История одного кризиса

      Ванечка опять заглянул в комнату. Помялся на пороге и ушел на кухню, где захлопал дверцами холодильника и шкафчиков, загремел посудой. Ну да, нормальный инстинкт – при любом пиздеце сначала накормить мужика, а потом разбираться. Рудбой и сам так делал обычно. Но не сегодня.       Фаллен вернулся, Ваня заметил его периферийным зрением, правда, не оглянулся почему-то. Продолжил бездумно лупить по кнопкам джойстика и якобы заинтересованно пялиться в экран. – Может, закажем чего? Дома голяк. Я как-то… Думал, у вас там пожрем. – Ванечка неловко замолчал, в комнату так и не прошел.       Рудбой тоже много чего думал. Все они, если честно. Что времени в запасе побольше, что Мирон передумает, что это всего лишь небольшая встряска, которую иногда устраивает жизнь, чтобы скучно не было. Никто даже не догадывался, как далеко все это может зайти. Как уже зашло где-то там, глубоко в мыслях Мирона, в его мечтах и планах на будущее.       Трагедии не произошло, нет. Просто тяжело это оказалось – чувствовать, что пол под ногами после пары спокойных лет внезапно превратился в цирковую трапецию.       Фаллен тяжело вздохнул, но все же перестал торчать в дверях. Подошел и пристроился задницей на подлокотнике кресла. От его тепла, привычного и знакомого, немного полегчало. Захотелось хоть что-то ему сказать. – Я не буду извиняться, что не предупредил. Сам до конца не верил, что все случится именно сегодня. – И не надо. Похуй мне на это. – Ванечка потянулся к джойстику, несколько раз наугад ткнул пальцем в кнопки и каким-то чудом свернул голову противнику Рудбоя. А потом легко чмокнул Ваню в правый висок, невесомо и слегка щекотно. – Это ваши мутки, не мои. – Да. Наши.       Наши. Глупое слово, как будто наступил на что-то важное, а оно лопнуло под ногами с неприятным шипением. Были наши, да сплыли.       Это неправда, конечно. Ничего не лопнуло и не сплыло. Никуда их общее с Мироном не делось. Просто конец эпохи, просто новая страница жизни, просто чистый лист – и просто прочая красивая байда, которая уместно смотрелась на стенах пабликов, но мало соотносилась с реальностью. Мамай с температурой под сорок и перитонитом, загнавший себя перед фестом, – это да, это было реально. И зареванная Жэк, несгибаемая, сильная, но такая крошечная и беззащитная перед собственной привязанностью к любимым, блядь, артистам. И папка Порчи, который от девочек своих окончательно размяк, повзрослел и познал полный дзен, но все равно волновался, хоть и лыбу давил за всех. Вот это было реально, по-настоящему, близко, било по нервам и мозгам. А от красивых фраз только и проку, что их можно набивать татухами, если ни на что другое фантазии нет.       Тогда, в забитой комнате людьми, минут за пятнадцать до выхода на сцену, о себе Ваня не думал. Ловил чужие взгляды, уверенно кивал на каждое слово, не весело, скорее успокаивающе улыбался одними уголками губ. Делал вид, что все на мази, что уж он-то знает, как оно дальше будет. Закатывал глаза и смеялся вместе с Мироном, ласково подтрунивал над теми, кто не мог скрыть страх и растерянность. Потому что быть Охрой – это не только подхватывать строки, когда у великого Оксимирона дыхалка сбивается.       Признаваться самому себе, что никакими уверенностью и спокойствием и не пахло, было неприятно. Не признаваться – глупо. Да и сейчас, дома, с любимым Ванькой под боком и с любимым Гришенькой, шуршащим пакетом на кухне, не стоило и притворяться. Их не обманешь. Они видели Рудбоя насквозь, и нервничали, хотя и пытались не показывать. – Он переписал мне часть своих акций бээма. – Слова у Вани сами как-то выскочили. Не то чтобы он не собирался с Фалленом это обсуждать. Собирался, конечно. Просто не думал, что уже готов. – Илюхе, Эдди и мне. – Лишь бы альбом не писать, вот же человек! – Ванечка уже окончательно отобрал джойстик, украл у Рудбоя игру и почему-то мочил соперников намного успешнее. – Много отдал? Это же не значит, что весь гемор на твою задницу? У тебя студия только обороты набрала, тебе нельзя.       