хочешь сходить со мной? Я обещаю, тебя никто не затопчет, — шутя, прошептал Энтони, продолжая растирать мыло по груди букиниста. — Хмм… Я подумаю над этим, хорошо? — разнежившись в приятно горячей воде, негромко проговорил Азирафаэль, развернувшись корпусом к своему уже парню и чмокнув того в нос. Не до конца удовлетворившись таким раскладом дел, Кроули наклонил голову вбок, потянувшись за «нормальным», по его мнению, поцелуем. Не услышав и не почувствовав никаких сопротивлений со стороны букиниста, он, вдоволь истерзав розовые пухловатые от предыдущих множественных поцелуев губы, незамедлительно проник языком в такой теплый рот парня. Юркий язык барабанщика, казалось, был повсюду. Он чувствовался и на кромках зубов, и на нёбе, и на собственном языке букиниста. Эти ощущения сводили с ума неокрепший и еще плохо реагирующий на какие-либо раздражители ум и тело Азирафаэля. На миг отстранившись и оставив между из губами очень маленькое расстояние, белокурый, лукаво улыбнувшись, чуть вытянул шею и лизнул красноватое на кончике ухо рыжего. Реакции долго ждать не пришлось. Энтони крупно вздрогнул, вмиг закрыв ладонью еще больше покрасневшее ухо и уставился на весело улыбавшегося парня. — Нет, ну, а что? Не тебе же одному делать всякие милые глупости, — полностью развернувшись к Кроули, сказал букинист, закинув предплечья ему на плечи. — Азирафаэль… — на грани слышимости прошептал Кроули, но обладатель имени его все же услышал, тихо рассмеявшись. — Кроули, — продолжая весело улыбаться сказал Азирафаэль, всматриваясь в расширившиеся от шока невероятно красивые светло-карие, почти желтые глаза. — Приятно познакомиться, — вмиг поменявшись в лице, сменив удивление на уверенность, сказал Кроули, накинувшись на белокурого в очередном порыве страсти, услышав в ответ веселый смех.***
— Ну так, что насчет концерта? — снова спросил Кроули, растирая плечи белым пушистым полотенцем, любезно одолженного ему Азирафаэлем. — Подтверждаю слова Вельз, что сегодня будет не просто концерт, а целое шоу, — заговорщицки ухмыльнулся барабанщик, закончив вытираться и помогая вытирать спину букинисту, услышав тихое слово благодарности, — не как у Queen, конечно, но все же. — Не знаю, Кроули. Мне как-то не очень хочется возвращаться в то место. Там атмосфера какая-то отталкивающая, да и я сомневаюсь, что меня там все же не задавят, — не согласился Азирафаэль, повернувшись лицом к Энтони. — Да ладно, Аззи, ну пошли. Там будет кое-какой сюрприз для тебя, — притянув за талию смутившегося Азирафаэля, тихо сказал барабанщик, пытаясь словить под опущенными веками голубые глаза его любимого букиниста. — Сюрприз, говоришь? — все же подняв веки, он встретился взглядом с светло-карими глазами напротив. — Сюрприз, — прошептал уже в губы букинисту Кроули, потянувшись за поцелуем, на который незамедлительно получил ответные ласки. В голове вскинув в победном жесте кулак к небу, как его кумир, барабанщик посчитал это за согласие. — Ну ладно, — оторвавшись от любимых губ, сказал Энтони, — мне нужно поехать на репетицию. Приезжай к тому же бару к 8-ми вечера, хорошо? — чмокнув Азирафаэля в лоб, парень, быстро сориентировавшись, нашел небольшой блокнот и ручку на многочисленных шкафах Азирафаэля, корявым почерком написав адрес бара, и вложил ее в руки белокурому. — Держи, это адрес бара, в котором я буду выступать. Если ты не приедешь, то я на тебя очень сильно обижусь, — несерьезно сказал Энтони, уверенно улыбнувшись. — Звучит как угроза, — усмехнулся Азирафаэль, начав разбирать адрес на бумаге, что из-за непонятного острого почерка было сделать довольно затруднительно. — Я тебе и так угрожаю. Не придешь, зацелую до смерти, — лукаво улыбнувшись, Кроули снова захватил губы букиниста в плен, лаская их своими губами. — Ну все, Энтони. Тебе, вроде как, нужно на репетицию. А то еще из-за