les chances de l'amour

      Жизнь Клэр Редфилд не всегда была той сказкой, которая казалась обширному обществу рыжеволосой; не всегда имела счастливые исходы и намеревалась упростить какой-то путь её жизни. Ведь у самой простой девушки не должно складываться все с такой сложностью, что легче покажется решить тригонометрическое уравнение, чем определить смысл существования Клэр Редфилд и её несущественных проблем. Но все пошло совершенно наоборот.       Потому что быть супергероиней — значит иметь тьму проблем, которую решить простой человек не сможет.       А про совместимость жизни супергероя и обычной жизни не стоит говорить вообще, так как это непостижимый труд — оставаться на плаву в двух мирах, так сказать.       Но, когда эта же жизнь действительно ставит выбор между двумя вещами — между тем, с чем выбрать в принципе нельзя правильно, хочется пристрелить себя прямо на глазах любимых людей, не заботясь о том, что они скажут.       К счастью, такой выбор пал не на Клэр Редфилд.       А на Леона Кеннеди.       Того, чье сердце принадлежало этой самой героине, Клэр Редфилд, сумевшей сквозь занавес, ледяное покрытие и железный замок пробраться в самую глубь и развести настоящий палисадник из разнообразных ароматов и особенно выделявшихся райских роз.       И только он мог позволить заказать ей приличный букет из этих цветов, которые она называла своими любимыми из-за невероятно нежного запаха и мягкого оттенка. И только черт мог знать, откуда он находил столько денег*. Возможно, это можно было объяснить как-то и когда-то.       Ведь именно Леон Кеннеди являлся её суперзлодеем, выносящим мозг до желания совершить суицид, и по совместимости партнером, чьи объятия могли согреть лучше пушистого одеяла, а поцелуи дать больше поддержки и надежд, чем молитва в церкви.       Ах да, стоит дополнить, что Леон Кеннеди самостоятельно вычеркнул себя из жизни Раккун-сити** и Клэр Редфилд шесть лет назад. И ни разу не подавал признаков существования.       До одного дня.       Того дня, когда она задержалась и прибыла на место некогда масштабной перестрелки, на которой уже разбирались полицейские, отмечая улики, а скорая помощь носилась, чтобы хоть кого-то спасти.       Когда не понимала причины этой перестрелки, не говоря уже за планы оставшихся злодеев, которых Редфилд не успела засадить в тюрьму за восемь лет верной службы стране (не считая сам Раккун-сити) в качестве супергероя.       Пока не нашла в отдаленной части разрушенной многоэтажки те самые лепестки райских роз, которые обычно указывали лишь на одного человека, ведь только он мог хранить их в качестве подсказки для Клэр. Исключительно для неё.

***

      — Я не понимаю… — как-то через пару недель сказала Шерри, хмуро обрабатывая раны Редфилд, — почему ты уверена, что это он?       — Потому что я знаю, — рыжеволосая закусила истерзанную губу, когда тряпка, обильно смоченная перекисью водорода, прошлась по свежим ранам в районе ребер и лопатки, обжигая примерно так же, как сказанные в последний раз слова шесть лет назад, — потому что только он мог это сделать.       Клэр Редфилд до сих пор забивала себе голову Леоном Кеннеди, который после того случая с лепестками, оставленными после перестрелки, ни разу не подавал признаков присутствия в городе. По крайней мере, так считала Биркин, некогда ценившая этого суперзлодея и его особое отношение к супергероине города.       Но время проходит — и все меняется следом. Пусть не сразу — каждое требует своей собственной точности, — но оно обязательно меняется. И отношение, и чувства — все. Без исключения.       Или кто-то из них способен это опровергнуть?       — Хорошо, допустим, — недовольно выдохнула белокурая, прикладывая компресс со льдом к большому синяку в районе ключицы женщины, который вторая следом стала удерживать рукой. — Даже если это и был Леон, то какого черта он допустил такое с тобой? Неужели у него ни капли чувства совести не осталось после всего, что вы имели! После всего, что он сделал и ушел, будто ничего и никогда не происходило!       И, вероятно, Шерри в данной ситуации вполне себе права, но её слова побуждают лишь хмыкнуть и слабо — так печально и устало — улыбнуться, заставляя забыть о физической боли, нанесенной новым мутировавшим существом и одним из злодеев, что контролировал ту тварь.       Лишь Клэр знала, что в любой чрезвычайной ситуации Леон помогал издалека, не появляясь на свет, потому что это грозило ему не только успешной «репутации» суперзлодея, но и вполне себе жизни.       