Bipolar Opposites

Зал MBC не такой уж и большой. Вмещает в себя, наверное, около сотни человек. Но были времена, когда Югём предпочитал это, а не переполненные концертные залы. Было что-то такое в том, что он мог видеть лицо каждого человека, даже когда вокруг него вспыхивают огни и приходится сосредоточенно следить за каждым своим шагом. Это делает его невероятно счастливым. Ему кажется, что он может заглянуть в глаза каждому, передать без слов, как сильно любит их за то, что они нашли время, чтобы прийти, махать своим лайтстиками и выкрикивать его имя в такт любой песне, которую они исполняют. И ничего он не любит сильнее, как стоять в центре сцены, когда заканчивается съмёка и камеры выключаются, и махать обеими руками, сияя, как солнце, пытаясь придумать оригинальные и нелепые способы изобразить руками сердце и кричать: «Я люблю вас!» — на пределе своих легких. Именно в такие моменты в голову приходит осознание, почему он пережил тот адский период стажировки. Ким видит, как глаза фанатов сияют в ответ, их лица выражают одно-единственное чувство: мы будем поддерживать тебя до самого конца. Он стоит у края сцены с Джексоном слева и Ёндже справа, всего в нескольких футах от него ведущий, впереди — камеры, а позади — другие исполнители, и ждёт, когда объявят результаты. Пять лет на сцене, но до сих пор он ощущает покалывания в животе от волнения, прежде чем полусотне орущих фанатов назовут победителя. Независимо от того, сколько раз он поднимет этот трофей над головой, все равно будет чувствовать радость и волнение. — И победитель… Got7! Да. Неимоверную радость. Они кланяются, хлопают в ладоши, благодарят ведущего и показываются пальцами сердечки перед камерами, а затем берут в руки микрофоны, чтобы произнести свою заключительную праздничную речь перед выходом на бис. — Агасе, мы вас любим! — кричит Югём в микрофон, заставляя зрителей взорваться бурными аплодисментами. — Большое вам спасибо! Мы очень усердно работали над этим альбомом и обещаем работать еще усерднее! Это так много значит для нас! Я чувствую, что не могу быть счастливее! Джинён выхватывает микрофон из его руки и громко комментирует, насколько ужасна и сентиментальна речь макне, прежде чем музыка полилась из динамиков и они начали делать смешные и нелепые танцевальные движения. Югём сказал правду. Он не мог быть счастливее. И задаётся вопросом, был ли он когда-нибудь в своей жизни в таком приподнятом настроении. Он только что получил награду на национальном телевидении. Вместе с лучшими друзьями — своими братьями — они танцуют и кричат от всего сердца слова песни, которую Ким помог спродюсировать. Жизнь не может быть лучше. Он держится за плечи Марка по пути в раздевалку, подпрыгивая вверх-вниз со странным птичьим кудахтаньем и издавая странные звуки радости, пронзающие его легкие от радости. Визажистка смотрит на него с некой толикой раздражения, но он подмигивает ей. Такова степень его счастья. А потом он видит их. Двое полицейских, скрестив перед собой руки, поворачиваются в ту сторону, куда указывает их менеджер: на него. Югём останавливается так резко, что Ёндже врезается в него, но даже не чувствует это. Он чувствует нарастающую внутри тревогу. Зачастую полицейские вызывают лишь одно чувство: страх. Для этого они и созданы. Вызывать ужас одним своим присутствием. Но тут что-то другое. Они смотрят на него с сочувствием, печалью и выражением лиц, в которых читается: мы собираемся сказать то, что перевернет ваш мир с ног на голову. — Ким Югём? — спрашивает один из них, и Югём открывает рот, чтобы ответить, но ничего не произносит. Вместо этого просто кивает. — Мы можем отойти в более уединенное место? Нам надо поговорить с Вами. Их глаза обращаются к его хёнам, которые стоят позади него, безмолвно задаваясь вопросами, вызванные беспокойством из-за сложившейся ситуации. Но голосовые связки Югёма, кажется, сжались в бесполезные комочки мышц в его