меня опоздаешь, — заговорила вдруг в Азирафаэле внезапно проснувшаяся совесть. — Подождут, без барабанов эти засранцы не начнут, — наконец оторвался от манящих его губ Кроули. — Ну все же, я не хочу быть виноват в том, что ты не пришел вовремя. Моя совесть меня загрызет, — взмолился Азирафаэль, слегка осуждающе осматривая лицо Энтони. — Ладно, ладно, ангел. Только я ведь все равно опоздаю. Я прибежал к тебе в одной майке да домашних штанах, так что еще придется заезжать домой за нормальной одеждой. Кстати, напомни мне потом починить твою дверь. Не хило я ее так выломал, — фактически прокричал с первого этажа Кроули, надевая на себя белье, майку и спортивки. — Так… Так возьми мою одежду. Я тебе сейчас что-нибудь подберу, подожди, — прокричал в ответ Азирафаэль, быстрым шагом зайдя в свою спальню, надев на себя свои домашние штаны, и начав поиски подходящей для Энтони одежды. Шкаф Азирафаэля выглядел так, будто он был проходом в Нарнию. Сам он куплен около 20-ти лет назад, еще бабушкой букиниста, и был настолько просторным, что там могло поместиться около трех человек. И все же, хоть этот шкаф был старым и потрепанным временем, белокурый его очень любил. С ним связано непозволительно много воспоминаний, как для обычного шкафа. Например, в детстве, когда он был у своей бабушке в гостях или оставался на ночь, он часто сидел в нем с книгой, подсвечивая текст фонариком, или просто думал о чем-то своем. Или когда ему было плохо, он закрывал крышки шкафа изнутри, и сидел в нем, громко или тихо плача, зависело от степени обиды или состояния парня. Но когда его бабушка умерла, он решил забрать этот шкаф себе в магазин, как воспоминание о детстве и своей бабушке. Наконец найдя более-менее подходящую одежду, Азирафаэль внутренне ликовал. Если Кроули подойдет его старая одежда, то он наконец от нее избавится, так как давно не носил именно эти рубашку и джинсы. — Кроули, дорогой, подойди сюда, пожалуйста! — крикнул Азирафаэль, в голове представляя на Энтони эту одежду. — Нашел что-нибудь? — уже поднявшись по лестнице и зайдя в спальню Азирафаэля, спросил Кроули. — Да. Примерь это, пожалуйста, — протянув барабанщику свои джинсы и серую, давно ставшую ему маленькой, рубашку, сказал букинист. — Хорошо, — осмотрев одежду взглядом, наполненным скептицизма, сказал Кроули. Он начал снимать майку и спортивные штаны, от чего Азирафаэль не смог себя сдержать от рассматривания фигуры парня. Кроули действительно был очень худым и высоким, по-сравнению с ним. Тонкие и длинные руки и ноги, грудная клетка с выпирающими по бокам полосками рёбер, не длинные тёмные волоски на ногах, груди и руках. Его фигура казалась букинисту идеальной, если не считать чрезмерную худобу. Но все же он сам себя запустил, и в этом нет ничьей вины, кроме него самого. «Интересно, какие мысли были у Кроули, когда он раздел меня?» — размышлял Азирафаэль. Наконец Кроули оделся. Рубашка была ему не существенно велика, придавая его образу некий свой шарм. Джинсы оказались чуть свободными в области колен, а у лодыжек заужены, и Господи, Азирафаэль просто не сможет даже заставить себя соврать, что Энтони выглядит в этом плохо. Он выглядел замечательно. Заметив изучающий взгляд букиниста, Кроули все же подал голос, отвлекая парня от своих мыслей. — Чего застыл, ангел? Как я выгляжу? — покрутился вокруг своей оси Кроули, странно, но так завораживающе по-женски отставив обе руки в стороны в попытках заглянуть себе за спину, — Как ботан, да? — шутя спросил он, развернувшись лицом к парню. — Ох, дорогой, нет. Ты не выглядишь как ботан. Ты выглядишь, как… как приятный молодой человек, только сошедший с поезда в какой-то тёплой стране. Как свободный человек, — все же заставив отлепить свой взгляд от тела Кроули, сказал Азирафаэль, смотря тому в глаза. — Хах, необычное сравнение, — засунув руки в глубокие