Бремя совершенства

Вернувшись домой, Дерк впервые почувствовал одиночество. Их дом находился неподалёку от Кавема: отец любил спокойствие. Пока Рогин был жив, несколько вырубленных в скале залов были наполнены теплом и уютом. Теперь они были наполнены только секирами, кинжалами, наковальнями и молотками. Наследие Рогина продолжало жить, в то время как сам он был с почестями похоронен глубоко в скале. Дерк сказал друзьям, что хочет побыть один, но одиночество тяготило его. От тоски он не мог ни есть, ни спать. Его преследовала мысль: если бы он не стал тратить время на Уду и сразу постарался пробиться к отцу!.. Если бы отказался вступить в запасный отряд и встретил врага в строю пехоты, плечом к плечу с Рогином!.. Если бы... Но Дерк был силён духом, и вскоре нашёл средство от тоски. Он вспомнил клятву, которую дал отцу, и принялся её исполнять. Он должен стать достойным сыном своего отца! Разве не отметил Анар его жертву? Дерк, сын Рогина, величайший мастер из всех живущих - вот какова его судьба! ... Он был терпелив и упорен. Он работал не покладая рук, останавливаясь лишь тогда, когда не мог от усталости поднять молот. Если иногда и возникали в его памяти те времена, когда он веселился со своими друзьями, когда состязался с ними в борьбе или скачках, то он хмурился и прогонял от себя эти мысли. Всё это глупости, детские игры! Он знает свой путь. И, как и всякий гном, он будет упорен в достижении цели. Прошёл год, и у Дерка накопилось некоторое количество вещей, созданных им лично. Здесь был золотой кулон в виде ястребиной головы, и серебряное блюдо с чеканкой, и мощная булава, усеянная шипами. Но, глядя на них, Дерк был недоволен - ведь всё это не шло ни в какое сравнение с произведениями Рогина! Там чеканка была тоньше, резьба - изящнее, закалка - крепче. Когда немногие покупатели заглядывали в его мастерскую, они восхищённо рассматривали творения Рогина, но лишь скользили взглядом по его вещам. Проходил месяц за месяцем, и отчаяние Дерка росло. Он старался как мог, прикладывал все свои силы, использовал всё мастерство - и у него ничего не получалось. Он помрачнел, его лицо совсем потемнело от жара печи, а глаза, прежде сиявшие так ярко, теперь лишь изредка вспыхивали мрачно из-под нахмуренных бровей. Покупатели теперь приходили совсем редко - их пугала и сердила недоброжелательность Дерка. Скоро они перестали приходить совсем, и Дерк не сразу это заметил - одиночество, которое когда-то так мучило его, стало для него привычным, как старый тёплый плащ. Сам он тоже редко выходил в город, даже для того, чтобы купить продуктов. Торговцы привозили хлеб, мясо и сырьё для изделий к двери его пещеры, всегда находя на месте деньги и список того, что нужно привезти в следующий раз. Дерк отгородился от всего мира, чтобы ничто и никто не мешали ему постигать искусство. Во что бы то ни стало, он должен был исполнить свою клятву. Он должен был стать великим мастером. Однажды ночью, пока Дерк сидел, погрузившись в раздумье, в дверь громко постучали. Плечи Дерка вздрогнули от неожиданности. Подумав, он решил не отпирать, но стук повторился. Раздражённый гном поднялся на ноги. Знать, какой-то новенький торговец, самоуверенный и пустоголовый! Но за дверью оказался не торговец. Это был худощавый странствующий бард, низкорослый даже для гнома, с пышными белыми усами и приветливым взглядом. - Доброго дня тебе, юноша! - поприветствовал он Дерка. Голос у него был певучий и радостный. - Дозволь зайти. У меня позади долгий путь. Дерк так долго буравил его тяжёлым взглядом, что бард заволновался: уж не глух ли хозяин дома? Но потом Дерк мотнул головой: - Входи. Устроившись у очага, бард примостил арфу на коленях и бережно её погладил, смахивая дорожную пыль. Потом вытянул ноги, довольно вздохнул и огляделся по сторонам: - Какая красота! Никогда в жизни не видел столько дивных вещей!.. Сразу видно, что я попал в Кавем. Город, воспетый в легендах! Сам я из королевства Лодвин, где правит славный Кармонд... Да что это я! Совсем разболтался. Не держи зла, добрый хозяин: целый месяц я бродил по пустынным холмам, беседуя разве что с птицами... До чего же приятно снова увидеть гнома! Как твое имя, юноша? - Дерк, сын Рогина, сына Худдена, - отозвался Дерк. Слова его прозвучали отрывисто, но говоря их, он горделиво выпрямился. Гость восхищённо улыбнулся: - Вот как! Я много слышал о твоем отце! Прости, я не представился. Моё имя Нарин. Вряд ли ты когда-нибудь слышал обо мне, но ты мог слышать песни, которые я сочинял. Вот, прислушайся! Он заиграл на арфе простенькую, но приятную мелодию, с удивительной нежностью касаясь струн своими короткими, толстыми пальцами. Дерк вздрогнул. Уже давно в этих комнатах не звучала музыка. Она вдруг напомнила Дерку дни его молодости. В глазах у него защипало, и он разозлился. Слыханное ли дело - плакать из-за глупой мелодии! - Хватит! - слишком громко и резко велел он. - У меня болит голова. - Как угодно, - с еле слышным вздохом ответил Нарин и опустил арфу. Когда он шевельнулся, плащ его на миг распахнулся, и Дерк замер, увидев, как что-то блеснуло на поясе у бродячего певца. Это была прямоугольная пряжка, медная, с тонкой резьбой, изображающей что-то вроде изогнувшей шею птицы. Пряжка была хорошо знакома Дерку. - Можно мне взглянуть на твой пояс? - спросил он, боясь, что его голос задрожит. Но дружелюбный Нарин ничего не заподозрил. Улыбнувшись, он расстегнул пояс и протянул его Дерку: - Вот. Красивая застёжка, правда? Мне её подарил перед смертью мой брат. Когда-то он купил её в этом городе. Дерк еле слышал его. Потеплевшими пальцами он ощупывал пряжку, и сердце его трепетало от восхищения. Эта пряжка стоила дороже, чем всё имущество певца, вместе взятое. В центре прямоугольного кусочка металла, отделанного по краю узором из мелких листьев и цветов кувшинки, сидела изящная цапля. Её длинный клюв служил застёжкой для ремня. Вместо глаза был вставлен крошечный голубоватый самоцвет. Вне всякого сомнения, эту вещь сделал его отец. - И в самом деле, прекрасная вещица, - проговорил Дерк глухим голосом. А потом, сам того не ожидая, спросил: - Ты не продашь мне её? Нарин не ожидал такого вопроса. Его маленькие глаза удивлённо расширились, а рот приоткрылся. Но он быстро справился с собой, и лицо его погрустнело: - Нет, господин. Ни за какие деньги я не продам её. Эта пряжка да арфа - всё, что осталось от моего брата. Мы остались сиротами, когда ему было тридцать лет, а мне - шесть. Он научил меня всему, что я умею. Сколько дорог мы исходили вместе! Сколько прекрасных песен сочинили и спели! Брат был гораздо талантливее меня. Как он был знаменит! Короли рукоплескали ему, и могучие воины утирали слёзы, когда он играл на арфе... И, несмотря на всё это, он умер в бедности, на моих глазах, и я не смог помочь ему... - И мой отец был гораздо талантливее меня, - горячо возразил Дерк, - и его искусство поражало всех, кто его видел. И он умер на моих глазах. Прошу тебя, отдай мне эту вещь! Взамен я подарю тебе что угодно из того, что сделал сам! Взгляни: вот эта пряжка сделана из серебра, она намного дороже твоей! - Для тебя - да, - с грустной улыбкой ответил Нарин, - но для меня она бесценна. У тебя много вещей, оставшихся на память об отце. А у меня почти ничего. Прости, но если ты любил своего отца, ты поймёшь меня. Несколько минут они молчали. Наконец Дерк с великой неохотой протянул пояс обратно: - Ты прав. Возьми, и забудем этот разговор! - Спасибо! - улыбнулся Нарин, вновь надевая пояс. - Далеко ли ещё до Кавема? - Два часа ходьбы, - откликнулся Дерк. - Но можно сократить путь вдвое, если