Сидеть вот так, балансируя жопой на узком подлокотнике, Ванечке явно было неудобно, он ерзал, морщился, но упрямо отрывал головы и крутил эффектные сальтухи бабой в латексе. Рудбой даже не помнил, когда успел именно ее выбрать. Он потянул Ванечку к себе. Хоть и крякнул сначала от тяжести, но почувствовал, как внутри потеплело сразу, хорошо стало, правильно от чужого веса на бедрах.       Фаллен и не сопротивлялся, устроился на удивление компактно, так, что Ване было видно монитор. Опыт, епта, не пропьешь. – Да все равно Мамай рулить будет. – Угу.       Всем нравилось делать вид, что Рудбой ничего не решает и ничем важным не занимается. Прежде всего, конечно, нравилось самому Ване. Это давало свободу и независимость, освобождало от лишней ответственности, которая нахуй ему не сдалась, а еще позволяло смотреть на вещи под нестандартным, собственным углом. Люди в его присутствии не вытягивались в струнку, не стеснялись показывать свое истинное лицо и делиться мыслями. Большинство из них понятия не имело, что Рудбою капает денежка буквально за любой проект, в котором замешан Оксимирон, потому что изначальная идея принадлежала именно ему, Ване. Безусловно, его уважали, ценили. Но не боготворили, как Мирона, и спасибо, блядь, за это.       Рудбой прекрасно понимал, знал наверняка, что мозги снова заработают, закрутятся с привычной скоростью шестеренки, что новые идеи еще обязательно будут и что потом они обязательно превратятся в новые проекты. Но сейчас… сейчас Ваню накрывало апатией, тоской. Он не хотел поддаваться, конечно, но кто ж его спрашивал, а.       Ванечка громко радостно заорал и вскинул руки вверх в победном жесте. Рудбой охнул от тяжести, но согнать Фаллена даже не подумал. Ничего, не рассыплется. Только сдвинулся немного, чтобы чужой локоть порхал подальше от зубов.       Они какое-то время так и сидели в тишине и полумраке, изредка обмениваясь междометиями и матами в особо напряженные моменты. И Ваня чувствовал, как потихонечку, медленно-медленно, разжимается тугая пружина в груди, мешавшая с самого феста нормально дышать. – Он же не влезет в какое-нибудь опасное дерьмо? – Фаллен спросил как бы между делом, словно его это все совершенно не интересовало. Мол, ответишь – хорошо, не ответишь – да и ладно.       Рудбой улыбнулся против воли: Ванечка давно с Мироном не то чтобы поладил, скорее, смирился. Иногда они даже переписывались по каким-то своим вопросам, в которые Ваню не посвящали, вполне нормально общались, хоть и подкалывать друг друга не перестали. Но Фаллен все так же критиковал и зубоскалил, пусть и проскальзывало в этом намного больше симпатии, чем какого-либо хейта. – Не влезет. – Рудбой хотел бы говорить уверенней, внятней. – Наверное. – Никаких, блядь, наверное. – В игре что-то пошло не так: их бойцу оторвали голову. Ванечка раздраженно шлепнул ладонью по джойстику. – Почему мы вообще в эту хуйню играем, а?       Потому что хотелось выпустить пар, хотелось отключить голову. И посидеть вот так, тесно, неудобно, но зато рядышком. Фаллен снова запустил бой, ожесточенно заколотил по кнопкам, но проигрывал теперь раунд за раундом. Не мог сосредоточиться, Ваня это чувствовал. – Эй. – Да что за срань! Откуда это у него взялось? Блядь…       Рудбой честно пытался переждать, дать Ванечке время, чтобы успокоиться. Но не выдержал: отобрал джойстик, убрал его совсем к хуям. И обнял Фаллена крепко-крепко, уткнулся носом ему куда-то в плечо. Стало окончательно неудобно, бедро, кажется, свело. Но зато Ванечка затих, задышал ровнее. – Мирон – это Мирон. Даже если он задумал что-то потенциально… проблемное, то сначала продумает все входы и выходы. – Мирон? – Ванечка раздраженно вздохнул, потом нашел одну Ванину руку своей, переплел их пальцами, мягко провел по костяшкам. И сжал, крепко, надежно. – Да похуй мне на… Ладно. Может, не очень похуй. Но главное, чтоб ты… Сам знаешь. – Знаю.       