карманы джинс, ответил Энтони. — Не очень в моем стиле, конечно, но ничего. В жизни нужно попробовать разные вещи, и даже новый стиль. Как думаешь? — Я полностью с тобой согласен, дорогой, — нежно улыбнувшись, тихо ответил букинист, быстро перекинув свой взгляд на часы, висящие над дверью. — Ох, Энтони, тебе уже нужно ехать. Ты опоздал на 15 минут. Извини, если бы я искал быстрее, ты бы уже как 10 минут был там, — запаниковал белобрысый, опустив веки и смотря в пол, будто в ожидании упрёка. — Да ничего страшного, ангел. Если бы я ехал к себе домой за одеждой, я бы опоздал ещё сильнее. Так что, не волнуйся, — крепко обняв своего ангела, сказал барабанщик, чмокнув того в нос. — Ну ладно, пойду уже. А ты не забудь прийти на мой концерт, — с уверенной улыбкой на лице отпустил тот из объятий застывшего парня, направившись к лестнице на первый этаж. Спустившись вниз, он взял ключи от машины на тумбочке, и напоследок крикнув громкое «До встречи, ангел», вышел на улицу. «Черт, как же горит лицо» — начал растирать красные щеки ладонями Азирафаэль, прикрыв глаза. В его жизни ещё ни разу не было таких заряжающих своей энергией людей. Хотя, почему это ни разу, был раньше один. Тот рыжий одноклассник, к которому белокурый так ни разу и не подошёл. Все же, кого-то он ему напоминает. «Тоже рыжий, тоже взрывной, такой же худой… Да нет, бред какой-то» — опомнился Азирафаэль, тряхнув головой, чтобы до конца прийти в себя.***
Что ж, время пришло. На часах 19:30, уже нужно бы выходить, но у Азирафаэль подкашиваются ноги от волнения. Даже перед первой поездкой на концерт такого не было. Возможно, это из-за осознания, что Кроули приготовил ему сюрприз… Ну, тогда это не волнение, а скорее любопытство. Или же и то, и то в одном флаконе. В любом случае, такси уже вызвано, костюм идеально выглажен, ботинки начищены, а волосы расчесать не получилось. С этими кудрями совершенно невозможно договориться. Так что, вместо расчески были пальцы, которые кое-как, но все же пригладили непослушные белокурые волосы. Выглянув в окно, нервно выкручивая фаланги пальцев на обеих руках, Азирафаэль заметил, что на улице идёт дождь. Ох уж эта погода Лондона. Глянешь в окно — светит солнце, ни одного облака. Отвернешься на несколько секунд, и бац — ливень. И откуда он взялся, никто не знает. Именно поэтому лондоновские синоптики в основном импровизируют в прогнозах, ещё больше запутывая бедных жителей. Наконец подъехало такси. Буквально случайно заметив жёлтый автомобиль, ярко контрастирующий с общей цветовой гаммой улицы, Азирафаэль взял зонт с вешалки, стоящей рядом с входной дверью, и вышел из книжного, закрыв дверь временной импровизированной защелкой. Резво раскрыв зонт, букинист быстрым шагом дошёл до автомобиля, открыв дверь с пассажирского места и сев внутрь, не забыв перед этим закрыть зонт. Азирафаэль сказал нужный адрес водителю, и в тот же миг машина тронулась, объезжая спешащих домой с работы других водителей. — Что, на рок-концерт собрались? — неожиданно спросил водитель автомобиля. — М-м, да, типа того. У меня там… Друг выступает с группой, — робко ответил Азирафаэль, наблюдая за стекающими по стеклу каплями дождя. — У меня там племянница. Рок-н-ролл этот безумно любит, ходит постоянно на какие-то концерты рокеров-любителей. Я её, конечно, понимаю, молодость, гомоны*, или как их там, но волнуюсь за неё жутко. Там же у этих рокеров так крыши сносит во время выступлений, боюсь, как бы не задавили её. Она же у меня девочка небольшая, миниатюрная, но бойкая, жуть. Сдачи дать может, но все равно сердце сжимается от какого-то страха. Хорошо, что хоть ухажера себе выцепила спокойного, может уймет пыл её, — вёл монолог таксист, даже не смотря в сторону Азирафаэля. Парень не стал его прерывать, внимательно слушая. Мало-ли что, мужику выговориться нужно. — Не думаю, что вашу