Они оба подписали невидимый контракт между собой, о котором женщина узнала спустя полгода, так как Кеннеди всегда свои идеи, касающиеся в особенности её, оставлял при себе.       А ещё Редфилд понимает, что должна быть зла на него, тем самым пытаясь упечь за решетку. Но она не может, испытывая лишь горечь с досадой глубоко внутри, в самом израненном месте её тела, души — сердце, покрытое этими лепестками кремового тона, которые чудесным образом не темнеют — лишь приобретают более насыщенный цвет.       А слова Шерри не только побуждают, но и подкрепляют эти ощущения вдвое больше.       — Я не понимаю, Клэр… — переходит на более тихий тон девушка, заканчивая бинтовать, — почему ты думаешь о нем иначе.       Она сама не понимает, прижимая свободную руку над левой грудью — прижимая прямо туда, где бьется неугомонный орган, желая, чтобы его вырвали со всеми сосудами, а безжизненное следом тело упало на холодный новый паркет, который сделал её брат пару лет назад. Прижимает для того, чтобы он утих и перестал биться об чуть ли не сломанные ребра. Почему мысли о нем до сих пор заставляют её чувствовать то, что давно должно было быть захоронено глубоко внутри, засыпано поверх рыхлой землей с гниющим палисадником и украшено одним единственным цветком: розой Пьер де Ронсар? Она не понимает.       — Я тебе когда-нибудь рассказывала нашу историю? Какой она являлась на самом деле? — задумывается Редфилд, прежде чем спросить то, что совершенно не похоже на ответ вопроса Шерри.       Биркин хмурится с секунду, собирая все вещи в аптечку и размышляя над этим.       Она, на самом деле, никогда не слышала настоящую историю Леона и Клэр — лишь какие-то обрывки из прошлого, когда они — преимущественно оба, хотя девушка прекрасно запомнила дикое нежелание Кеннеди быть в компании их, но это же было всего лишь первое время — делились с ней какими-то общими ситуациями и горячо отвечали друг другу во время рассказа: Клэр чаще всего спорила, не довольствуясь во всей красе, а Леон же язвил ей с этой ядовито-самодовольной усмешкой, яро отстаивая свою точку зрения и оставляя жгучий поцелуй в висок.       Биркин без сомнения была уверена, что эти двое будут вместе всю жизнь.       А ещё она когда-то давно, находясь под замком у правительства, мечтала, чтобы Кеннеди и Редфилд забрали её с собой и удочерили. Ведь для двенадцатилетней девочки мало посещений практически каждое воскресенье и редких вылазок за пределы «камеры». К сожалению, в четырнадцать Шерри перестает мечтать об этом, утешая безумно грустную и разбитую Клэр, что пыталась держаться сильной ради неё в день рождения Биркин, но сломалась, как фарфоровая кукла, которую уронили просто по великой глупости.       Шерри жутко боялась в тот день, что Клэр станет похожей на её мать, которая с каждым годом все больше погружалась в работу, как и отец. И эти тысячные пустые слова: «Я, папа, мы обещаем, что посвятим тебе множество дней, как только закончим важную работу» — звучали бы из уст той, что всегда приносила тепло в жизнь девочки и искреннюю улыбку, ведь Клэр Редфилд действительно сдерживала свои слова. Родители Шерри отдалялись все больше, забывая о том, что есть она — не игрушка, которая не требует к себе внимание; не пустующий каждый вечер (и день) дом, который не требовал колоссальной уборки из-за отсутствия хозяев. Никто ей даже не подарил щенка, о котором белокурая просила в открытую, чтобы скрасить свое одиночество. Шерри нашла утешение в Клэр и Леоне и полюбила их всем своим сердцем — только для них оно и было открыто.       К удивлению и восхищению, рыжеволосая переборола себя и продолжила радовать Биркин, которая поклялась защищать и помогать ей как сможет. И она продолжила считать Клэр Редфилд заменой своей мамы, желая лишь лучшего для неё.       Поэтому узнать эту уязвимую часть женщины, чтобы помочь пережить очередную — очень глубокую и с трудом заживаемую — боль, Биркин готова как никогда.       — Нет, но я помню, как вы были счастливы, — девушка слабо улыбается и наблюдает, как Клэр поправляет майку и поднимается, направляясь к широкому окну с прекрасным видом на город.       — Я помню: когда я встретилась с ним, то практически сразу мне стало ясно, — рыжеволосая понизила свой голос, пальцами руки начиная теребить лямку майки, — что он — мой единственный.       