Никогда у них не срасталось с разговорами по душам, никогда. Ваня, может, и мог бы себя заставить, сказать сейчас, что он-то точно никуда не полезет, не сунется ни в какую авантюру, предварительно не разобравшись. Уверенно напиздел бы много важных слов, какие сегодня за кулисами феста пиздел. Но Фаллен же ему за это сам первым яйца оторвет. Или оборжет, обидно и беспощадно, – и неизвестно, что хуже.       Они оба понимали, что Ваня Мирона не бросит, куда бы его нелегкая ни занесла. Даже если однажды он скажет Рудбою “прости, брат, бэк мс мне больше не нужен”, это ничего не изменит. Не отменит всего того, через что они прошли вместе. Не отменит готовности поддержать и подставить плечо, что бы ни случилось. – Мне спокойней, когда ты психуешь и истеришь. – Ванечка улыбался. Рудбой хоть и не видел его лица в данный момент, но прекрасно понимал это по голосу. – А сейчас я буквально слышу все твои пафосные и печальные мыслишки. Мне не нравится! – Ничего и не пафосные. – Пафосные-пафосные! Еще какие. Точно тебе говорю! Про братство, верность и прочую ебань, которую вы впитали вместе с бухлом из Семнашки.       Ваня засмеялся, совершенно искренне и легко. Неудобно вытянул шею и поцеловал Фаллена в щеку. Хотел дотянуться до губ, но понял, что после этого-то уж точно не разогнется. – Нельзя быть таким черствым! У меня тут кризис между прочим. – Хуизис у тебя.       Где-то недалеко завибрировал телефон. Рудбой вспомнил, что они оба звук перед фестом вырубали, и потом он свой так и не включил. Но, похлопав себя по карману, понял, что не у него звонило, у Ванечки. Тот с недовольным кряхтением попытался встать, но тоже, наверное, все затекло от неудобной позы. Ваня помог. Заодно успел полапать за задницу, пусть и слишком быстро, но настроение от этого улучшилось еще немного. Что вы знаете об антистрессах, если у вас нет доступа к заднице Фаллена МС, а?       Ванечка на звонок ответил. Сначала долго молчал, хмурился, шевелил бровями. Потом начал отвечать, преимущественно коротко и матом, почти зло. Рудбой невольно прислушался. – Охуенно ты придумал… Заебись… А я не нервничаю!.. Пиздато тебе, конечно… А что не так с ебаным августом, Слав, я не понимаю!..       Слава. Можно было и догадаться. Фаллен начал расхаживать по комнате, туда-сюда, туда-сюда. Ходил он мимо Вани, и из-за этого приходилось все время поджимать ноги, чтоб Ванечка через них не перецепился и не проехался лицом по ламинату.       Разговор набирал обороты. Фаллен уже почти шипел. А потом вдруг отчетливо и громко произнес “идите-ка вы оба нахуй” и демонстративно сбросил звонок. Еще и телефон от себя отшвырнул куда-то на диван. И Рудбой все понял еще до первого произнесенного слова. – Можешь отменять свой кризис. Эти пидарасы опять сошлись. – Это… – Ваня старался говорить медленно и очень осторожно подбирая слова. Ванечка, конечно, у него чудесный котик, отходчивый, необидчивый и ласковый. Но не тогда, когда ему на хвост наступают. – …Слава так сказал? – Да хули тут говорить? Вот же суки! – Фаллен снова зашагал по комнате, но Рудбою надоело уже сидеть, скрючившись. Он встал, поморщившись от неприятного ощущения в пояснице, и выловил Ванечку за руку. – Мы тут, понимаешь, нервничаем. Как бы чего плохого не случилось. Как бы кое-кто на балкон не съебал. Как бы… – Тссс. – Ваня знал только один способ. Он действовал отлично, но не всегда. Поэтому, прижимаясь к губам Фаллена своими, на всякий случай еще и по голове того погладил, вплел в волосы пальцы, легонько потянул. Напоминать про то, что Ванечка вроде как за Мирона не волновался, он не стал. – Вряд ли весь этот финт ушами из-за Славы. – Естественно, нет! Но я готов на Гр… Ладно, на Гришу не готов, конечно, спорить, но на что-то другое – вполне. Я уверен, что дружок твой к Славке ломанулся. – А к Славке – это куда?       Ванечка завис. Глубоко задумался, так, что лоб пересекли морщины, свел брови своим особенным способом, таким, только для серьезных раздумий. – В душе не ебу. В Африку куда-то? Или нет? Он говорил, но я так разозлился, что забыл. Как увидел, что он эфир запустил как раз после всех новостей, накатал ему гневное сообщение. А оно вот как, оказывается. Пидарасы. Пи-да-ра-сы.       