les chances de l'amour

      Клэр Редфилд не любит врать, но делает это каждый раз — тогда, когда находится рядом с ним, ведь кому нужны пустые шансы и разбитые сердца? Не ей, явно.       Леон Кеннеди не испытывает судьбу, потому что взять под контроль то, что уже давно не принадлежит тебе, — нырнуть в Тихий океан (такой спокойный и такой таинственно-голубой), в самую обитель акул; нырнуть без защиты и поддержки — прямо насмерть. Кому не хочется испытать адреналина? Не ему, явно.       Клэр Редфилд считает, что это клише — сказки со счастливым концом, что преподносят детям лет четырех, лишь бы они верили в чудеса. На деле жизнь обстоит намного хуже: увеличиваем шансы промахов вдвое, прибавляем к ним интуитивное везение и погрешность расчетов и делим на годы жизни — формула настоящего значения жизни... или выживания? Сказки — навязанный бред, осуществляемый в проценте, но кому хочется поверить в это хоть раз? Не ей, явно.       Леон Кеннеди не собирался менять её жизненные интересы — никогда и ни разу, но, видимо, свое пришлось изменить, когда этот дьявол во плоти смог перевернуть весь мир с ног на голову, заворачивая против часовой стрелки — меняя полностью координацию в этом чертовом пространстве. И ведь учили, что вестись в этой жизни на что-то — вырыть собственную могилу, падая в самый низ, почти в ядро земли. Но разве можно жить по принципам «это хорошо, а это плохо», не пытаясь вкусить свободу и поддаться чему-то новому, неизведанному? Кому не хочется попасть на эту удочку однажды и испытать боль? Не ему, явно.       Выполнив свое дело, она уходит, оставляя лишь разбитое сердце, ощущение пустоты, запах лимонных конфет и кислый поцелуй с крупицами сахара, будто заливает оставленные шрамы лимонной кислотой, а после сладко их латает; уходит на рассвете без «прощай», лишь многозначительный взгляд бросая на прощание.       Тот, что он никогда не забудет.       А ему выпадает шанс начать новую жизнь, будто только купленный альбом с чистыми листами — без неё, без этих ярких пятен солнечного оттенка, смешанных с выраженным кислотным цветом самых разных колеров (чертовски внушительная палитра цветов и гамм чувств), без ошибок и провалов; альбом, оставленный в подарок от рыжеволосой девушки, — настолько идеально сочетающейся с желтыми цветами, — чтобы он наконец-то понял принципы жизни и взял контроль уже в свои руки.       Но Леон Кеннеди от чего-то до сих пор помнит, что ей нравится лимонный курд с шоколадным бисквитом, сильно сочетающий в себе Клэр Редфилд — выедающая кислота крема и неповторимо мягкое, настолько сладкое тесто, идеально влияя на рецепторы. Желая вкусить этот убийственный десерт и получить настоящую эйфорию. Мечтая вновь почувствовать её не только рядом, не только приятный аромат, но и ощутить на кончике языка — дальше просто-напросто убьет или прожжет. Кажется, ему стоит уже уснуть, ведь в три часа ночи и не такое вспомнится.       Но Леон Кеннеди почему-то до сих пор закупает лимонные конфеты, высыпая их в хрустальную с красивыми узорными бортиками и купленную в день годовщины — их некогда восхитительной годовщины отношений — вазу, которая всегда от солнечных лучей переливается именно желтыми оттенками. На минуточку, Леон Кеннеди не выносит лимонные конфеты из-за жуткой кислоты и своеобразной горечи, но именно под утро, когда совсем не спится, ест только их. Просто кислее Клэр Редфилд ничего не может быть; просто конфеты не виноваты, как и прекрасно вписывающаяся ваза в интерьере, купленная рыжеволосой девушкой. Он просто закрывает глаза на мелочи и обещает — раз двадцатый обещает, что уберет её в кладовку.       Кладовки в теперь его уютной квартире нет и никогда не было.       Но, когда она появляется на горизонте как призрак в ночной тени миллионных огней большого города, напоминания эти кисло-сладкие слова: «мечтаю уехать отсюда к черту в Калабасас», — он осознает, что, имея новую жизнь — совершенно без неё, — хочется прижать Клэр к себе и увидеть, как она разъезжает в старом джипе — рядом с ним, на пассажирском сидении — и мечтательно закрывает глаза, высовывая руку из окна, чтобы словить этот незабываемый кайф от жизни в Калабасасе. Но ведь это лишь временный порыв страсти, ведь так?       Однако почему-то Кеннеди её не прерывает, когда Редфилд лишь произносит эти жалкие, но такие искренние слова за все прошлые отношения: «я хочу в последний раз провести тебя до дома». И, может, это из-за алкоголя, выпитого за два часа нахождения в одном из баров в центре города, но он ей не отказывает, зная, что наутро будет рядом другая — любящая, находящаяся рядом и настоящая.       И это «я хочу в последний раз провести тебя до дома» навсегда останется в сердце — у обоих.