Редфилд тихо фыркнула от всей ироничности, выдыхая и прикрывая глаза, чтобы продолжить:       — Мы оба это поняли, сразу же. Но с течением лет многие вещи становились труднее — нам предстояло принимать многие вызовы, — и это была самая трудная часть для неё, для них. Редфилд отчетливо запомнились эти обрывки, превращающиеся в большие моменты с серьёзными спорами о дальнейшем будущем, потому что никто не хотел жертвовать тем, что имелось у обоих. Ни Клэр, ни Леон (тем более он).       — Я помню твое состояние и любой разговор, касающийся его. — Биркин приподняла внутренние уголки бровей, с великим сожалением смотря на женщину, которая на мгновение передернулась от голоса девушки и раскрыла глаза.       — Я умоляла его остаться, когда дело набирало обороты, — голубоглазая покачала головой и мельком кинула взгляд на Шерри, — напоминала о том, как у нас все начиналось: он был харизматичным, притягательным… удивительным, и его все знали в обычной жизни, — Клэр тяжко выдохнула, поднимая указательный палец, чтобы белокурая её не перебила. — Когда он входил, женщины буквально сворачивали шеи; все останавливались, чтобы поговорить с ним.       И Биркин об этом хорошо известно, потому что она прекрасно помнила, что сколько раз они гуляли все вместе, столько же раз люди подходили к нему, чтобы спросить о чем-то или попытаться узнать номер телефона. Что её удивляло — выдержка Клэр, чтобы не ревновать Леона ко всем подряд. Но, видимо, рыжеволосая сама понимала, что все его внимание было обращено к супергероине города и никуда, и ни на что больше.       — Он был каким-то гибридом, сочетанием того… — Редфилд слегка нахмурилась, стараясь подобрать точные слова и успокоить ещё больше бушующее сердце, — что не может сочетаться в мужчине. У меня всегда было такое чувство, что… время от времени он разрывался между хорошими манерами, как бы глупо это не звучало, и… всеми теми возможностями, которые только могла предложить жизнь такому привлекательному мужчине, как он. — И только сейчас Клэр подперла окно плечом, разворачиваясь к Шерри и прислоняясь виском к холодному материалу, за которым скрывался сильный ветер вечернего Раккун-сити.       — И ты?...       — И поэтому мне… удалось понять его, ведь такой выбор был и у меня, — Редфилд прикусила губу, чтобы следом печально и слабо приподнять уголки губ, — и я полюбила его, узнав намного лучше. Да, я любила его, — она следом как-то странно посмеялась, чтобы подавить слезы и неприятный ком в горле.       И впервые в жизни Шерри кажется, что грустнее истории любви она не слышала. Даже чертова история Ромео и Джульетты не смогла бы сравниться с тем, что имелось у Клэр и Леона. Ведь Редфилд до сих пор хранила какие-то рамочные фотографии на комоде и полках книжных шкафов, не забывая вытирать с них пыль и не оставлять мокрых разводов; до сих пор хранила пару его рубашек и футболок в шкафу, чаще всего беря одну из этих вещей в качестве пижамы; до сих пор хранила его пачку таблеток от аллергии, когда наступало обильное цветение; до сих пор хранила частичку его рядом с собой, даже не зная: жив ли или мертв.       Шерри, кажется, поняла, почему Клэр Редфилд думает о нем, не считая эти нежные лепестки райской розы:       — А теперь ты что чувствуешь, говоря о Леоне? — и все же она хочет, чтобы рыжеволосая сама сказала об этом, как бы больно не было.       — Что я до сих пор люблю его, — супергероиня сильнее покачала головой, зажмуривая глаза и ощущая мягкие, такие сочувственные объятия от Биркин, которая выдавила из себя улыбку. Теперь настало её время успокаивать Клэр так, как обычно делала это рыжеволосая.       Именно поэтому Биркин уйдет только за полночь, убедившись, что с Редфилд будет все в порядке; поэтому попытается выяснить больше о Кеннеди, присутствие которого необходимо в жизни Клэр; поэтому попробует изменить свое мнение, сформировавшееся шесть лет назад.       Однако Шерри не узнает, что мужчина уже подал известность о своем присутствии буквально неделю назад, оставив ту самую розу Пьер де Ронсар с открыткой в одно предложение идеальным почерком:       «Давно не виделись, моя супергероиня».       А на следующий день — после краткого рассказа об их истории — Клэр увидит перед дверью целую охапку этих роз, повязанных одной лишь красной лентой с очередной открыткой:       «Насколько же банальны розы, но почему-то они до сих пор продолжают быть твоими любимыми, как и моими. Прости, что не был рядом».