А Рудбою полегчало окончательно. Он понял, что вот именно сейчас за Мирона не страшно. Пусть где-то в Африке, Азии, да хоть на Фарерских островах, он наберется вдохновения, разберется с самим собой, а, может, и не только с собой. Решит, что важно, а что стоит отложить на потом. Слава, конечно, ебанат тот еще. Но Ване хотелось верить, что сейчас это скорее плюс, чем минус.       Именно в этот момент из прихожей раздался оглушительный грохот. Фаллен, который только-только втянулся в поцелуй и прижался к Рудбою близко-близко, сквозь зубы простонал “Гришааа” и отстранился. Рудбой хохотнул. Правильно, нечего было даже заикаться о том, что на Гришеньку можно спорить. – План такой. – Ванечка, мигом раскрасневшийся, говорил Ване прямо в губы, а пальцами щекотно водил Рудбою по ребрам. Почему-то это заводило. Хотя как это “почему-то”? Это же Ванечка. Он и так всегда заводил. – Заказываем жрать. Отключаем телефоны. Долго и много трахаемся. А когда мы через недельку-другую выберемся из дома, все проблемы решатся сами собой. – Охуенный план. Мне он нравится больше, чем наш тот, первый. Намного. – Эй. Если бы не он, мы бы не сошлись! – Только ты не учел кое-что. – Как это? Я все учел. Забыл, кто у нас гений планирования? – Это ты забыл. Забыл, что у Гриши закончились вкусняшки. Нам нечем его занять.       Повисло неловкое молчание. Оба прекрасно знали, что, если Гришеньку не отвлечь чем-то вкусненьким, то хуй им будет, а не секс. Точнее – нихуя не будет. Зоомагазин, в котором они обычно заказывали, ночью, естественно не работал. Оставались, конечно, креветочки, за которые Гриша готов был продать не только Фаллена, но еще и всех его твиттерских подписчиков, но его любимый сорт тоже на дороге не валялся.       Наверное, кто-то там, в космосе или где-то еще, ну, тот кто-то, кто отвечает за порядок и справедливость в этом бренном мире, решил, что тревог и волнений с Вань на сегодня достаточно. Хотя, скорее всего, это решил сам Гриша: какое ему дело до чьих-то решений, вот еще.       Он зашел в комнату своей обычной царственной походкой, волоча что-то в зубах. Сначала Рудбой не понял. А потом заржал, громко и с удовольствием. Гришенька, вот же зараза, дошел до центра комнаты, так, чтобы его хорошо было видно в свете монитора, и красивенько уселся. Перед ним лежала его, Ванина, концертная маска. Провода с батареей, видимо, отвалились где-то по дороге, клыки не светились, но Гришу это, похоже, устраивало. Он посмотрел сначала на Фаллена, затем на Рудбоя, убедился, что все внимание сейчас приковано к его прекрасной персоне, и улегся. Прямо на маску. – Гриша! Ах ты негодяй! Ну-ка отдай! – Ванечка дернулся было, но Рудбой его придержал за талию. Остановил. – Пусть. – Он же ее испортит сейчас! Что значит “пусть”? – Не испортит. – Ваня был в этом уверен. В конце концов, давно пора было признать, что котик у них уникальный. Мало того, что умнее их обоих вместе взятых, да еще и в антикризисном менеджменте шарит только так, оказывается! – А испортит – да и похуй, новую сделаю. Вообще не проблема.       Конечно, поесть эти дурачки так и не заказали. И телефоны не отключили, но Гришенька, так и быть, запихнул оба аппарата глубоко между диванных подушек. Должны будут. Наверное, стоило устроить небольшую сцену, потребовать еды или хотя бы на ручки. После того-то, как Гриша несколько дней своих людей видел по паре часов в сутки, все в делах были. Но он решил, что все еще обязательно успеется. Тем более Гриша нашел себе занятие.       Провода, конечно, он откусил сразу – электричество опасно, это даже дураки самые знают, а Гриша не дурак, так что от них тут же избавился. Непонятную черную штуку нельзя было покатать как мячик или выгрызть ей глаз, как той страшной розовой мышке, которая считалась их семейной реликвией. Она не пахла едой, только пластмассой и немного вторым Ваней, но необъяснимо интриговала. Было в ней… что-то. Гриша свернулся поудобней, уложив мордочку прямо в нее, в эту штуковину, и удовлетворенно вздохнул. Почему-то ему было очень, очень хорошо. Несмотря на глупую возню его людей в соседней комнате и отсутствие креветочек в животе. Хорррошо.