племянницу кто-нибудь задавит, сэр. Она сама может задавить, кого хочет, я так думаю. Не лично, конечно, — негромко сказал букинист, дождавшись, когда таксист немного затихнет. — О, так ты знаешь мою племянницу Вельзи? Дружите? — заинтересованно посмотрел на парня водитель. — Не то что бы дружим, я её видел пару раз просто, да и мой друг мне о ней говорил. — И как она? А то со мной совсем не хочет разговаривать. А если попытаюсь хоть слово вытащить из неё, так продолжает молчать, и смотрит таким взглядом, будто я прямо перед её носом последнее её любимое печенье съел. Кто хоть её парень-то? Ты его знаешь? Волнуюсь ж я за неё, за мою Вельзи. Понятия не имею, с кем она водится-то, — погрустнев, водитель снова переключил свое внимание на дорогу. — Я знаю её парня, Габриэль зовут. Он мой давний друг, — прикинув в своей голове все знакомые ему факты об этой паре, сказал Азирафаэль. — О, так ты с этим её парнем дружишь? Как хорошо. Компания у вас там небось своя, угадал? — мгновенно повеселев, ответил водитель, улыбнувшись самыми уголками губ. — Может и есть у них своя компания, я не знаю. Я в ней не состою. — А чего так? Парень ты, сразу видно, хороший, воспитанный, так чего ж не хочешь? — Извините, я просто не хочу. И мы уже приехали, спасибо, — как-то раздражённо бросил Азирафаэль, протянув деньги водителю и покинув автомобиль. «Господи, наконец-то» — возникло в голове парня, и он, ни секунды не медля, раскрыл зонт и пошёл ко входу в бар под названием «БАР».***
Внизу играла громкая музыка. Слышны резвые гитарные рифы, звоны барабанных тарелок, слова неизвестной Азирафаэлю песни и голоса, подпевающие вокалисту. Парень не слышал знакомый хриплый вокал той девушки, в группе которой состоит Кроули. Все же он приехал вовремя. Пройдя к кричащей и толкающейся толпе людей, букинист осмотрел само помещение, принявшись подробно изучать его. Заметив, что рядом со столиками у стен людей намного меньше, он пошёл к стене, находящейся слева от входа в помещение, и присел за самый ближайший к сцене столик. Что ж, теперь ему осталось дождаться, когда группа Кроули выйдет на сцену. Азирафаэль положил локти на стол, осматривая свои запястья и почти не слушая песню, играемую на сцене. Делать это ему было не сложно, ибо отточенный годами навык витания в облаках, не завися от любой ситуации, в какой бы он не находился, и здесь ему помог. Так что букинист мог спокойно крутить золотое широкое кольцо на мизинце пальцами противоположной руки, пока до его плеча резко не дотронулись. Крупно вздрогнув от испуга, Азирафаэль поднял свой взор вверх, где обнаружил Энтони с растрепанными рыжими волосами до плеч и в его одежде. Все же он решил не переодеваться во что-то другое, что польстило парню. — Хорошо, что пришёл, ангел, — счастливо улыбнулся ему Кроули. — Сейчас эти засранцы доиграют, и я выйду на сцену. Когда это произойдёт, следи за мной внимательно, хорошо? Можешь сидеть здесь, не иди к этой толкучке. А то вдруг задавят, а в мои планы это совершенно не входило, — улыбнувшись своей фирменной улыбкой-оскалом, барабанщик наклонился к щеке букиниста и коротко чмокнул его своими сухими тонкими губами, — ладно, ангел, я пойду. Следи внимательно, не забудь! — отойдя от столика, за которым сидел Азирафаэль, сказал Кроули, быстрым шагом направившись к импровизированным кулисам, которые представляли собой высокие перегородки, входящие в потолок. Букинист проследил за движениями барабанщика, пока он не скрылся за перегородкой, и дотронулся до щеки, в которую его поцеловал рыжий. Все же приятно нравиться кому-то. И все-таки невозможно отрицать того, что и этот невозможный Энтони нравился ему. Такое забытое ощущение, щекочущее сердце и лёгкие будто маленькими крылышками бабочек. Приятное чувство спокойствия, накрывающее волной лишь при одной мимолетной мысли о предмете своего