горле, и всё, что он может сделать, это тупо кивать, следуя за офицерами в коридор. Что-то случилось. Теперь он это чувствует. Произошло что-то ужасное. — Югём-ши, — начинает первый офицер и снимает головной убор. Плохой знак. Очень плохой. — Мне очень жаль, что именно я должен Вам это сказать… Плохой. Действительно плохой. Очень, очень плохой. — Этим утро Ваши родители были найдены мертвыми в своём доме. Пусто. Пусто. Пусто. Пусто. Пусто. Плохо. Пусто. Плохо. Пусто. Пусто. Пусто. Пусто. Плохо. — Похоже, произошла утечка газа, и, поскольку он без запаха и цвета, они не могли бы его обнаружить. Они умерли во сне, Югём-ши. Мне действительно очень жаль, но очень маловероятно, что они чувствовали какую-либо боль. Пусто. Пусто. Плохо. Пусто. Плохо. Плохо. Плохо. Плохо. Пусто. Плохой. Пусто. Плохо. Пусто. Пусто. — Есть ли кто-нибудь, кому мы можем позвонить, Югём-ши? Есть ли другие члены семьи, с которыми нужно связаться? Каким-то образом Югёму удаётся обрести голос. Может быть, это лёд скользит по его горлу, вытесняя всё, что парализовало его голосовые связки. — Нет, — хрипит он, ему противно от того, как звучит его голос. Как будто он только что проснулся с худшим в мире похмельем. — Моя семья… то, что осталось от моей семьи, находится там. Он указывает пальцем в сторону двери, через которую они только что вышли, и отчаянно пытается не думать о том, что только что произнёс. То, что осталось от моей семьи. Потому что его родители ушли. Его родители. Люди, которые успокаивали его, после каждого кошмара, лечили болезни, поддерживали каждую мечту, теперь ушли навсегда. Его родители. Мама и папа. Самые важные люди в его жизни. — Гём? Голос настолько тихий и неуверенный, что он слышит его, пока не чувствует руку на своём локте и лицо не возникает перед ним. Он с трудом поднимает голову из-за внезапно появившейся тяжести, его затуманенному взору требуется несколько мгновений, прежде чем он узнаёт Джебома перед собой и БэмБэма рядом. — Пойдём домой, а, Гём? — спрашивает лидер, и Югём чувствует, как пальцы на его локте осторожно тянут его к двери. — Мы все здесь, с тобой. Так что давай просто пойдём домой. И он смеётся. Сам не знает почему. Не знает, что, чёрт возьми, с ним не так, поскольку его тело, кажется, реагирует прямо противоположно тому, как должно быть. Он должен кричать. Ему следует свернуться калачиком на полу, обхватив голову руками, и рыдать. Но ничего из этого он не делает. Просто смеётся. Издаёт сдавленный, хриплый звук, который безошибочно можно принять за жест веселья, и не может не заметить встревоженный взгляд, которым обмениваются БэмБэм и Джебом, но ему всё равно. — Гём, пойдём домой, — повторяет БэмБэм с явной обеспокоенностью в голосе, добавляя ласковые уговоры к словам Джебома: — тебе надо поспать. Давай просто вернёмся домой. — Я в порядке! — усмехается Югём, вырывая свою руку из его хватки и отступая подальше. Он видит ужас в их взглядах, сам чувствуя лишь увеселение. — Я в полном порядке. Это так смешно. Десять минут назад он никогда не был так счастлив. Он был мальчиком, которого любили миллионы людей. И среди этих миллионов были два очень особенных человека, которые, как он считал, будут там всегда. А теперь их нет из-за какой-то дурацкой неисправной газовой трубы. Разве это не самое смешное, что вообще может произойти? — Жизнь требует, чтобы ее прожили, верно? — продолжает Югём, легкомысленно улыбаясь им в ответ и дико жестикулируя руками перед собой. — Она не остановится только потому, что мои родители её проворонили. Парни вздрагивают от его неотфильтрованной жестокости, но он не понимают почему. Ему дозволено шутить, они могут смеяться, потому что это смешно, разве не так? Так забавно. — Жизнь продолжается, — бормочет он себе под нос, протискиваясь мимо них в раздевалку и собирая свои вещи. — Жизнь продолжается. Жизнь продолжается. Жизнь продолжается. Но не для его родителей. И разве это не весело?