пойти не по тоннелю, а по тропинке вдоль скалы. Этот путь короче, но и опасней. - Мне к опасностям не привыкать, - подмигнул Нарин. - Трижды переходил Оскаленный перевал! Ну, прощай, Дерк, сын Рогина! Желаю тебе счастья! - И тебе, - сказал Дерк, хотя на самом деле он затаил обиду. Когда закрылась дверь за незваным гостем, он вновь опустился в кресло, но прежнего покоя как не бывало. "Что с тобой? - подумал он. - Сдалась тебе эта старая пряжка! Отец наверняка сделал её в дни молодости, когда ещё не достиг вершин мастерства, и продал за гроши какому-то нищему барду". Но от этих мыслей ему стало ещё горше. Даже ученические вещи отца были намного совершеннее его собственных! Чем дальше Дерк думал об этом, тем сильнее ему хотелось заполучить эту пряжку. Нужно рассмотреть её поподробнее: что, если именно в ней скрыт секрет мастерства Рогина! Несправедливо, что эта вещь принадлежит кому-то другому, когда должна по праву принадлежать ему, сыну и наследнику великого мастера! Если бы попробовать догнать барда... В такое время на дороге, ведущей в город, совсем пусто, а у него ещё сохранился меч со времён войны... Дерк вскочил, в ужасе от собственных мыслей. Он попытался прогнать их из своей головы. Но они никуда не уходили: напротив, звучали всё громче и уверенней. Широкое добродушное лицо Нарина встало перед его глазами, и внезапно вызвало лютую ненависть. Жалкий бродяга! Как он вообще посмел думать, что имеет право владеть таким сокровищем! Нужно проучить его. В каком-то тумане он подошёл к сундуку, где хранились его оружие и доспехи, вытащил короткий меч, проверил, хорошо ли тот вынимается из ножен. Этим мечом он когда-то хотел отрубить голову Уду, вожаку гоблинов. Но проклятый колдун испарился, прошептав несколько слов... Что это были за слова? Дерк был уверен, что понял их, хотя произнесены они были на незнакомом ему языке. Он выбросил это из головы. К демонам Уду и весь его проклятый народ! Он должен выследить Нарина. И побыстрее, пока тот не ушёл слишком далеко. Когда он закутался в плащ и торопливо вышел наружу, то сразу повернул направо, к опасной короткой тропинке вдоль пропасти. Что-то подсказывало ему, что бард шёл именно этим путём. И он не ошибся: очень скоро впереди послышался тихий перезвон струн и мягкий уверенный голос, выводивший слова старинной песни. Нарин наверняка чувствовал себя неуютно и старался приободрить себя песней. Дерк улыбнулся, и если бы кто-нибудь увидел его улыбку, он не узнал бы сына Рогина. Он ускорил шаг, и вот уже впереди показалась коротенькая, плотная фигура Нарина. Увлечённой своей дурацкой песенкой, он совсем не слышал Дерка. И не успел обернуться, когда молодой гном внезапно напал на него со спины. Струны арфы жалобно тренькнули, а Нарин вскрикнул, когда меч Дерка вонзился ему в спину. Дерк тут же зажал ему рот рукой, и ощутил, как из дрожащих губ барда вылетел последний вздох. Арфа выпала из ослабевших рук и полетела, кружась, в пропасть. Дерк прислонил обмякшее тело к скалистому выступу и утер пот со лба дрожащей рукой. Далеко не сразу ему удалось вытереть меч о плащ Нарина. Опустившись на одно колено, он попытался расстегнуть пояс, но пальцы его не слушались, соскальзывали. Да они же все в крови! Кое-как вытерев их, Дерк снова попытался расстегнуть проклятую застёжку, но она всё не давалась. Разъярившись, он резанул по поясу ножом и спрятал пряжку в карман вместе с отрезанным кусочком ремня. Затем столкнул тело Нарина в пропасть. За всё это время он так и не взглянул в мёртвое лицо того, кого только что убил. Дерк не помнил, как вернулся домой. Заперев дверь, он сел к огню, разглядывая пряжку. Она блестела в его руках, голубоватый глаз птицы, казалось, глядел на него с благодарностью. "Спасибо тебе, - говорил этот глаз. - Ты вернул меня домой. Спасибо тебе..."