воздыхания. Как же давно парень этого не чувствовал… И ведь раньше его чувства были огромными, забирающиеся во все малейшие поры его организма. И если бы он хотя бы раз отключил все переживания в его голове, то тело бы само привело к тому парню и сделало все, что ему казалось правильным. Но Азирафаэль, на свое счастье или на горе, не умел отключать голову даже на секунду, постоянно анализируя и контролируя себя. Это словно проклятье и дар одновременно. Всегда следуешь правилам здравого смысла и логики, не предоставляя волю своим чувствам, желаниям и эмоциям. Наконец группа вышла на сцену. Зал разразился бурными овациями. Сразу стало понятно, какая же все-таки группа любимчик здешней публики. Вельз даже не смотрела в сторону зала, пока проходила на середину сцены, удерживая в миниатюрных ладошках микрофон. Хастур и Лигур скудно помахали залу, проходя на сцену и надевая на себя свои инструменты. Кроули же прошёл к барабанной установке, словно по подиуму, махая руками аудитории. Даже слепому понятно, что люди в зале аплодировали именно Кроули. Азирафаэль, наконец отвлекшись от затагивающих его в омут подсознания мыслей, так же захлопал в ладоши, как и обещал, наблюдая за Энтони, который расслабленно усаживался за барабанную установку, лениво переставляя барабаны и тарелки так, как ему было удобно. В этот раз установка стояла справа сцены, дабы видеть всю аудиторию, и сами столики. Видимо, парень специально переставил установку перед всеми выступлениями так, как ему было нужно. Наконец, когда люди в баре затихли, раздались первые аккорды на бас-гитаре, показывая этим, что выступление началось. Песня была необычно для этой группы спокойной, даже какой-то лирической, как показалось букинисту. Мелодия была не быстрой, но до того момента, пока не начался припев. Потом же все здания будто затряслось от тяжёлого гитарного соло и громких, почти оглушительных барабанов. Азирафаэль присмотрелся к толпе людей, проведя по всем внимательным взглядом, и вновь вернулся к барабанщику. Энтони вновь надел свои затемненные очки, так что белокурый не понимал, куда тот смотрит. Но все же, когда эта лирическая в начале, и взрывная в конце песня закончилась, Кроули внезапно снял очки, положив их рядом с большим барабаном себе под ноги, встряхнув головой, убирая этим движением волосы с лица. В зале послышались женские визги, от чего Азирафаэль лишь фыркнул. Внезапно он столкнулся взглядом с Энтони, который вдруг подмигнул ему, и букинисту ничего не оставалось, как смущённо улыбнуться и покрыться краской. Группой было пропето уже более трех песен. Все они были какими-то однообразными и шаблонными, как показалось белокурому, но все равно в каждой из них была своя какая-то небольшая изюминка. Под конец четвёртой песни, Кроули, закончив отбивать ритм, встал из-за своего места, отложив барабанные палочки на ближайший барабан, и подошёл к Хастуру, что-то говоря тому на ухо. В зале царила тишина. Наконец после недолгих переговоров между двумя молодыми людьми, Хастур, цыкнув при этом, снял гитару с плеч и протянул её Энтони. Зал разошёлся свистом и криками одобрения. Действительно, это что-то новенькое. Далеко не во всех группах встречались такие участники, которые могли играть на нескольких инструментах, переключаясь между ними в зависимости от песни. Запрокинув ремень себе через плечо, Кроули подошёл к Вельз и с улыбкой на лице что-то ей сказал. Та же, закатив глаза, но со странной улыбкой отошла от микрофона на подставке, уступив парню место. Кроули шутливо поклонился, подняв микрофон на удобный ему уровень, и поднёс лицо к нему. — Отдохните, ребята, — кивнул он в сторону скептически настроенной ко всему происходящему группы, и поставил пальцы на нужном ему аккорде. — Следующая песня посвящается особенному для меня человеку, моему ангелу. Любви всей моей жизни, — нежно улыбаясь сказал Энтони, смотря прямо в глаза Азирафаэля. Букинист застыл. Продолжая сидеть на своём месте, он, словно завороженный, начал смотреть только на Кроули, не пропуская ни единого его движения. Наконец раздалась спокойная мелодия. Кроули перебирал струны длинными пальцами, создавая какую-то волшебную атмосферу чего-то нежного, неуловимого на первый взгляд. Вкладывая в игру все свои силы, он начал петь. — Love of my life, you've hurt me, (Любовь моей жизни, ты сделала мне больно) You've broken my heart and now you leave me. (Ты разбил мое сердце, и теперь уходишь) Love of my life, can't you see? (Любовь моей жизни, неужели ты не видишь?) Bring it back, bring it back (Верни его, верни его) Don't take it away from me, (Не забирай его у меня) Because you don't know (Ведь ты не знаешь) What it means to me. (Что это значит для меня)* Кроули пел тягуче, голос на высоких нотах хрипел, а взор все время был направлен на Азирафаэля. Было заметно, что Энтони не долгое время занимался на гитаре, но играл он все равно хорошо. Душевно. Все в зале затихли, слушая такое оригинальное признание в любви. Многие девушки смотрели на барабанщика с обидой в глазах, но все равно были рады за того человека, кому была посвящена эта великолепная песня не менее великолепной группы, мечтая, чтобы когда-нибудь такое произошло и с ними. Букинист сидел на своём месте, будто в оцепенении, вникая в каждое слово песни. Он осматривал лицо Кроули, будто видел его впервые. Его трогательно выгнутые брови, глаза, в которых плескалась словно магма нежность, невероятно красивый и сильный нос, тонкие улыбающиеся губы. Всё сильнее букинист замечал в нем давно знакомые черты, которые ранее показались ему совпадением или же случайностью. Но нет, сейчас ему поёт человек, о котором он грезил два года в старшей школе, тот самый рыжий и уверенный в себе мальчишка. И сейчас этот самый уверенный мальчишка поёт ему, Азирафаэлю, с такой нежностью в голосе, что сердце начинает стучать безумно быстро, а лёгкие сжимаются от эмоций. С каждым мигом становится все труднее дышать. Песня закончилась. Когда прозвучал последний аккорд, зал взорвался аплодисментами, свистом и криками одобрения. Кто-то кричал какие-то подбадривающие фразы, по типу: «Иди к нему!», «Давайте!», «Поцелуй его уже!». Кроули, не отрывая взгляда от таких любимых ему голубых глаз, снял гитару, и спрыгнув со сцены подошёл к Азирафаэлю, протянув ему руку. — Так это… Это правда был ты?.. Ты… — будто в бреду начал шептать букинист, приняв руку и крепко обняв Кроули. По его щекам текли тонкими солёными дорожками слезы, сердце замерло от навалившихся на букиниста чувств. — Да, Аззи, это был я. Я тебя помню ещё со старшей школы. Такой стеснительный парень с невозможными, почти белыми кудрями и голубыми, словно небо глазами. Я все думал, когда же ты подойдёшь ко мне. Мой глупый подростковый мозг решил сделать тебе такое испытание, мол, сколько ты продержишься. Я хотел сам к тебе подойти, но я был не в самой лучшей компании. Если бы я начал общаться тогда с тобой, то и ты, и я схлопотали бы по шее. Но сейчас, мой ангел, мы свободны, и можем делать все, что только захотим, — частично выпустив Азирафаэля из своих объятий, он положил ладони на его красные щеки, с любовью заглядывая в глаза. Наконец, повернув голову немного в бок, он наклонился к губам букиниста, нежно целуя его. Азирафаэль без сомнений ответил на поцелуй, притягивая Энтони ближе к себе за талию. Люди в зале снова разразились криками одобрения и свистом. За спиной Азирафаэля будто появились крылья. Он чувствовал себя окрыленным, каким никогда за все свои 27 лет не чувствовал. Эмоции переполняют его. Наконец весь клубок с постоянно мучавшими его вопросами распутался. Наконец он свободен. И он свободен не один, а с человеком, о котором мечтал долгие годы.Конец.